Очень философская басня о том, как Фома и Ерема разборки между собой устраивали и чуть было не поссорились

Было это или не было, но в одной шустрой Вселенной, которая все то дробилась, то вновь воссоединялась и никак не могла понять, что же ей лучше, в муравейнике человеческом Учителя заводиться стали. Каждый свое Знание о муравейнике человеческом имел и дело свое доброе, Учительское, делал. Одна беда — учить других Муравьиных Знаний им хватало, а вот дружить между собой и помогать друг другу — уже, как правило, нет.

Вот завелся в одном небольшом муравейнике Учитель, муравей Фома, и пришло к нему Знание, да не простое, а особенное, на Знание других Учителей не похожее. Обрадовался муравей Фома и сказал себе: "Особенное — это значит лучше всех. А раз лучше всех, то знание мое Полное, Абсолютное и Совершенное, а Я — новый Спаситель. И не просто Мессия какой-нибудь, Спаситель Муравейника, а более: ведь Я замысел Вселенной разгадал, с Богом накоротке, так что никак я не меньше, чем Спаситель Всея Вселенной".

А самая главная Мечта его Муравьиная была в том, чтобы все муравьи без разбору слились в кучу Одну Единую, и чтобы в куче этой ни муравья отдельного разглядеть, ни разлепить ничего невозможно было. И настолько велико было восхищение его Прозрением Его, что даже названия Учению Своему придумать он не мог, потому что не могло слово одно маленькое вместить всего величия Увиденного Им.

Конечно, учиться он после этого не перестал, просто он перестал учиться у других Учителей, а начал учиться на Учениках своих — как бы в Знании его Полном и Совершенном и он, и они утвердились бы побыстрее и покрепче. Трудно было с учениками, ну да Фома трудностей не боялся, да и о тех, кто уходил от него, не жалел особенно, потому что не пристало Мессии об таких мелочах голову свою Великую утруждать.

Характер у него был непростой, кислоты муравьиной хватало, ну да придумал он, как и это к своему Учению приспособить. Как и другие славные Мессии, назвал он свое отношением к людям Любовью, но любовью Трудной. "Любовь моя — не сю-сю-сю, а Испытание Трудное". И учил он Любви, цапая всех приходящих к нему челюстями и поливая кислотой своей муравьиной, но, как Учитель Любви и Добра, душой при этом пребывал не как-то там, а всенепременно со всеми в Единстве.

А еще, поскольку он был муравьем грамотным, любил он языковую работу. Возьмет он, например, доброе слово "уважение", за которым стоит признание ценности, достоинства каждого человека, и вычленит в нем смысл "важность", ценность раздутую. А поскольку надутых и важных не любит никто, то Фома и предлагал теперь уважение к людям, как собаку дохлую, прочь отбросить и относиться попросту, без уважения, по-родственному. Легко сказать, да сделать непросто: как так сразу людям научиться неуважению? Но Фома ведь и Педагогом был хорошим и знал, что усваивается Слово не сказанное, а сделанное, поэтому стал он неуважение к людям на примере показывать. Да так успешно, что куча людей от него убежала, не выдержав его Любви Трудной. Покачал головой Фома: "Не готовы они еще к Учению Моему, не доросли. Но открыт я к ним, видит Бог Мой, и дальше я готов пинать любого, кто придет ко Мне за Учением моим Совершенным".

А рядом с Фомой, в другом муравейнике, жил муравей Ерема и тоже потихоньку учительствовал. Дело свое любил и знаний раздавал не жалеючи, так что учеников к нему приходило много, а уходило мало. Был он веселым, но если смеялся, то в основном над собой, а не над другими. С годами стал он славным и известным, но хватало ему чувства юмора, чтобы Мессией на надуваться.

Даже тогда, когда стал он Учителем Учителей, в славе своей окостеневать он не стал, а по-прежнему регулярно искал других Учителей и учился у них многому, причем с удовольствием. Правда, Учителей вокруг него всегда было много, да и он сам без работы никогда не сидел, поэтому каждый раз думать приходилось: заняться своим делом непосредственным или чему-то подучиться, а если подучиться, то у Учителя какого. Потому что называть себя Учителем горазды многие, а иногда и ошибочки выходят...

А случилось тут так, что ученики Фомы зашли в школу Еремы, и поучились там, и понравилось им там многое. Узнал про это Фома и удивился: "Как это так, разве может быть другой Учитель, кроме Учителя — Меня? Ибо известно Мне, что есть на свете только два Учения: одно Мое, а другое — ложное. Но будем любящи, как Я повелел вам, и давайте проверим учителя этого: если узнает он Меня и придет ко Мне, к Учению Моему, значит, умный он муравей, а если не признает сразу он Учения Моего, никакой не Учитель он, а фашист последний".

И начал тогда Фома внимание Еремы привлекать: ну, ногами его попинает, уколет, эпитетом хлестким приложит, грязью обрызгает. Заметил его Ерема, отряхнулся, задумался.

Помнил, однако, Ерема, что каждый на пути его Учителем ему быть может, и отвечал Фоме вниманием и слушанием, терпимостью и уважением. Не устроило это Фому: "Посмотрите, лицемер какой! — воскликнул он ученикам. — Бью-пинаю его, а он спокойствием и любовью мне отвечает! Видите, какой он не живой и механичный? И людей он этому, паразит такой, учит!" И продолжал пинаться дальше.

Подумал тогда Ерема и выдал ему реакцию эмоциональную, от сердца идущую, поскольку муравей он был продвинутый и сделать ему это было не трудно вовсе. Но и это Фому не устроило: "Вот видите, — сказал он ученикам своим, — не Учитель вовсе это, а муравей простой, ибо Учитель так от сердца реагировать не должен".

Не терял надежды Ерема, откладывал дела свои, встречался с учениками Фомы, Фоме послания свои, прямой речью сказанные, несколько раз передавал, но низко было Фоме отвечать на них. Ни на одно он не ответил, только продолжал беседовать о Ереме с учениками своими в третьем лице, рассказывая, какой же Ерема плохой, а он, Фома, хороший. И пинался далее.

А чтобы все это высокодуховно оформить, назвал Фома свое пинательство Еремы Испытанием его Гордыни: "Вот если Ерема поймет, что за этими Пинками стоит не обычная кислота муравьиная, а Мудрость Моя великая, и придет учиться у Меня, и припадет к ногам Моим, то выдержал он Испытание. Ибо Бог Мой наделил Меня Знанием полным, какого не было у смертных до Меня и не будет после Меня".

И длилась эта, не возвышающая обоих славных Учителей бодяга, простите — история, полгода и три месяца, и оба они, к сожалению, никак не могли достойно ее окончить. Одно утешает: Вселенная наша шустрая все это время жила, все крутилась и иногда поскрипывала, но, к счастью, все эти муравьиные разборки между Фомой и Еремой на тему "Чье же Учение Полнее и Совершеннее, а также будет ли кто из них у другого учиться?" ось ее никак не затрагивали. Похоже, что жить у нее получалось и без помощи муравья Фомы. Ну и слава Богу!

На Сказку сию потрачено времени драгоценного Еремы час целый. Ну да он об этом не жалеет и Фоме, как и ученикам Его, привет свой сердечный передает.

* * *

Уже вне всякой Басни отмечу, что Учитель Фома — человек, безусловно, честный. Что, вообще-то, среди Духовных Учителей не гарантировано. Далеко ходить не надо, у меня в Синтоне работает Великий Духовный Учитель, исповедующий куда как более свободные (на его взгляд — более веселые) нравственные принципы (заморочки), а еще точнее — освобождающий от них вовсе. Не буду скрывать, я с ним давно дружу и не могу сказать, что не уважаю. Свое отношение к нему я предлагаю вам сформировать самостоятельно, почему и даю ему Слово.

· Можете быть уверены, Слово его будет достойное.

А от меня — напутствие.

Имейте в виду, что вам сейчас предстоит встреча — Особенная. Я не являюсь шарлатаном высокой квалификации, а Саша Лебедев — профессионал.

· И в этом тоже.

Просим!!