Черт. наваждение двадцать третье
СВИДРИГАЙЛОВ.Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге. Чего стоят одни климатические влияния! Между тем это административный центр всей России, и характер его должен отражаться на всем. Но не в том теперь дело, а в том, что я уже несколько раз смотрел на вас сбоку. Вы выходите из дому – еще держите голову прямо. С двадцати шагов вы уже ее опускаете, руки складываете назад. Вы смотрите и, очевидно, ни пред собою, ни по бокам уже ничего не видите. Наконец, начинаете шевелить губами и разговаривать сами с собой, причем иногда вы высвобождаете руку и декламируете, наконец останавливаетесь среди дороги надолго. Это очень нехорошо-с. Может быть, вас кое-кто и замечает, кроме меня, а уж это невыгодно. Мне, в сущности, все равно, и я вас не вылечу, но вы, конечно, меня понимаете.
РАСКОЛЬНИКОВ. пытливо на него взглядывая.А вы знаете, что за мною следят? – спросил Раскольников, пытливо на него взглядывая.
СВИДРИГАЙЛОВ. (как бы с удивлением ответил Свидригайлов).Нет, ничего не знаю, – как бы с удивлением ответил Свидригайлов.
РАСКОЛЬНИКОВ. Ну, так и оставим меня в покое, – нахмурившись, пробормотал Раскольников.
СВИДРИГАЙЛОВ. Хорошо, оставим вас в покое.
РАСКОЛЬНИКОВ. Знайте же, я пришел к вам прямо сказать, что если вы держите свое прежнее намерение насчет моей сестры и если для этого думаете чем-нибудь воспользоваться из того, что открыто в последнее время, то я вас убью, прежде чем вы меня в острог посадите... Второе, если хотите мне что-нибудь объявить, то объявляйте скорее, потому что время дорого и, может быть, очень скоро будет уже поздно.
СВИДРИГАЙЛОВ. Да куда вы это так торопитесь?
РАСКОЛЬНИКОВ. У всякого свои шаги
СВИДРИГАЙЛОВ. Вы сами же вызывали сейчас на откровенность, а на первый же вопрос и отказываетесь отвечать.
РАСКОЛЬНИКОВ. Да кто вы такой и зачем вы сюда приехали?
СВИДРИГАЙЛОВ. Я кто такой? Вы знаете: Свидригайлов, дворянин, служил два года в кавалерии, потом так здесь в Петербурге шлялся, потом женился на Марфе Петровне и жил в деревне. Вот моя биография!
РАСКОЛЬНИКОВ.Вы, кажется, игрок?
СВИДРИГАЙЛОВ. Нет, какой я игрок. Шулер – не игрок.
РАСКОЛЬНИКОВ. А вы были шулером?
СВИДРИГАЙЛОВ.Да, был шулером.
РАСКОЛЬНИКОВ. Что же, вас бивали?
СВИДРИГАЙЛОВ. Случалось. А что?
РАСКОЛЬНИКОВ.Ну, стало быть, вызвать на дуэль могли…
СВИДРИГАЙЛОВ.Не противоречу вам. Признаюсь вам, я сюда больше насчет женщин поскорее приехал.
РАСКОЛЬНИКОВ.Только что похоронили Марфу Петровну?
СВИДРИГАЙЛОВ. Ну да, – улыбнулся с побеждающею откровенностью Свидригайлов.Так что ж? Вы, кажется, находите что-то дурное, что я о женщинах так говорю?
РАСКОЛЬНИКОВ. То есть нахожу я или нет дурное в разврате?
СВИДРИГАЙЛОВ. В разврате! Ну вот вы куда! Скажите, для чего я буду себя сдерживать? Зачем же бросать женщин, коли я хоть до них охотник? По крайней мере, занятие.
РАСКОЛЬНИКОВ.Так вы здесь только на разврат один и надеетесь!
СВИДРИГАЙЛОВ. Ну так что ж, ну и на разврат! Согласитесь сами, разве не занятие в своем роде?
РАСКОЛЬНИКОВ. Чему же тут радоваться? Это болезнь, и опасная.
СВИДРИГАЙЛОВ. А, вот вы куда? Я согласен, что это болезнь, как и все переходящее через меру, – а тут непременно придется перейти через меру... Не будь этого, ведь этак застрелиться, пожалуй, пришлось бы...
РАСКОЛЬНИКОВ. А вы могли бы застрелиться?
СВИДРИГАЙЛОВ. (с отвращением) Ну вот! Сделайте одолжение, не говорите об этом. Сознаюсь в непростительной слабости, но что делать: боюсь смерти и не люблю, когда говорят о ней. Знаете ли, что я мистик отчасти?
РАСКОЛЬНИКОВ. А! призраки Марфы Петровны! Что ж, приходить продолжают?
СВИДРИГАЙЛОВ. (раздраженно) В Петербурге еще не было Ну их, не поминайте; да и черт с ними! Эх, мало времени, не могу я с вами долго остаться, а жаль! Было бы что сообщить.
РАСКОЛЬНИКОВ. А что у вас, женщина?
СВИДРИГАЙЛОВ. Да, женщина, так нечаянный один случай…
РАСКОЛЬНИКОВ. Ну, а мерзость всей этой обстановки на вас уже не действует? Уже потеряли силу остановиться?
СВИДРИГАЙЛОВ. А вы и на силу претендуете? Удивили же вы меня сейчас, Родион Романыч, хоть я заранее знал, что это так будет... Вы же толкуете мне о разврате и об эстетике! Вы – Шиллер, вы – идеалист! ….А кстати, вы любите Шиллера? Я ужасно люблю.
РАСКОЛЬНИКОВ. (с отвращением) Но какой вы, однако же, фанфарон!
СВИДРИГАЙЛОВ. Ну, ей-богу же, нет! – хохоча, отвечал Свидригайлов
РАСКОЛЬНИКОВ. Говорили тоже о каком-то вашем лакее в деревне и что будто бы вы были тоже чему-то причиной.
СВИДРИГАЙЛОВ. (перебил с явным нетерпением) Сделайте одолжение, довольно!
РАСКОЛЬНИКОВ.(раздражался) Это не тот ли лакей, который вам после смерти трубку приходил набивать… еще сами мне рассказывали?
СВИДРИГАЙЛОВ. (почти вежливо) Это тот самый. Я вижу, что вас тоже все это чрезвычайно интересует, и почту за долг, при первом удобном случае, по всем пунктам удовлетворить ваше любопытство. Черт возьми!
РАСКОЛЬНИКОВ.(откровенно и дразня) Ну, уж после этого я вполне убежден, что вы и сюда приехали, имея в виду мою сестру.
СВИДРИГАЙЛОВ.Эх, полноте, ваша сестра терпеть меня не может.
РАСКОЛЬНИКОВ. А вы убеждены, что не может?
СВИДРИГАЙЛОВ. (насмешливо улыбнулся.) Вы правы, она меня не любит; но никогда не ручайтесь в делах, бывших между мужем и женой или любовником и любовницей. Знаете ль вы, например, что я женюсь?
РАСКОЛЬНИКОВ. Вы уже это мне и прежде говорили.
СВИДРИГАЙЛОВ. Говорил? Забыл... Ну что ж, что мне пятьдесят, а той и шестнадцати нет? Кто ж на это смотрит? Ну, а ведь заманчиво, а?…А знаете, у ней личико вроде Рафаэлевой Мадонны... Только что нас благословили, я на другой день на полторы тысячи и привез: бриллиантовый убор один, жемчужный другой да серебряную дамскую туалетную шкатулку – вот какой величины, со всякими разностями, так даже у ней, у мадонны-то, личико зарделось.
РАСКОЛЬНИКОВ.Одним словом, в вас эта чудовищная разница лет и развитий и возбуждает сладострастие! И неужели вы в самом деле так женитесь?
СВИДРИГАЙЛОВ.А что ж? Непременно. Всяк об себе сам промышляет и всех веселей тот и живет, кто всех лучше себя сумеет надуть. Ха! ха! Да что вы в добродетель-то так всем дышлом въехали? Пощадите, батюшка, я человек грешный.
РАСКОЛЬНИКОВ.(резко)Из всех ваших полупьяных рассказов, я заключил положительно, что вы не только не оставили ваших подлейших замыслов на мою сестру, но даже более чем когда-нибудь ими заняты. Мне известно, что сегодня утром сестра моя получила какое-то письмо. Вам все время не сиделось на месте…Я покамест на квартиру, да и то не к вам, а к Софье Семеновне, извиниться, что на похоронах не был.
СВИДРИГАЙЛОВ. Это как вам угодно, но Софьи Семеновны дома нет. Она всех детей отвела к одной даме, к одной знатной даме-старушке, к моей прежней давнишней знакомой и распорядительнице в каких-то сиротских заведениях. Я очаровал эту даму, внеся ей деньги за всех трех птенцов Катерины Ивановны, кроме того и на заведения пожертвовал еще денег.
РАСКОЛЬНИКОВ. Нет, все-таки зайду.
СВИДРИГАЙЛОВ. Как хотите, только я-то вам не товарищ; а мне что!
РАСКОЛЬНИКОВ. И подслушивайте у дверей!
СВИДРИГАЙЛОВ. (засмеялся) А, вы про это!
РАСКОЛЬНИКОВ. Ничего вы не могли слышать, врете вы все!
СВИДРИГАЙЛОВ. Да я не про то, не про то (хоть я, впрочем, кое-что и слышал), нет, я про то, что вы вот всё охаете да охаете! Шиллер-то в вас смущается поминутно. А теперь вот и у дверей не подслушивай. Если так, ступайте да и объявите по начальству, что вот, дескать, так и так, случился со мной такой казус: в теории ошибочка небольшая вышла. Если же убеждены, что у дверей нельзя подслушивать, а старушонок можно лущить чем попало, в свое удовольствие, так уезжайте куда-нибудь поскорее в Америку! Бегите, молодой человек! Может, есть еще время. Я искренно говорю. Денег, что ли, нет? Я дам на дорогу.
РАСКОЛЬНИКОВ. (с отвращением). Я совсем об этом не думаю...
СВИДРИГАЙЛОВ. Понимаю, какие у вас вопросы в ходу: нравственные, что ли? Шилеровские вопросы гражданина и человека? А вы их побоку; зачем они вам теперь-то? Хе, хе! Затем, что все еще и гражданин и человек? А коли так, так и соваться не надо было; нечего не за свое дело браться. Ну, застрелитесь; что, аль не хочется?
№ 47. Переход света. Музыкальный акцент.