Примечание переводчика: Название главы - цитата из "Там, где живут чудовища" Мориса Сендака. Полностью - Don't Go. I'll Eat You Up, I Love You So. 7 страница

Сендак вложила в руку Готлиба ломтик яблока, сжав вокруг его длинные тонкие пальцы.

- Ньютон никогда не испытывал к вам неприязни, несмотря на все ваши старания - немалые, как я могу предположить.

Герман устроился полусидя, чтобы поесть. Он вспомнил то, что Ньютон прошептал на пляже, и его взгляд смягчился. Где-то вдалеке был страх - он приложил столько усилий, чтобы держать всё под контролем. Но теперь связи рвались, и он ничего не мог с этим поделать.

- Нет. Несмотря на наши споры, пустые угрозы и горькие ссоры... все злые вещи, которые я ему говорил... я думаю, иногда он меня любил.

Он взял в рот яблоко.

- ...и я его тоже.

Яблоко было вкусным. Не слишком сладкое и хорошо сочеталось с чаем. Он задумчиво взял ещё одну предложенную дольку.

- Доктор Готлиб, я считаю, что у таких людей как вы - скрытность - защитный механизм, позволяющий избежать страданий.

Эстер взглянула вниз и с громким щелчком выключила диктофон.

- Я сейчас скажу кое-что очень непрофессиональное... Доктор Готлиб, и я пойму, если вас возмутит неформальность моего подхода, но... Ньютон любит вас. Он был так терпелив с вами... больше, чем это возможно.

Герман дёрнулся: - Мы коллеги... и друзья. И ничего большего быть не может. Я не думаю, что подобные отношения оценит моя семья или научное сообщество.

- То, что вы сказали, чудовищно эгоистично.
Он взглянул на нее, пораженный подобной прямотой.

- Доктор Готлиб, вы думаете только о себе, причём мелко и недальновидно. Я просто не знаю, как бы это вежливо до вас это донести. Он болел без вас, он был... лучшее слово, которое я могу подобрать - иссушен. Он тосковал. Я знаю, что я его психиатр и понимаю, что вы не отвечаете за его здоровье, но даже во время наших коротких сеансов для меня стало очевидно, что вам без него так же плохо.

Голос её нарастал, щёки побледнели. Герман подумал, что она давно хотела всё это ему высказать.
- Это не может быть для вас новостью. Вы вместе работали, вместе жили, вы были в дрифте. Я пари готова держать, что ВСЕ его чувства взаимны. Просто... просто прекратите вести себя как трус.

Она прижала ладонь ко рту и смущённо поёжилась: - Доктор Готлиб, простите, мне очень жаль. Это не то, что я хотела сказать, просто само вырвалось.

Герман слабо улыбнулся ей, пожав плечами, и вновь подтащив ко рту маску сделал глубокий вздох: - Нет, всё так - я трус... И всю жизнь был трусом. Любое ваше предположение обо мне верно. Я занудный злой ханжа, который любит быть несчастным. Уверен, что пропустил ещё несколько обидных определений - за много лет их накопилась приличная коллекция.

Он почувствовал, что разрушается изнутри, волна депрессии вымывала из тела всю энергию.

- Нет, вы не такой. Ньютон знает, какой вы. Вы должны попробовать отстраниться и посмотреть на себя его глазами. Когда он говорит о вас, и когда вы говорите о себе - я слышу рассказ о двух разных людях.

Сложив свои вещи, Сендак поднялась, собираясь уйти. Она задержалась, чтобы посмотреть его зрачки, прикоснулась к шее, проверяя пульс.

- Он готов, когда поднимется, вернуться в Егерь - вместе с вами. После всего, что было.

- Я сказал, что он блестящий. Я никогда не говорил, что он умный.

Она разочарованно покачала головой и вложила ему в руку целое яблоко: - Хотите, включу телевизор? И скажите, как сейчас ощущаются нога и голова по уровню боли - когда сочетаешь антидепрессанты с обезболивающими, приходится осторожничать.

- Голова - третий, нога - пятый. Только прикрутите ему звук, пожалуйста. Шум успокаивает, даже если я не вслушиваюсь.

Сендак подошла к стоявшему на комоде небольшому телевизору с плоским экраном и вновь включила его. Саммит все еще продолжается, но некоторые из сидевших за столом куда-то пропали. Кувшин с водой исчез, а испанский посол вытирал лицо.

- Ну... тут явно что-то было. Увидимся завтра, доктор. Звоните в лазарет, если что-то понадобится.

Готлиб проводил её взглядом и бесцельно уставился в телевизор. Несколько минут он пытался вникать в происходящее, но вскоре его мысли отправились совсем в другое место. Ему хотелось поговорить с Ванессой. Она была богиней хороших советов и настоящая скала в трудных ситуациях. Когда он думал о ней, боль из ноги просачивалась в желудок, не давая удержать даже то немногое, что там есть. Она не захочет с ним говорить. Она ещё думает о нём? После того, что случилось, он надеялся, что нет. Он надеялся, что она нашла себе человека как из тех втайне обожаемых глупых дамских дамских романов. Он хотел ее, и он хотел Гейзлера. Необходимость в Ньютоне была мучительна. Он свесил руку с кровати, но там не было никого, кто бы сжал его пальцы.

Герман глубоко вдохнул кислород и потянулся разумом, пытаясь найти Ньюта. Он сконцентрировался на гудение в основании черепа и направил туда своё внимание. Казалось, сквозь шипение радио-помех прорастает тёплая и радостная болтовня. Готлиб попыталась вычленить из неё слова, но там были только чувства, смешанные с искрами воспоминаний. Это неприятно напомнило его последние минуты с Котиком. Герман тихо прошептал про себя, шум телевизора и шипение кислорода почти заглушили его голос.

- Я тоже тебя люблю.

Типа примечание: то, что Герман поёт Котику -
"луна поднялась, золотые звёздочки ярко горят в ясном небе..."

Из вот этой колыбельной:

Der Mond ist aufgegangen

Der Mond ist aufgegangen,

Die goldnen Sternlein prangen ,

Am Himmel hell und klar;

Der Wald steht schwarz und schweiget,

Und aus den Wiesen steiget,