Мне, а я – ему, он пасет между

Лилий

Песнь песней, 2, 16

Лилии, лилии чистые,

Звезды саронских полей,

Чаши раскрыли душистые

Горного снега белей.

Небу возносит хваление

Сладостный их фимиам.

Золото – их опыление,

Венчик-сияющий храм.

В ночи весенние, лунные,

К тени масличных дерев

Овцы спешат белорунные,

Слышен свирели напев.

В лунные ночи, бессонные,

После дневного труда,

Друг мой в поля благовонные

К пастбищу гонит стада.

Друг мой что облачко ясное,

Луч, возрожденный из тьмы.

Друг мой что солнце прекрасное

В мраке дождливой зимы.

Взоры его – благосклонные,

Речи-любви торжество.

Блещут подвески червонные

Царской тиары его.

Пурпур – его одеяние,

Посох его – золотой.

Весь он – восторг и сияние,

Весь – аромат пролитой.

– Друг мой! под свежими кущами

Сладок наш будет приют.

Тихо тропами цветущими

Овцы твои побредут,

Лозы сомнут виноградные,

Песни забудут твои,

Вспенят потоки прохладные,

Вод галаадских струи.

Утром жнецами и жницами

Мирный наполнится сад;

Будут следить за лисицами,

Гнать молодых лисенят.

Будут тяжелыми урнами

Светлый мутить водоем…

Друг мой, ночами лазурными

Как нам отрадно вдвоем!

Кроют нас чащи тенистые,

Сумрак масличных аллей.

Друг мой! мы-лилии чистые,

Дети саронских полей.

1896–1898

«Быть грозе! Я вижу это…»

Быть грозе! Я вижу это

В трепетанье тополей,

В тяжком зное полусвета,

В душном сумраке аллей.

В мощи силы раскаленной -

Скрытых облаком – лучей,

В поволоке утомленной

Дорогих твоих очей.

ОЧАРОВАНИЕ

Синевато-черные ресницы,

Бросив тень на бледные черты,

Знойных грез рождают вереницы,

И роятся страстные мечты.

И огонь несбыточной надежды

В этот миг горит в моей груди…

О, оставь опущенными вежды,

Тайну чар нарушить погоди!

Тайнам чар душа отдаться рада,-

Ждать и жаждать чуда – мой удел.

И меня волнует больше взгляда

Эта тень колеблющихся стрел.

1896–1898

«Так низко над зреющей нивой…»

Так низко над зреющей нивой

Проносится вихрь торопливый,

Из тканей заоблачных свит.

Он дышит горячими снами,

Бесплотными веет крылами,

Незримой одеждой шумит.

Колосья покорны и тихи,

И розово-белой гречихи

Склонился подкошенный цвет.

Пред ним расступились дубравы,

За ним зазмеилися травы,

Поклон ему шлют и привет.

И вольный, в полете широком,

Промчавшись над бурным потоком,

Наметил серебряный след -

Для тех, кто слагает молитвы,

Кто ищет восторгов и битвы,

Кто жаждет и гроз, и побед!

1896–1898

«Я не знаю, зачем упрекают меня…»

Я не знаю, зачем упрекают меня,

Что в созданьях моих слишком много огня,

Что стремлюсь я навстречу живому лучу

И наветам унынья внимать не хочу.

Что блещу я царицей в нарядных стихах,

С диадемой на пышных моих волосах,

Что из рифм я себе ожерелье плету,

Что пою я любовь, что пою красоту.

Но бессмертья я смертью своей не куплю,

И для песен я звонкие песни люблю.

И безумью ничтожных мечтаний моих

Не изменит мой жгучий, мой женственный стих.

1896–1898

ТРИОЛЕТ

В моем аккорде три струны,

Но всех больней звучит вторая:

Тоской нездешней стороны.

В моем аккорде три струны!

В них – детства розовые сны,

В них – вздох потерянного рая.

В моем аккорде три струны,

Но всех больней звучит вторая.

1896–1898

«Бывают дни, когда-в пустые разговоры…»

Бывают дни, когда-в пустые разговоры,

В докучный шум, и смех, и громкий стук

колес -

Вторгаются таинственные хоры,

Несущие отраду сладких слез.

Пусть правит миром грех. В тщете своих усилий

Замрут и отзвучат надменные слова,-

И в смрад земли повеет запах лилий,

Нетленное дыханье Божества.

Пусть властвует порок, пусть смерть царит

над нами.

Бывают дни, когда, оковы сокруша,

Встряхнет нежданно мощными крылами,

Восстав от сна, бессмертная душа.

1896–1898

МАРШ

I

Сегодня, лишь забрезжил свет,

Как в чуткой тишине

Далеких лет родной привет

В окно донесся мне.

То марш звучал, то марш играл

Средь чуткой тишины

И грезы яркие вплетал

В предутренние сны.

То он, мой рыцарь, мой жених,

Окончив славный бой,

Ведет ряды дружин своих

Усталых за собой.

Блестит его тяжелый шит

И вьется шелк кудрей…

К нему душа моя летит…

О друг, я жду!.. скорей!

И вот все ближе, все слышней

Мне чудится сквозь сон,

Что вторит топоту коней

Доспехов лязг и звон.

Но мимо. – Есть предел мечтам,

И грез прошел черед.

Смолкает марш – и скоро там,

В немой дали, замрет.

II

Что-то призывное было

В звуках торжественных тех,

Что-то влекло и манило

В мир невозвратных утех.

Пусть разрастаются муки,

Сладкой бывает тоска;

С вечным томленьем разлуки

Мысль о свиданье близка.

Звуки рассеялись, тая,

Стихли в дали голубой…

Только мечта золотая

Шепчет: "Я здесь, я с тобой!

Грани веков между нами

Встали бессильной стеной;

Друг мой, мы связаны снами,

Ты неразлучна со мной".

1896–1898

«Есть что-то грустное и в розовом рассвете…»

Есть что-то грустное и в розовом рассвете,

И в звуках смеха, тонущих вдали.

И кроется печаль в роскошно знойном лете,

В уборе царственном земли.

И в рокот соловья вторгаются рыданья,

Как скорбный стон надорванной

струны.

Есть что-то грустное и в радости свиданья,

И в лучших снах обманчивой весны.

1896–1898

МОИМ СОБРАТЬЯМ

Поэты – носители света,

Основы великого зданья.

Уделом поэта

И было, и будет – страданье.

Для высшей вы созданы доли

И брошены в море лишений.

Но ковы неволи

Расторгнет воспрянувший гений.

Не бойтесь волненья и битвы,

Забудьте о жалкой забаве.

Слагая молитвы,

Служите не призрачной славе.

И, сильные духом, не рвите

Цветов, наклонившихся к безднам.

Алмазные нити

Связуют вас с миром надзвездным.

И вечность за миг не отдайте,

Мишурному счастью не верьте.

Страдайте, страдайте!

Страданья венчает бессмертье.

1896–1898

ВО РЖИ

Во сне и наяву

I

Мы шли во ржи. Полоска золотая

Еще горела в розовой дали.

Смеялись мы, шутили, не смолкая,

Лишь потому – что плакать не могли.

И шли мы об руку, – но тень была меж нами;

И близки были мы, и страшно далеки.

Лазурно-темными глазами

На нас смотрели васильки.

И в этот час, томительно-печальный,

Сказать хотела я: "О милый друг, взгляни:

Тускнеют небеса и меркнет свет прощальный,-

Так в вечности угаснут наши дни.

Короток путь земной; но, друг мой, друг

любимый,

Его мы не пройдем вдвоем, рука с рукой…

К чему ж вся эта ложь любви, поработимой

Безумием и завистью людской!

Ты слышишь ли жужжанье прялки

странной,

Где зыблются предвечные огни?

То Парки заняты работой непрестанной…

Туда, на небеса потухшие, взгляни.

О друг мой, мы – песок, смываемый волнами,

Мы след росы под пламенем луча!"

Сказать хотела я… Но тень была меж нами.

А нива двигалась, вздыхая и шепча,

И вечер догорал бледнеющим закатом,

И сыростью ночной повеяло с реки.

Чуть слышно, тонким ароматом,

Благоухали васильки.

II

И снилось мне в ту ночь: мы снова бродим

в поле,

Колосья-призраки волнуются кругом.

Нам радостно, и нет преград меж нами боле,

И нет тоски во взоре дорогом.

И льется речь твоя, звучат мольбы и пени,

И вот мы на цветах таинственной межи.

Ты голову склонил мне на колени,

И в золоте кудрей, как в гроздьях спелой ржи,

Запутались мои трепещущие руки…

В стране чудес, где нет разлуки,

Мы были вместе: ты и я.

И шорох прялки неустанной

Растаял в вечности туманной,

Затих во тьме небытия…

1896–1898

«Кто – счастья ждет, кто – просит славы…»

Кто – счастья ждет, кто – просит славы,

Кто – ищет почестей и битв,

Кто– жаждет бешеной забавы,

Кто – умиления молитв.

А я – все ложные виденья,

Как вздорный бред угасших дней,

Отдам за негу пробужденья,

О друг мой, на груди твоей!

1896–1898

РЕВНОСТЬ

Где сочная трава была как будто смята,

Нашла я ленты розовой клочок.

И в царстве радостном лучей и аромата

Пронесся вздох, – подавлен, но глубок.

Иглой шиповника задержанный случайно,

Среди бутонов жаждущих расцвесть,

Несчастный лоскуток, разгаданная тайна,

Ты мне принес мучительную весть.

Я сохраню тебя, свидетеля обмана,

На сердце, полном горечи и зла,

Чтоб никогда его не заживала рана,

Чтоб месть моя достойною была!

1896–1898

В ПОЛЕВЫХ ЦВЕТАХ

Мне донесся в час заката

Аромат твоих кудрей;

Ты меня любовью брата

Оживи и отогрей.

Приходи на луг цветистый,

Где бесшумно под ногой

Дрок струится золотистый

Благовонной пеленой.

Где меж крестиков гвоздики

Блекнет, сломленный борьбой,

В цепких листьях повилики

Колокольчик голубой.

Там, над ложем красной кашки,

С гулким звоном вьется шмель,

Желто-белые ромашки

Стелют мягкую постель.

Там зыбучим покрывалом

Травы сонные цветут,

Там печальным, там усталым

Зреет ласковый приют.

Будь мне другом иль влюбленным,

Но безмолвствуй о любви,

Поцелуем исступленным

Светлых снов не отрави.

Дай забыться в грезах чистых

И, проснувшись поутру,

Разбуди в цветах росистых -

Не подругу, а сестру.

1896–1898

«Напрасно спущенные шторы…»

Напрасно спущенные шторы

Не пропускают свет дневной,

Напрасно жгут и нежат взоры,-

Они бессильны надо мной.

С улыбкой бледной, безучастной

Внимаю я твоим мольбам;

Ужели гордость доли властной

Так безрассудно я отдам?

Поверив страсти малодушной,

Пойду ли всюду за тобой

Твоей любовницей послушной,

Твоею преданной рабой?

Но цепи рабства слишком близки.,

О, дай упиться перед ним

Минутной властью одалиски

Над повелителем своим!

1896–1898

«Ревнивых мук растравленную рану…»

Ревнивых мук растравленную рану

Ты хочешь скрыть от взора моего,

Но я терзать тебя не перестану,

И тайное мне сладко торжество.

Как ты смешон с твоим надменным взором,

Когда огонь твою сжигает грудь!

Иль холодно-спокойным разговором

Ты думаешь мне сердце обмануть?

Я жду, мой друг, начни без промедлений,

На мне тоску и боль свою сорви;

За бешенством напрасных оскорблений

Предвижу я экстаз твоей любви.

1896–1898

«Мы, сплетясь с тобою…»

Мы, сплетясь с тобою

Против бурь и битв,

Шли на бой с судьбою

С пламенем молитв.

Но в душе не стало

Прежнего огня.

Друг мой, я устала,

Поддержи меня!

Я искала счастья

В мимолетных снах…

Брось мне свет участья,

Прогони мой страх,-

Сердцу мир даруя

Сказкой о весне.

И, когда умру я,

Помолись о мне.

1896–1898

ЗИМНИЕ ПЕСНИ

1 «Зачем так бледна я, зачем холодна я…»

Зачем так бледна я, зачем холодна я,

Зачем так упорно сомкнуты уста? -

О солнце страдая, но солнца не зная,

Как пленная птичка, томится мечта.

Манит ее счастье и доля иная,

Ей чудятся пальмы далекого края,

Ей снятся: свобода, любовь, красота.

От лунного света, печального света,

Сбежали весенние краски с лица.

И бедное сердце ничем не согрето,

И просит, и молит, и жаждет ответа,

А сумерки длятся – и нет им конца!

Но солнце проглянет, – и вспыхнут ланиты,

И будут уста для лобзаний открыты,

И все, что таилося в сердце моем,

Что крылось под маской, холодной и бледной,

Прорвется, зажжется, как факел победный,

Таким ослепительно ярким огнем.

И жизнь озарится бессмертными снами,

Шатрами раскинутся пальмы над нами,

И слезы восторга в глазах заблестят.

Впервые услышишь ты смех мой счастливый

И встретишь не прежний, немой и пытливый,

Но смелый, но страстный, но радостный взгляд!

ВЕТКА ТУБЕРОЗЫ

Зимняя любовь

Не страшны зимы угрозы

Тем, кто любит и любим; -

Ветка белой туберозы

Чащу лип заменит им.

Чужеземному растенью

Незнаком природы гнет,-

Полусветом, полутенью

Тайна дышит и живет.

Пусть неясны очертанья

В тусклом трепете свечей,-

Тем сильней очарованье,

Тем признанья горячей.

Пусть бледнее будут лица

И загадочней черты…

В мягком сумраке теплицы

Скрыто больше красоты,

Чем в сиянье неба чистом,

В блеске первого луча,

В лепетанье серебристом

Монотонного ключа-

Чем в ничтожестве докучном

Тех же ласк и тех же слов,

В повторенье однозвучном

Надоедливых часов.

ВЕТЕР

Холод и вьюга. Под хлопьями снега

В сумраке трудно дорогу найти.

Кто-то добраться спешит до ночлега,

Кто-то с безвестного сбился пути.

Крик твой замрет, и никто не услышит…

Лучше – усни, отдохни от забот.

Ветер суровый деревья колышет,

Ветер сугроб над тобой наметет.

Розовый свет. Ароматное тело

Блещет жемчужной своей наготой,

Гибкие члены раскинулись смело,

Спутались кудри, как шлем золотой.

Заткан шелками и розами вышит

Полог у входа в таинственный грот.-

Ветер свободный деревья колышет,

Ветер весенние песни поет.

1896–1898

ВАКХИЧЕСКАЯ ПЕСНЯ

Эван, эвоэ! Что смолкли хоры?

Восторгом песен теснится грудь.

Манят призывы, томят укоры,

От грез бесплодных хочу вздохнуть.

К чему терзанья, воспоминанья?

Эван, эвоэ! спешим на пир!

Умолкнут песни, замрут стенанья

Под звон тимпанов, под рокот лир.

Пусть брызжет смело в амфоры наши

Из сжатых гроздий янтарный сок.

Эван, эвоэ! поднимем чаши,

Наш гимн прекрасен, наш мир высок!

Гремите, бубны, звените, струны,

Сплетемте руки, – нас жизнь зовет.

Пока мы в силах, пока мы юны,

Эван, эвоэ! вперед, вперед!

1896–1898

ОНА И ОН

Триолеты

I

Сулит блаженство, но не счастье

Влюбленный взор твоих очей.

В нем нет любви, в нем нет участья,-

Ты дашь блаженство, но не счастье,

Лобзаний жадных сладострастье

Во тьме удушливых ночей.

Сулит блаженство, но не счастье

Ревнивый взор твоих очей.

II

Лови крылатые мгновенья,

Они блеснут и отзвучат.

Не для любви, для вдохновенья

Лови крылатые мгновенья;

Мы ищем бездну для забвенья,

Нам для восторга нужен ад.

Лови крылатые мгновенья,

Они блеснут и отзвучат.

1896–1898

В ЛУННОМ СВЕТЕ

– Улеглись ночные тени

Легким сумраком давно;

Белой веткою сирени

Я стучу в твое окно.

Выходи, моя отрада,

И пойдем бродить со мной

В глубь серебряного сада,

Озаренного луной.

Смолкли звуки песни милой,

И тихонько из окна,

Будто ангел белокрылый,

Наклонилася она.

И казалась в дымке ясной,

Лунным светом залита,

И печальной и прекрасной,

Как виденье иль мечта…

1896–1898

ПРЕД РАССВЕТОМ

Ароматной прохладой весны

Потянуло в окно отпертое;

Все прозрачней становятся сны,

Скоро солнце взойдет золотое.

Ночь еще и темна, и тиха,

Но, – мгновенье, и утро проснется,

И призывный рожок пастуха

По росистым лугам пронесется.

Слышен взмах осторожный крыла

От дремоты очнувшейся птицы…

О, как жизнь хороша и светла,

И отрадно сиянье денницы!

И природы мне чудится зов; -

Поскорее бы в рощу и в поле,

Надышаться дыханьем цветов,

Побродить и помыслить на воле.

Дрожь листвы возвещает рассвет.,

Но роятся и медлят виденья…

И не знаю я – сплю я иль нет,

И томительно жду пробужденья.

Сон мой полон весенних затей

И весеннею негой волнуем…

О мой друг, эти грезы рассей,

Ты меня разбуди поцелуем!

1896–1898

ПРЕДЧУВСТВИЕ ГРОЗЫ

В душу закралося чувство неясное,

Будто во сне я живу.

Что-то чудесное, что-то прекрасное

Грезится мне наяву.

Близится туча. За нею тревожно я

Взором слежу в вышине.

Сердце пленяет мечта невозможная,

Страшно и радостно мне.

Вижу я, ветра дыхание вешнее

Гнет молодую траву.

Что-то великое, что-то нездешнее

Скоро блеснет наяву.

Воздух темнеет… Но жду беззаботно я

Молнии дальней огня.

Силы небесные, силы бесплотные,

Вы оградите меня!

1896–1898

«Я томилась весь день. Что-то, властвуя мной…»

Я томилась весь день. Что-то, властвуя мной,

Приливало мне к сердцу горячей волной,

И, мечтой золотой неустанно дразня,

И звенело, и пело в груди у меня.

О, приди! – Улетим от страданья и слез

К небесам голубым, в царство лилий и роз,-

Тех цветов, что, мистической тайны полны,

Раскрываясь, впивают сиянье луны.

Выше туч, выше гор недоступных высот,

Будет чувства простор, будет мысли полет,

Там, в заоблачных сферах, в лазури, вдали

От ничтожной земли, от презренной земли.

О, пойми, – не объятий я жажду твоих,-

Жду восторгов нездешних и ласк неземных,

Чтобы взоры, как звезды, остались чисты,

Чтоб несмятыми были под нами цветы.

1896–1898

«Я видела пчелу. Отставшая от роя…»

Я видела пчелу. Отставшая от роя,

Под бременем забот и суеты дневной -

Вилась она, ища прохлады и покоя,

В палящий летний зной.

И алый мак полей, дарующий забвенье,

Ей отдал влагу рос и медом напоил.

Усталая пчела нашла отдохновенье,

Источник новых сил.

Когда же серп луны взошел над спящей нивой

И вечер наступил, и благостен, и тих,

Она вернулась вновь в свой улей хлопотливый.

– Я жажду губ твоих! -

1896–1898

ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ

Мы остались вдвоем, – и летели мгновенья…

Я ждала, замирая, томясь и любя.

Я искала восторга, искала забвенья,

Я любила тебя, я желала тебя.

И под бременем грез опустились ресницы,

И сомкнулись – в предчувствии сладком – сне.

И сплелись мы с тобою, как вольные птицы,

Чей полет мы ревниво следим в вышине.

И надолго забылась я в странном мечтанье:

Мне казалось, что пальмы над нами шумят,

И звучало невидимых арф трепетанье,

И цветов неизвестных забил аромат.

Как листок, увлеченный теченьем потока,

Иль дыханием бури – песчинка земли,

В этот миг унеслась я далеко, далеко,

Утонула в лазури, в безбрежной дали…

Но сквозь облако сна и туман сладострастья,

О, какой мне сиял бесконечный экстаз

На лице дорогом, побледневшем от счастья,

В глубине затемненных и меркнущих глаз!

1896–1898

НО НЕ ТЕБЕ

В любви, как в ревности, не ведая предела,-

Ты прав, – безжалостной бываю я порой.

Но не с тобой, мой друг! С тобою я б хотела

Быть ласковой и нежною сестрой.

Сестрою ли?… О, яд несбыточных мечтаний,

Ты в кровь мою вошел и отравил ее!

Из мрака и лучей, из странных сочетаний -

Сплелося чувство странное мое.

Не упрекай меня, за счастие мгновенья

Другим, быть может, я-страданья принесу,

Но не тебе, мой друг! – тебе восторг забвенья

И сладких слез небесную росу.

1896–1898

ПЕСНЬ ЛЮБВИ

Где ты, гордость моя, где ты, воля моя?

От лобзаний твоих обессилела я.

Столько тайн и чудес открывается в них,

Столько нового счастья в объятьях твоих!

Я бесстрастна была, безучастна была,

И мой царский венец ты похитил с чела.

Но сжимай, обнимай-горячей и сильней,

И царица рабынею будет твоей.

Ты был кроток и зол, ты был нежно-жесток.

Очарованным сном усыпил и увлек,

Чтоб во сне, как в огне, замирать и гореть,

Умирая, ласкать-и от ласк умереть!

1896–1898

ЛИОНЕЛЬ[4]

Лионель, певец луны,

Любит призрачные сны,

Зыбь болотного огня,

Трепет листьев и – меня.

Кроют мысли торжество

Строфы легкие его,

Нежат слух, и дышит в них

Запах лилий водяных.

Лионель, мой милый брат,

Любит меркнущий закат,

Ловит бледные следы

Пролетающей звезды.

Жадно пьет его душа

Тихий шорох камыша,

Крики чаек, плеск волны,

Вздохи «вольной тишины».

Лионель, любимец мой,

Днем – бесстрастный и немой,

Оживает в мгле ночной

С лунным светом и – со мной,

И, когда я запою,

Он забудет грусть свою,

И прижмет к устам свирель

Мой певец, мой Лионель.

1896–1898

«Посмотри, – блестя крылами…»

Посмотри, – блестя крылами,

Средь лазоревых зыбей,

Закружилася над нами

Пара белых голубей.

Вот они, сплетая крылья,

Без преград и без утрат,

Полны неги и бессилья,

В знойном воздухе парят.

Им одним доступно счастье,

Незнакомое с борьбой.

Это счастье – сладострастье,

Эта пара-мы с тобой!

1896–1898

«Уснуть, уснуть, уснуть!.. Какое наслажденье…»

Уснуть, уснуть, уснуть!.. Какое наслажденье

Забыть часов унылых звон…

О, пусть не минет нас отрава пробужденья,-

Зато как сладок будет сон!

Когда ж настанет день и вновь рассудок

бедный

Опутает сомнений сеть,-

Мой друг, готова я с улыбкою победной

Тебя обнять – и умереть.

1896–1898

ЛАНДЫШ

Этот ландыш лесной

Благодатной весной

Распустился при ясной луне.

И дыханье весны,

И весенние сны

Отразил он в своей глубине.

Я убила его-

И всю ночь оттого

Замирала, томясь в забытьи.

Этот майский цветок

Был бесстрастно – жесток,

Он напомнил мне ласки твои.

И всю ночь он мне мстил,

Он мне мстил и томил,

Навевая несбыточный сон…

И баюкал меня,

Ароматно звеня,

Колокольцев серебряных звон.

1896–1898

«Пусть разрыв жесток и неминуем…»

Пусть разрыв жесток и неминуем,

Сны блаженства светят впереди.

Темный знак, прожженный поцелуем,

Я храню на мраморе груди.

И таю до праздника забвенья -

От ревнивых взоров и тревог -

Этот след бессмертного мгновенья

И грядущих радостей залог.

1896–1898

ЭТО ТЫ?

Нет прохлады над потоком,

Всюду зной и тишина.

Но в томленье одиноком,

Мнится мне, – я не одна.

Кто-то робкий еле дышит

На спаленные цветы,

Травы сонные колышет,

Что-то шепчет… Это ты?

Кто одежды легкой складки

Шевельнул и с темных кос,

Разметав их в беспорядке,

Ленту белую унес?

И, кружа ее над нивой,

Кто концом моей фаты

С лаской нежной и ревнивой

Стан обвил мне? Это ты?

Это ты, чей гнет суровый

Так жесток для южных стран,

Где клубишь ты с силой новой

Грозных смерчей ураган.

Где ты мчишься вместе с тучей,

Гнешь деревья, рвешь листы,

И коварный, и могучий,

И незримый, это ты!

1896–1898

«Нивы необъятные…»

Нивы необъятные

Зыблются едва,

Шепчут сердцу внятные,

Кроткие слова.

И колосья стройные

В мирной тишине

Сны сулят спокойные,-

Но не мне, не мне!

Звезды блещут дальние

В беспредельной мгле;

Глуше и печальнее

Стало на земле.

И томят мгновения

В мертвой тишине.

Ночь дает забвение,-

Но не мне, не мне!

1896–1898

ДВОЙНАЯ ЛЮБОВЬ

Приблизь твое лицо, склонись ко мне на грудь,

Я жажду утонуть в твоем прозрачном взоре,

В твои глаза хочу я заглянуть,

Зеленовато-синие, как море.

В их влажной глубине, как в бездне водяной,

Два призрака мои притягивают взгляды.

В твоих зрачках двоится образ мой,

В них две меня смеются, как наяды.

Но в глубь души твоей вглядеться страшно мне,

И странное меня томит предубежденье:

Не тожественных скрыто там на дне,

А два взаимно чуждых отраженья.

1896–1898

СОПЕРНИЦЕ

Да, верю я, она прекрасна,

Но и с небесной красотой

Она пыталась бы напрасно

Затмить венец мой золотой.

Многоколоннен и обширен

Стоит сияющий мой храм;

Там в благовонии кумирен

Не угасает фимиам.

Там я царица! Я владею

Толпою рифм, моих рабов;

Мой стих, как бич, висит над нею

И беспощаден, и суров.

Певучий дактиль плеском знойным

Сменяет ямб мой огневой;

За анапестом беспокойным

Я шлю хореев светлый рой.

И строфы звучною волною

Бегут послушны и легки,

Свивая избранному мною

Благоуханные венки…

Так проходи же! Прочь с дороги!

Рассудку слабому внемли:

Где свой алтарь воздвигли боги,

Не место призракам земли!

О, пусть зовут тебя прекрасной,

Но красота – цветок земной-

Померкнет бледной и безгласной

Пред зазвучавшею струной!

1896–1898

«Если прихоти случайной…»

Если прихоти случайной

И мечтам преграды нет,-

Розой бледной, розой, чайной

Воплоти меня, поэт!

Двух оттенков сочетанье

Звонкой рифмой славословь:

Желтый-ревности страданье,

Нежно-розовый – любовь.

Впомни блещущие слезы,

Полуночную росу,

Бледной розы, чайной розы

Сокровенную красу.

Тонкий, сладкий и пахучий

Аромат ее живой

В дивной музыке созвучий,

В строфах пламенных воспой.

И осветит луч победный

Вдохновенья твоего

Розы чайной, розы бледной

И тоску, и торжество.

1896–1898

«Эти рифмы – твои иль ничьи…»

Эти рифмы – твои иль ничьи,

Я узнала их говор певучий,

С ними песни звенят, как ручьи,

Перезвоном хрустальных созвучий.

Я узнала прозрачный твой стих,

Полный образов сладко-туманных,

Сочетаний нежданных и странных,

Арабесок твоих кружевных.

И, внимая напевам невнятным,

Я желаньем томлюсь непонятным:

Я б хотела быть рифмой твоей,

Быть, как рифма, – твоей иль ничьей.

1896–1898

«Если хочешь быть любимым нежно мной…»

Если хочешь быть любимым нежно мной,

Ты меня сомненьями не мучь,

Пусть над страстью чистой, но земной,

Светит веры неугасный луч.

Если хочешь силу знать любви моей,-

Разгони тревог ревнивых рой;

Ты в глаза мои гляди ясней,

Ты заветных дум своих не крой.

Если кубок жаждешь ты испить до дна,

Не страшись отдаться сладким снам.

И возьмем мы все, чем жизнь полна,

Что доступно лишь богам и нам!

1896–1898

НЕБЕСНЫЙ ЦВЕТОК

На закате бесплодного дня

Распустился цветок голубой.

Слишком поздно тебя я нашла,

Слишком рано рассталась с тобой.

Он так нежно расцвел, но в лучах

Угасавших раскрыться не мог.

О, как горько немой поцелуй

Безответные губы обжег!

И завял ароматный цветок,

И лазурной коронкой поник.

Никогда, никогда, никогда -

Не вернешь ты потерянный миг!

1896–1898

«О, друг мой! если в час ночной…»

О, друг мой! если в час ночной

Тебя замучают виденья,

Зови меня, побудь со мной

В стране меж сна и пробужденья.

Сольются тени. Мы вдвоем.

Я не ропщу! Я не ревную…

Ты в сладком имени моем

Найдешь отраду неземную.

И дни, сотканные судьбой,

В туманных двигнутся картинах…

И будет дух мой над тобой

Витать на крыльях голубиных.

И луч немеркнущей любви

Прорежет сумрак заблужденья…

Ко мне, мой друг! Меня зови,

Когда колеблются виденья.

1896–1898

«Ты будешь моим, нераздельно моим…»

Ты будешь моим, нераздельно моим,

Томимый, как жаждой, желаньем одним.

Но ласк запоздалых не вытравишь ложь,

Но взоров усталых мечтой не зажжешь.

И будем мы вместе, и будем вдвоем,

Но сердце знакомым не вспыхнет огнем;

Под гнетом былого замру я опять

И буду другого в мечтах призывать.

1896–1898

«Смотри, смотри…»

Смотри, смотри,

Как я бледна!

Я до зари

Не знаю сна…

Боюсь вздохнуть,

Томлюсь в слезах,

И давит грудь

Неясный страх.

Взгляни, взгляни,

Как стражду я!..

Замри, усни,

Тоска моя!

Пробивший час

Вернешь ли чем? -

В ком свет угас,

Тот глух и нем.

1896–1898

«Избрав свой путь, я шествую спокойно…»

Избрав свой путь, я шествую спокойно.

Ты хочешь слез моих? -

Мой стих звучит уверенно и стройно,-

Ты не увидишь их.

Нет места снам, ни радостной надежде

В больной душе моей.

Не верю я, не верю я, как прежде,

В рассвет грядущих дней.

Все та же я; но избранный отныне

Тернист мой путь земной.

Тернист мой путь, затерянный в пустыне,-

Ты не пойдешь за мной.

Темно вокруг. Чуть брезжит свет далекий

Блуждающих огней.

И гибну я, и гибну – одинокой,

Но не рабой твоей.

1896–1898

«Моя душа, как лотос чистый…»

Моя душа, как лотос чистый,

В томленье водной тишины,-

Вскрывает венчик серебристый

При кротком таинстве луны.

Твоя любовь, как луч туманный,

Струит немое волшебство.

И мой цветок благоуханный

Заворожен печалью странной,

Пронизан холодом его.

1896–1898

ОСЕННИЕ МЕЛОДИИ

ПОРА ЛЮБВИ

О нет, пора любви – не светлая весна,

Разлюбленная мной;

В ней день шумлив и слишком ночь ясна,

Истома, грусть, покоя нет, ни сна,

Порывы странные, стремленья в мир иной…

Я не могу любить весной.

И в душный летний зной томительна любовь -

Цветок ночной она.

Ей дай туман, завесы приготовь,

С восходом солнца спрячется любовь,

Свой кубок золотой не осушив до дна.-

Нет, в летний зной я холодна.

Любовь мою живит лишь меркнущий закат,

Где вздохи разлиты,

Увядших трав осенний аромат,

Последний блеск под сумраком утрат,

И вспышки дерзкие, и жадные мечты

Больной, но сладкой красоты.

У КАМИНА

Пасмурно. Дождь зарядил утомительно.

Холодно, сыро, темно.

Серые будни проходят медлительно,

Сердцу вздохнуть не дано.

Крупные капли, как слезы бесплодные,

В окна тоскливо стучат.

Только мечты не уснули свободные,

Только желанья не спят.

Игры в камине ведя прихотливые,

В пляске дрожат огоньки.

К свету прикованы взоры пытливые,

Мысли мои далеки.

Жажду восстать я от сна непробудного,

Мертвенный сбросить покров.

Жажду я тайного, страшного, чудного,

Огненно-красных цветов…

Осень стремленья зажгла беспокойные,

Сердце змеей обвила.

Снятся мне образы, образы стройные,

Гибкие снятся тела.

Слышу я возгласы скопища бурного,

Близкие вижу уста…

Блещет в потоке сиянья пурпурного

Мраморных ног красота.

Чьи наслажденья равняются с нашими

В мире нездешних утех?! -

Спелые гроздья сожмутся над чашами,

Дерзкий послышится смех!

Будут измятые розы и лилии

Брошены в пламя костра…

Будут кружиться и падать в бессилии,

Будут плясать до утра!..

Силы иссякнут, и в миг пресыщения

В сердце сойдет тишина.-

Холодно… тускло… исчезли видения,

Гаснет камин. Я одна.

Искры чуть тлеют, и уголья черные

Яркие скрыли огни.-

Пеплом засыпьтесь, мечты непокорные,

В мраке, душа, отдохни…

ДЕТИ ЛАЗУРИ

Колеблются ветви дыханием бури,

И пасмурно всюду, и грустно везде.

Мы, вольные птицы, мы, дети лазури,

Укрылись от холода в теплом гнезде.

Прижавшись друг к другу, внимаем спокойно

Напевам без звуков и гимнам без слов.

Мы счастливы вместе. Нам сладко, нам знойно

Под тенью ненастной седых облаков.

Пусть мглой и туманом природа одета,

Пусть множатся сонмы разорванных туч-

Мы – дети лазури, мы – гении света,

Над нами сияет немеркнущий луч!

И хмурая осень нам кажется маем,

И в бурю нам снятся весенние сны.

Мы жизнью играем, мы песни слагаем,

Беспечные песни во славу весны.

И пусть там летят не мгновенья, а годы,

Живут, умирают, смеясь иль стеня.-

Мы – вольные птицы, мы – дети свободы,

Мы тонем в лазури безбрежного дня!

1896–1898

МОЛОХ

– Moloch, tu me bru tes!

Salambo, XI, Flaubert

____________________

Молох, ты меня жжешь!

«Саламбо», XI, Флобер (фр.)

1 «Ты жжешь меня, Молох! – Лишь только…»

Ты жжешь меня, Молох! – Лишь только

вольной птицей

Готова мысль моя в лазури утонуть,-

Ты сетью огненной мою сжимаешь грудь.

И грезы яркие усталой вереницей

Опустятся на бренные цветы,

И в необъятности лазурной

Вся ширь небесной красоты -

Потеряна для вспышки бурной

Под пеплом тлеющей мечты.

Ты жжешь меня. Молох! Глумясь над мукой

скрытой,

Над сердцем, над умом и волею моей,-

На девственный расцвет моих весенних дней

Ты, злобствуя, дохнул отравой ядовитой.

Ты детским снам суровый дал ответ,

Безумием зажег мне очи,

Затмил восторги лучших лет,

Повив в покровы мрачной ночи

Непобедимый вечный свет.

Ты жжешь меня, Молох! Но не рабой покорной,

Со скрежетом зубов плачу я дань тебе.

И, духом сильная, не падаю в борьбе.

Туда, на высоту, мой путь змеится торный,

Где ждет покой иного бытия.

И, вольная, как ветер вешний,

Поет о счастье песнь моя,

Быть может, чище и безгрешней

Призывных трелей соловья.

2 «Мы с тобой в эту ночь были оба детьми…»

Мы с тобой в эту ночь были оба детьми,

О мой друг!

Мы с тобой в эту ночь были оба детьми,

Но теперь, если мрак нас обступит вокруг,-

Опоясан кольцом холодеющих рук,

Поцелуем ты губы мои разожми,

Ты меня утоми.

Если раны не зажили в сердце твоем,-

О забудь!

Если раны не зажили в сердце твоем,

Успокой эту боль, заглуши как-нибудь,

Хоть на миг отдохни, хоть на миг дай

вздохнуть!

Если долгая ночь нас застанет вдвоем,

Позабудь обо всем.

Если струны звучат, – пусть порвутся, звеня,

О мой друг!

Если струны звучат, пусть порвутся, звеня,

Мы раздвинем цепей заколдованный круг,-

Неизведанных ласк будет сладок недуг…

И тоской, незнакомой с сиянием дня,

Истомишь ты меня!

3. «Я жажду наслаждений знойных…»

Я жажду наслаждений знойных

Во тьме потушенных свечей,

Утех блаженно-беспокойных,

Из вздохов сотканных ночей.

Я жажду зно