Индивид и масса: что первично?
Г. Лебон писал: «В психологической массе самое странное следующее: какого бы рода ни были составляющие ее индивиды, какими схожими или несхожими ни были бы их образ жизни, занятие, их характер и степень интеллектуальности, но одним только фактом своего превращения в массу они приобретают коллективную душу, в силу которой они совсем иначе чувствуют, думают и поступают, чем каждый из них в отдельности чувствовал, думал и поступал бы. Есть идеи и чувства, которые проявляются или превращаются в действие только у индивидов, соединенных в массы. Психологическая масса есть провизорное существо, которое состоит из гетерогенных элементов, на мгновение соединившихся, точно так же, как клетки организма своим соединением создают новое качество с качествами совсем иными, чем качества отдельных клеток» (Le Bon, 1895). Здесь хорошо отражена диалектика, особенно в последней фразе. Однако до этого жестко постулируется: «одним только фактом своего превращения в массу они приобретают коллективную душу». То есть индивид и масса существуют отдельно друг от друга.
3. Фрейд пытался расшифровать то, что происходит с индивидом в массе, по-своему. «В массе, по мнению Лебона, стираются индивидуальные достижения отдельных людей и тем самым исчезает их своеобразие… Мы сказали бы, что сносится, обессиливается психическая надстройка, столь различно развитая у отдельных людей, и обнажается (приводится в действие) бессознательный фундамент, у всех одинаковый» (Фрейд, 1969). Итак, некая антииндивидуальная масса заманивает в себя индивидов и разрушает («сносит», «обессиливает») их психику. Однако остается без ответа вопрос, почему это происходит.
Не будем дискутировать с классиками по поводу использования термина «коллективная душа» и организмических взглядов, отражающих состояние науки того времени. Зададимся рядом других вопросов, которые почему-то не нашли должного освещения в прежних исследованиях психологии масс. Как и прочему возникает масса? Как, психологически, индивид становится членом массы? Сам ли он идет в нее, добровольно, или, как считали многие, просто увлекается этой массой, вовлекающей в себя всех индивидов, встречающихся на ее пути? Что происходит с обычным, нормальным индивидом, когда он сталкивается с некой массой? То, что происходит потом, когда он уже стал членом массы, исследовано давно и достаточно полно. Мы рассмотрим это после того, как попробуем найти ответы на только что заданные вопросы.
Поставленные нами вопросы относятся к механизму возникновения, становления массы из отдельных индивидов. Подавляющее же большинство исследователей рассматривало массу скорее статично, чем динамично, и рассуждало об индивиде в готовой, уже сложившейся массе. Получалось, что люди становятся членами массы, как правило, помимо своей воли. Объяснялось это внезапно просыпавшимися одновременно у всех инстинктами, драйвами или иными близкими терминами. Но так ли это и достаточны ли подобные объяснения?
На наш взгляд, в истории человечества никогда не возникло бы никаких масс, если бы у индивидов не было особой потребности соединяться в такие массы. Только собственные, внутренние потребности человека порождают особый мотив — соединение с себе подобными ради самосохранения, достижения: каких-то выгод или некоторого внутреннего состояния. С самосохранением все достаточно понятно. Перед лицом опасности звери инстинктивно сбиваются в стаи, дети полуосознанно слетаются в «стайки», подростки организуют специфические «банды», а взрослые люди образуют массы. Достижение выгод также очевидно: в массе возможны свершения, на которые не способен отдельный индивид. Массы осуществляют восстания, свершают революции, выигрывают войны. Сложнее дело обстоит с тем, что мы обозначили как некоторые внутренние состояния. Это, прежде всего, эмоционально-аффективные состояния (причем как положительные, так и отрицательные), для регуляции которых человеку требуется быть в массе. Как правило, такая потребность носит неосознанный характер. Человек включается в массу, или своими действиями способствует ее возникновению, редко осознавая, зачем он это делает. Все происходит как бы само собой, стихийно и независимо от людей. Однако это — только внешняя сторона вопроса. Внутренняя его сторона становится очевидной, если вы меняете ракурс рассмотрения. И тогда вы замечаете, что даже в банальном примере «случайной» («окказиональной») толпы прохожих-зевак, обсуждающих столкновение двух автомобилей, инициаторами остановки прохожих были эти самые водители. Это их отрицательно-эмоциональный заряд заставлял их ругаться, обвинять друг друга, кричать, привлекая внимание к случившемуся — вплоть до прямых призывов «быть свидетелем». Вполне определенная потребность этих водителей, мотивированная названными тремя моментами — сохранить себя от ответственности, достичь какой-то выгоды (кто будет платить штраф, оплачивать ремонт и т. д.) и, главное, облегчить свое эмоциональное состояние, связанное со стрессом от произошедшего, превращает их в инициаторов формирования толпы — частного случая массы.
Отодвинем в сторону достаточно ситуационные факторы — самозащиту и стремление к выгоде — в конце концов, они достигаются разными средствами. Остается главное. В основе возникновения массы лежат индивидуальные потребности в идентификации себя с большим количеством людей ради регуляции своих эмоциональных состояний. Причем эта потребность обычно актуализируется в тех случаях, когда речь идет о сильных эмоциональных состояниях, с которыми сам индивид справиться не может. Тогда ему и необходима особая идентификация — не психологическое отождествление себя с другими людьми, а физическое соединение с ними.
В одном из вариантов классификации базовых человеческих потребностей, разработанной А. Маслоу, присутствует потребность в идентификации себя с большой группой. В наиболее очевидном виде это потребность в идентификации с национально-этническими, социальными (стратификационными, классовыми, профессиональными), демографическими или даже половыми группами. В менее очевидном и реже встречающемся виде — это идентификация не с той или иной конкретной организованной группой, а именно с массой как с большим множеством разных людей, способных разделять эмоциональные состояния человека.
Описываемая нами потребность человека в идентификации себя с массой ради регуляции своих эмоциональных состояний имеет две основные направленности, причем обе — явно эмоционально-аффективного характера. С одной стороны, потребность быть в массе связана с внутренними требованиями снижения или разрядки определенных (обычно резко отрицательных) эмоциональных состояний. На похороны человека в большинстве культур родственники приглашают какое-то количество людей, чтобы они разделили (то есть облегчили) их горе. Так формируются своеобразные мнкромассы. В большем формате могут возникать массы людей, недовольных или обиженных теми или иными аспектами жизни, способные «разрядить» свое недовольство беспорядками, погромами или даже свержением власти.
В основе такой потребности прежде всего лежит обеспечение психологической безопасности и избегание опасности не столько реальной, сколько предвосхищаемой, т. е. все то же преодоление отрицательных эмоциональных состояний. Понятно, что физическая принадлежность к массе обычно защищает человека в ситуациях, когда индивидуальными усилиями обеспечить безопасность затруднительно. Как писал поэт: «Трудно человеку, когда один. Страшно одному, один — не воин. Каждый сильный ему господин, и даже слабые, если двое». 3. Фрейд был строже и жестче: «Отдельный человек чувствует себя незавершенным, если он один» (Фрейд, 1969). Пресловутые «чувство локтя», ощущение «плеча к плечу», «сомкнутых рядов» и т. п. порождают уверенность в своих силах, и даже могущество — сила массы передается отдельному человеку, успокаивая его. В конце концов, присутствие массы успокаивает даже самые сильные из страхов. Не случайно в народе подмечено: «На миру и смерть красна».
С другой стороны, та же самая потребность связана с внутренними требованиями усиления эмоциональных состояний (как явно положительных, так и, реже, особого класса отрицательных эмоций, тесно связанных с эмоциями положительными; например, гнев и ненависть к врагу надо укреплять для ощущения справедливости своих действий и убежденности в победе над ним). Эта противоположная сторона данной потребности наиболее наглядно проявляется в связи с теми же внутренними потребностями. Приведем несколько примеров. В традициях большинства народов отмечать даже личные или семейные положительно-эмоциональные события (успехи, дни рождения, свадьбы, разного рода годовщины) приглашением других людей, т. е. вновь с образованием особой микромассы. В ритуалы праздников большего масштаба, как правило, входят так или иначе называемые народные гуляния. Наиболее яркие примеры такого рода — массовые латиноамериканские карнавалы или религиозные праздники. Последние представляют собой особый пример, относящийся к обеим сторонам потребности в регуляции эмоциональных состояний. Религиозные массы собираются как для снижения отрицательных эмоциональных состояний (одна из функций церкви — релаксационная), так и для усиления положительных состояний (еще одна функция церкви — воодушевляюще-мобилизующая). В целом же, за счет этих двух компонентов осуществляется главное для описываемой нами потребности — в религиозной массе происходит укрепление веры как общего эмоционального состояния массы людей.
Таким образом, становится достаточно очевидным, что массе, безусловно, предшествует индивид. У человека существует потребность быть в массе, мотивированная, в свою очередь, потребностью регулировать свои эмоциональные состояния, уменьшая отрицательные и усиливая («укрепляя») положительные эмоции. Она актуализируется в особо сложные моменты, связанные как с внешними воздействиями (появление новых источников страхов или, напротив, радости), так и внутренними психическими состояниями. Известно, например, что сильные чувства как бы требуют, чтобы человек поделился ими с другими людьми: о своей первой любви молодому человеку хочется рассказать буквально всему миру.
Давно подмечено, что самым удивительным и вместе с тем важным феноменом массы является повышение аффективности у каждого отдельного ее члена. «Можно сказать…что аффекты человека едва ли дорастают до такой силы, как это бывает в массе, а кроме того, для участников является наслаждением так безудержно предаваться своим страстям, при этом растворяясь в массе, теряя чувство своей индивидуальной обособленности» (Фрейд, 1969). Разумеется, это не относится ко всем аффектам — индивидуальный страх смерти, безусловно, всегда сильнее массового — чтобы его уменьшить, человек и идет в массу, к другим людям. Христианская церковь предлагает обряд соборования, т. е. примыкания к незримой, виртуальной массе. Однако дело даже не в этом. У. Макдауголл, Фрейд и многие другие авторы связывали верно описанные феномены усиления аффективности в массе со свойствами самой массы, как бы «разогревающей» включенных в нее индивидов. Однако они не учитывали, что этому предшествует совсем обратный процесс: обладающие сходными эмоциональными потребностями индивиды создают массы своими эмоциями. Люди первичны, а массы вторичны. Более того, именно сильные эмоции образующих массу людей — основа энергетики массы. Иных источников просто нет.
Однако за удовлетворение потребности быть в массе и регулировать свои эмоции индивиду приходится расплачиваться отключением рациональных компонентов психики, снижением критичности восприятия, чувства собственного «я» и, в целом, определенной временной деиндивидуализацией. Однако и это представляется естественным для человеческой психики. Если согласиться с подавляющим большинством психологов, считающих, что человеку присуща потребность быть личностью (связанная с развитием индивидуального сознания и самоопределения, т. е. выражающая прогрессивные тенденции общечеловеческого развития), то можно предположить и другое. Человеку присуща и противоположная потребность, регрессивного характера — потребность не быть личностью, а напротив, раствориться в массе. Э. Фромм называл это «бегством от свободы». Именно уставая от индивидуальной свободы и, главное, связанной с ней индивидуальной ответственности, от необходимости жить все более рационально, индивид бежит в массу.
3. Фрейд писал: «Масса производит на отдельного человека впечатление неограниченной мощи… На мгновение она заменяет все человеческое общество, являющееся носителем авторитета, наказаний которого страшились и во имя которого себя столько ограничивали» (Фрейд, 1969). Тут и происходит знаменитый фрейдовский катарсис — эмоциональное очищение от одних эмоций посредством появления других. «Масса кажется нам вновь ожившей первобытной ордой. Так же как в каждом отдельном человеке первобытный человек фактически сохранился, так и из любой человеческой толпы может снова возникнуть первобытная орда… Мы должны сделать вывод, что психология массы является древнейшей психологией человечества: все, что мы, пренебрегая всеми остатками массы, изолировали как психологию индивидуальности, выделилось лишь позднее, постепенно и, так сказать, все еще только частично, из древней массовой психологии» (Фрейд, 1969). Значит, потенциально возможность регресса индивидуальной психологии заложена в самой природе и истории становления человеческой психики. «Некоторые черты в характеристике Лебона подтверждают право отождествить массовую душу с душой примитивного человека» (Фрейд, 1969).
Об этом говорил и К. Юнг, считавший, что в массе у человека в психике воскресают архетипы — феномены явно регрессивного характера. Однако эти авторы, как и многие другие вслед за ними, полагали, что это происходит просто в результате влияния массы на людей. Практически никто не допускал, что первично обратное влияние: индивиды собираются в массы для реализации своих определенных потребностей. Иногда это происходит под влиянием внешних (обычно пугающих) обстоятельств, и тогда реализуется одна из сторон этой потребности. Иногда это происходит совершенно добровольно, и тогда реализуется другая сторона все той же потребности.
Теперь становится достаточно ясным даже то, что происходит после того, как потребность, заставлявшая людей соединяться в массу, иссякает или реализуется. Масса просто распадается — в силу того, что достигшие своих целей индивиды вновь меняют свои психологические качества, возвращаясь в домассовое состояние (разумеется, за исключением тех очевидных случаев, когда возникшая масса обретает определенную стабильность и становится долговременным общественным феноменом — о них мы будем говорить отдельно).
Таким образом, определенная потребность приводит индивида в массу. Там, при отсутствии его всякого сопротивления (что значит, добровольно), незаметно для него меняется его психика. По прошествии некоторого времени приведшая его в массу потребность иссякает, и он выходит из массы — с новым опытом, и с теми или иными, преходящими или уже хроническими, изменениями психики. Обратим внимание, что этот, завершающий бытие массы процесс, также практически никем не исследовался психологически. Но пойдем по порядку. Прежде чем задаваться вопросами о распаде массы на отдельных индивидов, рассмотрим, что же происходит в середине логической цепочки — что происходит с индивидом, когда он находится в массе.
Влияние массы на индивида
Общепризнанно, что масса значительно изменяет индивидуальную психику и индивидуальное поведение. При этом существенно, что масса, вовлекающая в себя значительное число людей, не только стирает групповые и все прочие различия между ними. Она в значительной мере трансформирует всю индивидуальную психику, целиком подчиняя себе индивидуальное сознание. Еще Г. Лебон отмечал, что в массе стираются индивидуальные различия отдельных людей и тем самым исчезает их своеобразие. Если говорить совсем кратко, то масса нивелирует всю индивидуальную психику, уравнивая во многих отношениях совершенно разных людей. По Лебону, главные отличительные признаки индивида в массе таковы: анонимность и исчезновение сознательной личности, преобладание бессознательной личности, снижение интеллекта и всей рациональной сферы, ориентация массой мыслей и чувств индивидов в одном и том же направлении, формирование у индивидов тенденции к безотлагательному осуществлению внушенных им идей. «Индивид не является больше самим собой, он стал безвольным автоматом» (Le Bon, 1895). Механизмами психологического влияния массы на индивида являются заражение, подражание и внушение.
Более современные авторы рассматривают происходящие с индивидом в массе изменения несколько по-другому. Эти изменения предполагают:
— повышение эмоциональности восприятия всего, что он видит и слышит;
— повышение внушаемости и соответственного уменьшения степени критического отношения к самому себе и способности рациональной переработки воспринимаемой информации;
— подавление чувства ответственности за собственное поведение;
— появление чувства силы и сознания анонимности.
Сразу подчеркнем, что в различных видах массы степень изменения психического состояния индивида будет неодинаковой в зависимости от ситуационных, субъективных и даже идеологических факторов.
Однако не все так ужасно для индивида. Утрачивая индивидуальную ответственность, он обретает ощущение всемогущества и безответственности. Криминалисты знают: даже в групповых преступлениях трудно определить личную меру ответственности каждого индивида и конкретно осуществлявшиеся им действия. Еще хуже дело обстоит с деяниями массы. В свое время американская полиция зашла в тупик, рассматривая множество случаев линчевания негров ку-клукс-клановцами. Факты преступления были налицо, но определить конкретных убийц не удавалось. Убивала масса, в которой потом никто искренне не мог вспомнить, что же конкретно кто (в том числе и он сам) делал.
Исследуя после Второй мировой войны пресловутое «чувство вины» немцев за многочисленные преступления в ходе военных действий, философ М. Хайдеггер зашел в полный тупик. Чтобы выйти из него, ему пришлось придумывать особое понятие. Он выдумал новое существительное из безличного оборота: Das Man. Это одновременно все и никто. Кто убивал? — Das Man. Кто виноват? — Das Man. Преступления совершала масса. Значит, виноваты все немцы. Все вообще — и, одновременно, никто конкретно. Массу же наказать нельзя. Главарей, «вожаков» массы осудил Нюрнбергский процесс. Но когда победившие союзники попытались провести «денацификацию» Германии, ничего не получилось. В нацистской партии были все. Нельзя же было лишать страну учителей, врачей, транспортников только за то, что они входили з эту массу? Так и пришлось ограничиться чисто формальным подходом и быстро свернуть процесс денацификации.
Рассмотрим происходящие с индивидом в массе изменения подробнее. По 3. Фрейду, «индивид, находящийся в продолжение некоторого времени в зоне активной массы, впадает вскоре вследствие излучений, исходящих от нее, или по какой-либо другой неизвестной причине — в особое состояние, весьма близкое к «зачарованности», овладевающей загипнотизированным под влиянием гипнотизера… Сознательная личность совершенно утеряна, воля и способность различения отсутствуют, все чувства и мысли ориентированы в направлении, указанном гипнотизером. Таково, приблизительно, состояние индивида, принадлежащего к психологической массе. Он больше не сознает своих действий. Как у человека под гипнозом, так и у него известные способности могут быть изъяты, а другие доведены до степени величайшей интенсивности. Под влиянием внушения он в непреодолимом порыве приступит к исполнению определенных действий. И это неистовство у масс еще непреодолимее, чем у загипнотизированного, ибо равное для всех индивидов внушение возрастает в силу взаимодействия» (Фрейд, 1969).
Однако, как мы видим, масса не только «отнимает» что-то у индивидуальной психики — она еще и придает входящим в нее людям новые качества. Взаимосвязь «отнимаемого» и «придаваемого» массой индивиду рассматривал еще Г. Лебон, в свою очередь, ссылаясь на Ш. Сигеле и Г. Тарда.
Во-первых, считал Лебон, «в массе, в силу одного только факта своего множества, индивид испытывает чувство неодолимой мощи, позволяющее ему предаться первичным позывам, которые он, будучи одним, вынужден был бы обуздывать» (Le Bon, 1895). Тем более, что особой необходимости обуздывать себя теперь нет — принадлежность к массе гарантирует анонимность отдельного индивида. Масса никогда не несет ответственности сама, а принадлежность к массе избавляет человека от индивидуальной ответственности. Психологическим результатом этого является возрастающее ощущение власти у включенного в массу индивида, связанное еще и с ощущением своей безнаказанности.
Во-вторых, индивидуальная психика меняется в силу особой заразительности массы. Эффект психического заражения является легко констатируемым, но необъяснимым феноменом гипнотического рода. В массе «заразительно каждое действие, каждое чувство, и притом в такой сильной степени, что индивид очень легко жертвует своим личным интересом в пользу интереса общего. Это — вполне противоположное его натуре свойство, на которое человек способен лишь в качестве составной части массы» (Le Bon, 1895). Изучая несколько иные феномены массовой психологии (например, моду — в том числе, и «социальную», и «политическую), Г. Тард говорил фактически об обратной стороне той же самой медали: о законах подражания, свойственных поведению человека в массе. Масса заражает индивида, а индивид, заражаясь, подражает массе.
В-третьих, важнейшей причиной, обусловливающей появление у объединенных в массу индивидов особых общих качеств, противоположных качествам отдельного, «изолированного» индивида, является «внушаемость, причем упомянутая заражаемость является лишь ее последствием» (Le Bon, 1969).
Итак, главные отличительные признаки индивида в массе таковы:
- исчезновение сознательной личности;
- преобладание бессознательного;
- ориентация мыслей и чувств в одном направлении через механизмы внушения и заражения; ж тенденция к безотлагательному осуществлению внушенных идей.
Одним лишь фактом своей принадлежности к массе человек «спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации. Будучи единичным, он был, может быть, образованным индивидом, в массе он — варвар, то есть существо, обусловленное первичными позывами. Он обладает спонтанностью, порывистостью, дикостью, но также и энтузиазмом и героизмом примитивных существ» (Le Bon, 1969).
3. Фрейд писал: «Импульсы, которым повинуется масса, могут быть, смотря по обстоятельствам, благородными или жестокими, героическими или трусливыми, но во всех случаях они столь повелительны, что не дают проявляться не только личному интересу, но даже инстинкту самосохранения. Ничто у нее не бывает преднамеренным. Если она и страстно желает чего-нибудь, то всегда ненадолго, она неспособна к постоянству воли. Она не выносит отсрочки между желанием и осуществлением желаемого. Она чувствует себя всемогущей, у индивида б массе исчезает понятие невозможного» (Фрейд, 1969).
Говоря объективно, влияние массы на индивида противоречиво. В массе человек способен на все. Известно, что масса людей может совершить такие преступления, на которые каждый из составляющих ее индивидов по отдельности никогда не способен. Как уже говорилось, масса способна на убийство, причем потом никакие расследования не могут обнаружить того, кто конкретно бил, стрелял или орудовал, скажем, саперной лопаткой. Помимо уже названных изменений индивидуального сознания под влиянием массы, существует еще один феномен — так называемая ретроградная амнезия, частичная потеря памяти на прошедшие события. Обычно человек просто не может в деталях вспомнить, что он делал в той или иной массе. Он вполне искренне забывает детали произошедшего. Его воспоминания обычно носят отрывочный, фрагментарный характер. Амнезия сопровождается упадком сил после сильного эмоционального стресса, что соответствует состоянию «физиологического аффекта». Согласно уголовному кодексу ряда стран, такое состояние далее смягчает правовую ответственность за действия, «совершенные в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения».
Однако если отдельный индивид всегда руководствуется личным интересом, то масса свободна от него. Психологически она скорее нейтральна. Массе может быть свойственно разрушение, но она также может действовать во имя каких-то идеалов.
С одной стороны, «для правильного суждения о нравственности масс следует принять во внимание, что при совместном пребывании индивидов массы у них отпадают все индивидуальные тормозящие моменты и просыпаются для свободного удовлетворения первичных позывов все жестокие, грубые, разрушительные инстинкты, дремлющие в отдельной особи». Однако это только одна сторона медали. С другой стороны, «массы способны и на большое самоотречение, бескорыстие и преданность идеалу» (Фрейд, 1969). В истории достаточно примеров и первого, и второго рода.
Как уже отмечалось, индивид обычно исходит из своего понимания личной пользы. Индивидуальное поведение в большинстве случаев эгоистично и направлено на достижение этой самой личной пользы, личной выгоды. В массе же мотив выгоды эбычно отсутствует:.ведь у массы нет целей, нет выгод или утрат. У массы есть прежде всего заменяющее все эмоционально-аффективное состояние. 3. Фрейд даже считал, что в отдельных случаях вполне можно и нужно говорить о повышении нравственного уровня отдельного человека под воздействием массы. Это зависит от того социально-психологического «стержня» (события, мнения, чувства), вокруг которого сложился тот или иной вариант массовой психологии и, соответственно, возникла некоторая масса людей. Понятно, что массы, совершавшие Великую французскую революцию, явно обладали несколько иной психологией, чем, скажем, массы турок, устроивших геноцид армянам в начале XX века. Хотя в обоих случаях действовали во многом аналогичные механизмы массового поведения, оно было связано с совершенно различными политико-идеологическими ценностями и идеалами.
Феномен обезличивания
Главное, что уверенно констатируют практически все исследователи психологии масс, это обезличивание, которое происходит с человеком в массе. Что же представляет собой психологически феномен обезличивания? В буквальном смысле это иногда трактовалось как «утрата человеком своего лица». Действительно, в большинстве конкретных описаний тех или иных вариантов массового поведения часто присутствует констатация того, что «они все на одно лицо». Можно допустить, в соответствии с известными работами Ч. Дарвина, что сильное переживание того или иного эмоционально-аффективного состояния действительно сказывается на лицевой мускулатуре, и ведет к напряжению одних и тех же мышц у множества людей. Тогда, действительно, в их лицах неизбежно появление некоторой схожести — исчезают различия в выражениях лиц, появляется то самое, обобщенное «лицо массы», обычно описываемое со всякого рода негативными прилагательными (типа «звериное»). С проблемой схожести выражений лиц на практике часто сталкивается полиция в ряде стран, которая часто затрудняется в идентификации участников массовых беспорядков.
Однако это слишком и буквальное понимание обезличивания. В социально-психологическом плане имеется в виду «утрата личности». Для понимания этого феномена требуется разобраться в том, что же такое личность и как ее можно «утратить».
Обобщая многочисленные и весьма разнообразные трактовки понятия «личность» в социальной психологии, можно прийти к двум основным формулам. Первая формула может быть обозначена как рационалистичная. Ее суть сводится к тому, что личность есть функция от двух переменных: «я» и совокупности социальных ролей, усвоенных индивидом:
Л =/(«я», Р).
Такое понимание личности отстаивал, например, Т. Шибутани (1969). В рамках этой трактовки феномен отчуждения личности в массе объясняется достаточно просто. Во-первых, пребывание в массе вообще снижает общий уровень рациональности в человеке — на первое место выходит иррациональное, эмоциональное начало. Во-вторых, пребывание в массе ведет к разрушению тех социальных ролей, которые исполняла личность и которые были ею интериоризованы. На некоторое время они просто исчезают — в массе все равны, кроме вожаков, выделившихся на особых, нерациональных основаниях и исполняющих особые, эмоциональные роли. В-третьих, пребывание в массе требует отречения от собственного «я». Это самое «я» растворяется в массовом «мы», всегда противостоящему неким «они». Это дало возможность Б. Ф. Поршневу на частном примере заключить: «Толпа — это иногда совершенно случайное множество людей. Между ними может не быть никаких внутренних связей, и они становятся общностью лишь в той мере, в какой охвачены одинаковой негативной, разрушительной эмоцией по отношению к каким-то лицам, установлениям, событиям. Словом, толпу подчас делает общностью только то, что она «против», что она против «них»» (Поршнев, 1979). Пример, безусловно, частный. Однако он показывает, что отказ от своего «я», то есть обезличивание, — это условие возникновения массы.
Вторая формула может быть определена как иррациональная. Ее суть сводится к тому, что личность есть порождение бессознательного, лишь слегка «отшлифованное» социальными нормами и требованиями-ожиданиями, т. е. это функция от трех переменных: Эго, Ид и Супер-эго. Основные сторонники и прародители данного понимания — классический психоанализ 3. Фрейда и его последующие разветвления. Это понимание можно выразить иной формулой:
Л =/(Эго, Ид, Супер-эго)
При таком подходе феномен обезличивания означает еще более простую вещь: исчезновения социального контроля в виде Супер-эго и минимизации роли Эго под влиянием глубинного неосознанного Ид. Согласно Фрейду, психологическая масса есть просто редукция социального к первобытной орде, в которой поведение ее членов целиком детерминировано исключительно подсознательным Ид с его драйвами и ли-бидозными тенденциями. Вот почему, собственно, сам Фрейд избегал понятия «личность», считая все, связанное с ним, лишь искусственной надстройкой над бессознательной «первобытноордынной» сущностью индивида. Именно поэтому феномен обезличивания человека в массе служил для него лучшим доказательством основных постулатов психоанализа: мифа о первобытной орде, эдипова комплекса и либидоз-ной связи членов массы-орды с идеальным отцом. Рассматривая в качестве примера две «искусственные массы», армию и церковь, Фрейд утверждал, что обе они (а значит, и все другие, только в менее очевидных формах) держатся на подсознательной любви к образу идеального отца. В одном случае он олицетворен военачальником, выступающим «отцом родным» по отношению к солдатам, в другом — Иисусом Христом, являющимся «отцом» всего человечества. Отсюда Фрейд, продолжая размышления Г. Лебона, но трактуя их по-своему, в духе психоанализа, придавал особое значение лидерам — «вожакам» массы. Подчинение им и своеобразное «растворение» в них трактовалось как одна их слагаемых феномена обезличивания.
«Мы» и «они», «вы» и «ты», «он» и «я»
Если для большинства исследователей факт растворения сознательного индивидуального «я» в массовом безличном «мы» казался удивительным и непонятным, то Б. Ф. Поршнев, напротив, считал это абсолютно естественным и жестко отстаивал первичность дихотомии «мы» — «они» в истории развития человеческого сознания. С методологической точки зрения, он был убежден: «социальная психология становится наукой лишь с того момента, когда на место исходного психического явления ставится не «я и ты», а «мы и они», или «они и мы», на место отношения двух личностей — отношения двух общностей. Включение же второго лица — «вы» (соответственно «ты») необходимо развивается из исходного отношения и развивает его в свою очередь. Это — плод… контакта между «мы» и «они», продукт диалектики их взаимоотношений» (Поршнев, 1979).
Поршнсв всерьез уверял, что в истории человечества не было каннибализма. Разумеется, его не было лишь в психологическом плане — просто тех, кого съедали, не держали за людей. Это были некие «они», в корне отличные от «нас», настоящие «не люди». Первоначально сознание людей было нерасчлененным, как и их деятельность. «Мы» появилось значительно раньше «я» как сознание общности, к которой принадлежали люди. Прежде чем люди могли обособиться внутри этой общности, общность должна была сама обособиться от других общностей. Для того же, чтобы появилось субъективное «мы», требовалось повстречаться и обособиться с какими-то «они». В субъективной, психологической плоскости «они» первичны по отношению к «мы»: «Первым актом социальной психологии надо считать появление в голове индивида представления о «них»» (Поршнев, 1979). Только ощущение того, что есть «они», рождает желание самоопределиться по отношению к «ним», обособиться от «них» в качестве «мы».
«Они» па первых порах куда конкретнее, реальнее, несут с собой те или иные определенные свойства — бедствия от вторжения «их» орд, непонимание «ими» «человеческой» речи. Для того чтобы представить себе, что есть «они», не требуется персонифицировать «их» в образе какого-либо вождя, какой-либо возглавляющей группы лиц или организации. «Они» могут представляться как весьма многообразные, не как общность в точном смысле слова. Именно в отличие от каких-то «они» возникала общность «мы» — причем как в далеком прошлом, так и в настоящем.
«Мы», по мнению Поршнева, это уже значительно сложнее и, в известной степени, абстрактнее. Реально существовавшая в первобытности общность, взаимосвязь индивидов ощущается теперь каждым ее членом либо посредством той или иной персонификации, либо посредством различных обрядов, обычаев, подчеркивающих принадлежность индивидов к данной общности в отличие от «них».
Полемизируя с западными психологами, отмечавшими исчезновение индивидуального «я» прежде всего в толпе и удивлявшихся этому, Поршнев полагал, что масса сплачивает разных индивидов против неких «они». Именно это рождает настроение протеста против «них» и вызывает мощное эмоциональное чувство «мы». Такая общность и возникает путем отделения от других общностей и, одновременно, уподобления в чем-то людей друг другу. Внешнее отличие и внутреннее уподобление передаются психологическими терминами «негативизм» и «контагиозность» (заразительность). Оба эти процесса, в единстве, связывают и, в известной мере, унифицируют данную общность, порождают у ее членов однородные, схожие чувства, побуждения и определяемые ими действия. Биологическая база контагиозности — автоматическая имитация или подражательность. «Среди «нас» с тем большей силой действует взаимное подражание, взаимное заражение, чем полнее и яснее это сознание «мы». Сознание же это тем сильнее, чем организованнее общность» (Поршнев, 1979).
««Мы» формируется путем взаимного уподобления людей, т. е. действия механизмов подражания и заражения, а «они» — путем ограничения этих механизмов, путем запрета чему-то подражать или отказа человека в подчинении подражанию, навязанному ему природой и средой. Нет такого «мы», которое явно или неявно не противопоставлялось бы каким-то «они», как и обратно… Процесс уподобления и процесс обособления взаимно противоположны, но в то же время они взаимодействуют, находятся в разнообразнейших сочетаниях» (Поршнев, 1979). За счет такого взаимодействия возникают разные виды масс, происходит их трансформация. В целом, по тому же механизму осуществляются и взаимоотношения индивида и массы.
В основе возникновения масс лежат эмоци