Проблема изначального состояния сознания

Проблема «изначального» состояния является стержневой не только для философии, истории, психологии, этнографии, герме­невтики и других многочисленных наук. Она основная во всех ре­лигиозно-теологических и духовных традициях.

Вопрос о первичности всегда был камнем преткновения для реф­лексивного ума.

Мы не претендуем на новое раскрытие проблемы, но достаточ­но большой опыт применения измененных состояний сознания, духовных психопрактик в своей внутренней работе, а также ог­ромное количество экспериментов с участниками групп личност­ного роста позволяют нам рассмотреть проблемное поле с новых точек зрения.

Тексты, описывающие «изначальное» состояние, являются не­достоверными источниками. Это продукты уже расчлененного, раз­дробленного, бинарного окультуренного сознания. Сознания, ко­торое уже имеет в своем содержании конфликты, проблемные си­туации, противоречия. Сознания, которое не способно рефлексировать вне дифференциации, бинарных смыслов в эти­ке, эстетике, морали, вне оценок состояний и поведения.

«Изначальное» состояние является проекцией желаемого, мечтой о возврате, проявлением жажды гармоничного, счастли­вого, безопасного, растворенного в Боге существования. Проеци­рующий и жаждущий уже изгнан из рая и находится внутри доб­ра и зла.

Кто в «раю», кто существует в изначальном, целостном состоя­нии, — не описывает, не представляет, не жаждет.

Жаждущий каждый раз сталкивается с безмолвием «изначаль­ного», как одинокий вопиющий в горах Заратустра слышал толь­ко свое эхо.

В каждый раз человек встречает этот краеугольный камень эпи­стемологии, и каждый раз мы встречаем только жалкие потуги что-то нарисовать или написать на нем («Здесь был Вася» или «Здесь был Платон» — нет разницы между авторами). Тем более — пишет каждый, рожденный и осознающий, даже не умеющий писать, так как никто не может обойти этот камень на пути жизни.

Проблема бытия «никем» является онтологической проблемой человеческого существования, экзистенциальным стержнем бы­тия рефлексирующего сознания.

Попробуем произвести небольшое путешествие внутрь «кам­ня». Мы честно признаем, что наше восприятие и структурирова­ние этого пространства является больше интуитивной догадкой или опытом трансперсональных путешествий. Строго научных в пози­тивистском, материалистическом понимании методов исследова­ния и эксперимента, по нашему мнению, для такого объекта, како­вым является «изначальное» состояние, не существует.

Рассматривая состояние «никто», мы предполагаем, что в нем нет расчлененности на субьектно-объектные отношения, что это некий предперсональный уровень сознания.

Что это означает?

а) погруженность индивидуальной психики в реальность при­
роды, космоса, человеческих взаимоотношений,

б) нерасчлененность потока времени, вневременность суще­
ствования индивидуальной психики.

Можем ли мы обнаружить какой-то этап в эволюции человече­ства, который отображает качество погруженности психики в из­начальное состояние?

Мы предполагаем, что именно этим качеством обладала психи­ка при первобытнообщинном строе (в соответствии с гипотетичес­кой классификацией Ф.Энгельса). Обозначать этот способ суще­ствования экономической формацией или общественным строем вряд ли имеет смысл, так как они проявляют больше нашу потреб­ность организовать предысторию человеческой культуры в соот­ветствии с нашим способом мышления/Этот феномен сознания хорошо прослеживается на примере имени. В архаичных культу­рах, сохранившихся до современности (знаменитые исследования Леви —Брюль и пр.), человек не говорил «Я», а называл себя по данному имени (не «Я пришел», а «Белый орел пришел»). Очевид­но, что на данном уровне развития сознания не может быть экзис­тенциальных проблем и вытекающих из них кризисов (если я есть часть рода, как палец есть часть тела, то моя конечность не есть конечность всего рода, как потеря пальца не есть смерть всего тела).

Быть «никем» для представителя первобытного стада охотни­ков является буквальным фактом:

а) носителем персоны было племя, а не индивид. Индивид ниче­го не имел своего. Все принадлежало племени. Самое главное — индивид не вычленял себя из племени, не был личностью, индиви­дуальностью в современном психологическом понимании. Его жизнь отождествлена с жизнью и с сезонно биоритмической ак-

тивностью племени. Племя представляло собой единый организм. Индивид был частью этого организма, ее функционально-тополо­гическим элементом. Так же, как рука или нога, или сердце не вы­живает отдельно от организма, так и индивид был обречен на гибель вне племени. В некотором смысле тело индивида идентифициро­вано с телом и жизнедеятельностью племени. Любая биологичес­ки важная активность была вплетена в активность племени, и ин­дивид не представлял своей отдельности. Более того, воля индиви­да была подчинена общей воле племени. Даже выражение таких интенционально и жизненно важных сил, как воля к жизни и воля к власти в (форме доминирования) необходимо было вплетено во внутреннюю организацию общности.

б) индивид был погружен в живую, одухотворенную природу.
В философии и исторической психологии такая особенность иден­
тификации психического называется анимизм. Мир, окружающий
индивида, был не просто одухотворен в каком-то всеобщем онтоло­
гическом смысле: каждая живая и неживая форма была взаимо­
связана с существованием человека. Он был един с природой. Он
был живой частью живой природы и живого космоса. Он был пре­
дельно зависим от капризов этого одухотворенного пространства.
Облака, солнце, небо, пролетающие птицы, звери лесные, деревья,
овраги, камни на холме и сам холм... все они были частицами его
жизни. Для него они имели не предметный характер, они состав­
ляли живую одухотворенную ткань его жизни.

в) существование вне линейного времени. Для первобытного
человека время является иллюзией, он существует «в полноте вре­
мени», можно даже сказать в вечности. Нам хочется отметить фак-
туальность восприятия индивида в «изначальном» состоянии —
возможность существования всех событий как происходящих од­
новременно. В этом смысле человек в «изначальном» состоянии
может пониматься как существующий всегда.

Мы можем предположить, что наша тяга к «вечной жизни» под­питывается существующей в настоящем архаической памятью вне­временного существования. Мы легко можем представить есте­ственный ритм ночи и дня, тепла и холода, небо, облака и изменяю­щуюся погоду, бесконечное чередование приливов и отливов, сна, покоя и активности поиска, течение потоков, сменяющие друг дру­га времена года, бесконечность существ и организмов, живущих в море, населяющих землю, летающих в воздухе — все сущее вмес­те в сплетении сложных, неуловимых, невидимых, беспристраст­ных сил природы... Все они создают вместе единую, искусную, раз­вивающуюся биосферу, сливающуюся в геологические и клима-

тические эры вечного за пределами периода жизни любого инди­видуального организма.

в) моральная индифферентность. Психическое было погруже­но за пределы добра и зла. В такой реальности даже болезнь, ста­рость и смерть теряют свое «зловещее» качество. Ритм рождения и смерти, драма хищника и жертвы, страдания индивидуальных существ, даже вымирание целых родов и племен — все является стихийным и естественным, абсолютно невинным, ибо все это пол­ностью бессознательно и поэтому не способно ни на преднамерен­ность, ни на раскаяние.

Все эти качества в их единстве являются описанием метафо­рического «сада Эдема». Одновременно это является описанием «изначального» состояния человеческой психики. Так четыре ка­чества структурно определяют психобиологические условия, дав­шие, как говорит современная наука, начало развитию челове­ческого сознания.

Сейчас остро стоит вопрос: можем ли мы восстановить утрачен­ную целостность — согласовать ситуацию экспоненциального взры­ва со всем неосознаваемым опытом (заданным культурой прошло­го), который человек несет в себе. Тем более что современные ис­следования сознания поставляют многочисленные свидетельства, поддерживающие мировоззрение великих древних традиций. И мы думаем, что все-таки имеет смысл внимательно отнестись к древ­ней традиции и попытаться использовать зафиксированную в ней информацию для более глубокого понимания природы сознания че­ловека, его эволюции.

Разрыв реальности - шаманские традиции

Все духовные традиции, которые мы будем рассматривать, на мой взгляд, не являются ни ошибочными, ни примитивными, ни глупыми.

Они выполняли важнейшие функции для человеческой жизни:

— во-первых, они давали онтологическую определенность, чет­кое и однозначное понимание сущности мира и места в нем;

— во-вторых, они задавали карту реальности, а также правиль­ные способы взаимодействия с ней;

— в-третьих, они имели экзистенциальное и морально-этичес­кое содержание, четкие представления о добре и зле и задавали четкую оценку человеческому поступку;

— в-четвертых, они задавали четкий ритуализированный ритм главных событий жизни от рождения до смерти, да и саму смерть наполняли смыслом перехода;

— в-пятых, они несли интегративную и психотерапевтическую
функции — в любой самой страшной жизненной ситуации чело­
век был инструментирован знанием того, что происходит (может
быть фантастическим, но уверенным и достоверным для человека)
и методом, что нужно делать.

Шаманизм насчитывает, согласно археологическим исследова­ниям наскальных рисунков и мест древних захоронений, около 40000 лет. Пещерная живопись доказывает, что пещеры использо­вались для магических, ритуальных целей. В некоторых случаях исследователям приходилось в течение нескольких часов ползти в глубь пещеры, чтобы достичь места, где можно было найти карти­ны и соответствующие предметы для ритуалов. Возможно, что оди­ночество внутри этих пещер было техникой инициации, использо­вавшейся для исследования внутренних областей человеческого существа. Отметки на рогах оленя и костях показывают, что уже 30000 лет назад люди вели подсчет фаз луны, и позволяют гово­рить, что пещерные ритуалы и другие культурные практики имели сезонную или периодическую направленность [56, 68, 73, 85, 135, 142, 209, 247].

Шаманская культура, пещерная живопись являются наиболее ярким проявлением верхнего палеолита (от 35 до 10 тыс. лет назад). Существует следующий перечень археологических культур верх­него палеолита:

— ориньяк (30—19 тыс. лет тому назад),

— солютре (18 — 15 тыс. лет тому назад),

— мадлен (14 — 10 тыс. лет тому назад) (Шкуратов В.А.,1994).
Мы предполагаем, что верхний палеолит является последним

этапом целостности человеческой психики, временем, когда пси­хическая реальность индивида сохраняло качество бытия «никем».

В силу того, что шаманизм является достаточно значимым соци­альным и психологическим явлением даже в настоящее время, когда субъектно-объектные отношения являются достоверной реально­стью функционирования личности в социуме, имеет смысл оста­новиться на этом явлении достаточно подробно.

С одной стороны, автор этих строк предпринимал многократ­ные попытки «шаманских путешествий». Мы взяли в кавычки ша­манские путешествия, так как считаем, что современному челове­ку чрезвычайно трудно погрузиться в «изначальное» состояние. Он идентифицирован с Эго и это создает огромную помеху в про­никновении в мир «никто», в целостное мировосприятие шамана.

Шаманы были первыми профессионалами в работе с людьми. Во многих смыслах они являлись первыми психотерапевтами. Им же принадлежит пальма первенства в социальной работе в кон-

тексте помощи людям (соплеменникам) в кризисных состояниях. Они являлись посредниками между внутренней жизнью племени и внешними занятиями. Они руководили всеми «обрядами- пере­хода», такими как рождения, инициации при достижении половой зрелости, свадьбы и смерти, а также всеми «ритуалами силы», ко­торые являлись попытками усилить потенциал племени мощными природными силами в период таких кризисов, как голод, буря и эпидемия [76].

Роль шамана варьируется от культуры к культуре в зависимос­ти от различных обстоятельств. В некоторых культурах шаманская идеология, техники и ритуалы преобладают в социальном взаимо­действии, в других — оказывают второстепенное влияние.

По сути, сила шамана лежит в овладении экстатическими тех­никами с использованием сновидений и трансовых состояний. Экстаз в своем первоначальном смысле означал альтернативное состояние сознания при осознании единственной эмоции — вос­торга. Шаман также в совершенстве владел традиционной мифо­логией, генеалогией, системой верований и тайным языком пле­мени, целительскими методами. Молодые люди, призванные стать шаманами, привлекали внимание своей любовью к одиночеству, желанием бродить по лесу по недоступным местам, видениями и спонтанным созданием песен. Иногда они входили в состояния, подобные трансу, теряя при этом сознание. Люди племени относи­лись к этим состояниям с большим благоговением, поскольку ве­рили, что духи увлекли душу шамана в место, где они его обучают, иногда это мог быть предок шамана, передающий ему тайны про­фессии.

В некоторых культурах поведение будущего шамана описыва­ется словами, которые, кажется, говорят о психопатологии. Это со­ответствует истине, потому что этим людям необходимо вылечить самих себя, чтобы стать шаманами. Часто кризисное состояние, граничащее с безумием, провоцируется в будущих шаманах вне­запным объявлением перед лицом других членов племени об из­брании их духами для этой профессии. В других случаях это ини­циирующее заболевание вызывается снадобьями, постом и други­ми формами аскетизма. Несмотря на любые значения ритуалов, во всех обрядах инициации воспроизводится символический паттерн смерти и возрождения [30, 58, 135, 143].

И только после такого очищающего опыта шаман обретал ша­манскую целительную силу. Тогда они получают новую плоть, и духи обучают их магическому искусству. Они видят богов на небе­сах; они учатся находить души больных, что заблудились или были' похищены демонами. Они учатся тому, как помочь душе умершего

найти новое место жительства; и они приобретают новые знания, регулярно общаясь с высшими существами.

Говорится, что шаманы умирают и возрождаются к жизни мно­жество раз. Они знают, как сориентироваться в неизвестных обла­стях, в которые они попадают во время экстаза. Они учатся иссле­довать новые уровни существования, которые открываются им в их опыте [13].

Антропологам хорошо известно, что похожие шаманские системы существуют в Тьерра дель Фуэго, в верхней части Южной Америки, в Лапландии (Северная Европа), Сибири и Южной Африке. У австра­лийских аборигенов, отделенных от всего человечества в течение трид­цати или сорока тысяч лет, система в основе своей такая же.

Существуют доказательства того, что шаманы владели подроб­ными знаниями об использовании многих снадобий, вызывающих альтернативные состояния сознания. Религиозная литература Ин­дии указывает на использование в древности мифического или по крайней мере не открытого еще психоделика, называемого сомой, который позволял войти в контакт с внутренними силами природы. Примитивные племена Центральной и Южной Америки известны своим использованием в ритуальных целях таких снадобий, как йядж, пейотль и многих других, вызывающих экстатические пере­живания. Иногда экстаз вызывался ритмом барабанов и танцами, длящимися всю ночь.

Есть также причины верить, что древние шаманы занимались практиками, которые можно обозначить как прототипы современ­ных систем йоги и медитации.

Общим утверждением является то, что, находясь в альтерна­тивных состояниях сознания, шаман мог диагностировать болезнь, видеть будущее, видеть предметы, находящиеся на большом рас­стоянии от него, идти по горячим углям и говорить с духами умер­ших. Сообщения этого типа можно встретить во всех воспомина­ниях исследователей и ученых.

При всем кажущемся примитивизме шаманской культуры мы должны признать тот факт, что именно они закладывали базовый паттерн разрыва реальности. Именно шаманской культуре при­надлежит одновременное существование в хилотропной и холот­ропной реальности, в реальности жизни примитивного племени со всеми ее бедами и заботами и в реальности духов, экстатичес­ких эмоциональных состояний, видений. Именно в шаманском прасознании возникла вторичная отраженная реальность, реаль­ность идеальных образов, символов.

При этом вторичная отраженная реальность являлась не менее фактуальной, чем первичная. Нарисованный в пещере бизон или

медведь были настолько же реальны, насколько бизон или медведь в лесу. Запредельная реальность духов умерших не менее реалис­тична, чем жизнь соплеменников. Нам кажется, что была целая эпо­ха, когда две реальности были абсолютно равнозначны и расшире­ние, разрыв реальности в шаманском мышлении на два пласта (сей­час принято их называть идеальный и материальный) — необходимый шаг в эволюции человеческого самосознания. «Иде­альное есть не что иное, как материальное, пересаженное в челове­ческую голову и преобразованное в ней» (К.Маркс). Нам очень хо­телось бы отметить, что это «пересаживание» происходило не в про­стой голове, а в процессе разрыва реальности в «сумасшедшей» шаманской голове. Сумасшедшей вне сомнений, так как адекват­ность шаманского миросозерцания и сейчас подвергается сомне­нию. Сила и интенция шаманской культуры к воспроизводству иде­альной реальности была предельно героической.

Обряды посвящения, характерные для сибирского и централь­но-азиатского шаманизма, включают в себя ритуальную последо­вательность. Сибирские шаманы утверждают, что во время ритуа­ла они «умирают» и лежат бездыханными в течение трех или семи дней в чуме или другом изолированном месте. При этом возника­ют истые галлюцинации того, что тело разрывают на части демоны или духи предков, оголяются кости, очищаясь от плоти, уходят воды, глаза выходят из глазниц...

Многие выдающиеся фигуры в духовной истории человечества от шаманов до святых мудрецов и основателей великих религий, таких как Будда, Иисус, Мохамед, Рамакришна, Бодхидхарма, Св. Антоний, Св. Тереза, Св. Иоанн Креститель и другие, все они пере­жили сильные фантастические состояния, которые инициирова­ли и катализировали их духовное развитие. Во многих фрагментах из Вед, Упанишад, Палийского канона в буддизме, древних книг мертвых, текстов из Христианской мистики и других духовных свя­щенных писаниях мы можем прочитать описания переживаний альтернативных состояний сознания.

Вышеупомянутые примеры показывают, что духовное откры­тие обычно вызывает мощное необычное состояние сознания, час­то с ярко выраженными чертами архаической матрицы смерти-возрождения, которые, конечно, могут быть, а могут и не быть со­провождаемы хорошей интеграцией и стабилизацией на новом эволюционном уровне. Действительно возможен факт, когда чело­век имеет сильные мистические переживания, которые не имеют результатов в духовной эволюции. К великому сожалению, мы та­кие случаи очень часто встречаем в своей приватной практике. С другой стороны вызывает сомнения тот факт духовного разви-

тия, которое происходит без сильного переживания необычных со­стояний сознания. Продолжая аналогию с сумасшествием шамана, можно предположить, что духовная эволюция в некотором смысле является движением за пределы нормы человеческого сознания.

Если мы правильно поймем природу изначального состояния, то нам не покажется удивительным, что опыт соприкосновения с ним представляет собой важный механизм духовного открытия и духовной эволюции. Кроме обширных доказательств из совре­менных исследований сознания, которыми достаточно интенсив­но занимается автор этих строк, вышеуказанная идея может быть продемонстрирована многими примерами из духовной истории человечества. Опыты психодуховной смерти и возрождения или «второго рождения», которые близко связаны со спонтанными переживаниями биологического рождения, являются неотъемле­мыми в ритуальной и духовной жизни многих культур. Они игра­ют важную роль не только в шаманизме, первобытных ритуалах перехода и в древнейших таинствах смерти и возрождения, но и в христианстве (в этом смысле показателен разговор между Иису­сом и Никадимом о важности второго рождения «из воды и духа»), в индуизме (становление архатом или дважды рожденным) и в других великих религиозно-этических и философских системах. Многие духовные тексты демонстрируют сходство между мисти­ческими состояниями и детским (изначальным) восприятием мира («Будьте подобны детям, дабы войти в царствие Божье»),

Более того, — во многих картинах духовного развития возвра­щение к более ранним стадиям эволюции является абсолютно не­обходимым. Наиболее показательны в этом отношении концеп­ции реинкарнации и кармы. Концепция реинкарнации и кармы представляет собой краеугольный камень в зороастризме, дао­сизме, в раннем христианстве, буддизме, индуизме, джайнизме, сикхизме. Вера в предыдущие жизни является общечеловечес­ким культурным феноменом. Формы этой веры можно найти в исторически, географически и культурно различных группах: у неоплатоников и гностиков, у различных африканских племен, в Полинезии, в Бразилии, у американских индейцев, в доколумбов-ских культурах.

В некотором смысле «шаманская болезнь» и «шаманский эк­стаз» со спонтанными визуальными видениями симптоматичны. Они так же, как элевсинские таинства смерти и возрождения, про­водившиеся в Древней Греции в течении более чем двух тысяч лет, а также другие мистерии религий в средневековой эпохе были признаками неизлечимой болезни псюхе — тоски по изначально­му состоянию.

Паттерн смерти шамана символичен. Именно когда умирает простой человек, с ним вместе умирает первичная нерасчленен­ность психической реальности. Когда рождается шаман, умирает целостность и возрождается бинарность человеческого сознания, человеческого существования.

Ненасытный взор

Во всех мировых религиях этот разрыв реальности определяют как «отделение от Бога», «первородный грех знания». «Вкусить от древа знания» является онтологическим шагом из изначального состояния, из состояния «никто». В метафорическом смысле «от­деление от Бога» может рассматриваться как модель отделения индивидуального человеческого сознания от широкой коллектив­ной бессознательности естественного мира. И когда человек ста­новится «кем-то», когда он идентифицирован с качеством индиви­дуального самоосознания, в этот момент он отлучается от Бога. В этот момент он изгоняется из сада Эдема, ибо обладающий зна­нием уже там не живет, и жить не может.

Там, где есть «со-знание», отделенное знание, там, где есть «Я», уже нет естественного порядка, ритма, силы, нежности, красоты, единства природного мира.

Там, где есть сознание, появляется желание совершенства (не так важно в чем — в вещах, в идеях, условиях жизни) — это поиск утраченного рая. Каждый человек на уровне клеточной памяти име­ет опыт изначального состояния. В теле, которое существует уже миллионы лет на этой земле. Это больше, чем ваше сознание, чем ваше Эго, чем вы.

И хотя ваше сознание не помнит изначального состояния, но бессознательно вы продолжаете стремиться к нему. И каждый пытается любым способом вновь достичь сада Эдема.

Желание изначального состояния, состояния «никто», всегда остается с вами, оно никогда не удовлетворяется.

Десять лет назад я организовал тренинг «Танец Духа» в Тункин-ской долине, в святых буддийских местах Бурятии. В один из дней я предложил себе и участникам тренинга прожить в течение 14 часов в молчании и в какой-то из буддийских медитаций типа сатьяпатха-ны или анапаны сатьи йоги. Это было в местности семи источников и там было множество мест паломничества буддистов. Для себя я выбрал место для медитации в середине горной реки (местность была в предгорьях Саян). Это был огромный валун. Объектом меди­тации я выбрал поток реки. В течение первых двух часов я никак не

мог ужиться на этом камне и прогуливался то вверх, то вниз. Затем угнездился. Но мое Эго никак не могло понять смысла созерцания потока воды. Я все время отвлекался. Даже постирал все. Наконец ничего не осталось делать. Промелькнула мысль, что можно что-нибудь вырезать из дерева: со мной был хороший нож. Но мысль просто промелькнула. Я уже созрел для медитации. В течение трех часов я сидел и смотрел. На реку. Возникало огромное количество мыслей. Сперва они были содержательны и переживались как не­что важное. Затем их стало все меньше и меньше. Они были обры­вочны, смутны. Затем я впал в какой-то туман. Не было мыслей, но были попытки думать. Затем не было попыток. Я ускользал в транс. Возникали новые цвета. Возникало ощущение, что я один на земле, и никого нет, и уже никого не будет. И река, и валуны, и лес на берегу, и горы казались как будто другими, нереальными. Они жили в другом свете. Когда я проникал в зеркало воды, станови­лось невозможно. Я начинал терять сознание. Я терял сознание. В первый раз, когда это случилось, я долго окунался в ледяную воду, мне хотелось придти в себя, в свое привычное состояние. Когда я уходил в последний раз, я лежал на валуне и было ощущение, что я всем своим телом не просто прилип к нему, но что валун проглотит меня, что меня не станет и все кончится совсем, навсегда. Во мне было ясное понимание, что если я не уйду из этого места сейчас, то я никогда не уйду.

Через двадцать минут, когда я уже шел по лесу, была тоска. Я понял, что возврата нет. Я понял, что не превозмочь. Тропа зак­рыта. Есть зазор в реальностях моей психики и изначальным со­стоянием, моим сознанием и природным естеством. Мое Эго было готово убить себя. Но оно было не готово раствориться в «никто».

И именно во время этого путешествия мне стало понятно, что человек всегда отличался от других живых своим бессознатель­ным стремлением к совершенству, к раю. Но все время есть зазор.

Каждый человек представляет, что все могло быть лучше, со­вершеннее. Он продолжает представлять лучшие дни, лучшие воз­можности, лучшие условия своего существования. Он все время цепляется за эти лучшие возможности.

Именно в этот момент мне стало до глубины души жалко всех людей. Они жаждут. А ведь разрушение желания есть великое ос­вобождение, потому что только тогда человек сможет жить в мо­менте.

Именно в этот момент мне стало жалко себя до слез. Мне в этот момент не был доступен предел, я не мог уйти от желания стать более совершенным.

Почти в любой религиозной, философской, этической, мифоло­гической системах существует метафора рая как места и состоя­ния внутренней гармонии человека, когда он соединяется с Б.огом, зрит «видение, дарующее блаженство».

Каждый знает, что после грехопадения Адама и Евы у врат сада Эдема стоит на страже херувим с огненным мечом (Быт., 3:24), и вечна тоска человека по восстановлению утерянного единства с Богом, по внутренней целостности — чтобы все в жизни было гар­монично.

Но есть истекающая от престола Бога «река воды жизни» и растущее «по ту и другую сторону реки» древо Жизни (Апок., 22:1-2).

И вытекают воды из сада Эдема, таинственно подмешиваются к водам земли, подслащивая их горечь.

И чудесные плоды сада Эдема приходят на землю для исцеле­ния и утешения людей.

Чувства и знания приходят к человеку и человечеству, напоми­ная о вечной тоске по бытию «никем», по изначальному.

Во все времена к людям приходили безумные, помнящие роди­ну (изначальное состояние), которые находили для других «пло­ды» и «воды» внутри них.

Бывали самые удачливые из них, которые давали людям воз­можность осуществить сказочное путешествие в сад Эдема.

Я их называю безумными, так как ум всегда ограничен и не цело­стен.

Куда бы я ни направил свое осознание, куда бы вы ни направи­ли свое осознание, всегда натыкаешься на границу неполноцен­ности знания и чувство, что есть нечто большее.

И что остается?

Остается вечный возврат в изначальное.

Когда начинаешь понимать, что все, что тебя окружает — быст­ротечно, хрупко, сокрушимо.

Когда начинаешь понимать, что все, что ты имеешь, подверже­но тлену, и нет ничего постоянного.

Когда начинаешь понимать, что ты и все, что ты представляешь из себя — пыль во Вселенной и даже меньше, и жизнь твоя короче мгновения.

Именно в этот момент Я, Ты, Другие поворачивают свой нена­сытный взор в сторону Вечности, Бога, Изначального.

Не все поворачивают.

Но книга эта пишется не для всех.

Духовный путь в традициях

В философии и психологии истина «Сущность предшествует существованию» является чрезвычайно распространенной. Вро­де, какой выбор у человека может быть? Все время человеком иг­рает случай и непредвиденность.

Странным образом когда-то мы превращаемся в живой целост­ный организм.

Чтобы зачато было наше тело, нужно, чтобы сплелись в единое миллиарды случайностей.

Мы еще не родились, а уже зависим от жизни матери, отца, се­мьи, малых и больших социальных общностей.

Мы еще не родились, а уже каркас нашей обусловленности го­тов. Уже оформлены ценности, ориентиры, интересы, возможные чувства и эмоции, отношения, идеи.

Мы еще не вдохнули воздуха, а дух эпохи вовсю пульсирует. Мы еще не имеем ни одной формы, ни одной матрицы опыта, но уже готовы сами формы и способы их передачи и сами передатчики. Мы еще не родились, а груди общества уже набухли от молока опыта. И если человек становится человеком, то он вкусит молока социума. Некоторые люди по ошибке называют это молоко соком жизни.

Часто это яд для многих. И эти многие, печальные изгои, затем всю жизнь брызжут ядом зависти, ненависти, сплетен, отравляя здоровых. Но не они тема нашей книги.

Прямо сейчас хочется остановиться на духовных традициях, из­ложенных Великими Учителями. В основном им приписывают бо­жественное происхождение. Наверное поэтому им доверяется сама возможность передачи опыта целостности, изначального со­стояния. Любой Учитель является мостом между божественным и человеческим, духовным и профаническим, целостным и раздроб­ленным.

Мне хочется изложить некоторые представления о пути и пло­дах пути в духовных традициях по следующим, для меня очень важ­ным и принципиальным причинам:

— во-первых, жизнь иногда заставляет наше сознание функцио­нировать в необычных режимах и мы получаем тот опыт, кото­рый в традициях считался мистическим и сакральным. То ли это сюжет сна, который нас затем долго будоражит, то ли про­дукт транса, болезни, интоксикации, какого-то другого изменен­ного состояния сознания или обычного состояния, когда мы ис­пытываем экстаз жизни, инстаз от восторга красоты мира... Важно, что мы этот опыт получаем и возникает необходимость осмыслить, понять, соотнести;

— во-вторых, многие пробужденные представители традиций не­сут эталоны мистического опыта;

— в-третьих, духовные традиции задают смысловой контекст ду­ховного пути и, что очень важно, предлагают надежное психо­техническое пространство получения эталонного мистическо­го опыта.

Ясно, что каждый из нас живет в своем мире общественного сознания. При этом нужно понимать, что это лишь один из немно­гих существующих миров сознания. Есть другие — они содержат опыт, который также значим для каждого из нас.

При всем позитивистком и материалистическом складе ума у каждого из нас есть точки соприкосновения с проблемами и чая­ниями религий и духовных традиций, глубинное единение с их энер­гиями.

Еще Уильям Джеймс ясно сформировал идею, согласно кото­рой разумное сознание — это лишь одна из форм освоения мира [47]. Несомненно, существуют и другие способы мироощущения. Они отделены от интеллекта тонкой перегородкой. Сегодня мы называем эти иные и «готовые и определенные формы духовной жизни» измененными состояниями сознания. Без них, по мне­нию Джеймса, представление о мире не может быть закончен­ным, более того, нельзя непогрешимо судить о других реальнос­тях бытия только с позиции разума.

В своей книге «Многообразие религиозного опыта» Джеймс говорит о мистическом мироощущении и подчеркивает, что все корни религиозной жизни следует искать в мистических состоя­ниях сознания. Он выделяет четыре главных характерных при­знака, которые служат критерием для различения мистических переживаний [47].

Первый из них — неизреченность. Иначе говоря, человек, про­шедший через мистический опыт, будь то неожиданное обрете­ние знания Беме (Яков Беме — это имя человека, который, будучи неграмотным, изложил полученную им в галлюцинаторном опы­те картину мироздания и обосновал ее) или исповеди людей пос­ле клинической смерти, не может изложить собственные ощуще­ния и обретенные впечатления на обычном «посюстороннем» языке. Джеймс выдвигает предположение, что мистические со­стояния скорее принадлежат к эмоциональной сфере, нежели к интеллектуальной. Хотя неизреченность как признак мистичес­кого опыта связана вовсе не с тем, что он укоренен в чувственной природе человека. Скорее можно говорить о том, что сам этот опыт не имеет конкретных аналогов в земной жизни. Специфика мис-

тических переживаний иная, нежели обычные повседневные впе­чатления бытия. ,

Второй признак мистического опыта — интуитивность. Джеймс подчеркивает, что хотя эти состояния относятся к сфере чувств, они тем не менее являются особой формой познавания. Человек проникает в глубины истины, закрытые для трезвого рассудка. Это своего рода откровения, моменты внутреннего просветления. Джеймс много размышляет об интуиции не только в связи с ми­стическим опытом. Он отмечает, что она идет вразрез с умозак­лючениями рассудка. Однако только сочетание нашей интуи­ции и разума могло создать такие великие мировые учения, как буддийская или католическая философии. По мнению Джеймса, непосредственное, интуитивное убеждение таится в глубине нашего духа, а логические аргументы только поверхностное про­явление его.

Третий признак — кратковременность. Мистические состоя­ния не имеют длительного характера. После их исчезновения труд­но воспроизвести в памяти их свойства. Однако после многочис­ленных возвращений они способны обогатить и расширить душу.

Четвертый признак мистического опыта — бездеятельность воли. Мистик начинает ощущать свою волю как бы парализован­ной или даже находящейся во власти какой-то высшей силы.

Как показывают личные эксперименты автора этой книги, а так­же анализ десятка тысяч погружений в ИСС клиентов, посетив­ших тренинги по интенсивным интегративным психотехнологи­ям, мистические переживания обладают вышеуказанными свой­ствами в полной мере.

Переживания мистического опыта в настоящее время стали бо­лее доступными не только благодаря широкому употреблению раз­личного рода психоделиков, но и распространению огромного ко­личества психотехник, имевших еще в начале ХХ-го века сакраль­ный характер.

Многие исследователи, избравшие предметом научных инте­ресов измененные состояния сознания, индуцированные психо­техниками или веществами, сообщают, что их испытуемые обрета­ют нечто, что они называют религиозным, духовным или транс­персональным опытом. Этот вопрос касается и религиозных обществ. Религиозные обращения, опыт молитвы, видения, «гово­рения языками» — все это может иметь место в измененных со­стояниях сознания. Значимость этого опыта лежит в основе всех религиозных доктрин. Обнаружение и исследование психотехни­ческой культуры, а также различных психоактивных веществ, упот-

ребляемых в религиозных ритуалах, пробуждает и среди теологов интерес к источникам и значению психологических механизмов религиозного опыта.

Экскурс в психотехническую культуру, позволяющую путеше­ствовать в различные «осколки изначального» (а по-другому обо­значать фено<