Химическая зависимость и созависимость
Зависимость– не поддающееся сознательному управлению влечение человека к определенному объекту, изменяющее состояние его сознания. В качестве предмета влечения могут выступать разные объекты: табак, алкоголь, запахи токсических веществ, наркотики, лекарственные препараты, пища, секс, фанатическая любовь, азартные игры, религиозные практики, Интернет, телевидение, работа, покупки. Каждый вид зависимости проявляется в определенном типе девиантного поведения. Например, неуправляемое переедание, «преследования» объекта любви при любовной зависимости, приобретение ненужных товаров в большом количестве без предвидения последствий при ониомании (шопоголизме) и т. д.
Специалисты называют зависимости патологическими влечениями, потому что зависимые люди не могут преодолеть свои желания даже в тех случаях, когда принимают твердое решение не идти на поводу у своих деструктивных потребностей, осознавая, что их действия приносят им непоправимый вред. Важным признаком зависимости также является регулярность деструктивных действий, преобладание душевной боли, страха, стыда и ненависти, отказ от ответственности за происходящее и приписывание причинности зависимого поведения обстоятельствам. Многие специалисты отмечают, что нередко сильная тяга к предмету влечения определяется иллюзией ухода от решения жизненных трудностей и личностных проблем.
Как известно, все зависимости оказывают разрушительное воздействие на человека, однако наиболее опасны химические зависимости, связанные с употреблением наркотиков, алкоголя, лабильных ароматических веществ, а также ненаркотических лекарственных препаратов, которые оказывают губительное воздействие на организм человека: головной мозг, печень, сердце, почки и т. д. Обобщенное название этих веществ – психоактивные вещества (ПАВ). Употребляющие их люди признаются нездоровыми, и их лечение осуществляют врачи-наркологи, т. к. по своему воздействию на человека все виды ПАВ схожи. Иногда термин «наркомания» используется в широком смысле слова и обозначает заболевания, вызываемые зависимостью от ПАВ. Однако если говорить о более строгом применении этого термина, то он обозначает заболевание, определяемое зависимостью только от наркотиков.
В быту представления о токсикомании сводятся к употреблению токсических веществ, включающих летучие ароматические вещества (ЛАВ), однако это не так. К токсикомании также относится зависимость от таких лекарственных препаратов, как снотворные средства (радедорм), транквилизаторы (феназепам), стимуляторы (сиднокарб), анальгетики (анальгин), средства для лечения паркинсонизма (циклодол), антигистаминные средства (димедрол) (Бабаян , 1988).
В классификаторе болезней МКБ-10 все химические зависимости представлены в разделе «Психические и поведенческие расстройства вследствие употребления психоактивных веществ» (F10–F19) и классифицируются в зависимости от характера воздействия на человека определенной группы психоактивных веществ[3]. В своей работе отечественные наркологи используют как эту классификацию, так и традиционно употребляемые понятия «наркомания» и «токсикомания» (Егоров , 2002).
Несмотря на то что разные психоактивные вещества имеют свои специфические особенности воздействия на человека, можно выделить три стадии развития любой химической зависимости.
Первая стадия характеризуется привыканием к препарату и началом его регулярного потребления. После приема ПАВ человек испытывает состояние эйфории, и все жизненные проблемы, а также сопряженное с ними напряжение отступают на задний план. Постепенно возрастает толерантность к препарату, и чтобы испытать требуемый эффект, человеку необходимо неуклонно увеличивать дозу. При этом сокращается период «релаксации», наступающий после приема препарата, и соответственно увеличивается количество его приемов. Постепенно исчезают защитные реакции организма на токсические вещества (как известно, отравление токсическими веществами может сопровождаться рвотой, тошнотой, зудом, резью в глазах и т. д.). Довольно быстро наступает момент, когда отсутствие в крови ПАВ начинает вызывать депрессивное состояние – резко ухудшается настроение, появляются тоска, тревога и страх, утрачивается интерес к различным проявлениям жизни и все желания концентрируются только на одном – как найти наркотик и избавиться от неприятного состояния. Это означает, что наступила психическая зависимость (Исмуков , 2004). «Можно сказать, что психическая зависимость является самым ранним и главным симптомом наркомании и в то же время самым длительным и тяжелым, который проявляется и в ремиссии»[4](Егоров , 2002, с. 86).
Отличительной особенностью второй стадии является физическая зависимость и появление абстинентного синдрома («ломки»), который характеризуется резким ухудшением функционального состояния: повышается мышечный тремор, появляются сильные ознобы, ломота и боли в суставах, мышцах, костях и животе, отмечаются судороги, слабость, тревога, страх, галлюцинации и бессонница. Чем дольше человек принимает ПАВ, тем сильнее его страдания (там же). На этой стадии толерантность к наркотику продолжает расти и достигает своего максимума, увеличиваясь в 100–200 раз; при этом эффект эйфории от приема наркотика заметно слабее, чем был на первой стадии заболевания, практически ПАВ принимается лишь для избавления от физических страданий, порождаемых абстинентным синдромом. При переходе на регулярное потребление наркотика в случае передозировки исчезают защитные реакции (тошнота, рвота, кожный зуд, обильный пот, икота, слюнотечение, резь в глазах), так как организм приспосабливается к данному препарату.
Нарастает интоксикация организма. Круг общения сужается до лиц, также принимающих наркотики, учащаются скандалы в семье; при этом человек не связывает возникновение его проблем с потреблением ПАВ, наоборот, он оправдывает ими прием вещества. На этой стадии уже невозможно преодолеть свой недуг без помощи специалистов, но часто помощь оказывается минимальной, так как человек еще в полной мере не осознает, что он болен. Продолжительность второй фазы обусловливается наркогенностью вводимого вещества, его дозами и методами введения (Егоров , 2002, с. 97). Однако это не касается подростков-токсикоманов, у которых первая стадия, минуя вторую, сразу переходит в третью стадию (Егоров , 2002; Личко, Битенский, 1991).
На третьей стадии , характеризующейся истощением организма и деградацией личности, ПАВ становится единственным стимулятором активности организма, переносимость наркотика снижается. Усиливается соматическая патология: выражены повторяющиеся рвоты, хроническая диарея, отсутствие аппетита, сильно снижается вес, падает артериальное давление, замедляется пульс, наступает общее истощение организма, обостряются хронические заболевания разных органов. Падают работоспособность и жизненная активность, возникает апатия, теряется смысл жизни, совершаются суицидальные попытки, происходит окончательный разрыв с друзьями, семьей и социумом, утрачиваются моральные нормы и при отсутствии дозы велика вероятность совершения уголовного преступления.
Многие авторы также выделяют предварительный этап формирования зависимости, который порождает привыкание к наркотику. На этом этапе происходит «первый контакт» с ПАВ. Часто он связан с обычным человеческим любопытством, желанием узнать, какие необычные ощущения дает его потребление. В ряде случаев молодыми людьми руководит желание не отставать и ничем не отличаться от других участников молодежной группы, предлагающих испытать ощущение «кайфа», даваемое наркотиком. После первой пробы многие больше никогда не принимают наркотики, но немало и тех, кто продолжает экспериментировать с ними. Они пробуют действие разных веществ и быстро втягиваются в потребление одного из них. Для людей, впервые пробующих наркотик, он может выступать как антистрессор или средство, облегчающее сексуальные контакты, или «противоядие» от застенчивости, обеспечивающее легкость межличностного общения, или демонстративный протест против авторитарных родителей, или стимулятор хорошего настроения, веселья, беззаботности и отдыха.
Как отмечает Н. Н. Исмуков, данные медицинских работников показывают, что у подростков в 30–50 % случаев психическая зависимость возникает уже после первого приема наркотика, у остальных – после нескольких приемов (Исмуков , 2004). А. Ю. Егоров отмечает: «…зависимость появляется после 3–5 инъекций или интраназального употребления героина, 10–15 инъекций морфина, 30 приемов кодеина. В среднем этап эпизодического введения препарата продолжается 2–3 месяца. Если прием наркотика с самого начала становится регулярным, то период наркотизма сокращается до 1–2 недель» (Егоров , 2002, с. 95). В целом водораздел между предварительным и первым этапами проходит по двум линиям: «эпизодичность/регулярность приема наркотиков» и «отсутствие/ наличие психической зависимости».
Необходимо отметить, что приему ПАВ способствует инфантилизм пятнадцати– и шестнадцатилетних подростков, выражающийся в стремлении идти по пути наименьшего сопротивления и уклоняться от самостоятельного принятия решений. Для психологов, изучающих закономерности формирования и развития личностных свойств, это, в частности, указывает на два важных обстоятельства. Во-первых, такое поведение свидетельствует о замедлении темпов личностного развития – прежде всего становления психического механизма принятия ответственных решений (Эриксон , 1996а). Во-вторых, в этой связи особое значение приобретают организация и проведение систематической психологической работы с подростками, направленной на развитие личности и поведения. При психологически грамотном подходе к формированию личности число старших подростков, достигающих личностной зрелости, соответствующей их возрасту, заметно увеличивается (Рождественская , 2004).
В нашей стране самым распространенным видом наркомании является опиатная зависимость. По данным А. Ю. Егорова, она составляет до 90 % всех наркоманий. С середины 90-х годов прошлого века наибольшее распространение получил героин, вызывающий самую тяжелую форму заболевания. Для опиатной зависимости характерно, что она может возникнуть даже при использовании малых доз, которые в ряде случаев применяются с лечебными целями (Егоров , 2002). По данным наркологов, большинство наркоманов доживают только до 30 лет.
В специальной литературе, посвященной изучению зависимости от ПАВ, описаны наиболее общие признаки, по которым можно распознать наркомана. Как правило, поведение подростков, начинающих принимать ПАВ, меняется. Прежде всего они становятся более скрытными, например, говоря по телефону, обязательно закрывают двери, объясняются короткими непонятными фразами, используют речевые шифры. По возвращении домой из школы, с дискотеки, с прогулки в их поведении могут наблюдаться следующие особенности: речь быстрая и возбужденная или невнятная и замедленная (язык заплетается, и речь не понятна); координация движений нарушена, как при алкогольном опьянении, но запах алкоголя отсутствует; часто на вопросы членов семьи отвечают грубостью; настроение подвержено необъяснимым резким и частым колебаниям; действия не соответствуют ситуации; зрачки, независимо от освещения, неестественно узкие или широкие; на венах рук и теле можно найти следы от инъекций. К отличительным признакам наркомана также относятся одежда с длинными рукавами, даже если она не соответствует ни погоде, ни ситуации; неряшливый внешний вид, сухие волосы, отекшие кисти рук.
Необходимо отметить, что часто подростки-токсикоманы употребляют средства бытовой химии, вдыхая испарения некоторых видов клея, растворителей, бензина, лаков, красок, которые содержат ПАВ, воздействующие на центральную нервную систему, вызывая эффект эйфории и помрачения сознания – окружающее пространство «становится» необычным: изменяются звуки, форма и объем предметов, краски. Появляются зрительные галлюцинации, так называемые мультики, как будто бы проецируемые на экран. «Для ингаляции паров клея (максимальной популярностью с 80-х годов прошлого века пользуется клей “Момент”) используются целлофановые мешки. Мешок прикладывается к лицу, и при достижении опьянения он выпадает из рук, а вытрезвление происходит само собой» (Егоров, 2002). Печальный опыт изучения последствий токсикомании показывает, что даже небольшая передозировка токсических веществ может вызвать судороги, паралич дыхательного центра, потерю зрения, аритмию сердечной мышцы, сердечную недостаточность, отек легких, асфиксию, острую почечную недостаточность, кому. Регулярное применение токсических веществ в зависимости от интенсивности и сроков их использования приводит к снижению интеллектуальной деятельности, умственной отсталости и летальному исходу.
Рассматривая проблемы наркомании, алкоголизма и некоторых других видов зависимости, многие специалисты описывают феномен созависимости. Несмотря на то что он изучается уже достаточно давно, до сих пор отсутствует общепринятое определение этого феномена. В целом следует отметить, что созависимость прежде всего характеризуется не поддающейся сознательному управлению потребностью в концентрации своих мыслей, чувств и усилий на заботе о другом человеке при отказе от удовлетворения своих собственных нужд и желаний и наличием неконтролируемого желания всегда и во всем соответствовать только его позитивным оценкам.
В работах Дж. Брэдшоу, В. Д. Москаленко (Bradshаw , 1988; Москаленко , 2002, 2009) и других авторов детально анализируются личностные особенности созависимых людей. Таковыми являются лица, воспитанные в атмосфере эмоционального пренебрежения и отвержения в дисфункциональных семьях[5]и приобретшие в них совокупность личностных свойств и паттернов поведения, способствующих, в свою очередь, появлению дисфункциональных тенденций в создаваемых ими семьях.
Центральным свойством личности созависимых людей является низкая самооценка, которая, в частности, определяет их стремление быть полезными своим близким, ухаживать за ними, помогать им. У них не развито чувство самоценности, и они не верят, что могут быть любимыми и уважаемыми людьми только потому, что они люди. Своими заботой, уходом и помощью они «зарабатывают» любовь и уважение, доказывая, что достойны того, чтобы с ними хорошо обращались.
Для созависимых очень важна внешняя оценка, которая немного приподнимает их в собственных глазах. Они постоянно занимаются самокритикой, но критика в их адрес вызывает у них сильное раздражение и гнев, так как всегда рассматривается как «глобальный удар» по личности, а не отдельное замечание, касающееся каких-либо единичных действий, поступков или свойств, безотносительно их характеристики в целом.
По мере деградации члена семьи, принимающего ПАВ, созависимым людям приходится переносить много негативных эмоций, и их толерантность к восприятию своих переживаний также повышается : они становятся все более и более терпимы к тому, что с ними происходит. Только так можно вынести то, на что способны потерявшие человеческий облик наркоманы и алкоголики. Однако и их толерантность к своей душевной боли не беспредельна, и тогда она резко падает до низких значений, и они начинают реагировать на пустяки и мелочи.
Как правило, вытесняются отрицательные эмоции – вина, стыд, гнев, ярость, ненависть, отчаяние, тревога, страх. Еще в детском возрасте в своей родительской семье у созависимых формируется убеждение, что допустимы лишь позитивные чувства. Так, созависимая женщина исходит из того, что она должна быть доброй и заботливой, и бессознательно отрицает гнев, возмущение и ненависть, которые вызывают у нее скандалы, избиения и оскорбления, инициируемые ее зависимым мужем. Отрицание – один из наиболее часто используемых созависимыми людьми механизмов психологической защиты. Вытесненные негативные эмоции могут проецироваться на других людей и бессознательно «прикрываться» такими качествами, как надменность, самодовольство и превосходство над другими.
Отрицаются не только эмоции, но и очевидные факты, поэтому в таких семьях много запретов и умолчаний, а скрытность и неоткровенность порождают подозрительность, враждебность, манипулятивность. Но при этом все члены семьи стараются «сохранять ее лицо» и не выносить сор из избы. Что дает отрицание? Оно позволяет бездействовать, потому что действовать созависимые люди просто-напросто не умеют, т. к. еще в детстве все проявления самостоятельности были сломлены родителями. Они были молчаливыми свидетелями того, как родители безответственно игнорировали очевидное, но при этом умело создавали видимость благополучия семьи и заботы о ближних. В принципе они живут так, как их воспитали.
Такие семьи замкнуты и образуют закрытые системы с весьма жесткими, ригидными и неэксплицированными правилами жизни (плохо/хорошо): запрет на выражение чувств, эмоциональное дистанцирование от своих детей, полное подчинение детей требованиям родителей, блокировка самостоятельного и ответственного поведения детей, отсутствие родительских образцов такого поведения, нарушение родителями психологических границ детей и друг друга, ранний опыт переживания детьми страха отвержения и небытия.
Мышление этих людей категорично , они не могут использовать вероятностные суждения, осмысляя действительность, и видят мир либо в черных, либо в белых тонах.
Созависимые страдают от навязчивых мыслей о необходимости сделать что-то, чтобы «вытащить из болота» алкоголизма или наркомании близкого человека. Навязчивые мысли о его болезни и путях лечения выполняют защитную функцию. Они создают иллюзию продвижения в решении проблемы, в то время как какие-либо предпосылки к изменению сложившейся ситуации отсутствуют. Они препятствуют осознанию реального положения дел также потому, что признание своей неспособности быть полезным близкому человеку означает для созависимого утрату смысла жизни. Они также позволяют оставить в стороне свои собственные проблемы, вносящие негативный вклад в семейную жизнь, обвинить во всем, что происходит, кого и что угодно, только не самих себя. Это также в определенной мере снимает с них ответственность за воспитание детей и их судьбу.
Навязчивые мысли также прикрывают страх одиночества. Как отмечалось выше, созависимость воспитывается в дисфункциональных семьях. Часто это семьи, в которых один из родителей химически зависим, а второй (созависимый) все свое внимание сосредоточивает на нем, принося себя в жертву. Мысли, чувства, желания, потребности ребенка взрослых близких не интересуют, он просто должен во всем им подчиняться. Авторитарные семьи также порождают созависимую личность, поскольку и в них ребенок вынужден беспрекословно подчиняться воле взрослых, не имея права ни на свои чувства, ни на свои мысли, ни на свои потребности. От него требуется только одно – подчинение и послушание, в противном случае родители демонстрируют недовольство, возмущение, пренебрежение и отвержение.
И в тех, и в других семьях у детей еще на довербальном уровне психического развития появляются ощущение ненужности, страх быть брошенными и страх гибели. Страхи одиночества и небытия – еще одна особенность созависимых людей – переживаются в детском возрасте очень тяжело и в сфере бессознательного сохраняются на всю жизнь. Всякий раз, когда во взрослом возрасте созависимый сталкивается с проблемой разрыва отношений, детские страхи автоматически оживают, и он чувствует, что ему легче продолжать страдать от душевного и физического насилия, причиняемого близким человеком, чем остаться в одиночестве, тем более что он уже привык к ним с раннего детства, а вот жить самостоятельной и ответственной жизнью, отвечать за себя и за других не умеет. Более того, у него есть ошибочное детское ощущение, что если он останется один, то погибнет. При этом рациональные оценки жизненной ситуации не воспринимаются.
Таким образом, в дисфункциональных семьях дети знакомятся с двумя типами родительской личности: угнетателей и жертв, и именно эти паттерны поведения они воспроизведут, когда сами станут родителями. Они будут либо властвовать над членами семьи, либо жертвовать собой, а их дети, так же, как они когда-то, будут страдать от неумения родителей трезво взглянуть на жизнь и ответственно отнестись к себе и своим близким (Москаленко , 2002, 2009).
По Ц. П. Короленко и Н. В. Дмитриевой созависимая личность характеризуется неспособностью принимать ответственные решения без помощи других людей, что делает человека несчастным, потому что чужой выбор обычно не соответствует его внутреннему видению себя, окружающей действительности и отношений с ней. Например, нередко выбор специальности в соответствии с желанием родителей часто оборачивается разочарованием и даже ощущением потерянной жизни (Короленко, Дмитриева , 2001).
В общении созависимым присущ «прорыв» отрицательных эмоций, вытесненных в сферу бессознательного, который проявляется в виде злости и агрессивности, оставляющих после себя чувство вины и стыда.
Они, как правило, проводят «политику соглашательства», проявляющуюся в принятии мнения значимых людей без всякого сопротивления и анализа ситуации. Это объясняется двумя причинами: во-первых, созависимые не умеют отстаивать свои интересы и защищать свою точку зрения; во-вторых, их действия сковывает страх последствий, которые могут привести к разрыву значимых отношений. Освободиться от этого страха невозможно в силу отсутствия внутренних ресурсов его преодоления, в частности, способности к самопознанию и самостоятельному принятию решений. Со страхом разрыва отношений связан страх отрицательных оценок, неприятие и активное избегание критики.
Еще одной характерной особенностью людей с созависимостью является отсутствие способности составлять и претворять в жизнь собственные планы и инициативы. Уже на уровне составления плана у созависимых возникают сомнения по поводу того, как будет оценена их активность. По ходу работы они постоянно советуются с окружающими, часто сталкиваются с противоречивыми, малосодержательными и ошибочными мнениями людей, не желающих вникать в проблему, и в результате не доводят начатое дело до конца. Поэтому, как правило, внутренний потенциал этих людей развит недостаточно, и они частично или полностью не реализуют себя в жизни.
Созависимые люди недостаточно развиты духовно и, как правило, входят в категорию так называемых приземленных людей.
Созависимые часто делают то, что им делать неприятно, но они не обращают на это внимания, т. к. стремятся к тому, чтобы понравиться, стать незаменимыми и поддерживать отношения с близкими, без которых они испытывают сильную тревогу и опустошенность. Для них важно определить желание человека и удовлетворить его. Это получается у них хорошо, благодаря развитым способностям разбираться в том, что нравится другим. Они исходят из того, что будут чувствовать себя в безопасности, если будут такими, какими их хотят видеть окружающие. Они переживают разрыв отношений как потерю точки опоры и при этом утрачивают способность правильно оценить реальность. Опасность созависимых отношений состоит в том, что поведенческие стратегии подстраивания и подыгрывания создают среду, способствующую прогрессивному развитию зависимостей у аддиктов, проживающих с ними.
В связи с тем, что внутренний мир (self) у созависимого человека развит слабо, у него отсутствуют механизмы самопонимания и не развита способность по-настоящему переживать свои эмоции, он испытывает значительные трудности в самораскрытии, прежде всего в проявлении чувств и установлении глубоких интимных отношений с другим человеком. В этой связи он нуждается в психологическом контакте с другими людьми, что позволяет избежать чувства внутреннего хаоса. Созависимые лица как бы «прилипают» к другому человеку, без которого им трудно выжить. Одной из характерных черт созависимых людей является отсутствие границ. Они не понимают, где заканчивается их личность и где начинается личность другого человека. Они не могут дифференцировать свои собственные переживания от эмоций близких людей. Если член семьи находится в состоянии угнетения, соаддиктивный человек испытывает аналогичное состояние, не понимая первопричину своего переживания.
Ц. П. Короленко и Н. В. Дмитриева отмечают, что общество, образовательные учреждения и другие организации фактически способствуют проведению культурального тренинга созависимости, поскольку в них человека учат думать и чувствовать так, как ему говорят.
Созависимые лица эгоцентричны. Они уверены в том, что все происходящее со значимым другим зависит от их действий. Они ригидны, их трудно в чем-либо переубедить, и при этом они часто стараются произвести ложное впечатление благополучных людей, не имеющих проблем.
Таким образом, созависимость рассматривается как одна из форм аддикций[6], которая является более тяжелой формой, чем аддикции к конкретной активности или агенту (Короленко, Дмитриева , 2001).