Нарикава-сан недоволен

Часть 1.

В Тихом океане

Пассажиры твиндека

Шесть дней бушевал шторм. Шесть дней огромный серо-желтый пароход, тяжело переваливаясь, лез на водяные холмы, проваливался в водяные пропасти, проползал через водяные стены. Шесть дней волны с гулом и ревом били в скошенные скулы корабля.

В небольшом салоне, зарывшись в глубокое кресло, задыхался и охал тучный человек в мохнатом халате. «Время от времени он проводил ладонью по влажной от пота лысине, доставал из кармана коробочку и, взяв оттуда белую таблетку, с гадливой гримасой клал ее в рот. Капитан, высокий, подтянутый и чисто выбритый, блестя многочисленными пуговицами и нашивками, слегка косолапя, ходил из угла в угол.

– Старайтесь не думать о качке, мистер Болл, – сказал он, останавливаясь у иллюминатора и силясь рассмотреть что-нибудь через потоки воды, хлещущей по стеклу. – Больше ешьте, больше двигайтесь, и все пройдет.

– «Ешьте, двигайтесь»… Что вы говорите, капитан! – Болл сморщился, зажмурил глаза и затряс головой: – О господи!

Корабль плавно довалился набок. Капитан, с усмешкой взглянул, на позеленевшее лицо собеседника:

– Что это за пилюли?

– Аэрон, – с трудом отозвался Болл. – Ужасная мерзость. Не понимаю, почему они не действуют. В Штатах мне говорили, что это лучшее патентованное средство от морской болезни. Представляю себе, каково должно быть худшее!

– Пилюли и микстуры – ерунда! (Корабль снова дал резкий крен, и капитан присел на диван.) Хороший стакан рома или виски и часовая прогулка по мостику – вот что вам нужно, сэр! Правда, некоторые больше любят коктейли, я же предпочитаю ром.

Болл брезгливо отмахнулся и снова проглотил таблетку аэрона:

– Где мы находимся?

– К западу от Гавайских островов, примерно на траверзе острова Морелл. Утром пересекли линию перемены даты [[1 - Линия перемены даты – условная линия, проведенная по меридиану 180В° долготы. К востоку от нее календарное число на один день меньше, чем к западу.]].

– Сколько же мне еще осталось мучиться?

– Дня три, если шторм не утихнет. Впрочем, мистер Болл, если шторм не утихнет, мы все равно не сможем войти в лагуну и будем дрейфовать, пока не наступит затишье. Так что лучше всего последовать моим советам: ром и прогулка.

– Не могу, не могу! – простонал Болл. – Есть ли какая-нибудь надежда на то, что эта болтанка прекратится?

Капитан поднялся и снова заходил по салону.

– Видите ли, сэр, надежда, конечно, есть. Но в это время года Тихий океан всегда неспокоен. Это мой пятнадцатый рейс на Маршаллы [[2 - Маршалловы острова – группа коралловых атоллов в средней части Тихого океана, к северу от экватора.]], и всегда в ноябре здесь штормы. И какие штормы! Вам, можно сказать, повезло. Всего восемь баллов. Настоящий моряк никогда не назовет такую качку штормом.

– И это называется Тихим океаном!.. О господи, господи! Пятнадцатый рейс! Убей меня бог, если я когда-либо соглашусь повторить эту поездку! Пятнадцатый рейс!..

Капитан нажал кнопку звонка, и через несколько минут стюард поставил в специальное гнездо на столе черную бутылку и тарелки с закусками. Капитан наполнил стаканы:

– Выпьем за вашу удачу, за ваших бедняг, мистер Болл! Им сейчас очень плохо. Твиндек – не салон. [[3 - Твиндек – межпалубное пространство на судах, имеющих несколько палуб. Используется для размещения грузов, иногда людей.]]

Болл закрыл глаза и, давясь и икая, влил в себя обжигающую жидкость.

Капитан сказал правду. Твиндек был далеко не салон. Слабые желтые лампочки еле рассеивали мглу. В их тусклом свете с трудом можно было разглядеть полуголых, лоснящихся от пота людей, вповалку лежащих на сплошных нарах. Смесь дыма от дешевых сигарет и испарений множества человеческих тел делала и без того душный воздух еще более тяжелым. Возле узкой двери, ведущей в душевую, куда непрерывно подавалась забортная вода, толпились желающие освежиться. В проходах между нарами, прямо на полу или на чемоданах, азартно хлопали разбухшими, засаленными картами. В дальнем углу тесным кольцом окружили большие железные бочки те, кто страдал морской болезнью. Ругань, смех, крики смешивались в сплошной гул.

В одном из отсеков вспыхнула ссора. Жилистый рыжеволосый американец, длинноногий и длиннорукий, вцепился в маленького смуглого мексиканца и тряс его изо всех сил, стараясь во что бы то ни стало повалить на спину. Тот сопротивлялся и судорожно шарил рукой у пояса, ища рукоятку ножа. Стараясь попасть в такт качке, оба изгибались и приседали на корточки, наступая на разбросанные карты.

– Шулер… подлый негодяй…

– Заткни глотку, мексиканская крыса!

– Ты мне ответишь за это, вор!

Соседи, обрадованные неожиданным развлечением, расступились, чтобы освободить место для драки. Кто-то хлопотливо расталкивал сгрудившихся зевак, деловито повторяя, что «все должно быть по правилам». Через толпу, засунув руки в карманы, протискивались друзья мексиканца. Белые тоже стали оглядываться и перемигиваться, готовые ввязаться в драку. Между тем противники продолжали топтаться на месте.

Вдруг рыжеволосый резким движением отбросил от себя мексиканца и стал торопливо расстегивать широкий кожаный пояс. Мексиканец вытащил нож. Они стояли в пяти шагах друг от друга: рыжий верзила с намотанным на кулак – пряжкой вперед – ремнем и маленький темнокожий человек с кривым ножом.

– Погодите, парни! – раздался низкий звучный бас. Бесцеремонно растолкав трусливо притихших любопытных, в круг вступил здоровенный негр:

– Что здесь случилось?

– Не мешай! – проворчал тот, кто хлопотал насчет «правил».

Негр даже не оглянулся:

– Я думаю, вы с ума сошли, парни. Должно быть, от духоты – вот что я думаю!

– А какое тебе до этого дело, негр? – угрюмо осведомился рыжеволосый.

– Мое имя Майк, вот как меня зовут! – Толстые губы негра слегка раздвинулись, показав белую полоску зубов. – Можешь меня так и называть.

– Какого дьявола негр вмешивается? – визгливо крикнул кто-то. – Дайте черномазому по морде, чтоб неповадно было!

Стоявшие в первых рядах нерешительно топтались на месте, с опаской косясь на внушительные бицепсы негра.

Рыжеволосый отступил на шаг.

– Что тебе надо… Майк, или как там тебя?

– Лучше вам не драться, парни… – Негр повернулся к мексиканцу: – Спрячь нож, мальчик… А ты, – он дотронулся до плеча рыжеволосого, – надень свой пояс. Или вы думаете, что боссы вам будут платить за увечье в драке?

Напряжение спало. Мексиканец пожал плечами, решительно сунул нож за пояс и скрылся в толпе. Зрители стали расходиться, посмеиваясь с облегчением и разговаривая преувеличенно громко: мало кому улыбалась перспектива оказаться в общей свалке. Только двое или трое разочарованных подстрекателей всячески поносили «бездельника-негра».

Рыжеволосый подтянул брюки и, присев на корточки, принялся собирать карты.

Майк уселся рядом на нары.

– Почему все-таки вы подрались? – с дружелюбным любопытством спросил он.

– Мексиканец сказал, что я плутую.

– Так ведь ты ж не плутовал, парень, верно?

– Гм… игра есть игра.

– Я говорил тебе, что карты до добра не доведут, Дик, – заметил молодой человек, лет двадцати пяти, с тонким, красивым лицом и большими глазами. – Хорошо еще, что все так кончилось. А если бы этот чако [[4 - Чако – презрительная кличка мексиканцев.]] пырнул тебя в живот?

– Сначала он у меня съел бы собственную шляпу и ботинки в придачу! – Дик презрительно сплюнул, сунул колоду в карман грязных холщовых штанов и достал мятую пачку сигарет. – Со мной шутки плохи, Чарли, сам знаешь!.. Кури, негр!

– Майк, – мягко поправил тот. – Спасибо, не курю, парень.

Чарли упрямо насупился:

– Я обещал Джейн следить, чтобы ты не ввязывался в драки.

– Ладно, ладно! – захохотал Дик, потрепав его по спине. – Больше не буду, успокойся.

Чарли хотел что-то сказать, но вдруг побледнел, схватился за горло и побежал в угол к железным бочкам.

– Этот парень очень болеет, верно? – сочувственно сказал Майк.

– Цыпленок… – Дик зевнул. – Впервые на море…

– Твой приятель?

– Муж моей сестры. Работаем на одном заводе. А ты откуда?

Громадный веселый Майк нравился ему: Дик всегда уважал физически сильных людей.

– Из Фриско. [[5 - Фриско – Сан-Франциско.]]

– Безработный?

– Был. Теперь – нет. – Майк достал из кармана сложенную вчетверо вырезку из газеты и развернул. – Вот видишь: «Фирма “Холмс и Харвер”, – читал он вслух, – производит набор рабочих для строительных работ за пределами Штатов на неопределенный срок. Оплата повышенная, от двадцати до двадцати пяти долларов в день». Двадцать долларов в день!.. Знаешь, парень, у конторы по найму было столько народу, что хозяева вызывали полицию. Верно, – полицию. Но я перехитрил всех, парень. Я встал у ворот еще с вечера. Ха! И я вошел туда первым. Целых двадцать долларов в день, подумать только! Это же куча денег.

Дик слушал негра со снисходительным любопытством. Он был рабочим высокой квалификации и давно забыл, что такое безработица.

– Ну, у нас это было гораздо проще, – сказал он.

– А вам сказали, куда повезут? Нам – нет. Впрочем, какое нам дело, правда? – Майк аккуратно сложил газетную вырезку.

– Какое-то строительство затевается, – небрежно бросил Дик. – Там увидим.

– Если и не увидим, тоже не беда. Меньше знать – дольше жить. Так ведь, парень?

– Пожалуй…

Дик потянулся, закинув руки за голову, и Майк увидел у него под мышкой длинный неровный шрам.

– Однако, парень, – пробормотал он, – ты, видать, большой любитель играть в карты?

– Нет, это – штыком, – усмехнулся Дик.

– Штыком?

– Ну да. Во время войны я был капралом в морской пехоте. Какой-то джап [[6 - Джап – презрительная кличка японцев.]] ткнул меня штыком на Гвадалканале [[7 - Остров Гвадалканал – место наиболее ожесточенных боев между американцами и японцами во время тихоокеанской войны (1941–1945 гг.).]]. Вот где была мясорубка…

– Ты был на Гвадалканале, парень? Здорово! А я катался по Европе.

– Воевал?

– Ну да! На транспортере шофером. Два раза горел, вот как! Раз под Шербуром и раз в Арденнах.

Оба с симпатией посмотрели друг на друга. Дик весело рассмеялся:

– Какова жизнь, а? Воевали в разных концах света, а теперь болтаемся в одном корыте.

– За двадцать долларов в день… Не так уж плохо!

– Нам, квалифицированным, обещали больше – по двадцать пять. Эх, Майк, – Дик хлопнул негра по плечу, – где только я не бывал! Кажется, я дрался в портовых кабаках всего мира. С англичанами, датчанами…

– Ну, драться… Чего хорошего?

– А мне без этого скучно!

Вернулся, вытирая ладонью рот, Чарли, и негр поднялся:

– Ладно, пойду посплю, парни. Всего хорошего!

– Валяй, – буркнул Чарли. – Приходи еще.

Он уселся на нары рядом с Диком и тяжело вздохнул:

– Слушай, Дик, пойдем на палубу. Здесь меня прямо наизнанку выворачивает.

– Прогонят…

– Да нет. Они, наверно, все сейчас внизу. Пойдем?

Дик поднялся и направился к трапу, ведущему на палубу. Чарли, держась за горло и широко разевая рот, поплелся за ним.

Дик и Чарли работали на одном из предприятий строительной компании «Холмс и Харвер». Месяц назад, поздним вечером. Дик, как всегда навеселе, явился к Чарли в новый домик, который тот недавно купил в рассрочку.

Чарли лежал на софе и читал газету, Джейн убирала со стола. Дик поцеловал сестру, уселся в кресло и закурил.

– Я к вам по делу, детки…

– Ничего не выйдет, дружище, – поспешно ответил Чарли. – Только позавчера уплатил октябрьский взнос за дом, и сейчас в кармане – ни цента. А надо еще дожить до конца недели.

– Конечно, если речь идет о паре долларов… – Джейн нерешительно оглянулась на мужа.

Дик засмеялся:

– Речь идет о тысячах долларов! Сколько вам осталось выплачивать?

– Уйму. – Чарли был озадачен. – Четыре с половиной.

– Ага… Так вот… – торжественно сказал Дик. Он рассказал, что фирма прислала запрос на сто пятьдесят квалифицированных рабочих для работы за пределами Штатов. Оплата – двадцать-двадцать пять долларов в день.

– Двадцать пять дол…

Джейн ахнула, а Чарли отбросил газету и вскочил:

– Шутишь?

– Нисколько. За четыре-пять месяцев – а на меньший срок за пределы Штатов посылать не станут – можно заработать минимум четыре тысячи.

– Двадцать пять долларов, двадцать пять долларов…

Чарли забегал по комнате, потирая руки, затем подбежал к Дику и схватил его за пуговицу на куртке:

– Слушай, дружище, мне нужно обязательно попасть туда. У тебя есть знакомства в конторе, Дик, ведь верно? Ты попробуешь, да?

– Гм…

– Дик, ведь это было бы счастьем для… для Джейн и для меня. Ведь тогда домик был бы нашим, Дик! Ты ведь поможешь нам, дружище?

– Ладно, – наконец сжалился Дик. – Не буду тебя больше мучить. Списки уже составлены и подписаны…

– И я…

– И мы с тобой значимся в этих списках. Считай, что несколько тысяч у тебя уже в кармане.

Чарли завопил восторженно и принялся танцевать по комнате, прославляя во весь голос великого брата своей замечательной жены.

Джейн подбежала к брату и звонко поцеловала его:

– Дик, ты прелесть!

Через несколько минут, когда они сидели за столом и Джейн раскладывала яичницу, Чарли спросил:

– Как тебе это удалось? Ведь желающих, вероятно, была масса…

Дик поднял палец:

– А знакомства? Ты недооцениваешь знакомства, дорогой Чарли. Знаешь хромого Гэмпфри из конторы? Мы вместе с ним служили на островах, и он был самым бестолковым солдатом в моем отделении. Но парень он хороший. Я шепнул ему, и все было в порядке. Ну, за успех! – И Дик жадно выпил полный стаканчик.

…Спустя неделю Джейн, вытирая платочком глаза и силясь улыбнуться сквозь слезы, провожала обоих мужчин в дорогу.

Дик и Чарли вместе с другими рабочими сели в поезд, который увозил их далеко на запад. Вскоре к ним присоединилась новая группа завербованных. А спустя еще несколько дней, закончив тяжелые погрузочные работы в порту Сан-Франциско, друзья лежали на нарах в трюме огромного океанского парохода. Потом… теплая, затхлая вода, твердые как камень галеты, духота, раскаленная солнцем железная палуба.

Так было до Гонолулу. Сразу после Гонолулу начался шторм.

Изо всех сил вцепившись в поручни, Чарли и Дик с наслаждением глотали насыщенный соленой влагой холодный воздух. Полуодетый Чарли скоро озяб, спина и руки его посинели и покрылись пупырышками, но он и не думал возвращаться в трюм. С восхищением и ужасом смотрел он на бесконечные гряды серо-зеленых волн, с ревом катившихся навстречу судну. Медленный подъем вверх, секунда остановки… палуба стремительно уходит из-под ног, волны гулко бьют в борт, окатывают все соленой пеной – и снова весь корпус корабля медленно наваливается на гребень волны… и снова короткая остановка…

– Ух ты, красота какая! – восторженно вопил Чарли, давясь от ветра.

– Пойдем, простудишься!

– Сейчас, сейчас… Ну ладно, пойдем.

И они побрели к люку. Приближалось время обеда.

Мистер Болл блаженно похрапывал на диване у себя в каюте, наполняя воздух запахом спиртного перегара. Заботливый стюард обложил его подушками, поставил рядом сифон с содовой и пододвинул пустой эмалированный таз.

В тени стальной башни

Два с половиной месяца прошло с того дня, когда Дик и Чарли вместе с другими пассажирами твиндека впервые ступили еще дрожащими, не отвыкшими от качки ногами на землю. Многих шатало как пьяных, и они тут же валились на берег.

Место, куда высадились завербованные, казалось необычным. Все с изумлением оглядывались вокруг. Подобного зрелища еще не видели даже те, кого судьба забрасывала и не в такие отдаленные уголки света. Унылая бугристая песчаная полоса, изогнутая подобно обломку гигантского серпа, невысоко поднималась над белой от пены поверхностью океана. Вдоль берега громоздились груды гладких и ноздреватых серых глыб, кое-где, прямо из песка, торчали обуглившиеся пни пальмовых деревьев. На дальнем конце острова виднелось несколько длинных низких строений.

– Вот уж действительно приехали, – подавленно проговорил Чарли.

– Мертвое место, – кивнул Дик, оглядываясь.

– А если опять шторм? – страдальческим голосом спросил кто-то. – Ведь нас смоет…

Некоторые пробовали шутить, но их не поддержали. Было что-то зловещее в этом странном песчаном бугре посреди океана. Люди жались друг к другу и к берегу, у которого еще стояли катера.

Чарли подтолкнул локтем Дика и глазами показал на солдат в панамах и светло-зеленой форме, остановившихся неподалеку. Солдаты смотрели на рабочих и переговаривались между собой вполголоса.

– Эти парни – военная полиция, – сказал подошедший Майк. – Интересно, зачем они здесь, а?

Дик не ответил. Присев на корточки, он внимательно рассматривал песок под ногами. Затем поднялся, подошел к крупной серой глыбе, выдававшейся у самого уреза воды, поскреб ее ногтем.

– Коралл, – уверенно произнес он. – Это коралловый атолл, ребята.

– Откуда ты знаешь? – спросил один из рабочих.

– Во время войны мне пришлось побывать на атоллах. Вот уж не думал, что придется увидеть их снова!..

Дик хотел добавить еще что-то, но в этот момент появился Болл. Он взобрался на пустой ящик, озабоченно огляделся и произнес короткую речь, смысл которой сводился к тому, что наконец-то утомительное плавание осталось позади, они прибыли к месту работы и он, Болл, хорошо понимает, как все устали, ибо чувствует это по себе. Но тем не менее… Дальше последовало перечисление всего того, что нужно сделать еще сегодня, до наступления темноты, а затем завтра и послезавтра.

Рабочих тут же разбили на несколько бригад во главе с десятниками, выдали им галеты и консервы и послали срочно разгружать транспорт.

К вечеру, когда усталые Дик и Чарли присели отдохнуть на обломки коралловых глыб, к ним подошел Майк,

– Здравствуйте, парни! – возбужденно сказал он, хотя только часа два назад они вместе перетаскивали с катеров на берег бочки и ящики. – В странное место нас завезли, ей-богу. Пойдемте, я вам покажу что-то…

Чарли и Дик пошли за ним: первый – с откровенным любопытством, второй – саркастически улыбаясь. Дик был искренне убежден, что для него на коралловых островах уже не может быть чего-нибудь незнакомого или интересного.

Майк привел их к противоположному берегу, который обрывался в море серой полутораметровой стеной.

– Здесь, – тихо проговорил он. – Глядите, парни.

Солнце огромным багровым шаром спускалось к горизонту и заливало красноватым светом широкую площадку, покрытую маленькими, беспорядочно разбросанными холмиками. На вершине каждого холмика красовались обломки коралла. От них через площадку ползли густые тени. У края площадки, откуда начиналась возвышенность, из песка торчали черные, обуглившиеся столбы.

– Ну и… что? – запинаясь, произнес Чарли.

– Не видишь разве? – Майк схватил его за руку и потащил за собой. – Здесь раньше кто-то жил, понимаешь?

– Кто?

– Откуда я знаю? Я их не видел, нет. Только вот эти холмики – их могилы, а вон те столбы – там были жилища…

– Какие могилы? Какие жилища? – растерянно спросил Чарли. – Что он говорит, Дик?

Дик не отвечал, сумрачно оглядываясь по сторонам.

– Вот я и думаю, парни… – Майк вдруг перешел на полушепот, беспокойно озираясь и прислушиваясь к каждому шороху. – Может быть, это могилы тех, кто работал здесь до нас, а?

У Чарли по спине поползли мурашки. Дик сердито кашлянул:

– Заткнись, ты… болтун! С такими разговорами, да еще к ночи… Не бойся, Чарли, ничего ужасного нет. Жили здесь канаки [[8 - Коренное население островов Южных морей.]], как и на других таких же островах. А потом… – Он замолчал.

– Вот-вот, что было потом, а?

– Не знаю. – Дик повернулся и пошел прочь. Чарли еще раз окинул взглядом странное кладбище, поежился и поспешил за ним. Через несколько шагов Майк догнал их.

– Я скажу тебе, что было потом. Верно, скажу. Я думаю, эти люди не хотели уезжать отсюда – их выгнали. А дома их сожгли. Вот что я думаю! И пальмы срубили. Видел пеньки?

Дик остановился так внезапно, что Чарли и Майк с разбегу налетели на него.

– Послушай, Майк, – сказал он, – ты старый солдат, и тебе, верно, приходилось бывать в разных передрягах. Помнишь, ты сам говорил мне на пароходе: «Меньше знать – дольше жить»? Помнишь? Так какого же черта ты суешь нос не в свои дела? Какое тебе дело до этих канаков? Погоди… Я думаю, строительство здесь будет не совсем обычное. Военная полиции и все такое. Но мы – я и он, – Дик положил руку на плечо Чарли, – собираемся работать, а не заниматься расспросами и догадками. И тебе не советуем. Спокойной ночи.

– Ладно, парни, – помолчав, проговорил Майк, – я вас понимаю и не собираюсь обижаться, нет. Просто мне здесь как-то не по себе, вот что я хотел сказать. Жутко немного и страшно. Спокойной ночи, парни. По песку зашуршали его удаляющиеся шаги. Солнце зашло, и сразу стало темно. Почти на ощупь, спотыкаясь на каждом шагу, Дик и Чарли вернулись к берегу лагуны. Молча сели ужинать. Вяло ковыряя ножом в консервной банке, Чарли тихо сказал:

– Негр прав. Мне здесь тоже не нравится.

– Не будь бабой! – отрезал Дик. – Кончай еду, и давай спать.

Но прошло довольно много времени, прежде чем они уснули.

Через несколько дней разгрузка транспорта была закончена, и Болл приказал приступать к основным работам. Загрохотали десятки камнедробилок, в воздухе плотным облаком повисла цементная пыль, рев и звон механизмов заглушали человеческие голоса.

Первые же порции бетона пошли на строительство взлетно-посадочной полосы, и, как только она была готова, на острове приземлился реактивный самолет.

После обеда рабочих собрали перед двумя палатками, в которых размещалась администрация. Из палатки вышел Болл в сопровождении высокого военного.

– Ребята, – объявил Болл, – это полковник Смайерс, представитель нашего заказчика.

По толпе прошло движение.

– Так и есть, – пробормотал Дик. – Военный заказ.

– Вы знаете, ребята, – Болл сунул руки в карманы и поднялся на цыпочки, – что наше дело простое: хорошо поработать, получить деньги и уехать домой. Ведь так?

Все молчали.

– Так вот, полковник Смайерс будет следить за ходом работ, и все мы – я, как производитель работ, инженеры, десятники и вы, ребята, – будем подчиняться ему, следовать его указаниям и распоряжениям.

– Что мы здесь будем строить? – спросил кто-то. Болл переглянулся со Смайерсом. Смайерс поджал губы, надвинул на глаза фуражку и громким, резким голосом сказал:

– Вот что, ребята! Договоримся сразу, чтобы потом у нас не было никаких недоразумений. Первое, что я прошу вас запомнить, – это то, что вы выполняете военный заказ. Поэтому мы не можем позволить себе всякие этакие… – Он пощелкал пальцами, не нашел нужного слова и махнул рукой. – В общем, давайте установим на этом острове добрую военную дисциплину. Так будет легче и вам и мне. Покажите себя настоящими, стопроцентными американскими парнями. Учтите, что работа строго секретная и должна храниться в тайне. Вам придется отказаться от посылки писем домой. Но не беспокойтесь, о состоянии вашего здоровья родные будут регулярно получать сведения от контор фирмы «Холмс и Харвер», где вас нанимали. Там же они будут еженедельно получать деньги – двадцать процентов. Вот и все, что я хотел вам сказать. Думаю, мы с вами поладим. А теперь – за работу.

Рабочие медленно разошлись.

– Значит, мы опять солдаты, – сказал Майк Дику за обедом.

– В конце концов, – спокойно отозвался тот, – что-нибудь вроде этого и следовало ожидать. Не зря же нам платят такие деньги…

Остров был невелик – километров шесть в длину и два-три километра в ширину. Вокруг расстилался бескрайний океан, и только в очень ясные дни на востоке и на юге можно было разглядеть узкие синеватые пятнышки, неподвижно повисшие над горизонтом.

– Это соседние атоллы, – сказал Дик. – Они почти всегда располагаются группками.

– Далеко до них, как ты думаешь?

– Мили три-четыре, не больше.

В первые недели пребывания на острове Чарли, как и многие другие рабочие, с любопытством приглядывался к незнакомой обстановке, расспрашивал Дика, возился в свободные минуты на мелководье, стараясь поймать красивых, ярко раскрашенных рыбок, снующих над самым дном. Как-то раз, когда было особенно жарко, он пригласил Дика искупаться, но тот молча указал ему на черные треугольники, рассекающие воду лагуны.

– Что это?

– Акулы. – Дик сплюнул. – Всегда, как только на атолле появляются люди, эти твари сходятся в лагуну. Они жрут всякие отбросы… Но с удовольствием съедят в человека. Помяни мое слово, наши ребята еще познакомятся с ними!

Предсказание Дика сбылось. Через несколько дней пришли еще два транспорта и привезли новые партии рабочих. На острове выросли новые штабеля стальных балок, машин, груды ящиков с консервами и виски. В разгар разгрузки один из рабочих сорвался за борт. Чарли, бывший неподалеку, услыхал дикий, раздирающий уши крик, грубую ругань и торопливую стрельбу. Он бросился к берегу, но поверхность лагуны была чиста. Майк, находившийся на корабле, божился, что собственными глазами видел, как омерзительные хищники мгновенно растащили несчастного по кускам. После этого случая вдоль берега установили дощечки с надписью: «Не купаться! Акулы!», а при разгрузочных работах время от времени в воду бросали динамитные палочки.

Но прогулки Чарли к лагуне прекратились не из-за акул. Темп работ быстро нарастал. Требовалось в кратчайший срок покрыть бетоном большую часть поверхности острова. Людей будили в шесть часов утра, и, с часовым перерывом на обед, работа продолжалась до поздней ночи. Среди машин и куч цемента прохаживался полковник Смайерс, в легкой куртке с засученными рукавами, и тихим, но повелительным голосом указывал десятникам или самому Боллу на отставание или плохую работу менее расторопных рабочих. У домика, где разместилась администрация, постоянно дежурили два солдата внушительного вида с кобурами на белых ремнях. Теперь в обеденные перерывы Чарли уже не бежал к берегу полюбоваться диковинными рыбками и нежно-розовыми полипами. Он ложился в тени своей бетономешалки, используя каждую свободную минуту для отдыха. Вскоре отменили выходные дни, и только по субботам работы прекращались на три часа раньше обычного.

– За выходные дни оплата будет в полтора раза выше, – пообещал Болл, и поднявшееся было недовольство улеглось.

Кормили сытно, но однообразно. Пресной воды на острове не было; опреснительные установки работали круглые сутки, и все-таки воду выдавали по строгой норме. По субботам каждый получал бутылку виски.

Измотанные работой люди мгновенно напивались, и начинались ссоры и перебранки. Вспоминались всевозможные действительные и мнимые обиды, вспыхивали драки. Тогда к дерущимся не спеша подходили патрули с буквами «МР» на пробковых шлемах и бесцеремонно молча растаскивали их.

Чарли и Дик, как и большинство квалифицированных рабочих, старались держаться в стороне от скандалов и не выходили в такие вечера из бараков. Но Дик, подвыпив, иногда не выдерживал и с налитыми кровью глазами молча кидался в свалку. Дрался он умело и беспощадно, и его побаивались.

– Полирую кровь, – оправдывался он перед Чарли, – а то здесь и закиснуть недолго.

Чарли молчал, молясь про себя богу, чтобы эта полировка не окончилась плохо для товарища. А она могла кончиться плохо. Даже незлобивый, добродушный Майк однажды несколько дней отлеживался, получив удар чем-то тяжелым сзади по голове.

– Не знаю, как это случилось, парни, – недоуменно тараща синеватые белки, говорил он. – Не люблю драться и не дерусь никогда… правду говорю, вы сами знаете. Всегда, наоборот, разнимаю, если кто дерется. И вот тебе… Выпил свою бутылочку, пошел по берегу поискать удобного местечка поспать. Вдруг – бац! – и ничего не помню…

– Хотел бы я поймать одного такого молодчика, что налетает со спины! Наверняка какой-нибудь вонючий слизняк, из тех, кто любит потрошить негритянские кварталы. – Дик посмотрел на свои сжатые кулаки, потом осторожно потрогал огромный синяк под глазом.

– Не связывался бы ты с этим чако! – озабоченно сказал Чарли. – Ты смелый и сильный, Дик, но ведь здесь и прирезать могут… Ну, чего ты ржешь? Посмотри на негра… Уж он, кажется, тише воды, ниже травы всегда…

Майк невесело улыбнулся.

Между тем работы шли полным ходом. Остров покрывался толстыми плитами бетона, скованными железной арматурой. Посредине острова вырастало исполинское сооружение из стали и металлических тросов, похожее на башню с основанием в несколько сотен квадратных метров. По вечерам кружевная тень башни причудливыми пятнами ложилась на стены и крыши рабочих бараков. От зари до зари на ней копошились электросварщики, вокруг нее у лебедок и громадных катушек с тросами возилась половина всей рабочей армии острова.

Стальная башня росла на глазах, и было очевидно, что основные усилия строительства сконцентрированы здесь.

– Ребята говорят, что это чертовски смахивает на маяк, – сказал как-то Чарли, – или на буровую вышку.

– Маяк так маяк, – отозвался Дик. – Только уж не вышка, конечно. Что здесь можно бурить, подумай?

Майк ничего не сказал и только поморщился. Но раздумывать и спорить было некогда. Начальство спешило и не считалось ни с чем. Работа с утра до ночи, а зачастую и ночью, при свете луны и прожекторов, обжигающее солнце, перегретая затхлая вода в цистернах – этого было достаточно, чтобы убить в людях интерес ко всему, кроме сна и прохлады. По утрам десятники выбивались из сил, расталкивая и поднимая беспробудно спящих рабочих. Смайерс просил, приказывал, грозил и наконец распорядился установить в каждой казарме сирену. Ровно в шесть пронзительный вой срывал людей с постелей. В бараках повисала ругань. Солдаты, крутившие сирены, стремглав выскакивали наружу, спасаясь от града сапог, консервных банок и подушек. Однако опоздания на работу прекратились. Мрачные, осунувшиеся рабочие разбредались по своим местам, и снова грохот камнедробилок, бетономешалок и вагонеток разносился далеко в океане.

– Я, наверно, не выдержу дольше такой гонки! – простонал однажды Чарли, повалившись на свой топчан. – У меня руки и ноги точно ватные. Заметь, даже драки прекратились.

Дик с удивлением взглянул на товарища:

– И правда… Люди действительно выдохлись.

В канун Нового года Болл произнес торжественную речь, поздравил рабочих с наступающим праздником и призвал их «к последнему усилию». При этом он сообщил о том, что администрация объявляет первое января выходным днем и вводит с нового года систему премий. Как ни мал был обещанный отдых и как ни равнодушны стали люди к поощрениям, сообщение это несколько оживило их. Лица прояснились, послышались шутки, смех. Тридцать первого декабря работу окончили засветло.

Это был самый необычный новогодний праздник в жизни рабочих. Под черным тропическим небом, овеваемые солоноватым ветром океанских просторов, они сидели на берегу, пили виски, закусывали деликатесами из «подарков Санта-Клауса» – американского деда-мороза (администрация позаботилась и об этом) – и… молчали. Кто-то уже похрапывал, некоторые клевали носами.

– Новый год… и без елки, – с сожалением сказал Чарли.

– Как – без елки, парень? – усмехнулся Майк. – А это?

Они повернулись к ажурной громаде, башни, смутно темневшей у них за спиной.

– Хороша «елка»! Что ж, спасибо и на том.

Чарли умолк и задумался.

– Ты что? – спросил Дик.

– Так. Вспомнил…

– Понимаю… Джейн?

– Угу. Мы всегда встречали Новый год вместе… Что она думает о нас с тобой? Договаривались писать чуть ли не через день…

– Ну, положим, она знает, что ты жив и здоров.

– Так-то оно так… Господи, хоть бы строчку ей послать!

Дик услышал всхлипывания. Он протянул руку и ласково потрепал товарища по спине:

– Не горюй, дружище! Все будет хорошо… Верно, Майк?

Негр не ответил. Он крепко спал, свесив голову меж колен и сжимая в кулаке нетронутую бутылку.

Месяц после Нового года прошел в горячке. Рабочие двигались подобно теням, засыпали на ходу, натыкались друг на друга, падали… Участились несчастные случаи. Были введены и затем удвоены премиальные. Болл охрип, уговаривая и угрожая. Десятники угрюмо отмалчивались в ответ на замечания Смайерса. Но Смайерс продолжал ходить по острову и торопить.

И вдруг наступил перерыв. Утром 11 февраля никто не будил, не упрашивал, не кричал. Можно было спать. Можно было бродить по раскаленному бетону или сидеть на берегу, опустив в воду натруженные ноги. Можно было валяться в тени загадочной стальной башни.

Обреченный атолл

«11 февраля 1954 года.

Операция “Плющ”, объект “15”,

Кваджелейн, адмиралу Брэйву.

Настоящим ставлю вас в известность о том, что работы первой очереди на объекте “15” закончены. Освободилось около пятисот рабочих. Необходимо немедленно переправить их в Штаты. Для этого следует использовать транспорты, на которых вывозили туземцев. Транспорты находятся у атолла Маджуро. Бригада в пятьдесят человек, которую я оставлю для монтажа основной системы, будет эвакуирована с объекта за сутки до назначенного дня вместе со всем обслуживающим персоналом на моем судне.

Начальник Объекта “15” полковник Смайерс».

Смайерс отстукал на машинке последние цифры, сунул оригинал и код в сейф и потянулся за сифоном. Было очень жарко и душно. В окно, раскрытое насколько позволяла стальная решетка, било ослепительное тропическое солнце. В пышущем жаром небе – ни облачка. Океан, черно-синий у горизонта, серо-голубой за внешним обводом атолла и зеленоватый в лагуне, был спокоен и неподвижен.

Здание управления начальника объекта находилось на самом высоком месте атолла, и из его окон открывался вид на весь остров. Еще пять месяцев назад здесь зеленели глянцевитые купы кокосовых пальм, ярко желтел песок, вокруг тростниковых хижин бегали голые черные ребятишки и трудолюбиво копошились белозубые мужчины и женщины. Теперь от всего этого не осталось и следа. Сначала были срублены пальмы и снесены хижины, затем обитатели атолла были погружены в гулкие железные трюмы пароходов и увезены. Спустя месяц эти же транспорты прибыли обратно и выплюнули на остров несколько сотен обалдевших от морской болезни людей, десятки всевозможных машин, тысячи ящиков, больших и маленьких, десятки тысяч бочек и досок и горы гравия. В мгновение ока песок был загажен окурками, пятнами нефти и машинного масла, битыми бутылками, огрызками и банками из-под консервов. И теперь взору Смайерса, выглянувшего в окно, представилась однообразная угрюмо-серая гладь цементных и бетонных плит, заставленная бараками, складами, огромными баками с питьевой водой, заваленная досками и арматурными решетками. Зрелище это резко противоречило сияющим краскам неба и океана, но полковник был доволен.

Тут же ходили, стояли, сидели, лежали люди – белые, желтые, черные, в трусах, в панамах, в кепках, в куртках, в набедренных повязках, пахнущие потом, размякшие от жары. Они монотонно проклинали и небо, и солнце, и остров, и эту опостылевшую работу.

В середине лагуны лениво дымил большой белый теплоход.

Смайерс выпил стакан содовой, запер сейф и отправился в радиорубку. Через несколько минут текст шифрограммы, цифра за цифрой, пошел в эфир. А когда над островом взошла луна, всех рабочих собрали у здания управления. Оттуда, в сопровождении десятников, вышли Болл и Смайерс. Толпа смолкла…

– Итак, ребята, – громко произнес Болл, – сегодня, одиннадцатого февраля, фирма расторгает с вами контракт. Основные работы окончены, и строительство свертывается. Не думаю, чтобы это вас сильно огорчало… – Он сделал паузу и оглядел залитые лунным светом лица.

Никто не проронил ни слова.