Семейная терапия как особая форма групповой психотерапии

Коррекция семейных отношений как одна из форм групповой психотерапии получила в последнее время значительное распространение. Интерес к этому направлению коррекционной работы вызван растущим признанием роли семьи — семейного воспитания, се­мейных конфликтов — в генезе неврозов и других нервно-психических заболеваний. Возникшая в 50-х гг. на Западе и обязанная своим появлением в основном психиатрам семейная пси­хотерапия первоначально была адресована семьям, включающим душевнобольных. Постепенно эта об­ласть науки все более психологизировалась как по целям, так и по объекту изучения. Если первоначаль­но ставилась задача лечения или реабилитации боль­ного путем психотерапевтического воздействия на его семью, то впоследствии уже сама семья становится групповым пациентом. Основные нарушения в семей­ном взаимодействии объясняются в психологическом плане: это нарушения в ролях, контактах, согласо­вании потребностей.

Психологическая коррекция семейных отношений ориентирована на изменение процессов психологиче­ской природы (каковыми являются взаимоотношения в конкретной семье или искажения в развитии лич­ностей ее членов) и опирается на использование пси­хологических закономерностей общения. Основное на­значение психологических знаний о семье состоит в том, что эти знания служат базой для постановки «семейного диагноза», а также для формулирования «стратегических» психотерапевтических целей.

Для обоснования задач и процесса семейной пси­хотерапии используются различные теории семейных отношений. Для объяснения семейных механизмов, создающих некоторые черты невротического поведения детей, выдвигаются ролевые теории. Одна из них принадлежит Х. Е. Рихтеру (1970).

Роль определяется как система сознательных и бессознательных ожиданий партнеров. Роли могут служить преимущественно или полностью как защит­ные механизмы, так как принятие или приписывание ролей служит для освобождения каждого из партне­ров в качестве компенсации напряженности их внут­ренних конфликтов. Партнер используется как нарциссическое продолжение самого себя.

Выделяются следующие роли: 1) заместителя партнера; 2) двойника; 3) идеального себя; 4) нега­тивного себя: а) «козла отпущения», б) «слабой ча­сти»; 5) союзника.

Автор подчеркивает, что эти роли в принципе вос­производят реальные взаимоотношения между людь­ми. Но, как только роли приобретают доминирующее значение в поведении одного из партнеров, это ста­новится ненормальным. Они начинают служить целям защиты этого человека. В результате изменяется пси­хологическое равновесие не только партнера, но и всей групповой ситуации.

Работа Н. Роллинса и М. Лорда (1964) посвя­щена развитию ребенка в связи с семьей как соци­альной системой, в частности с установлением роли, исполняемой детьми внутри семьи и имеющей значе­ние как для семьи в целом, так и для развития ре­бенка. Авторы выделяют четыре специфические роли: «козел отпущения», «беби», «любимчик», «примири­тель». Роль определяется как межличностное поня­тие, как слияние апперцепции членов семьи. Основ­ные характеристики здоровых ролей — это гибкость, продолжительность, соответствие потребностям раз­личных стадий развития ребенка и семьи. Патологи­ческие роли — закрепленные, жесткие, не поддаю­щиеся изменению.

Все вышеперечисленные роли по-разному выпол­няют свои функции, служащие для стабилизации се­мьи. «Козел отпущения» отводит гнев родителя на себя. «Беби» маскирует семейные разногласия и ссоры переводом беспокойства на себя ненасытной по­требностью в ласке, внимании, заботе. «Любимчик» концентрирует все внимание на себе. «Примиритель» должен предотвращать ссоры, преждевременно при­няв роль взрослого.

Такой аспект семейных отношений, как «эмоцио­нальный климат семьи», в частности эмоциональные отношения между взрослыми членами, является, по мнению многих авторов, также существенным фак­тором детских неврозов.

Как указывает А. Кемпински (1975), говоря о «семейном климате», необходимо иметь в виду дей­ствительные, а не замаскированные чувства. Ребенок легко чувствует вражду, стоящую между родителями. Ссоры в глазах ребенка приобретают катастрофиче­ские размеры. Если ребенок пытается предотвратить их, то он пробует предотвратить трагедию своего мира, так как конфликт между родителями переходит во внутренний конфликт «Я». Происходит нарушение самотождественности, предполагаемым механизмом этого явления может быть детская идентификация со значимыми другими.

В ситуации замаскированной вражды последствия еще более разрушительны. Ребенок чувствует себя беспомощным, живет в постоянном напряжении.

Втягивание ребенка в конфликт на стороне одно­го из родителей приводит к насильственному эмоци­ональному отторжению одного из них, а, следова­тельно, одного из эталонов для подражания, к пси­хическому обеднению личности, которое также со­провождается негативным отношением к подобным чертам в себе и других — залогом будущих конфлик­тов.

В семьях разбитых, но сохраняющих формальную связь, ребенок становится как бы звеном, соединяю­щим семью, без которого семья не смогла бы суще­ствовать. Для ребенка это слишком большое эмоци­ональное давление. С другой стороны, в формально разбитых семьях отсутствие одного из родителей де­формирует всю эмоциональную структуру семейных отношений. Это также приводит к своеобразной по­тере чувства безопасности, к страху быть оставлен­ным. Кроме того, происходит как бы ломка первой общественной модели мира. Остается один человек, который вынужден исполнять роли за двоих.

Основы целостного подхода к семье как единице изучения и объекту лечения сформулированы Н. Аккерманом (1970) — одним из основателей семейной психотерапии. Он ввел два понятия — «идентичность» и «стабильность» семьи.

Семейная идентичность — это содержание ценно­стей, устремлений, ожиданий, тревог и проблем адап­тации, разделяемое членами семьи или взаимодопол­няемое ими в процессе выполнения семейных ролей. Другими словами, семейная идентичность — это эмо­циональное и когнитивное «Мы» данной семьи. Ста­бильность семьи, которую точнее было бы обозначить как «сохранение в изменении», предполагает сохра­нение идентичности во времени, контроль над кон­фликтами и способность семьи к изменению и даль­нейшему развитию.

Другая линия исследований, представленная в ря­де работ зарубежных психотерапевтов, ориентирова­на на системный подход. В рамках этого подхода семья выступает как структура, характеризующаяся специфическими связями между составляющими ее элементами: основной упор делается на анализ этих связей, степени отчетливости и размытости границ между «элементами», наличия коалиций и подсистем. При этом характер взаимоотношений выделяется не­посредственно в ходе контакта семьи с психотерапев­том, в рамках специально организованных встреч, в которых непроизвольно воспроизводятся типичные ситуации и межличностные конфликты.

Понимание семьи как системы позволяет распространить на нее широко известные положения, отно­сящиеся к функционированию системных объектов.

1.Семья обладает сложным внутренним строени­ем, своей психологической структурой.

2. Семейная система как целое образует у вклю­ченных в нее индивидов «системные качества». Иначе говоря, семья как целое определяет некоторые свой­ства и особенности входящих в нее элементов.

3. Семейная система обладает свойством неадди­тивности, т. е. не является суммой входящих в нее индивидов.

4. Каждый элемент семейной системы влияет на другие элементы, и сам находится под их влиянием.

5. Семейная система обладает способностью к са­морегуляции.

Взаимоотношения в семейной триаде описывают некоторые теории социальной психологии.

Это, например, теория структурного баланса Ф. Хайдера (1970). В качестве рабочей модели он выдвигает схему Р — О — X. Эта схема — модель когнитивного поля воспринимающего субъекта (Р). Между тремя элементами Р, О, X могут существовать один или два типа отношений: «отношения оценки» и «отношения принадлежности». По мысли Хайдера, баланс присутствует в когнитивной системе Р в том случае, если Р воспринимает всю ситуацию как гар­монию, без стресса, т. е. если «отношения оценки» и «отношения принадлежности» между двумя эле­ментами (О, X) воспринимаются как позитивные. Для ситуации баланса нужно наличие либо трех по­зитивных отношений, либо одного позитивного и двух негативных.

Представляет интерес теория коммуникативных актов Т. Ньюкома (1968), которая вытекает из пре­дыдущей. Исходный тезис Ньюкома состоит в сле­дующем: когда два человека позитивно воспринимают друг друга и строят какое-то отношение к третьему, у них возникает тенденция развивать сходные ориен­тации относительно этого третьего. Причем развитие сходных ориентаций происходит за счет развития межличностной коммуникации.

Если изначально существует расхождение в вос­приятии третьего элемента, то стремление к «сим­метрии ориентации» может вызвать один из вариан­тов возвращения данной системы в состояние балан­са: 1) «А» изменяет свое отношение к «X»; 2) «В» изменяет свое отношение к «X»; 3) «А» изменяет свое отношение к «В».

Исследования, в которых объектом анализа стала структура коммуникативных актов, или, иначе, стиля внутрисемейного общения, составляют одно из самых интересных современных направлений в изучении се­мьи. Они стали основой для эффективной практики семейной терапии. Речь идет об исследованиях Вирджини Сатир (1964; 1978) и школы М.С. Палассоли, Л. Босколо и других (1980).

В. Сатир отмечает важность коммуникации во внутрисемейном взаимодействии и указывает пути ее улучшения. Она исходит из того, что люди должны общаться ясно и свободно, если они собираются по­лучить конкретную информацию от собеседника или дать информацию друг другу. Мы должны дать по­нять другим следующее: а) что происходит внутри нас; б) что мы уже знаем или думаем, что знаем о других; в) что мы ожидаем от других; г) как мы интерпретируем поведение других; д) какое поведе­ние нам приятно, какое — нет; ж) каковы наши соб­ственные намерения; з) как выглядят другие для нас.

Автор разделяет общение на функциональное и нефункциональное.

Личность, которая общается функциональным об­разом, может: а) твердо выдать свой постулат; б) в то же время прояснить, что же сказано; в) потребо­вать реакции; г) быть способной воспринять реакцию, когда она дается.

Личность, которая общается нефункционально: а) редко проверяет и уточняет, как она и другие ис­пользуют слова; б) ее средство общения только за­туманивает смысл информации; в) дает неполную информацию; г) не заканчивает своего предложения, а полагается на воспринимающего, рассчитывая, что он его дополнит; д) смутно произносит местоимения; е) выбрасывает целые связки в своих предложениях.

Нефункциональный коммуникатор оставляет при­нимающего информацию в неопределенности относи­тельно того, что именно у него было на уме и чего же он, собственно, не договорил. При этом: а) он не только оставляет собеседника в догадках, а исходит из того, что он отлично ведет беседу; б) получатель в свою очередь оперирует той информацией, о кото­рой он догадался; в) очень легко для них не понять друг друга; г) ужасно трудно для обоих прийти к сокровенной цели.

В. Сатир выделяет два уровня коммуникации:

а) буквальное содержание, собственно замечания;

б) метакоммуникативный уровень, а именно замеча­ния по поводу буквального замечания о природе взаимоотношений между общающимися.

Метакоммуникация — это «послание о послании»; она выражает: а) отношение человека к информа­ции, которую он дал; б) отношение человека к само­му себе; в) отношение человека, давшего информа­цию, к получателю.

Люди могут давать также невербальные метакоммуникации, вариантов этого очень много. Они могут хмуриться, гримасничать, улыбаться, напрягаться и т. д. И контекст общения сам по себе есть средство коммуникации.

Коммуникативный и метакоммуникативный уров­ни сообщения должны совпадать. Если коммуникация и метакоммуникация не совпадают, то получатель должен каким-то образом перевести все это в единую систему, построить ясную для себя картину. Для того чтобы сделать это удовлетворительно, он нуждается в способности прокомментировать наличие неясно­сти.

Далее В. Сатир отмечает, что получить полную картину коммуникативного процесса нельзя, если рас­сматривать «послания» отдельно от интеракции. Для восстановления полной картины коммуникативного процесса необходимо следующее: а) отметить, что говорит А, как отвечает Б, как отвечает А на ответ Б, поскольку коммуникация — это двустороннее за­нятие: говорящий — это и слушающий, слушающий — это и говорящий; б) отметить, повторяются или нет эти интеракционные последовательности во времени и в разных контекстах; в) если они повторяются, то делается вывод, что эти последовательности пред­ставляют то, как обычно эти люди общаются друг с другом.

В заключение В. Сатир выделяет наиболее суще­ственные моменты, которые необходимы для успеш­ной коммуникации.

1. Человек, посылающий информацию (А), должен четко и ясно выразить свою мысль.

2. Человек, принимающий информацию (Б), должен адекватно прореагировать на нее.

3. А должен быть способным воспринять реакцию, когда она дается.

4. Вербальные и невербальные метакоммуникации должны совпадать в пределах контекста.

5. При возникновении неясностей в процессе коммуникации и А и Б должны быть способны проком­ментировать и конструктивным образом разрешить их.

6. А и Б должны быть достаточно рефлексивны.

Таким образом, совершенно очевидно, что все эти компоненты должны присутствовать в общении любого уровня, включая и нашу повседневную жизнь.

В исследованиях М.С. Палассоли и ее сотрудни­ков (1980) исследуются такие формы неверных се­мейных коммуникаций, как «двойная связь». Изуча­ется соответствие всех элементов коммуникаций друг другу в общении между членами семьи; показано, что иногда эти коммуникации в силу рассогласова­ния их отдельных элементов становятся «парадок­сальными» и дезориентируют ребенка. В этом случае его сознание и эмоциональное реагирование форми­руются искаженно. Задачу семейной психотерапии эти авторы видят в замене «парадоксального» обще­ния и «парадоксальных» коммуникаций на «контр­парадоксальные».

Иными словами, семейная психотерапия направ­лена на коррекцию внутрисемейных коммуникаций.

Формы проведения семейной психотерапии весьма разнообразны: это и ведение одним или двумя пси­хотерапевтами одной семьи (супругов, родителей, де­тей), и работа с группой из нескольких семейных пар. Психотерапия может проводиться амбулаторно и ста­ционарно. Особенности семейной психотерапии при неврозах описаны в методических рекомендациях, подготовленных В. К. Мягер и Т. М. Мишиной (1976), а также в монографии В. И. Гарбузова и соавторов (1977).

А. И. Захаров (1982) определяет семейную психо­терапию при детских неврозах как одну из состав­ляющих психотерапевтического комплекса, включаю­щего в качестве терапевтического инструмента груп­повую и индивидуальную психотерапию у детей.

В случаях хронического течения детских неврозов, сочетающихся с трудноразрешимым семейным кон­фликтом, А. И. Захаровым успешно применяется сов­местная групповая психотерапия детей и родителей. Для этого перед началом и параллельно групповой психотерапии детей проводится предварительная медико-педагогическая работа с группой родителей, и лишь после этого взрослые присоединяются к группе детей. В процессе такой психотерапии родители и дети часто обмениваются ролями (игры на тему «Семья»). Эта «обратная связь» дает хороший эффект, помогая лучшему осознанию отношений в семье.

Семейная, индивидуальная и групповая психоте­рапия, по Захарову, представляет собой стадии единого психотерапевтического процесса, направленного на восстановление и укрепление психического един­ства личности посредством нормализации отношений в семье (семейная психотерапия), разрешения внут­реннего конфликта (индивидуальная психотерапия) и налаживания отношений со сверстниками (группо­вая психотерапия). Итогом психотерапевтического процесса является нормализация психического функ­ционирования и актуализация возможностей личност­ного развития в социальном контексте отношений.

Эффективность такой комплексной психотерапии исследовалась А. И. Захаровым путем длительного катамнестического наблюдения. Было выявлено ее преимущество по сравнению с индивидуальной психотерапией, прежде всего за счет меньшего числа рецидивов неврозов вследствие более глубокой пере­стройки отношений больных в семье и коллективе.