Условия развития. Старение и психологический возраст

Как мы отмечали выше, рубежом, разделяющим зре­лость и позднюю зрелость, обычно считается уход на пен­сию, окончание активной профессиональной деятельнос­ти. Это событие часто порождает кризисный период — кри­зис ухода на пенсию.

Прежде всего негативно сказывается нарушение при­вычного режима и уклада жизни, нередко сочетающееся с острым ощущением противоречия между сохраняющейся трудоспособностью, возможностью принести пользу и их невостребованностью. Человек оказывается как бы «выбро­шенным на обочину» текущей уже без его деятельного уча­стия общей жизни. Снижение своего социального статуса, потеря сохранявшегося десятилетиями жизненного ритма иногда приводят к резкому ухудшению общего физического и психического состояния, а в отдельных случаях даже к сравнительно быстрой смерти.

Кризис ухода на пенсию часто усугубляется тем, что примерно в это время вырастает и начинает жить самосто­ятельной жизнью второе поколение — внуки, что особен­но болезненно отражается на женщинах, посвятивших себя в основном семье. По одной из версий, время взросления второго поколения оказывает большое влияние на продол­жительность жизни многих людей — в связи с потерей очень значимой ее стороны.

Начало последнего периода жизни обычно связано с ускоряющимся биологическим старением. Начинает убы­вать физическая сила, ухудшается общее состояние здоро­вья, снижается уровень некоторых психических функций, прежде всего памяти, ухудшается функционирование ор­ганов чувств. Все эти регрессивные процессы проявляются у разных людей в разной степени, в зависимости от соот­ношения их хронологического и биологического возраста. У части людей паспортный возраст очень сильно отражает­ся на психологическом, а последний, в свою очередь, су­щественно влияет на биологический. При этом свой пас­портный возраст так или иначе соотносится со средней продолжительностью жизни.

Напомним, что сейчас в России средняя продолжитель­ность жизни составляет для женщин 72 года, а для муж­чин — всего 58 лет. Однако не все люди учитывают, что эти средние показатели отражают статистические данные, включающие смертность в любом возрасте, в том числе в младенческом. Если же, например, вычислить среднюю продолжительность жизни мужчин, уже проживших те же 58 лет, то она окажется намного больше.

С уходом на пенсию, нередко совпадающим с ускоре­нием биологического старения, часто связано ухудшение материального положения, иногда более уединенный об­раз жизни. Кроме того, кризис может осложниться смер­тью супруги (супруга), утратой некоторых близких друзей.

Согласно Э. Эриксону, в период поздней зрелости «фо­кус внимания человека» сдвигается от забот о будущем к прошлому опыту. Заметим, что тем самым психологичес­кое прошлое резко увеличивается, а временная перспекти­ва, напротив, сокращается. Таким образом, предполагает­ся психологическое старение, появление чувства старости. Тем не менее Э. Эриксон выделяет здесь, как и на преды­дущих возрастных этапах, две основные линии развития.

Если человек «каким-то образом заботился о делах и людях... переживал триумфы и поражения в жизни... был вдохновителем для других и выдвигал идеи», у него «могут постепенно созревать плоды... предшествующих стадий». Про­исходит «эго-интеграция», связанная с суммированием и оценкой всех предшествующих стадий развития личности.

Э. Эриксон подчеркивает, что эго-интеграция является в поздней зрелости более значимым для человека фактором, чем свойственный ей психосоциальный кризис. При про­грессивной линии развития на предыдущих стадиях человек может положительно оценить всю свою предшествующую жизнь, с удовлетворением подвести ее итоги как в профес­сиональной деятельности, общественных отношениях, так и по линии брака и семьи. Видя свое продолжение в детях и внуках, в том, что он смог сделать как профессионал, чело­век не страшится неотвратимости смерти. Только теперь, на последнем этапе жизни, он обретает, согласно Эриксону, настоящую зрелость и «мудрость прожитых лет»: «Мудрость старости отдает себе отчет в относительности всех знаний, приобретенных человеком на протяжении жизни в одном ис­торическом периоде. Мудрость — это осознание безусловного значения жизни перед лицом самой смерти». Если же человек воспринимает свою прошлую жизнь как цепь «нереализован­ных возможностей и ошибок», то на ее заключительном этапе у него не может быть эго-интеграции. Ее отсутствие приводит к скрытому страху смерти, сопровождающемуся сожалением, что нельзя прожить жизнь заново, либо к отрицанию «соб­ственных недостатков... путем проецирования их на внешний мир». Э. Эриксон характеризует состояние человека при таком варианте развития, как отчаяние. «Судьба не принимается как остов жизни, а смерть — как последняя ее граница. Отчаяние означает, что осталось слишком мало времени для выбора дру­гого пути к целостности; вот почему старики пытаются приук­расить свои воспоминания».

Признавая, как мы отметили выше, одним из призна­ков поздней зрелости обязательное психологическое ста­рение, Э. Эриксон в то же время подчеркивает, что для пожилых людей, помимо оценки своего прошлого, необ­ходима способствующая достижению эго-интеграции «жиз­ненная вовлеченность». Он указывает на важность участия в воспитании внуков, в политических событиях, оздоро­вительных физкультурных программах и т.п.

Следует, однако, иметь в виду, что увеличение психо­логического возраста в поздней зрелости отнюдь не является ее обязательным атрибутом. Этот возраст, как послед­ний этап на жизненном пути, как время утраты по мень­шей мере физических возможностей, является субъектив­но непривлекательным. По данным И.С. Кона, пожилые люди предпочитают относить себя к «среднему возрасту», и лишь немногие считают себя старыми.

Г. Крайг также отмечает, что хотя у многих пожилых людей взгляд на мир определяется чувством собственной уязвимости, подавляющее большинство из них восприни­мает себя совершенно иначе. Исследование, проведенное среди большой группы американцев преклонного возрас­та, установило, что хотя многие пожилые люди и соглас­ны с тем, что «для большинства людей старше 65 лет жизнь действительно нелегка», себя и своих друзей они считают исключением из этого правила.

Осознание негативных возрастных перемен, чувство ста­рости характерно для тех, у кого вступление в данный воз­раст связано с резким ухудшением психического состоя­ния или уровня физического здоровья, сужением круга социальных отношений, значительным ухудшением мате­риального положения, с описанными Э. Эриксоном явле­ниями, сопровождающими отрицательную оценку своей прошлой жизни, и рядом других тяжелых обстоятельств.

При сохранении достаточно деятельной жизни пожилой человек обычно сохраняет и свой прежний психологичес­кий возраст. Такое несоответствие начинающегося физичес­кого старения и возрастной идентификации прослеживает­ся, например, в мемуарах, дневниках и письмах многих пи­сателей, достигших возраста поздней зрелости, но не оста­вивших творчества. Вот как описывает это несоответствие Ю. Олеша:

«...В том, чтобы дожить до старости, есть фантастика. Я вовсе не острю. Ведь я мог и не дожить, не правда ли? Но я дожил, и фантастика в том, что мне как будто меня показывают. Так как с ощущением «я живу» ничего не происходит и оно остается таким же, каким было в младенчестве, то этим ощущением я воспри­нимаю себя, старого, по-прежнему молодо, свежо, и этот ста­рик необычайно уж нов для меня — ведь, повторяю, я мог и не увидеть этого старика, во всяком случае, много-много лет не ду­мал о том, что увижу. И вдруг на молодого меня, который внутри и снаружи, в зеркале смотрит старик. Фантастика! Театр! Когда, отходя от зеркала, я ложусь на диван, я не думаю о себе, что я тот, которого я только что видел. Нет, я лежу в качестве того же «я», который лежал, когда я был мальчиком. А тот остался в зеркале. Теперь нас двое, я и тот. В молодости я тоже менялся, но незаметно, оставаясь всю сердцевину жизни почти одним и тем же. А тут такая резкая перемена, совсем другой. - Здравствуй, кто ты?

— Я - ты.

— Неправда.

Я иногда даже хохочу. И тот, в зеркале, хохочет. Я хохочу до слез. И тот, в зеркале, плачет.

Вот такой фантастический сюжет!»

В дневниках М.М. Пришвина можно найти такие замет­ки: «Пастернак спустился к нам, читал стихи, совершен­ный младенец в свои 60 лет. И делается хорошо на душе не оттого, что стихи его, а что сам он такой существует».

Сам М.М. Пришвин, как мы отмечали выше, до конца жизни сохранил высокую творческую продуктивность. Его дневниковые записи, относящиеся к возрасту 77—80 лет, свидетельствуют о психологической молодости:

«Я представляю собой консервированного юношу и об этой юности все время пишу».

«Золотое детство» — это не в прошлом, а это наши сокровен­ные личные возможности в настоящем».

«Осень в деревне тем хороша, что чувствуешь, как быстро и страш­но проносится жизнь, ты же сам сидишь где-то на пне, лицом обра­щенный к заре, и ничего не теряешь, все остается с тобой». -

«Становится совсем непонятным, как мало люди берут из того, что им дано на земле. И как счастлив я, что свою долю в значи­тельной мере взял».

«А сколько всего намечено для писания...»

В настоящее время основное внимание геронтологов направлено на выявление медико-биологических причин старения и преждевременной смерти и изыскание соответ­ствующих средств продления жизни. Решение этих проблем, как предполагается, позволит довести обычную продол­жительность жизни человека до 100—150 и более лет. Пред­ставляется, однако, что главное, по крайней мере на обо­зримое будущее, — решение вопросов геронтопсихологии, прежде всего проблемы психологического возраста. Ника­кие медико-биологические средства не помогут человеку жить долго, если у него нет психологического будущего.

Известно много случаев, когда человек, окончательно одряхлевший и уже прощающийся с жизнью, вдруг обре­тал ту или иную связь с миром, значимый мотив — и вновь возрождался к жизни. Одна такая невыдуманная история приведена в рассказе В. Солоухина «Варвара Ивановна». Члены комиссии, проверявшей работу колхоза, зашли в дом бригадира — недавно овдовевшей женщины, матери троих маленьких детей. В передней горнице они обнаружи­ли горящие перед образами лампадки. Рассказ ведется от лица председателя комиссии:

«Ты это зачем? — напустились мы на нее. — Член правления, член партии, как не стыдно!»

Татьяна Сергеевна показала глазами на тесовую перегородку и говорит, сходя почти на шепот:

«Мама помирает. Просила затеплить. Вчера соборовали».

Я заглянул за перегородку и увидел на кровати старуху, лежа­щую вытянуто и прямо, как лежат покойники на столе. Даже руки сложены на груди, как у готовой покойницы. Да она с лица и была уже готовая покойница: кожа желтая, щеки ввалились, губы натянуло до синевы, нос востренький, надбровные дуги высту­пили и прояснились. Про руки и говорить нечего: воск и воск. И этот, знаете, серый, пепельный налет на лице. То есть нынче или завтра конец. Недаром же попросила, чтобы соборовали...

«Да, отработала Варвара Ивановна свое, — опечалился я, выходя из-за перегородки к столу. — Сколько ей? Чай, за восемь­десят?»

«Восемьдесят шестой, — подтвердила Татьяна Сергеевна. — Да уж, конечно, отработала... Четвертого дня слегла. Сразу как-то перелом произошел. Три дня — и готово. Догорает, как све­ча...»

На другой день совещались мы в райкоме, как вдруг секретар­ша вызывает меня к телефону. Звонят из колхоза, где ужинали: бригадира Татьяну Сергеевну вечером убило наповал куском ме­талла, отлетевшего от силосорезки. Надо ехать на место, разо­браться...

Захватив врача, поехал в колхоз «Победа». Силосная яма у них на въезде в село, так что мы сразу и увидели происшедшее.

Впрочем, что мы увидели? Лежит поверх изрубленной на си­лос кукурузы наша Татьяна Сергеевна... Висок пробит железным осколком... Глядеть, собственно, нечего... Положили в кузов, чтобы отвезти в больницу на вскрытие.

Надо бы и мне возвращаться в район, но вдруг встала перед глазами вчерашняя картина: старуха, почти покойница, и трое ребятишек мал мала меньше...

Я завел свой «газик» и на третьей скорости в село...

Затормозил. Взбегаю на крыльцо — и чуть не обмер с испугу: навстречу мне Варвара Ивановна на своих ногах и с ведром. По воду.

«Да разве не умерла?!» — не удержалось у меня на языке. Не могло удержаться, настолько был уверен.

«А их куда? — озабоченно кивнула Варвара Ивановна назад в избу, где, видимо, сидели ее внучата. — Ну умру я, ладно. А их кто будет обихаживать, если остались круглыми сиротами? Уж видно, некогда мне, старухе, помирать. Не время».

Поверите или нет, три года прошло с тех пор, а она все живет... Живет — и некогда ей помирать...»

Учет психологического возраста помогает нам понять, а иногда и прогнозировать специфику развития личности. В поздней зрелости, как и в зрелости, адекватность психо­логического возраста, и в особенности сохранение чувства молодости, обычно сочетается с личностным ростом. Пос­ледний момент и является наиболее важным: интенсивное развитие личности, стремление к самосовершенствованию и самореализации возможны на любом возрастном этапе. Психологический возраст поэтому больше, чем хроноло­гический, связан с тем, что сейчас принято называть ка­чеством жизни. Гораздо более значимо то, как человек живет и в связи с этим как себя воспринимает и осознает, чем то, когда он родился и к какой возрастной категории объек­тивно должен быть отнесен. Как писал еще в самом начале нашей эры Л. Сенека, нужно стараться, «чтобы жизнь наша, подобно драгоценности, брала не величиной, а весом. Бу­дем мерить ее делами, а не сроком...

Зачем ты спрашиваешь меня, когда я родился? Могу ли числиться среди еще не старых? Свое я получил. Человек может быть совершенным и при тщедушном теле — так и жизнь может быть совершенной и при меньшем сроке. Воз­раст принадлежит к числу вещей внешних. Как долго я проживу, зависит не от меня, как долго пробуду — от меня. Требуй от меня, чтобы я не провел свой бесславный век, как в потемках, чтобы я жил, а не тащился мимо жизни.

Ты спрашиваешь меня, каков самый долгий срок жиз­ни? Жить, пока не достигнешь мудрости, не самой даль­ней, но самой великой цели. Тут уж можешь смело хва­литься и благодарить богов и, пребывая среди них, ставить в заслугу себе и природе то, что ты был».

Основные линии онтогенеза

В поздней зрелости можно выделить три основных вари­анта развития:

— Доживание.

— Смена ведущей деятельности.

— Сохранение основного содержания жизни, бывшего в зрелости, т.е. фактическое продолжение периода зре­лости.

Доживаниехарактеризуется полной потерей психологи­ческого будущего, каких бы то ни было жизненных перс­пектив. Оно может иметь место при различных видах на­правленности личности.

При гедонистической направленности человек, как мы отмечали ранее, часто просто не доживает до возраста, соответствующего поздней зрелости. Поскольку сколько-нибудь значительного психологического будущего при дан­ной направленности личности не было и раньше, в этом аспекте и вся предшествующая жизнь представляла собой доживание. Здесь можно считать доживанием тот финаль­ный отрезок существования, на протяжении которого вслед­ствие резкого ухудшения состояния здоровья становится недоступным прежний образ жизни, когда привычными удовольствиями и развлечениями приходится жертвовать ради самосохранения. Доживание, таким образом, в дан­ном случае обусловлено именно резким физическим ста­рением и всегда совпадает с ним по времени.

Примером такого доживания является показанный нами в предыдущей главе последний год жизни Ильи Ильича Обломова.

При эгоистической направленности личности доживание является хотя и не единственным, но наиболее характер­ным вариантом развития. Однако в отличие от предыдуще­го случая оно связано не с резким физическим старением, а с фактором психологическим — столь же резкой потерей психологического будущего.

Доживание при эгоистической направленности соответ­ствует той линии развития, которая, по Эриксону, противо­положна эго-интеграции и суть которой он охарактеризовал как отчаяние. Лишившись (например, вследствие вынужден­ного ухода на пенсию) тех сторон жизни, что были связаны с его доминирующими эгоистическими мотивами, не имея никакого психологического будущего, человек осознает, что все, чего он для себя добивался в жизни, вдруг обесценилось. Эта ситуация отчасти аналогична той, что возникает при доживании улиц с гедонистической направленностью, — пред­меты потребностей недоступны и потому теряют смысл; со­ответственно, теряет смысл, становится пустой и сама жизнь. Но при эгоистической направленности одновременно обес­ценивается и вся предшествующая жизнь, поскольку обесце­нились все достигнутые ею результаты.

Моделью такой ситуации могут служить случаи, когда человек, активно добивающийся своих эгоистических целей, вдруг заболевает неизлечимой болезнью. Приведем вы­держки из повести Л.Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича»

«Иван Ильич видел, что он умирает и был в постоянном отча­янии».

«...Он стал перебирать в воображении лучшие минуты своей приятной жизни. Но — странное дело — все эти лучшие минуты приятной жизни казались теперь совсем не тем, чем казались они тогда. Все — кроме первых воспоминаний детства. Там, в детстве, было что-то такое действительно приятное, с чем можно было жить, если бы оно вернулось. Но того человека, который испы­тывал это приятное, уже не было: это было как бы воспомина­ние о каком-то другом.

Как только начиналось то, чего результатом был теперешний он, Иван Ильич, так все казавшиеся тогда радости теперь на гла­зах его таяли и превращались во что-то ничтожное и часто гадкое.

И чем дальше от детства, чем ближе к настоящему, тем нич­тожнее и сомнительнее были радости...

Женитьба... так нечаянно и разочарование... и чувственность, притворство! И эта мертвая служба, и эти заботы о деньгах, и так год, и два, и десять, и двадцать — и все то же. И что дальше, то мертвее. Точно равномерно я шел под гору, воображая, что иду на гору. Так и было. В общественном мнении я шел на гору, и ровно настолько из-под меня уходила жизнь...

Так что ж это? Зачем? Не может быть. Не может быть, чтоб так бессмысленна, гадка была жизнь...»

«Доктор говорит, что страдания его физические ужасны, и это была правда; но ужаснее его физических страданий были его нравственные страдания, и в этом было главное его мучение.

Нравственные страдания его состояли в том, что в эту ночь... ему вдруг пришло в голову: а что, как и в самом деле вся моя жизнь, сознательная жизнь, была «не то».

Ему пришло в голову, что то, что ему представлялось прежде совершенной невозможностью, то, что он прожил свою жизнь не так, как должно было, что это могло быть правда. Ему пришло в голову, что те его чуть заметные поползновения борьбы... по­ползновения чуть заметные, которые он тотчас же отгонял от себя, — что они-то и могли быть настоящие, а остальное все могло быть не то. И его служба, и его устройства жизни, и его семья, и эти интересы общества и службы — все это могло быть не то. И вдруг почувствовал всю слабость того, что он защищает. И защищать нечего было.

«А если это так,— сказал он себе, — и я ухожу из жизни с сознанием того, что погубил все, что мне дано было, и попра­вить нельзя, тогда что ж?»... Он... ясно видел, что все это было не то, все это был ужасный огромный обман, закрывающий и жизнь, и смерть...»

В отдельных случаях — крайне неблагоприятных для лич­ностного развития обстоятельствах — доживание может иметь место и при духовно-нравственной направленнос­ти личности. В последние годы жизни Л.Н. Толстого у него слишком много сил уходило на решение неразрешимых семейных проблем, продуктивная творческая работа ста­новилась все более недоступной и значимых планов на будущее не создавалось; поэтому психологическое буду­щее сокращалось. Одновременно сокращалось и психоло­гическое прошлое: «Я потерял память всего, почти всего прошедшего, всех моих писаний, всего того, что привело меня к тому сознанию, в каком живу теперь». Временная перспектива сжалась, и началось интенсивное психоло­гическое старение. Проницательный А.П. Чехов писал: «Я был у Льва Николаевича, виделся с ним... Постарел очень, и главная болезнь его — это старость, которая уже овла­дела им».

Интересно, что сам Л.Н. Толстой в 82-летнем возрасте записал в дневнике: «Думаю, что это радостная перемена у всех стариков: жизнь сосредотачивается в настоящем. Как хорошо!»

По всей вероятности, «потеря памяти», «всего, почти всего прошедшего...» явилась психологической защитой, избавившей писателя от мучительных переживаний в свя­зи с очень сложными семейными отношениями, не позво­лявшими ему жить в соответствии с убеждениями. Но од­новременно произошла и «потеря памяти», «всех... писа­ний» — того психологического прошлого, без которого не­возможно психологическое будущее.

В принципе же феномен доживания несовместим с ду­ховно-нравственной и тем более сущностной направлен­ностью личности. При гедонистической направленности психологическое прошлое, как и будущее, всегда отсут­ствует, при эгоистической — обесценивается, пропадает при исчезновении психологического будущего. При сущ­ностных же связях с миром мотивация направлена не только на себя, но и «на что-то или на кого-то» (В. Франкл), на нечто большее, чем ты сам, поэтому собственная судьба не может обесценить ее. Сущностные связи с миром оста­ются с человеком навсегда. Это то психологическое про­шлое, которое присутствует в настоящем и в психологи­ческом будущем. Вспомним еще раз слова М.М. Пришвина: «...Все старое, лучшее, оказалось, живет со мной, и я ду­маю, именно в этом и есть смысл жизни...»

Любая сущностная сторона жизни человека, как часть его сущности, остается с ним до конца его дней, даже если соответствующий ей мотив перестал быть реально действующим. При сущностной же форме жизни все пси­хологическое прошлое представлено в настоящем и в пси­хологическом будущем. Бабушка одного из авторов, Елена Петровна Грязнова, прожившая 94 года, много рассказы­вала ему о своей жизни, в том числе о своих юных годах. Во всех ее рассказах всегда поражала большая значимость для нее всего, о чем она говорила, это ощущалось в каждом ее слове. Вся ее прошедшая жизнь всегда была с нею.

Выше мы привели выдержки из повести Л.Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича», в которых показано состояние человека с эгоистической направленностью личности пе­ред лицом близкой смерти. А как переживает аналогичную ситуацию человек с духовно-нравственной или сущност­ной направленностью личности?

Конечно, переживания конкретного человека во мно­гом будут зависеть от особенностей его характера. Но одно можно сказать определенно: «Все старое, лучшее», а при сущностной форме жизни - очень многое, практически все, чем он жил, останется с ним до конца. Здесь прошлое является не источником «нравственных страданий», а, на­оборот, дает, по словам Э. Эриксона, «осознание безус­ловного значения жизни перед лицом самой смерти».

Известная балерина О.В. Лепешинская, познакомивша­яся с М.М. Пришвиным в больнице за два месяца до его смерти, пишет в своих воспоминаниях:

«... Мне было очень плохо... хирург Розанов издалека готовил меня к тому, что, вероятно, мне придется менять свою профес­сию. И мне кажется, что Михаил Михайлович это понял, почув­ствовал. Он приходил ко мне каждый день, этот уже очень и очень пожилой человек, ему было восемьдесят лет. Он был болен неиз­лечимой болезнью, мне кажется, он знал об этом».

Вскоре после этого М.М. Пришвин записал в дневнике:

«Вчера меня перевезли домой, и, боже мой! какое это было и сейчас все остается счастье. Вот уже воистину качество одного дня превращается в год».

А вот его последняя дневниковая запись, сделанная за день до смерти:

«Деньки вчера и сегодня (на солнце —15°) играют чудесно, те самые деньки хорошие, когда вдруг опомнишься и почувствуешь себя здоровым».

Смена ведущей деятельности при вступлении в возраст поздней зрелости может быть при всех видах направленности личности, кроме гедонистической. В последнем случае ввиду простоты жизненного мира возможна только одна деятель­ность — по обеспечению удовольствий и развлечений.

При эгоистической направленности смена ведущей дея­тельности означает достаточно резкое сокращение, но не полную утрату психологического будущего. Человек нахо­дит себе новое занятие, позволяющее удовлетворить один из его менее значимых мотивов. Поскольку временная пер­спектива при этом существенно сужается, здесь все же при­сутствует элемент доживания.

Примером такой линии развития является работа уво­лившихся в запас старших офицеров кадровиками, хозяй­ственниками и т.п. Кроме того, к этой линии примыкают случаи, когда ведущая деятельность (направленная на реа­лизацию доминирующего мотива) сохраняется, но ее пер­спективы резко ограничиваются. Это, например, работа по старой специальности, но с понижением в должности или (если ведущая деятельность заключается в обеспечении материальной стороны жизни) работа после ухода на пен­сию не по профессии (сторожем, охранником и т.п.).

При духовно-нравственной и сущностной направленности личности смена ведущей деятельности при вступлении в возраст поздней зрелости не приводит к принципиальным изменениям жизненного пространства. Этому способствует его высокая насыщенность духовно-нравственными (сущ­ностными) мотивами. Человек находит себе новую работу, отвечающую одному из таких мотивов, либо делает глав­ной какую-либо сущностную сторону жизни, не связан­ную с его трудоустройством. Одним из примеров является смена ведущей деятельности летчиком-космонавтом А.А. Леоновым, отрывок из интервью с которым приведен в предыдущей главе. Он с интересом и большой самоотда­чей включился в новую для себя трудовую деятельность, продолжает с увлечением заниматься живописью, имеет сущностные отношения в семье, ряд других сущностных сторон жизни.

Для очень многих женщин (как, впрочем, и для части мужчин) чрезвычайно важной сущностной стороной жиз­ни после ухода на пенсию становится участие в воспита­нии и жизни внуков. Нередко это касается и уже выросших внуков, утверждающихся в своей взрослой жизни. Благо­приятствующим фактором здесь является феномен обычно большей психологической совместимости пожилых людей с внуками, чем с детьми. Кроме того, по утверждению многих бабушек и дедушек, любовь к внукам проявляется сильнее, чем к детям.

Близкая родственница одного из авторов, известный ученый-анестезиолог, уйдя на пенсию уже в солидном воз­расте по состоянию здоровья, принимает деятельное учас­тие в профессиональном совершенствовании троих внуков, тоже ставших, во многом под ее влиянием, увлеченными медиками. Она внимательно следит за их успехами, помо­гает советами, снабжает специальной литературой из лич­ной библиотеки. Не оставила она и творческую деятель­ность — начала писать книгу об известных ученых, с кото­рыми ей довелось вместе работать.

Иногда при данных видах направленности личности смена ведущей деятельности в последний период жизни происходит не по внешним обстоятельствам, а в силу внут­ренних, мотивационных причин. Знакомый нам ученый-физик, заведующий лабораторией в одном из НИИ, по достижении пенсионного возраста имел возможность про­должать работу в прежней должности, но предпочел уйти на пенсию и целиком посвятить себя живописи. До этого он в течение многих лет увлекался ею параллельно со сво­ей научной деятельностью. С выходом на пенсию у него появилось время ездить по стране и писать пейзажи. Выс­тавки его картин пользовались успехом. В таких случаях можно говорить о том, что у человека существует две (или больше) близких по значимости стороны жизни и на пос­леднем возрастном этапе в качестве главной становится та из них, что раньше была в тени.

Те или иные увлечения довольно часто выдвигаются на первый план, становятся главной стороной жизни после ухода на пенсию. Распространенное у нас в последние де­сятилетия занятие пенсионеров — садоводство и огород­ничество является чаще всего не столько средством попра­вить ухудшившееся материальное положение, сколько ув­лечением, сущностной связью с миром. Ведь любовь к при­роде, к земле, ко всему живому присуща очень многим людям; зародившись в детстве, она остается у них на всю жизнь. В недавно вышедшей книге популярная актриса Л.Н. Смирнова рассказывает о своих детских годах:

«Иногда мы проводили лето в Тверской губернии, там я тоже многое узнала: как собирать стог сена, возить навоз, удобрять. И я полюбила этот труд, полюбила деревню. Мне там нравится до сих пор, мне там хорошо. Я люблю скотный двор, люблю смот­реть, как ходят куры, гуси, утки, люблю слушать блеяние овец».

Общеизвестна привязанность людей, особенно пожи­лых и одиноких, к домашним животным. Для многих из них они остаются в конце жизни главной, а иногда и един­ственной сущностной связью с миром. Вот как пишет об этом в своей популярной повести «Томасина» американс­кий писатель Пол Гэллико:

«...Миссис Лагган пошла за врачом в процедурную и положи­ла Рэбби на белый длинный стол. Лапки его беспомощно раски­нулись и дышал он тяжело.

Ветеринар поднял его верхнюю губу, взглянул на зубы, за­глянул под веки и положил руку на твердый вздутый живот.

- Сколько ему? — спросил он.

Миссис Лагган, одетая, как все достойные вдовы, в черное платье и мягкую шаль, испуганно заколыхалась.

— Пятнадцать с небольшим, — сказала она и быстро добави­ла: — Нет, четырнадцать... — словно могла продлить этим его жизнь. Пятнадцать — ведь и впрямь много, а четырнадцать — еще ничего, доживет до пятнадцати или до шестнадцати, как старый колли миссис Кэмпбэлл.

Ветеринар кивнул.

- Незачем ему страдать. Еле дышит, — сказал он и опустил собаку на пол, а она шлепнулась на брюхо, преданно глядя вверх, в глаза хозяйке. — И ходить не может, — сказал ветеринар.

У вдовы задрожали все подбородки.

— Вы хотите его убить? Как же я буду без него? Мы вместе живем пятнадцать лет, у меня никого нету... Как я буду без Рэб­би?

— Другого заведете, — сказал Макдьюи. — Это нетрудно, их тут много.

— Ох, да что вы такое говорите! — воскликнула она. — Дру­гой — не Рэбби...

«С животными нетрудно, — думал Макдьюи, — а с хозяевами нет никаких сил».

- Да, он умирает, — сказал он. — Он очень старый, на нем живого места нет. Ему трудно жить. Если я его полечу, вы придете через две недели. Ну, протянет месяц, от силы — полгода. Я за­нят. — И добавил помягче: — Если вы его любите, не спорьте со мной.

Теперь, кроме подбородков, дрожал и маленький ротик. Мис­сис Лагган представила себе времена, когда с ней не будет Рэб­би — не с кем слова сказать, никто не дышит рядом, пока ты пьешь чай или спишь... Думала она: «Я старая. Мне самой немно­го осталось. Я одна. Он утешал меня, он — моя семья. Мы столько друг про друга знаем»...,

«Жить без Рэбби, — думала она. — Холодный носик не ткнется в руку, никто не вздохнет от радости, никого не потрогаешь, не уви­дишь, не услышишь». Старые псы и старые люди должны умирать. Она хотела вымолить еще один месяц, неделю, день с Рэбби...»

Сохранение основного содержания жизни (фактическое продолжение периода зрелости) имеет место при духовно-нравственной и сущностной направленности личности. Та­кая линия развития обычно присуща людям, живущим творчеством. Кроме того, основное содержание жизни в поздней зрелости нередко сохраняется, когда главной ее стороной является семья или какое-либо увлечение, лю­бимое занятие, не связанное с профессией.

Те случаи, когда жизнь главным образом посвящена семье, характерны чаще для женщин. Иногда в поздней зрелости женщина продолжает жить жизнью уже вырос­ших детей и внуков, но нередки случаи, когда супруги свя­заны между собой сущностными отношениями и она це­ликом посвящает себя жизни своего мужа. Примером мо­гут служить жена К. Маркса Женни Маркс, супруга М.М. Пришвина В.Д. Лебедева, жены декабристов Е.И. Тру­бецкая, П.Е. Анненкова и многие другие.

Напомним, что истинная любовь мужчины и женщи­ны, как и всякая другая сущностная сторона жизни, не­преходяща, остается с ними навсегда. Вот выдержки из письма Э. Маркс-Эвелинг В. Либкнехту:

«Осенью 1881 г., когда наша дорогая мамочка была уже на­столько больна, что лишь изредка вставала со своего ложа стра­даний, Мавр подхватил тяжелое воспаление легких... Это было ужасное время. В первой большой комнате лежала наша мамочка, в маленькой комнате, рядом помещался Мавр. Два этих челове­ка, так привыкшие друг к другу, так тесно сросшиеся один с другим, не могли быть вместе в одной комнате.

Мавр еще раз одолел болезнь. Никогда не забуду я то утро, когда он почувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы пройти в комнату мамочки. Вместе они снова помолодели — это были любящая девушка и влюбленный юноша, вступающие вместе в жизнь, а не надломленный болезнью старик и умирающая старая женщина, навеки прощавшиеся друг с другом».

Когда один из любящих супругов уходит из жизни, для другого он все равно остается живым. Из материала журна­листки МК* об известном кинорежиссере М. Швейцере:

* МК. 1999. 24сент.

«При первой встрече у меня вырвалось: «С кем вы живете?» И услышала потрясающее признание: «С женой моей. Соней... Она умерла почти два года назад». Какой бы темы мы ни касались в разговоре, Соня Милькина была рядом — в словах Швейцера, во множестве фотографий на стенах, в ее рисунках, героем которых был он, ее Миша. В квартире осталось все на прежних местах: на плечиках висит ее халат, в кресле — какой-то пушистый платок, на открытом пианино — книга песен Окуджавы, словно его Соня вышла на минуту...

- Михаил Абрамович, если б вы отправлялись в далекое пу­тешествие на необитаемый остров и вам предложили взять с со­бой лишь один свой фильм, какому из них вы отдали бы пред­почтение?

— Если бы такой выбор был предоставлен, то я ничего бы не взял. Взял бы фотографию жены. Это и легче, и достаточно для полноты чувств, впечатлений и воспоминаний о жизни, которая была прожита с ней вместе в течение 52 лет.

— Соня — ваша первая любовь?

— Как тут можно говорить? Все сложнее. У Пастернака в по­эме «Лейтенант Шмидт» есть замечательные строки из письма героя к его любимой: «Когда я увидал вас, но до этого я как-то жил... и вдруг забыл об этом». Вот, по-моему, очень верная и точная формула во всех отношениях. Да, конечно, до этого я как-то жил. Когда я ее увидал, началась жизнь новая и основная...»

Наиболее распространенный вариант, при котором в возрасте поздней зрелости сохраняется основное содержа­ние жизни, — продолжение творческой профессиональ­ной деятельности. Прежде всего, это касается людей так назы­ваемых творческих профессий — ученых, писателей, музы­кантов, художников и т.д. Но при любви к своему делу в лю­бой профессии есть возможность для проявления творчества. Приведем еще раз слова А. Маслоу: «...Звания творца может заслужить любой сапожник, портной или кондитер». При любви к своему делу и возможности заниматься им в возрасте по­здней зрелости человек независимо от своей профессии обыч­но сохраняет основное содержание своей жизни.

У людей с сущностной направленностью личности ос­новное содержание жизни в поздней зрелости сохраняется всегда. Исключением могут быть лишь случаи крайне тяже­лых жизненных обстоятельств, при которых человек пере­стает быть самим собой. Как правило, он в таких случаях довольно быстро прекращает и свое физическое существо­вание. За этими редчайшими исключениями (примером мо­жет быть быстрая смерть К. Маркса после ухода из жизни жены), люди с сущностной формой жизни сохраняют ее до конца своих