Краткое истерическое отступление

И пусть они знают! Все эти исполнители на трубах, валторнах, тромбонах и тубах. Пусть они знают, что со стороны вот в это все въехать невозможно. И понять тоже. А они не в состоянии объяснить. Хотя и не раз пытались. Я всю вину беру на себя.

Потому что помимо базовых вышеперечисленных инструментов есть целая компания саксгорнов, которые обитают в духовых оркестрах: альт, тенор, баритон и очень похожий на него эуфониум, на котором, кстати, не так мучаясь, как обычно, исполняют соло тубы из «Картинок с выставки» Мусоргского — Равеля. А еще существует сузафон — басовый инструмент, напоминающий надетую на музыканта трубу от гигантского патефона. Его придумал тот самый Джон Филип Суза, который знаменит еще и своим маршем «Stars and Stripes Forever». А еще в природе есть такие инструменты, как флюгельгорн, похожий на трубу, но звучащий несколько мягче, фанфара — натуральный инструмент, используемый именно так, как следует из названия (кстати, одну из версий фанфары модернизировали специально для премьеры «Аиды» в 1871 году), геликон, который висит на плече музыканта. Кроме того, приходится принимать во внимание такие вымершие изделия, как офиклеид — кошмарный прибор, который во времена Берлиоза был вытеснен тубой, но написанные для него партии существуют, естественно, до сих пор в бессмертных произведениях классиков. (В том числе, между прочим, и в Реквиеме Верди, а это уже почти наши дни: 1874 год.) А еще существует ряд воплощенных в партитуре и металле фантазий Рихарда Вагнера, таких, например, как семейство вагнеровских тубочек (именно так они и называются) или контрабасовый тромбон из «Кольца Нибелунга». Это я еще не упомянул, что у каждого из инструментов есть куча модификаций в разных строях (или упомянул?.. да тут спятить недолго). А когда мне рассказали про сопрановый тромбон, я совсем загрустил, потому что меня добили тем, что на нем играют трубачи, поскольку, видите ли, мундштук им по размеру ближе. Вконец очумевший, я спросил: «А как же с кулисой? Они же к вентилям привыкли!» На что получил флегматичный ответ: «Ну слух-то у них должен быть…»

Теперь, я полагаю, вы и сами догадались, что на басовой трубе играют тромбонисты. Абсолютно логичное решение, не правда ли?

Д’Артаньян чувствовал, что тупеет; ему казалось, что он находится в доме для умалишенных, и что сейчас он тоже сойдет с ума, как уже сошли те, которые находились перед ним. Но он вынужден был молчать, так как совершенно не понимал, о чем идет речь.

А. Дюма. Три мушкетера

P.S. А можно я про сурдины не буду?..

Тромбон

Тромбон — единственный оркестровый духовой инструмент, который был механически совершенен еще до возникновения организованных оркестров.

А. Карс. История оркестровки

Так, с чего бы начать: с тромбонов или с тромбонистов? Потому что и то и другое — довольно оригинальное явление. Нет, все-таки, пожалуй, с инструментов. Может быть, в какой-то степени это поможет понять все остальное. Хотя вряд ли.

Удивительная и уникальная по своему принципу конструкция, в которой совмещается идея передувания, как и у всех остальных медных с их натуральным звукорядом, с возможностью извлечь в этих пределах звук любой высоты, как это происходит у струнных. Плавное изменение длины звукового столба с помощью кулисы — оригинальнее не придумаешь. Единственный аналог в оркестре — это цуг-флейта в группе ударных.

Тромбон появился в XV веке в результате эволюционной развилки в процессе развития трубы. Тогда существовали такие инструменты, как кулисные трубы, и для изменения высоты звука инструмент передвигали вдоль длинной трубки — конструктивного продолжения мундштука. Вот с того момента, когда мастера поняли, что легче двигать не весь инструмент, а его часть, и существует двойная кулиса, двигая которую, исполнитель меняет высоту звука. И, строго говоря, принципиальных изменений с тех пор в конструкции тромбона не произошло. Единственное заметное нововведение было сделано в 1839 году, когда немецкий мастер Кристиан Затлер изобрел квартвентиль — механизм, позволяющий опустить строй тромбона на кварту и открывающий некоторые дополнительные возможности. Но, с другой стороны, когда я однажды встретил на записи тромбониста — своего старого знакомого — с рукой в гипсе, он на мой вопрос по поводу гипса и квартвентиля сказал, что и без него все что надо он сыграет. И безмятежно добавил: «Раньше-то играли, и ничего».

Если посмотреть из зала на оркестр, то сразу станет заметно, что единственная духовая группа, которая двигается не меньше, чем скрипки, — это тромбоны. Остальным-то шевелиться особо незачем: перебирай пальцами, и дело с концом. Все остальные телодвижения — от лукавого и излишней музыкальности. Ну и от нервов, конечно. То ли дело тромбоны — кто может отрицать зрелищность блестящей кулисы, систематически пролетающей у самого уха впереди сидящего коллеги!

И вот то, что меня больше всего в тромбоне озадачивает. По очень простой причине. Потому что противоречит всему жизненному опыту. Как это у них получается, что кулису не заклинивает? Я спрашивал. Говорят, что, во-первых, необходимая для правильного звукоизвлечения герметичность создается не по всей длине трубки, а в двух точках утолщения, а во-вторых, в нижних позициях (это когда кулиса максимально выдвинута) тромбон немного опускают вниз, чтобы не создавать нагрузок, работающих на перекос. Но жизненному опыту все равно противоречит.

И кстати, у них есть маленькие, но очень толковые элементы конструкции, которые мне очень понравились. Это миниатюрный клапан в кулисе для слива конденсата, защелочка для кулисы — что-то вроде предохранителя, чтобы она в нерабочем положении не уехала куда-нибудь навсегда, и выступ с резинкой на изгибе кулисы — им во время паузы можно упереть тромбон в пол. Там, конечно, большое количество и других идей, безусловно, защищенных множеством патентов, но эти мне почему-то особо милы.

Характер у тромбонистов… Сказать «нордический» — это не сказать ничего. Индейцы из романов Майн Рида или Фенимора Купера по сравнению с ними мелкие коммивояжеры с одесского привоза. Дирижер может довести скрипача до мелкого дрожания смычка или валторниста до полной потери звука, но о группу тромбонов любой его посыл разбивается как о каменный утес. Рихард Штраус — применительно к искусству дирижирования — знал, что говорил: «Никогда не смотрите на тромбоны — это их только приободряет!» Единственный случай, когда тромбонисту вместо водки нужен нашатырный спирт, — это «Болеро» Равеля. И его можно понять: ни с того ни с сего после почти десяти минут молчания начать в верхнем регистре исполнять соло. Жестоко со стороны классика. То ли дело Михаил Иванович Глинка! Документально подтвердить мне это не удалось, но довольно широко распространена байка о том, что знаменитое соло тромбона в «Вальсе-фантазии» написано для кого-то из августейшей семьи. Чтобы этот кто-то (я просто не знаю кто) мог легко и непринужденно это соло исполнить. И ведь как замечательно написано — настоящее садово-духовое музицирование!

Потому что во всех остальных случаях тромбоны, как правило, коллективно извещают о неприятностях, будь то Реквием Моцарта или Верди, оперы или симфонии Чайковского или Шостаковича.

А вот исполнители всех этих траурно-потусторонних мотивчиков — пожалуй, самые жизнерадостные музыканты оркестра.

Ну не парадокс ли?

Ударники

Такая немного странная компания, замкнутая на себя, со своими отдельными интересами и, похоже, даже несколько отстраненным взглядом на происходящее. В оркестре они всегда на обочине цивилизации.

Ударники постоянно заняты в своем большом хозяйстве: что-то двигают, настраивают и, такое ощущение, всегда демонстрируют друг другу нотные листочки, выясняя, кто партию чего будет играть. Потому что они играют не только на нескольких инструментах одновременно, но иногда и на большем количестве инструментов, чем это возможно. Это обычно происходит или от ошибки инспектора оркестра, или из-за экономии заказчика.

Вот мы смотрим на оркестр из зала. Видно, что на сцене собрались культурные и профессиональные люди. Вот у самого края сцены интеллигенция на скрипочках играет, виолончели с контрабасами тоже серьезным делом заняты. Духовики дуют — ну что рожи у медных такие, так их не за красоту любят. Но вот чем заняты ударники, сколько их там, человек пять, что ли? Ну литаврист ладно — у него целых четыре литавры, чтобы выбрать нужную, пожалуй, образование может и пригодиться. А вот этот, с бубном, — тут большого ума не надо — позвенеть-то. Или один раз за весь концерт стукнуть колотушкой по большому барабану в арии Рудольфа из «Богемы». Захочешь — не промахнешься!

Вот этот витающий в воздухе и сидящий на кончике языка вопрос я и задал ударнику: «А чему вас всех учили пять лет в консерватории?» Он глубоко задумался и ответил: «Да тому же, чему и тебя». Тут я тоже задумался. Нет, когда они играют четырьмя палочками на вибрафоне — это, конечно, внушает. Но маленькой железной палочкой по треугольнику уж как-нибудь…

Косвенный ответ на этот вопрос я получил, когда мне довелось в Светлановском зале Дома музыки на генеральной репетиции в Славянском танце Дворжака поиграть на большом барабане и треугольнике. За эти три минуты я просто взмок. После удара барабан надо глушить, а тут уже на вторую долю треугольник, а рук только две… В общем, когда я вывалил все свои претензии подоспевшему на концерт ударнику, он мне показал, как это делают люди с образованием. Все не так просто.