Возрастные особенности преодолевающего поведения
Исследователи копинг–поведения считают связь между взрослением и совладанием (копингом) чрезвычайно непростой. Сегодня, к сожалению, науке неизвестно, насколько помогает и помогает ли вообще взросление лучше справляться со стрессом и жизненными трудностями.
В литературе существуют две равно принятые модели: ни одна из них не считается достаточно подтвержденной эмпирически. Согласно первой (Юнг, Эриксон, Гуттман), становление, развитие личности или индивидуализация делают копинг–поведение более успешным, совершенствуя его стратегии. Представители этой точки зрения рассматривают взросление как динамический процесс достижения большей дифференциации и интеграции Я. В развитии взрослого человека каждый следующий возраст предъявляет новые задачи, решая которые человек совершенствует и способность совладать, и понимание смысла своей жизни. Старость – это возраст свершений, когда, по крайней мере психологически и духовно, человек находится на вершине существования.
Э. Эриксон (1963) также рассматривал взросление и копинг как развитие в течение жизни. Однако в отличие от Юнга Эриксон подчеркивал, что индивидуальные различия во врожденных способностях вместе с социальными условиями глубоко влияют на результат жизни. И хотя Эриксон связывал взросление с усилением навыков совладания, для него взросление автоматически не приводило к позитивному росту как результату [4].
На основании ряда исследований Д. Гуттмана [4] индивиды склонны от активного копинга в ранней взрослости переходить к пассивному копингу и к форме «магического мастерства (овладения)» начиная с 50 лет. Эти перемены отражают как физическое старение, так и психический регресс и меньшую включенность во внешнюю жизнь. Гуттман предложил называть это явление «страна старых», имея в виду группу людей, которые относительно отстранены, сфокусированы внутрь себя, «живут в особом мире, не делясь его событиями даже со своими собственными сыновьями». Это вовсе не означает, что старые люди лишены хороших навыков совладающего поведения; на самом деле пассивный копинг и «магическое мастерство» могут прекрасно соответствовать обстоятельствам их жизни – физическим ограничениям, уменьшающимся социальным ресурсам и хроническим болезням [38].
Другая – феноменологическая, ситуационная модель, основанная на концепции, приуменьшающей роль внутрипсихических процессов, обычно не выделяет связанные с возрастом изменения в адаптации [33, 42, 44]. Копинг воспринимается как изменяющийся процесс, не обязательно относящийся к личностным чертам или устойчивым диспозициям. Более того, эффективность или зрелость попыток преодоления оценивают в контексте ситуации, в которой возникает стресс. Поэтому ни одну копинг–стратегию не называют «хорошей» или «зрелой»; ценность индивидуальных стратегий и усилий исследуют в контексте требований, ресурсов и всех особенностей ситуации. Возраст может влиять на оценку ситуации и, таким образом, на выбор копинг–стратегий, но взросление не считается главной детерминантой адаптивного поведения или эффективности преодоления.
По контрасту с эго–аналитическими интерпретациями копинга, Лазарус и его сотрудники [33, 42, 44] предлагают ситуационное объяснение адаптации к стрессу. В их модели копинг понимается как то, что человек думает и делает для того, чтобы справиться с требованиями стрессовой ситуации, при этом не делается попыток вмешиваться в бессознательные процессы. Копинг воспринимается как изменяющийся процесс, не обязательно относящийся к личностным чертам или устойчивым диспозициям. Более того, эффективность или зрелость совладающих попыток оцениваются в контексте ситуации, в которой возникает стресс. В течение жизни людям приходится использовать широкий спектр как проблемно–ориентированных, так и эмоционально–ориентированных копинг–стратегий, чтобы адаптироваться к изменяющимся стрессорам.
В результате экспериментальных исследований Фолкман и Лазарус установили, что люди старшего возраста чаще полагаются на когнитивный подход (оценку) и избегание неприятной ситуации (бегство, дистанцирование) при преодолении стресса и реже используют поведенческий подход (например, поиск социальной поддержки, решение проблемы); они меньше рассчитывают на враждебную реакцию и реже высказывают разочарование в других людях. Мужчины более старшего возраста при развитии напряженной ситуации, скорее всего, готовы отказаться от своих планов, чем уйти из ситуации, тогда как мужчины среднего возраста поступают наоборот – они проявляют способность сдерживать свои отрицательные эмоции и стремятся, таким образом, разрешить конфликт, мужчины старшего возраста больше сосредоточивают внимание на своем здоровье, а мужчины среднего возраста – на рабочих проблемах [44].
Другой вариант ситуационного подхода предложил Маккре. В крупном эмпирическом исследовании он пришел к интересным выводам: копинг мало меняется в течение жизни, на разных этапах взросления. Те индивиды, кто компетентен в совладании со стрессами в повседневной жизни к 30 годам, скорее всего, будут компетентны в использовании копинг–стратегий при встрече с превратностями судьбы и в старости. И наоборот: люди, демонстрирующие дефицит копинг–умений в ранней взрослости, вероятнее всего, останутся неадекватными в течение всей жизни, если не произойдет каких–либо вмешательств [46].
Таким образом, согласно первой концепции (Юнг, Эриксон, Гуттман), становление, развитие личности или индивидуация делают копинг–поведение более успешным, совершенствуя его стратегии. Другая – феноменологическая, ситуационная модель (Лазарус, Фолкман, Маккре) – показывает, что не бывает «хороших, зрелых» или «плохих, незрелых» копинг–стратегий. Оценка конструктивности копинг–стратегий должна происходить исходя из контекста и требований стрессовой ситуации. Возраст может влиять на оценку стресса личностью и выбор копинг–стратегии, но взросление не является главной детерминантой адаптивного поведения и эффективного совладания со стрессом. Методология исследования копинг–поведения в рамках первой модели считает продуктивным сравнивать группы испытуемых, принадлежащих разным поколениям, обсуждая влияние так называемого эффекта когорты. Индивиды, принадлежащие к одной возрастной группе (когорте), имеют много общих черт вследствие воспитания в одном и том же социокультурном пространстве, переживания одних и тех же трудностей, влияющих на их эмоциональные и физические ресурсы. Согласно «эффекту когорты», представители разных поколений должны выбирать разные стратегии совладания.
Авторы подробного обзора тринадцати самых известных срезовых и двух крупных лонгитюдных исследований возрастных изменений копинга с 1970–х по 1990–е гг. Страк и Фейфел пришли к следующим выводам [38]: возрастные различия в совладающем поведении у людей молодого, среднего и пожилого возраста в ситуациях повседневных жизненных трудностей и жизненных событий все–таки существуют. В большинстве этих исследований обнаружены различия разного уровня, но сила и направление связей между возрастом и копинг–стратегиями не до конца ясны из–за различий в выборках, инструментах измерения, используемых авторами, и в самих стрессовых ситуациях. Так, увеличение использования проблемно–ориентированного копинга некоторые авторы считают положительно связанным с возрастом, а другие отрицают такую связь. Тем не менее люди всех возрастов используют разнообразные стратегии для совладания со стрессом и многие предпочитают решение проблемы всем другим тактикам.
Лонгитюдные исследования считаются единственной возможностью преодоления «эффекта когорты». Вайллант рассматривал три возраста в связи с адаптацией и копингом: юность (менее 20 лет), раннюю взрослость (20–35 лет) и средний возраст (старше 35 лет) [52]. Он описал явное увеличение использования зрелых защитных и копинг–механизмов и уменьшение незрелых от юности к средней взрослости. Его идея о том, что процессы созревания стабилизируются во взрослости, подтверждается большой разницей между копинг–стратегиями юношей по сравнению с молодыми взрослыми. Различия между молодыми взрослыми и средним возрастом не такие явные.
Упоминаемый выше Маккре [46] использовал опросник Р. Лазаруса («WCQ: Ways of Coping Questionnaires») в семилетнем лонгитюде с испытуемыми 20–93 лет. Сравнение срезов показало наличие умеренных возрастных и когортных различий в использовании ряда копинг–стратегий. Например, пожилые люди реже выражали чувства, уходили в мир фантазий, позитивно мыслили и враждебнее реагировали, чем молодые люди. Этот лонгитюд не обнаружил значимых, связанных с возрастом испытуемых различий в использовании копинг–стратегий. Ретестирование через семь лет показало удивительную стабильность в выборе некоторых стратегий, например копинг–стратегий «бегство–избегание» (r = 0,33–0,55) и «выражение чувств» (r = 0,390,43). Автор заключает, что взросление (старение) имеет небольшое влияние на выбор испытуемыми копинг–стратегий. Трудно сравнивать результаты таких разных исследований. Но можно говорить о некоторой стабильности в использовании основных копинг–механизмов и о том, что возрастные изменения в адаптивном поведении могут продолжаться всю жизнь (на протяжении всего взросления–старения), но происходят медленно и постепенно.