Осознание и научение человека

Логический позитивизм и идея о том, что законы научения, которые можно от­крыть на примере крыс и голубей, будут применимы без какой-либо серьезной модификации ко всем остальным видам, включая человека, представляли собой фун­даментальные предположения бихевиористской формы бихевиорализма, сформу­лированного в 30-х гг. XX столетия. Бихевиорализм исходил из другого предполо­жения: сознание практически не имеет значения для объяснения поведения, в том числе и поведения людей. Моторная теория сознания и неореалистические теории сознания рассматривали сознание как эпифеномен, который в лучшем случае мо­жет сообщить о детерминантах сознания (и то не очень хорошо), но не играет ни­какой роли в определении поведения. X. Мюнстерберг, Дж. Дьюи и функционали­сты искали детерминанты поведения в окружающей среде и физиологических про­цессах, полагая, что сознание всего лишь «плавает» на поверхности мозга и тела, сообщая, что оно видит. В результате психология превратилась в исследование по­ведения, а не сознания, хотя к сознанию можно было обратиться, чтобы прокон­сультироваться, почему его носитель повел себя тем или иным образом. В рамках этой широкой схемы бихевиористы создавали свои исследовательские программы, прибегая к позитивизму для того, чтобы оправдать пренебрежение бихевиорали-стов к сознанию, и применяя строгое, экспериментальное исследование научения животных для того, чтобы найти ответ на основной вопрос бихевиорализма: что является причиной поведения?

В форме бихевиоризма каузальную важность сознания утверждала доктрина автоматического действия положительного стимула. Эту доктрину содержал закон эффекта Э. Л. Торндайка: вознаграждение автоматически устанавливает связь «стимул—реакция»; оно не ведет сознание к заключению, на базе которого проис­ходит действие. В 1961 г. автоматическое действие положительных стимулов упор­но и догматически постулировали Лео Постман и Джулиус Сассенрат: «Предпо­ложение о том, что модификации поведения должно предшествовать правильное понимание возможностей среды, является устаревшим и ненужным» (р. 136). Хотя субъект мог точно сообщать об этих возможностях, это лишь означало, что созна­ние наблюдает за причинами изменения поведения, а не то, что сознание само по себе выступает причиной изменения поведения.

Казалось, что некоторые эксперименты подтверждали такую точку зрения. Например, Дж. Гринспун (J. Greenspoon, 1955) интересовался недирективной пси­хотерапией, при которой терапевт на протяжении сеанса лишь периодически про­износит «угу». С точки зрения бихевиоризма, эту ситуацию можно анализировать как ситуацию научения. Пациент производит какие-то формы поведения, часть ко­торых получает подкрепление посредством это «угу». Следовательно, пациенту следует говорить о тех вещах, которые получают подкрепление, а не о других. Грин­спун перенес эту гипотезу в лабораторию. Субъектов приводили в экспериментальное помещение и побуждали произносить слова. Когда бы субъект ни назы­вал существительное множественного числа, экспериментатор говорил «угу». Через некоторое время начиналось торможение условного рефлекса; эксперимен­татор не говорил ничего. В конце сеанса субъекта просили объяснить, что проис­ходило. Только 10 из 75 человек смогли это сделать, и, что любопытно, Гринспун исключил их данные из анализа. Его результаты показали, что продукция суще­ствительных во множественном числе возрастала в процессе обучения, а затем уменьшалась в процессе торможения — в полном соответствии с предсказаниями оперантной теории, на фоне явного отсутствия осознания субъектами связи меж­ду существительными множественного числа и подкреплением. Эксперименты, сходные с опытами Гринспуна, выявили аналогичные результаты.

Но в 1960-х гг. многие исследователи разочаровались в бихевиоризме и, зачас­тую под воздействием Хомски, бросили вызов валидности «эффекта Гринспуна», или научению без осознания. Они настаивали на неадекватности метода Гринспу­на. Вопросы, касавшиеся осознания, были туманными, и их задавали только после торможения условного рефлекса, к тому времени, когда субъекты, осознавшие воз­можность подкрепления ответа, уже могли прийти к выводу, что они не правы. Воспроизведение процедур Гринспуна продемонстрировало, что многие субъекты высказывали технически неверные гипотезы, которые тем не менее вели к правиль­ным ответам. Например, субъект мог сказать «яблоки» и «груши» и получить под­крепление, после чего сделать вывод о том, что подкрепляются названия фруктов. Субъект продолжал бы произносить названия фруктов и получать вознаграждение, однако если бы субъект сообщил экспериментатору о своей гипотезе, его назвали бы «неосведомленным» (D. E. Dulany, 1968).

Те, кто сомневался в автоматическом действии положительных стимулов, про­водили многочисленные эксперименты, чтобы показать необходимость осознания при научении человека. Обширную исследовательскую программу провел Дон Э. Далэни (D. E. Dulany, 1968), который построил хитроумную аксиоматическую теорию о типах осознания и их воздействии на поведение. Его эксперименты, ка­залось бы, демонстрировали, что только субъекты, осознающие возможность под­крепления, могли научаться и что уверенность субъектов в своих гипотезах была связана с их явным поведением.

В 1966 г. область вербального поведения испытывала явный кризис, потребо­вавший созыва симпозиума. Организаторы этой встречи надеялись, что смогут собрать психологов из различных областей, чтобы разработать унифицированную теорию вербального поведения «стимул—реакция». Они собрали сторонников те­ории опосредования, например Говарда Кендлера, ученых, работавших в традиции вербального научения Эббингауза, коллег Ноама Хомски и таких мятежных мыс­лителей, как Дон Далэни. Вместо единодушия симпозиум продемонстрировал раз­ногласия и разочарование, от мягкого неудовольствия текущим состоянием вер­бального научения до официальных доказательств неадекватности теорий языка в парадигме «стимул—реакция». Комментарии редактора к сборнику материалов кон­ференции отразили растущее влияние Т. Куна, охарактеризовавшего бихевиоризм как парадигму в состоянии кризиса (Т. R. Dixon and D. С. Horton, 1968). В последнем предложении этой книги говорилось: «Очевидно, происходит революция».

ГЛАВА 10