ГЛАВНОЕ В МУЗЫКЕ – НАЙТИ ПОДХОДЯЩУЮ БРИТВУ

Когда Гайдай дал мне сценарий «Бриллиантовой руки», там были запланированы две песни – «Про зайцев» и «Вулкан страстей» (тогда они были еще без названий и слов).

Про зайцев у меня долго не получалось с припевом. А запев уже был. Я утром торопился к Гайдаю, начал бриться. Бреюсь, бреюсь, а у меня в голове: та-ра ра-ра-ра, та-ра ра-ра-ра!.. Я записал это, тут же поиграл на рояле. Приехал, сыграл ему. Он:

-То, что надо!

Потом я этой бритвой брился – ни-че-го!..

А Леня Дербенев принес мне стихи «Остров невезения». И хотя я не пишу музыку на стихи, тут как-то сложилось. Показал песню Гайдаю.

-Смотри, - говорю, - какие хорошие стихи!

Он послушал.

-Да…- согласился. - Но у меня места нет для третьей песни!

-А когда они на корабле плывут? Не возьмешь песню, - опять будешь жалеть, как в «Операции «Ы»!..

В общем, я его уговорил.

Записали песню. Миронов колоссально исполнил номер! Из актеров только он мог так сделать. Танцевал блестяще, спел, добавил от себя какие-то нюансы. Но, чего греха таить, если судить по канонам драматургии, номер получился вставной. Однако же и вставные зубы бывают порой получше настоящих…

Пырьев посмотрел фильм и говорит:

-Ну, Леня, у тебя все хорошо, а вот песню «Остров невезения» надо вырезать! Она же тормозит, действие останавливается! Герои поехали куда-то и вдруг – тормоз, ничего не происходит!.. Песня эта популярной не будет.

Гайдай послушал, послушал, и… не вырезал, конечно.

А я встречал массу режиссеров, которые мгновенно исполняли пожелания худрука или другого начальства. И не важно – улучшали эти пожелания фильм или ухудшали. Как будто режиссера за выполнение рекомендаций руководства потом кто-то по головке погладит. По головке погладят, если он фильм стоящий сделает! Если с начальством спорит, ругается, но фильм получится хорошим, начальство с ним все равно в добрых отношениях.

Когда снимали эпизод, где Никулин с Мироновым выезжают на рыбалку, Гайдай говорит мне:

-Он кайфует, отдыхает, рыбка ловится… Ему приятно, и музыка должна быть приятная.

Этот кусок снят красиво, поэтично, неторопливо. И я написал музыку в среднем темпе. И вот смотрит худсовет.

- Длинно, - говорят, - скучно, этот кусок вдвое надо сократить!

Ага, как бы не так! Гайдай мне потом говорит:

-Может, тут и моя промашка есть, что сняли в медленном темпе. Давай, напиши быструю музыку!

Что значит «быструю», если я написал на три минуты и пять секунд?.. Я же не могу быстрей сыграть! Тогда акценты не совпадут. Там, например, Миронов замахивается камнем - у меня акцент (кончается музыкальная фраза и – пауза). Акцент ведь - не обязательно удар по барабану.

И я написал совершенно новую музыку, в другом темпе, вроде все торопятся…

Я это потом на публике проверял. Был у меня в Дмитрове на тракторном заводе творческий вечер. Договорился с киномеханиками, чтобы они два раза дали сцену рыбалки. Один раз без музыки - я играл на рояле быстрый вариант, второй раз - включали медленную музыку. А зрителей предупредил: вы сейчас посмотрите и увидите разницу в восприятии с разной музыкой.

И зрители аплодировали. Потому что они поняли секрет.

Через месяц худсовет в том же составе вновь посмотрел ту же сцену. И те же люди дружно сказали:

-Теперь хорошо! Сократил - совсем другое дело!

Они не заметили, что никто ничего не сокращал. Просто музыка в быстром темпе как бы ускоряет время. Хотя хронометраж остался прежним!

А Гайдай мне заговорщицки подмигнул: мол, знай наших!..

Естественно, я не мог присутствовать на всех Гайдаевских съемках. У меня параллельно работа шла и над другими фильмами. Иногда по две-три картины в год. Был очень смешной случай. Как-то я делал три фильма сразу. И вот пришел к одному режиссеру (кажется, это был В. Левин из Одессы, с которым мы делали много фильмов, в частности, «Капитан Немо») играю ему эскизы. Он слушает, слушает…

-А это, - говорю, - когда герой в конце погибает.

-Какой герой погибает?.. – удивленно спрашивает он.

Оказывается, я играю ему музыку из другого фильма!.. А у меня в один день две встречи уже прошли, за роялем с утра до ночи, в голове все смешалось.

-О, извини! - говорю. – Это, кажется, не из твоей картины!..

Мы посмеялись…

С Никулиным и Вициным у меня были замечательные отношения, Юра и Жора мне очень нравились.

Вицин был очень остроумный, всегда шутил, Никулин - тоже. Однажды мы пошли на какой-то закрытый пляж в Алуште, где снимали «Кавказскую пленницу». Достал контрамарки туда, естественно, Моргунов, он пробивной. Мы прошли, но одной контрамарки не хватило. А Моргунов шел последним. И вот тетка-контролер его не пускает:

-У вас и так лишний человек прошел!

Вицин тут же нашелся.

-Тетенька, - говорит, - а он не купается. Мы на нем плаваем!

…Снимали «Кавказскую пленницу», эпизод с санитарным врачом, который рассказывает про ящур. Всем надо делать уколы. И вот Вицин, Никулин и Моргунов лежат втроем, а за ними на площадке наблюдают человек пятнадцать из съемочной группы. Пока троица репетирует сцену - все умирают со смеху. Гайдай же – не улыбнется! Говорит Никулину:

-Так… Это, Юра, ты в цирке будешь играть...

Вицину:

-Это, когда гости к тебе придут, ты им покажешь… Давайте-ка вот так… Вы забыли, что было до этого эпизода, в каком вы были состоянии?

Он же помнил все!

Троица непрерывно изобретает массу смешного, но Гайдаю не нравится: или не в том стиле, или перебор, или цирк получается, эстрада, в общем, не то. Наконец, находит золотую середину, и не давая им остыть, снимает.

Эксцентрика – тонкая штука. Вот сейчас, сию минуту есть нужное настроение, найден жест, темп, и актер может повторить еще раз для дубля. Но пять раз у него уже не получится, он начинает или что-то другое делать, или скисает. Вот Гайдай до этой стадии не доводил. Всегда держал нужный накал, чтобы и ярко было, и в то же время не перегорело.

Никулин и Вицин все время что-то придумывали. К примеру, когда Никулину делают укол, он носом поводит: «Спирт?» Это он сам придумал.

В «Операции «Ы», когда Моргунов считал деньги, десятка случайно упала на пол. Вицин тут же наступил на нее, - это его экспромт. А Гайдай сказал:

-Снимать, снимать! Давайте придумывайте что-то дальше!

И они придумали:

-Чей туфля? Мое!..

Гениально работали!

Троица, конечно, уникальная была. Самые мобильные – Никулин и Вицин. Моргунов – больше как типаж.

Кстати, в «Бриллиантовой руке» у Юры Никулина был и такой «экспромт»: когда в последних кадрах картины крановщик опускал крюк, чтобы перенести Семен Семеныча из катера на берег, то Юра ударился об этот тяжелый крюк по-настоящему. Но даже виду не показал, доиграл сцену с улыбкой. Хотя можено представить, какую он испытывал боль. Две недели потом болела шея…

Но самое главное: я видел эту же троицу, когда другие режиссеры ее снимали. Все было не так! Не было режиссера Гайдая, и потому была сплошная импровизация. Режиссер покатывался до слез и говорил оператору:

-Снимай, снимай!

Или режиссер считал, что он не дорос до их уровня и не может ими командовать, или просто такой режиссер. И они резвились на всю катушку. Выходило все, что угодно, - и цирк, и эстрада, но только не смешное кино. Смирнов снимался в Таджикистане, делал, что хотел - получался какой-то капустник…

А Гайдай не смеялся! Все смеялись, он - нет. Не знаю, сдерживался ли он, думал ли все время о фильме - ему нужно было найти именно то, что искал. Например, если в какой-то сцене актеры должны были смеяться по сюжету, он говорил:

-Захохотали – и прекратите! А то будете дольше зрителей смеяться

И он прав. Часто смотришь кино, там артисты закатываются. А это не смешно. Ждешь, когда закончат себя веселить…

Но вот когда музыканты приходили записывать музыку к Гайдаевским фильмам, всегда были проблемы: никак не могли начать, смеялись…

А вообще Гайдай не был жестким человеком. Актеры его любили, верили в него.