Примечание переводчика: Название главы - цитата из "Там, где живут чудовища" Мориса Сендака. Полностью - Don't Go. I'll Eat You Up, I Love You So. 3 страница

Он ответил ей неуверенным голосом, так и не встав с кровати:

- Пожалуйста, миссис Мелеро... входите, пожалуйста.

Она тихо вошла с каким-то свёртком в руках. В волосах у Ниты прибавилось седых прядей, она выглядела постаревшей и такой же усталой, как он, но улыбка была тёплой. Она сложила вещи на стол, молча подошла и села рядом, крепко его обняв. Он позволил ей это и закрыл глаза, прижавшись щекой к её макушке. Они долго сидели в тишине, она медленно укачивала его, а он думал - как много ей известно? Иногда ему казалось, что она знает всё.

- Я ... я очень рад, что вы здесь, миссис Мелеро. Я по вас скучал.

Они наконец оторвались друг от друга, и она внимательно посмотрела ему в лицо:
- Ни за что бы не пропустила твой с Ньютоном выход.

Она коснулась его макушки и прищурилась:
- Так я и думала. Я пришла, чтобы тебя постричь. Ты так оброс, что в шлеме будет неудобно.

Герман поднял руку и рассеянно потянул себя за волосы:
- Я не думал, что...

Она погладила его по щеке и поманила к столу:
- Садись, это недолго, а потом пойдёшь завтракать. Некоторые пилоты хотят пожелать вам удачи. Мы будем наблюдать.

Он подчинился ей, и сел, чувствуя сквозь ткань пижамных штанов холод металлического стула. Он был в тонкой майке, и Нита коснулась его обнажённой руки:
- Ты успел добыть себе немножко мышц.

- Я сомневаюсь, что...

- Они есть. Ты тренировался неделю и сам не видишь, как изменился. Красивый, а?

Он кивнул со вздохом:
- Да, я всегда славился красотой и очарованием.

Она потрепала его по худому плечу и начала расчёсывать волосы, и в самом деле отросшие ниже ушей.

- Веришь ли - у Ньютона они растут на дюйм в неделю. Я стригу его дважды в месяц - и только ножницы туплю.

Она продолжала негромко говорить, он почувствовал, как она сбрызгивает его волосы перед стрижкой.

- Я слышала, вы прошлым вечером были в "Слепом кайдзю"?

- Это было ужасно.

- Carino, я уверена, что это не так.

- Я его оттолкнул.

Она наклонила его голову вперёд, и он почувствовал щекотное прикосновение ножниц к шее.

- Я этого не хотел. Он... он поразил меня, и я был расстроен...

- Для этого существуют извинения.

Она остановилась и ласково потрепала его по волосам.

- Герман, я не могу советовать тебе, как поступить, ты - взрослый человек, а я - старая дама, повидавшая за жизнь много разного. Но могу сказать тебе по собственному опыту... Одних людей полюбить легко, других - трудно. Сложность не в том, чтобы заслужить любовь или получить её легко... многие не знают, как её принять. Entender?

Герман прикрыл свои ноющие от усталости глаза, медленно прокручивая это в голове и пытаясь посмотреть с разных сторон, будто бы решая сложное уравнение.

- Вы не старая, миссис Мелеро...

- В такие дни, как этот, я чувствую себя очень старой.

Они оба молчали, пока она отряхивала волоски с его плеч и спины. Герман поднял руку и потрогал волосы, пока она искала зеркало.

- Не совсем как твоя старая стрижка, но близко. Я не стала подбривать затылок.

- Очень красиво, миссис Мелеро ... Я признателен вам за помощь.

Он поднялся. Мышцы тела были напряжены, и голова болела после вчерашней выпивки, но он решил, что эта боль надолго не задержится. Миссис Мелеро протянула ему комплект одежды - эластичные темно-зеленые брюки и рубашку. Они были сшиты из мягкого хлопка, а с изнанки ткань на ощупь напоминала войлок. Он взял их, вопросительно на неё посмотрев.

- Это специальное бельё. Ты наденешь его под дрифткостюм... но я бы просто сначала поносила под одеждой - чтобы привыкнуть. Броня рейнджера не слишком удобна - костюм плотно прилегает, и даже может травмировать.

Когда он взял форму, она сунула руку в карман жакета, покопалась там, вытащила крем для бритья и новый бритвенный станок и вложила их в протянутую руку Германа:
- Просто совет пилота пилоту. Волосы цепляются и трутся о ткань, - она указала на зелёный сверток в руках, - костюм прилипает. Когда будешь снимать - будешь выдирать волосы на руках и ногах. Так что бритва не только для лица - побрей везде.

Готлиб поморщился:
- Ох ...

Она хмыкнула:
- А ещё в нём очень жарко. Так что пей сегодня утром побольше воды, чтобы не получить обезвоживание.

- Звучит всё лучше и лучше...

Она нежно улыбнулась ему, в углах тёмных глаз кожа собралась "птичьими лапками":
- Душ и одежда. Встретимся в коридоре.

Войдя вместе с миссис Мелеро в столовую рейнджеров, Герман был удивлен тем, сколько людей его ждали. Близнецы Ватлей потеснились, и он сел между ними, позволив Ните принести ему завтрак. Через стол ему подмигнули Нэнси Арчер и Ханни Паркер, евшая, кажется, овсянку. Русский пилот Иван Зоря добродушно смеялся над какими-то историями, которые рассказывала Нэнси. Герман узнал в его сыне Алексее Зоре того самого крепкого парня, что говорил с ним в лифте во время атаки Котика. Нета Мелеро сидела чуть в стороне от других пилотов, глядя на поднос с остатками еды. Под глазом у неё был чудовищный чёрный синяк - несомненно, последствие их задания. Ее мать осторожно прижала ей к лицу пакет со льдом, что-то озабоченно говоря по-испански. "Всё нормально, мама..."

Приняв у миссис Мелеро свой поднос, Герман поморщился при взгляде на тарелку, нагруженную омлетом из яичного порошка, беконом и тостом. В животе тоскливо бурчало, и даже запах еды был невыносим. Миссис Мелеро сложила руки на груди и кивнула на тарелку:
- Съесть все. Пилотирование забирает всю энергию, если не поешь, сам потом пожалеешь.

Говард и Соня склонились посмотреть, как он копается в омлете, и лихо отдали Ните честь.

-Доверьте это нам, миссис М. Гарантируем, что он вылижет блюдо дочиста.

- Ни крошки не найдёте!

Она вздёрнула бровь и вернулась на кухню. Говард дождался, пока она исчезнет из поля зрения, и схватил бекон с тарелки Германа. Соня, по его примеру, разобралась с омлетом и передала Герману небольшую серебряную фляжку.

- Надо съесть тост. И вот - глотни от похмелья. Почувствуешь себя немного лучше.

- Никто не хочет есть перед первым дрифтом.

Герман оглядел собравшихся, прежде чем отхлебнуть из фляжки. Жидкость обожгла пищевод, и он едва бы смог сказать, что именно проглотил, но это облегчило боль, и ему стало теплее.

- Ньютон уже завтракал?

Говард покачал головой, пытаясь прожевать жёсткий бекон.

- Не-а. Миссис М. сказала, что у него болит голова. Она отнесла ему завтрак и позволила доспать.

Соня прикончила омлет, рыгнула, и принялась шумно прихлёбывать кофе.

- Выпей всё, Герман, - сказала Нита, - вернувшаяся с большим стаканом воды и кружкой горячего чая, - Ох! Хорошо, по крайней мере, что у тебя есть аппетит, - она гордо кивнула на почти пустую тарелку и села рядом с беззвучно трясшейся от смеха дочерью.

Знакомый дружелюбный шум окружал Готлиба. Он посмотрел на пилотов, прежде чем сделать первый глоток воды и откусить тост. Это должно было дать какое-то ощущение единения, но вместо этого он почувствовал себя просто ужасно. Ньютон должен был быть здесь, они должны были быть вместе. Иван Зоря усмехнулся и перегнулся через стол, чтобы хлопнуть его по плечу:
- Волнуешься? Хороший вы пилот, а? Вы и маленький доктор!

Герман попыталась улыбнуться, но улыбка получилась бледной и нервной. Он чувствовал, что начинает задыхаться, и голова кружилась явно больше, чем "немного".

- Я не уверен в том, как себя чувствую. Слишком быстро всё случилось, мистер Зоря...

Он почувствовал, как руки Сони окружили его, обнимая. Она смотрела затуманенным взглядом и, казалось, находилась где-то далеко в собственной памяти. Он услышал её шёпот у своего уха:
- Мы будем там. Ничего не случится.

Алексей наконец-то прекратил строить глазки Ханни Паркер и улыбнулся Герману:
- Главное - не забыть поссать, прежде чем надевать броню. Это единственное, о чём нужно помнить.

Близнецы проводили его до самых подсобных помещений Оккама на краю ангара Егерей. Такими мрачными Герман их никогда не видел. Дрифткостюмы - его и Ньютона, уже ждали. Броня была из матовой, воронёно-серой стали с неоново-зелёными деталями, опасно блестевшими в ярком свете. Герман поднял грудную пластину и потёр большим пальцем выгравированное на ней имя.

- Я думаю, здесь нам придётся тебя оставить.

- Мы в самом деле не должны были идти так далеко.

- Но миссис M приведёт Ньютона...

- По справедливости у тебя тоже должны быть провожатые.

Герман устало вздохнул, резко обнял близнецов непослушными руками и близко притянул к себе. Они обняли его в ответ, удивлённо переглянувшись. Соня положила голову ему на плечо, она, как и брат с трудом сдерживала дрожь в голосе:
- Ты называешь это объятиями? Это ужасно! Ты обнимаешь, как несмазанный робот.

- Ты обнимаешь, как плохо социализированный шлагбаум.

- Я встречала стальные опоры, которые круче в этом искусстве.

Готлиб оттолкнул их, и они неохотно его отпустили - нахмуренные, с одинаково сморщенными носами. В последнюю секунду Говард резко отдал ему честь и ушел, не сказав ни слова.

Герман прислонил трость к скамейке, разулся и стянул с себя брюки. Первым в схеме дрифт-костюма стоял надевавшийся поверх мягкого белья тёмно-зелёный комбинезон, облегающий едва не до боли. Он огладил пальцами слегка выступающие металлические шипы, обеспечивающие контакт с нервными окончаниями. Справившись по мере сил, он занялся бронёй. Её пластины крепились поверх комбинезона, и он начал со щитков для бёдер и голеней. Миссис Мелеро была права - это было сложно и неудобно. Он прошёл короткий инструктаж по надеванию и ношению костюма, но тогда это не было так тяжело. Его бедро уже начало болезненно пульсировать от дополнительной нагрузки, и он посмотрел на свою трость, прикидывая, сможет ли без неё обойтись.

Он уже заканчивал с бедренными щитками, когда через дверь услышал приближающиеся шаркающие шаги. Ньютон пришёл один. Его лицо было серым от усталости, он смотрел в пол и споткнулся возле своей брони. Молчание между ними было настолько тяжёлым и плотным, что Герман задыхался. Наконец он заговорил, запинаясь:
- Разве они не... Думаю, кто-то должен помочь нам со снаряжением?

Ньютон бросил на него короткий рассеянный взгляд и взялся за бельё. Он дотянул его до бёдер, когда ответил:
- Они потом принесут позвоночный контакт... и подключат тебя, - в его ровном голосе не было ничего от настоящего Ньютона.

Они продолжили одеваться в тишине и через десять минут возни наконец-то явились несколько техников в цветах Оккама, чтобы помочь им закрепить защиту на груди и плечах. Из специальной коробки появился позвоночный контакт - Герман знал, что это такое. Как только контакты подключат, начнётся процесс... а Гейзлер с ним даже не поговорил. Он сделал несколько коротких задыхающихся вздохов, пока техники, словно пчёлы, кружились вокруг них. Было короткое ощущение давления, быстрая вспышка белого света перед глазами - и всё, контакт встал на место. Он схватил свою трость, но они уже толкали его к лифту, поднимающему в камеру подключения. Техник вознамерился подхватить его под мышки, и он нервно сглотнул, собираясь остановить это.

- Дайте ему идти самому.

Техник посмотрел на Ньютона с любопытством. Тот был без очков - перед тем, как надеть перчатки, он вставил контактные линзы. С ними он выглядел старше и серьёзнее. Ньютон наклонился, поднял трость Германа и передал ему, одновременно втиснув в ладонь Готлиба что-то маленькое и круглое.

Гейзлер вошёл в лифт первым, Герман медленно последовал за ним - дрифт-костюм и трость были не самой лучшей комбинацией. Пока лифт со скрипом ехал вверх, он раскрыл ладонь и увидел мятный леденец. Он крепко сжал конфету и попытался увидеть глаза партнёра, чтобы поблагодарить, но Ньют смотрел перед собой, избегая его взгляда.

"Сonn-pod" - камера подключения Оккама состояла из пульта управления, окружённого вогнутыми стальными балками. В центре стояли две платформы, и Герман сразу мог сказать, какая из них - его. Он с трудом поднял туда своё отяжелевшее от брони тело и положил трость на ближайшую панель управления. У правой платформы были две обычные педали, а у левой - только одна. С левой стороны рядом с педалью стояли высокие металлические скобки, и Герману стало понятно, как именно их застегнуть.

Панель связи мигнула, и несколько человек попытались говорить сразу - сначала Гарри Арчер, а где-то позади него низкий женский голос - доктор Сендак.

- Эй, ребята! Доброе утро! К испытанию готовы?

- Доктор Гейзлер? Доктор Готлиб? Вы слышите меня? Всё в порядке?

Ньютон молча наклонился, чтобы помочь Герману зафиксировать скобки и подключить к педали здоровую ногу. Следя за этим, Готлиб улучил момент и засунул леденец за грудную пластину брони - на удачу.

Он почувствовал, как камера начинает движение вниз, чтобы встать на плечи Оккама.

С потолка спустились их шлемы, и платформа со щелчком заняла своё место. Ожившие индикаторы на лобовом стекле окрасили внутренности черепа Оккама неземным синим светом. Огромное окно Егеря сменило окраску с золотого на чёрный, затем на красный и, наконец-то очистилось, когда все системы подключились к сети.

Диспетчерский мостик был слишком далеко, но близнецы и некоторые другие пилоты, пришедшие посмотреть тест, сейчас стояли на строительных лесах на уровне головы Оккама. Готлиб почувствовал головокружение. Сжимавшая рёбра броня, казалось, тянула его вниз, ему не хватало воздуха. Ньютон надевал шлем. Его лицо было совершенно пустым, и только пот, от которого уже слиплись волосы, тёк по лбу. Его лицо исчезло за жёлтым слоем проводящего геля. Герман последовал его примеру, и ахнул, когда мир потемнел перед его широко раскрытыми глазами. Никаких причин для паники нет... Это всего на миг. Всё происходит строго по протоколу.

Гарри заговорил - его громкий голос заставлял кости Готлиба вибрировать.

- Позвоночный контакт на месте ... шлемы ... системы жизнеобеспечения, следующий... выводите на дисплей данные по жизненно важным органам.

Ножная скобка затянулась, обхватив ногу, словно манжета тонометра, и вызвав вспышку резкой боли. Он чувствовал, как внутри костюма отзывается его собственный участившийся пульс. Металлические крепления спустились с потолка, присоединившись к лопаткам его панциря. Он был отрезан от всего и заперт в вызывающей клаустрофобию темноте, наполненной металлическим лязгом и эхом пустого пространства... Герман заговорил тихим задыхающимся голосом:
- Гейзлер... П-пожалуйста, поговори со мной.

Голос Ньютона прозвучал где-то справа от него, достаточно близкий, чтобы коснуться и при этом бесконечно далёкий. Он был пустым и равнодушным:
- Что ты хочешь мне сказать?

У нас по-разному проявляется страх, - понял Герман. Вероятно, Ньютон принял что-то, чтобы пригасить панику, или, возможно, он в шоке... связь между ними сейчас была размытой, какой-то онемевшей. Голос Сендак зазвучал в его шлеме, и Герман уловил в нём тщательно замаскированное беспокойство.

- Доктор Готлиб, вам нужно успокоиться... Посчитаете для меня в обратном порядке от тысячи, чтобы я знала, что вы в норме?

Герман выполнил её просьбу, начав от тысячи и медленно двигаясь в обратном направлении. Это успокаивало примерно так же, как ходьба по раскалённым углям.

Холодный женский голос из коммутатора заполнил Сonn-pod, следом за ним зазвучал бас Гарри Арчера.

- Нейронное рукопожатие инициировано...

- Ребята, мы начинаем. Готовы?

Герман хотел крикнуть, что не готов. Он не был готов, и он не мог дышать. Но было уже слишком поздно ... Обратный отсчет начался.

Соединение на 3 ... 2 ... 1 ...

Мир взорвался в синем тумане образов и звуков.

Сквозь позвоночник Германа прошёл электрический разряд, он выгнулся, раскрыв рот и плотно зажмурив глаза, пока воспоминания и ощущения неслись сквозь него.

Жало татуировочной иглы, Мюнхен летом, чили и жареный сыр в каком-то захолустном баре в Канзасе... все эти вещи, и еще тысячи, смешавшиеся чувства, накопленные за всю жизнь двумя маленькими людьми.
- Правое и левое полушария откалиброваны. Нейронное рукопожатие завершёно. "Бритва Оккама" в сети.

Герман мигнул, всмотрелся и понял, что проводящий гель растаял. Он взглянул в сторону, но смог увидеть только шлем Ньютона. Он протянул руки и с изумлением увидел, как Ньютон сделал то же самое. Они двигались синхронно - один человек вместо двух. Огромная рука Оккама поднялась и они пошевелили пальцами - все трое. Это было такое же потрясающее ощущение, как связь с сердцем Крюгера в холодильнике на Онтарио. Готлиб издал безумный задыхающийся смешок и понял, что Гарри командует им через комм:

- Отличная работа, ребята! Вы сделали это! Вы молодцы! Давайте просто сегодня пройдём через основные задания, ОК?!

Ньютон ответил, и голос его испугал Готлиба. Ньют сейчас должен быть вне себя от возбуждения, но человек рядом с ним отвечал голосом, лишённым эмоций:
- Хорошо. Готов.

- Эээ ... да... я, как Гейзлер.

Все, что он чувствовал, был холод внутри Ньютона. Всё что там было - холод, страх и странный серый силуэт, который не был его другом. Он хотел, чтобы это прекратилось.

- Хорошо, теперь вы вдвоём поднимаете обе руки так высоко, как только можете.

Они выполнили просьбу.
Тесты рук и головы прошли гладко, несмотря на то, что в груди у Германа плескался серый страх, а голова, казалось, кружилась всё сильнее.

- Хорошо ... а теперь давайте вы вдвоём сделаете шаг вперёд. Доктор Готлиб, никакой спешки!

Герман посмотрел на свои ноги, затем на Ньютона. Он закусил губу и медленно поднял здоровую ногу. Оккам повторил движение, и они шагнули. Ньют сделал свой шаг, и скобки автоматически скользнули вперёд. Вспышка багровой боли сожгла ногу Германа, и они закричали вместе. Оккам рефлекторно попытался коснуться больного бедра. Во внутренней связи возник третий голос:
- Черт тебя дери, хромой идиот! Ты што, заблокировал грёбаные скобки? - бранился и плевался Балор.

Глаза Ньютона расширились за щитком шлема, и он отшатнулся от голоса Балора. Взрыв эмоций и страха заполнил соединение, и Герман задохнулся от его масштаба. Ньютон низко всхлипнул, их связь словно скрутило.

- Нет..

Оккам сделал два огромных, мучительных шага назад и упёрся спиной в стену ангара. Голос Балора Флуда запустил в сознании Ньютона цепную реакцию, которую Герман не мог контролировать. Его голова гудела, дисплеи вокруг мигали гневным красным светом:

- Правое полушарие отключено... Правое полушарие...

- Ньютон?

Дрифт активизировался, и образы теперь мелькали слишком быстро, чтобы отследить. Фрагменты неслись сквозь голову Германа, словно в час пик, слишком много информации, чтобы поглотить. Он двигался в воспоминания Ньютона. До того, как мир посинел по краям, Сендак торопливо сказала:
- Герман ... Герман ... Ньютон погнался за кроликом... не беги за ним, Герман!

Ее голос исчез, как только Герман сошёл от Сonn-podа в тишину. Сразу стало легче, и он понял, что жаждет - найти Ньютона. Вернуть Ньютона назад.

Темнота ползла дальше и дальше - синяя и полная мягких голосов. Герман пошёл через неё и через несколько шагов понял, что нога не болит. Совсем. Он надавил на неё всем весом, удивляясь этой новой свободе. Ни трости, ни хромоты. Эксперимента ради он побежал. Нога не подвела его и выдержала. Он засмеялся и побежал дальше, даже не ощущая веса дрифт-костюма.

Окружающая его синева начала обретать форму, превратившись в темные очертания деревьев. Сильный дождь стучал по стеклу его шлема, потоком стекал по плечам. Свернув, он увидел почтовый ящик на подъездной дорожке к дому Ньютона. На этот раз над ним не было воздушных шаров. Он прошёл мимо, проведя рукой по его гладкой стенке. Размокшая дорожка привела его к ухоженной лужайке перед домом у озера. Окна старого дома были темными и слепыми. Облака низко нависали над стеклом воды, призрачные завитки тумана поднимались к берегу. Сквозь влажную дымку он увидел знакомый мальчишеский силуэт.

- Ньютон? Ньютон!

Казалось, щиток шлема Готлиба был единственным источником света в этом тяжелом, наполненном дождём, воздухе. Он вбежал в темноту, беспомощно следя за тем, как мальчик входит в озеро. Черная влага плескалась у ног Ньюта, затем у пояса и наконец дошла до груди. Под шум дождя Ньют скрылся в маслянистой воде. Готлиб в панике вошёл в озеро, крича его имя. Оглянувшись, он удивился, увидев насколько далеко теперь берег. Герман почувствовал холод в лёгких, грудь сжалась. Где-то впереди в ряби озера появилось движение, и Ньютон всплыл, задыхаясь. Герман поплыл к нему - в дрифт-костюме это было тяжело.

< - Ньютон, плыви ко мне!>

Ребёнок протянул маленькую руку и зачерпнул пригоршню воды. Готлиб напряжённо следил за Ньютом, с трудом различая его через мокрую маску. Что-то возникло под поверхностью, и до того, как Готлиб осознал происходящее, его утянуло вниз. Он наблюдал, как исчезает водная гладь, опускаясь глубоко в темноту. Огромные существа плавали рядом с ним, но не было даже намека на сверкающие голубые глаза и острые зубы. Они не были настоящими - просто порождения кошмаров Гейзлера. Ноги Готлиба опустились на черное ничто, и он замер, пытаясь понять - находится ли всё ещё под водой, покачал головой и пробормотал, стирая капли со щитка: - Только воспоминания и чувства. Физике и логике здесь нет места. Готлиб, ты идиот... прекрати так думать.

Он пошел дальше. Там не было никакого мальчика, не было Ньютона, ничего, кроме смутного пятна белого света вдалеке. Он направился к нему, и едва это сделал, как по обе стороны от него появился коридор из дверей, целые километры дверных проёмов, появившиеся из воздуха. Это вызывало замешательство - ничего и вдруг что-то... Проходя мимо, Герман узнавал некоторые из них - красное дерево дверей университетского лекционного зала, ржавую металлическую дверь своей комнаты в Гонконге. Он услышал негромкие звуки классической музыки и заметил, что одна из дверей приоткрыта. Она была сделана из матовой стали и казалась очень знакомой. Открыв её, Герман обнаружил, что смотрит на женщину, на чьих похоронах он был всего три года назад.

Когда Готлиб присоединился к PPDC, доктору Мередит Весс было уже около шестидесяти. Он знал, что Ньютон был к ней близок. Она была его любимым профессором в Массачусетском технологическом институте, и одной из причин, подтолкнувших его к био-механике. Возглавив отдел к-науки токийского Шаттердома, она связалась с Германом, бывшим тогда в Мюнхене, чтобы пригласить его в программу в почтенном возрасте двадцати восьми лет.

Созерцание Весс в её кабинете, обклеенном снимками кайдзю, вызвало чувство тошноты... это дезориентировало. Несмотря на то, что он знал о её смерти, она казалась такой реальной и живой. Он подошел к ней - высокий, в тёмном дрифт-костюме. Она не смотрела на него. Она не знала о нём. Она была воспоминанием. Раздался бешеный стук в полуоткрытую дверь, и она ответила, даже не поднимая глаз от работы:
- Входите, Ньютон.

Гейзлер вошёл, и Герман придвинулся к нему так близко, как мог. Он был так молод. Готлиб попытался прикоснуться к нему, но его руки прошли, словно сквозь воздух, и когда он заговорил, его не услышали:
- Ньютон?

- Эй, док Весс! Могу я поговорить с вами минутку?

Она ещё не смотрела на него, но губы уже складывались в улыбку.

- Конечно, можешь, Ньютон. Тебе нужна консультация по какому-то вопросу? Есть теория по новой серии образцов?

Ньют развалился на кожаном стуле, нервно дёргая ногой. Герман, вздрогнул, заметив, что его руки ещё почти пусты. Только на правой был свежий, ещё воспалённый, контур подживающей татуировки - ещё даже не раскрашенный.

- Я хотел бы спросить о лабораторных партнерах.

Доктор Весс наконец-то подняла глаза от документов и сняла очки для чтения: - Лабораторных партнерах, Ньютон? Я собиралась дать тебе лабораторию с доктором Асами Миике. Она блестящий молекулярный биолог и, я верю, ее работа с клеточной структурой кайдзю окажется очень полезной и в вашей работе.

Ньют пытаясь выглядеть беспечно, присел на стул боком, обвил ногу вокруг одной из ножек и нервно сложил на груди руки.

Герман обошёл стул, с восхищением рассматривая неповреждённое лицо памяти Ньюта.

- Да, но... что там новый парень, которого вы только что наняли? Ещё один из Германии?

- Герман Готлиб?

- Да-да, этот... Вы дали ему Эванса в соседи по лаборатории?

Она подпёрла рукой щёку и ухмыльнулась ему, приподняв бровь:
- Они оба на стороне математики. Я имею в виду, что Кларк Эванс - физик-теоретик.

- Он та-акой придурок... и даже не говорит по-немецки.

- Доктор Готлиб прекрасно говорит по-английски, ты же с ним встречался и сам уже знаешь, что...

Ньют беспокойно сглотнул и быстрее закачал ногой, наблюдавший за ним Готлиб подумал, что Весс что-то путает - он никогда не работал с Кларком Эвансом, тот его терпеть не мог.

- Я думаю, мы должны быть партнерами. Я имею в виду... Знаете, я думаю это отличная идея. Он говорит по-немецки, я говорю по-немецки... он говорит мало, я говорю много... и мы здесь самые молодые.

Доктор Весс терпеливо вздохнула и покачала головой:
- Ньютон, нет никакого смысла делать лабораторными партнёрами математика и биолога. К тому же ты самый известный производитель бардака из всех, созданных богом, а доктор Готлиб...

Ньют вскочил и опустился возле её стола на колени, умоляюще сложив руки:
- Ну пожалуйста. Этот чувак выглядит таким одиноким! Я знаю, что могу ему помочь. Мне не нравится то, что о нём за спиной говорят некоторые учёные. Я понимаю, он немного зажатый и нервный, но... Я не знаю... Пожалуйста?

Весс задумчиво посмотрела на зажатую в руке ручку, покрутила её между пальцами.

- Ну, пожалуйста, Весс? Ради вашего любимого ученика?

- Ох... Ньютон ... Я предполагаю, что в перспективе это не имеет большого значения. Если ты чувствуешь, что это пойдёт ему на пользу, я, конечно, сделаю замену. Тебе просто повезло, что Эванс ещё не перебрался в лабораторию. Всё, уходи, кыш, пока я не передумала!

Ньют вскочил и засмеялся, хлопая в ладоши:
- Я обещаю, это лучшее, что можно сделать! Вы не пожалеете об этом Док! Ох же блин!

Готлиб пошёл за ним до двери, оглядываясь на Весс, которая уже склонилась над работой, не переставая улыбаться. Он ошеломлённо покачал головой. Он понятия не имел, с чего всё началось, понятия не имел, что Гейзлер просил о совместной работе. В первые два года он написал бесчисленное количество требований о переводе из лаборатории Ньютона, и Весс не ответила ни на одно из них. Теперь он знал, почему.

Он покинул кабинет Весс, закрыл за собой дверь и оказался в пустом черном пространстве. Он стоял в темноте, пытаясь поймать дыхание. Болело в груди, и он рукой в перчатке потёр нагрудную пластину брони. Ньютон, казалось, был повсюду - огромная масса вездесущего страха и энергии. Возможно, это значило, что он где-то совсем близко. Он упрекнул себя за то, что слишком застрял в воспоминаниях о Весс. Это не было местом, где Ньют сейчас, просто отвлекающий момент, что-то, что хотел понять его собственный мозг. С трудом ступая вперёд, он попытался найти другой выход и услышал помехи на незнакомой частоте. Судя по свечению радиопередатчика его шлема, тот поймал внезапную волну в отдалении, и он направился туда.

Вокруг посветлело, и он увидел, как оранжевое солнце тяжело опускается в серый океан. Мир был скучным, бесцветным, и холод снега проникал даже через дрифт-костюм. Он заметил мальчика лет двенадцати или тринадцати, стоящего на белом холме в окружении чёрных надгробий. Это не был Ньютон... и никто, кого бы Готлиб раньше знал.
Герман подошёл и встал рядом с ним, наблюдая, как ветер треплет его волосы и текут слёзы из льдисто-голубых глаз. Мальчик положил на свежую могилу одну привядшую розу, и Герман внутренне сжался, почувствовав чужую тоску.

- Эй... Шон... парень... Всё будет в порядке.

Они вместе подняли головы - высокий худой мужчина в дрифт-костюме и плачущий бледный мальчик в слишком большой траурной одежде. Балор Флуд упрямо шёл к ним через метель, глубоко засунув руки в карманы пальто. В его волосах ещё не было седины, но, встав рядом с мальчиком, он прикурил сигарету знакомым жестом - и положил руку ему на плечо, защищая от ветра.

- Дядя маму, конешно, не заменит...

Шон Патрик Флуд всхлипнул и вытер глаза:
- Нет, Бал, ты больше чем дядя. Я рад, что ты за мной пришёл.

Грубый маленький человек обнял племянника за плечи и повёл от могилы матери:
- Тебе понравится эта работа, Шонни-бой! я работаю с Егерями. Видел когда-нибудь? Реально большие сволочи, и скоро мы будем их использовать... Да, и с ними победим.

Готлиб стоял, недоумевающе глядя, как они исчезают в снежном вихре снега. Сколько воспоминаний Шона Патрика по-прежнему жили в голове Ньютона? Как часто он видел вспышку чего-то вроде этого? Он пошёл, вытаскивая ноги из снега, оставляя огромные следы. Он был уверен, что Гейзлер где-то близко. Он обходил старинные надгробия и саркофаги со скульптурами плачущих ангелов - это место было таким тихим и просто манило присесть хоть на мгновение. Он устал. Наконец он дошёл до узорчатых ворот кладбища, с трудом их открыл и с удивлением обнаружил себя в голове Оккама.