Реагирующая самость – симпатии и антипатии

Следующая встреча началась беседой о жизни и свойствах, которые характерны для всех живых существ любой разновидности. Я рассказал о трудностях, которые испытывают биологи и философы, пытаясь дать точное определение жизни. Мы все знаем, что это означает, но какие качества мы должны выделить, чтобы получить критерий отличия живого от неживого? Мы говорим, что человек умер, когда останавливается его сердце. Тем не менее, сотни людей были оживлены после такой "смерти". Раньше жизнь связывали с дыханием, и между дыханием и жизнью часто ставили знак равенства. Кроме того, они часто приравнивались к душе и духу. При этом, хотя дыхание как использование кислорода воздуха характерно практически для всех форм жизни, его, все же, нельзя назвать универсальным. Существуют даже организмы, умирающие при контакте с кислородом. Опять же, дыхание растений явно отличается от нашего, и хотя они тоже используют кислород с воздухом, они взаимодействуют прямо противоположным образом: если мы забираем кислород и отдаем углекислый газ, то в случае растений все происходит наоборот. Существуют, конечно, и другие процессы жизнедеятельности, такие как питание, или метаболизм, воспроизведение, самообновление, – но ни один из них не характерен для всех без исключения живых существ, и ни один из них нельзя определить недвусмысленно.

У жизни есть и еще одно весьма важное свойство, о котором я уже говорил ранее. Очень сомнительно, чтобы жизнь существовала на одной лишь нашей планете из бесчисленных миллионов планет в сотнях миллионов галактик нашей изумительной вселенной. Что бы ни представляла собой жизнь, она, безусловно, имеет колоссальное значение, и даже бесстыдное человеческое самолюбие в двадцатом веке, уже не может заставить нас считать Землю единственным важным местом во всей вселенной, а все остальное – бессмысленной "мертвой материей".

Тогда, если жизнь универсальна, она должна принимать самые разнообразные формы, соответствующие физическим и химическим условиям других планет. В связи с этим, определение жизни, основанное на особенностях того, что живые существа, по нашим представлениям, делают на Земле, может ввести нас в заблуждение.

С этой отправной точки я начал рассказывать об энергии, характерной для всей жизни.

Дж. Г. Б. – Сегодня мы с вами постараемся понять, каким образом часть нашей природы может определяться тем обстоятельством, что мы являемся живыми существами.

Для этого, я попрошу вас осознать, что существует свойство, характерное для жизни во всех ее формах: для простых клеток, растений, животных и нас, людей. Его также можно рассматривать как универсальную энергию или состояние материи. Другими словами, мы можем назвать его "энергией жизни". Вчера мы говорили с вами о другой энергии, или разновидности энергий, проявляющей себя в материальных объектах. Безусловно, автоматическая энергия характерна для всех высших организмов, поскольку именно она контролирует инстинктивную деятельность, но это еще не самый тонкий вид энергии, общий для всей жизни.

Я считаю, что свойством, составляющим особенность жизни, является чувствительность. Даже самые простые живые существа обладают чувствительностью, которой нет у неживых предметов. Конечно, чувствительность животных и человека организована на гораздо более высоком уровне, чем у простейших организмов, таких как клетки или вирусы, но и у них она тоже есть. Степень организации чувствительности сильно различается у разных существ, но поскольку нам приходится изучать весь мир в целом, мы будем рассматривать чувствительность во всех ее формах как нечто единое и постараемся понять, как она действует в нас, людях.

Если вы пристальнее изучите характер чувствительности, то увидите, что она связана с принятием и отвержением. Чувствительная живая материя стремится уйти от опасности и тянется к тому, что для нее полезно и доставляет удовольствие. Вы можете пронаблюдать это под микроскопом, когда организм уходит или приближается к воздействующему фактору. Такое поведение называется "тропизмом", что, в случае фоточувствительных организмов, означает стремление к свету и уход от темноты (светолюбивые организмы) или стремление к темноте и уход от света (темнолюбивые). Безусловно, у живой материи есть и другие свойства, такие как самосохранение, питание, трансформация и другие, но ни одно из них не является универсальным. Чувствительность же мы встречаем повсеместно. Она входит во все и представляет собой универсальную силу, или универсальную энергию. Все остальные силы жизни можно рассматривать как различные уровни организации чувствительности. Так, существует чувствительность моего тела, чувствительность моего внутреннего состояния, и все они организованы по-разному.

И все же, хотя чувствительность является качеством, которое может присутствовать во всех элементах деятельности человека, она может и отсутствовать. Например, мысли человека могут быть мертвыми, а могут быть и живыми. Эмоции человека могут быть мертвыми, хотя и интенсивными, но могут быть и чувствительными. Так, человек может пребывать в "холодной ярости", не получая того, что хочет, и при этом совершенно не чувствовать, чем это в действительности оборачивается для него самого и других людей. Бывает мертвое и живое видение; вы можете видеть и быть нечувствительными к тому, что видите, а можете быть и чувствительными. Когда все в нас оживает, мы сами входим в мир жизни, и жизнь вступает в соответствующие ей права. Говоря о чувствительности, я имею в виду не только ту ее разновидность, которая характерна для всех существ, и которая, например, заставляет меня отдергивать руку, когда я прикасаюсь к горячему чайнику. У нас, людей, чувствительность достигает гораздо более высоких уровней организации. Если я знаю, как организована моя чувствительность, значит, я знаю ту часть "я", о которой мы говорим. Жизнь начинается, когда материя переступает порог, отделяющий чувствительность от бесчувственности. Когда она переступает этот же порог в обратном направлении, жизнь заканчивается.

Из того, о чем мы говорили вчера, вы без труда поймете, что бесчувственность соответствует автоматической, а чувствительность – чувствительной энергии. Все это, вероятно, кажется вам сегодня очень простым и очевидным, но у меня ушло сорок лет на то, чтобы понять, почему "Человек-Машина" менее чувствителен, чем лягушка.

Итак, я попрошу вас сегодня перенести сферу своего внимания от механичности к чувствительности. Проследите, как она входит в ваш опыт, не забывая при этом, что в человеке чувствительность может достигать очень высоких уровней организации. Вспомните также, что я говорил вам вчера об автоматической энергии. Я показал вам, насколько многогранной может быть автоматическая энергия; как она может обеспечить себе и человеку власть над миром, проявляясь в мышлении, речи и деятельности. Здесь, опять же, мы имеем дело с разнообразием форм чувствительной энергии, которая, достигая в человеке высоких уровней организации, наделяет его богатейшим спектром возможностей. Когда мы осознаем в себе деятельность чувствительной энергии, наш опыт обретает совершенно новые, странные оттенки. Под "странным" я подразумеваю, например, то, что мы можем быть чувствительными, даже когда не к чему быть чувствительными. Так, мы можем быть чувствительными в отношении воображаемых стимулов, что, конечно же, невозможно в случае более простых форм жизни. Мы можем быть чувствительными ко множеству самых разнообразных стимулов, от света и темноты, холода и тепла, влияющих на поведение даже наиболее простых организмов, до состояний нашего животного тела и, наконец, разного рода человеческих симпатий и антипатий, удовольствий и страданий. В то же время, нам следует научиться отличать чувствительность, менее или более организованную, от более глубоких качеств, о которых мы будем говорить позже на этой неделе.

Таким образом, помимо материальной природы, у человека существует также и чувствительная. И сегодня мы, как раз, будем говорить о свойствах этой природы и ее роли в нашей жизни. Делая вчера наблюдения, вы, вероятнее всего, уже убедились в том, насколько трудно приписывать различные явления тому или иному миру или соотносить наше поведение с той или иной частью нашей внутренней природы. Например, мы можем предположить, что какое-то телесное проявление представляет собой чисто материальное действие, но, на самом деле, оно может исходить от чего-то более глубокого. Сегодня, вы, возможно, столкнетесь с проявлениями, которые относятся скорее даже не к жизненной основе нашего тела, а к чему-то выходящему за ее рамки. Тем не менее, углубляясь все дальше во "внутренний мир" человека, и пытаясь понять его, мы должны двигаться в правильной последовательности. Итак, существует второе "я", основой которого является чувствительность. Безусловно, у этого "я" есть и другие качества, помимо чувствительности, но именно она послужит нам ключом к пониманию.

Постарайтесь сейчас вспомнить примеры проявления чувствительности, прежде всего, из вашего вчерашнего опыта. Кроме того, вы можете воспользоваться запасами памяти, что, впрочем, будет менее эффективно, поскольку память обладает свойством путать вещи. Наша память практически неизбежно теряет и добавляет что-то. Наконец, можно логически представить себе работу чувствительности, то есть, используя собственные знания, что, впрочем, будет еще менее эффективным. Так или иначе, постарайтесь получить представление о том, что чувствительность значит в нашей жизни. Вспомните, что я говорил вам в самом начале нашей беседы о "стремлении и уходе". Чувствительность можно сравнить с рулевым. Он может выполнить только два действия: "заложить направо, или заложить налево"; это наши "нравится или не нравится, да или нет, сделать или не сделать, правильно или не правильно". Какими бы ни были основания, рулевой может только повернуть руль направо или налево. Примерно таким же образом работает и наша чувствительность. Впрочем, вернее было бы сказать, что в нас есть целый флот из множества лодок, на каждой из которых есть свой кормчий, знающий только две команды: "Право руля" и "Лево руля". Дело в том, что у каждой функции есть собственная чувствительность, отличающаяся от остальных. Так, существуют следующие реакции - инстинктивные: боль – удовольствие; эмоциональные: нравится – не нравится; двигательные: хочу – не хочу; умственные: да – нет; сексуальные: влечение – антипатия, и множество других.

В любой ситуации, в любом комплексе влияющих на нас факторов, есть часть элементов, к которым стремится наша чувствительность, и часть, от которых она отталкивается. В зависимости от того, как организован активный инструмент чувствительности – лодка, в которой мы плывем в данный момент – нас будут привлекать или отталкивать различные факторы. Нас привлекают одни физические ощущения и отталкивают другие. Нам нравятся одни виды эмоционального опыта, и отпугивают другие. Нас привлекают одни мысли, и мы испытываем отвращение к другим. Нас привлекают одни виды деятельности, и отталкивают другие, так, что мы стараемся избегать их.

Существуют также естественная и ненормальная чувствительность. Стремление к жизни и опыту естественно, но у человека может быть чувствительность, отвергающая жизнь и опыт. Кроме того, существует чувствительность, устремляющая нас в огромный мир вокруг нас, и чувствительность, зовущая нас в наш внутренний мир, не менее грандиозный. Есть чувствительность, заставляющая нас искать большего, и есть чувствительность, позволяющая нам довольствоваться меньшим.

Другими словами, есть нечто, привлекающее нас к другому уровню, и нечто, побуждающее нас укрыться в каком-то уголке нашего мира и тянущее нас назад в мир материальных вещей. Таким образом, вы видите, что все эти влечения и отталкивания могут сильно отличаться друг от друга по своему проявлению. Тем не менее, все они проникнуты чувствительностью, и, как вы, наверное, увидите в течение сегодняшнего дня, именно благодаря этому обстоятельству, мы принимаем участие во всеобщем процессе жизни, поскольку все живущее наделено чувствительностью. Насколько можно судить, все различия между живыми существами определяются разновидностью организации чувствительности. И все же, их объединяет то, что все они обладают этим универсальным свойством чувствительности, в котором и заключается жизнь.

В течение всего оставшегося дня большая часть учеников занималась приведением в порядок фасада и стен школы в Кумб Спрингс. Работа заключалась в соскабливании старой краски и оттирании кирпичей. Были возведены леса, и несколько людей, которым раньше не приходилась делать этого, взбирались по высоким лестницам и работали на старательно сооруженных мостках. Другие же работали во дворе, так что практически все могли видеть и слышать друг друга. Может, потому что их внимание было сконцентрировано на чувствительности, или, потому что они были увлечены выполнением нового непривычного задания, а, может быть, просто благодаря хорошей погоде и красоте цветущего летнего сада, все ученики развеселились и постоянно переговаривались между собой. Энергия так и прыскала ото всюду, студенты вступали в острые дискуссии между собой. Когда пришло время для вечернего обсуждения сделанных наблюдений, было очевидно, что характер чувствительной энергии для учеников оказался гораздо более доступным, чем характер автоматической.

В. – Соскабливая старую краску со стены, я заметил, что эта работа становится монотонной и начинает сильно надоедать, и что ребята на лесах стараются уходить от этого ощущения и веселить друг друга. Тогда, я решил заставить себя выполнить несколько гимнастических упражнений на верхних мостках, потому что довольно сильно боюсь высоты. Это, в итоге, привело меня в состояние нервной дрожи, но я, все же, был рад тому, что сделал, хотя еще некоторое время переживал страх от полученных впечатлений.

Дж. Г. Б. – Вы наглядным образом убедились в том, что чувствительность создает у нас ощущение жизни. Обычно эта энергия в нас настолько слаба, что практически полностью расходуется на инстинктивные реакции. Когда же вы совершаете что-нибудь концентрирующее ее, как, например, ваши упражнения на верхних мостках, вы ощущаете себя живыми. Безусловно, это основная причина, по которой нас привлекает животный страх. Он, конечно, тоже является проявлением чувствительности, но, как вы увидите позже, чувствительность обладает двусторонней природой.

В. – Не является ли страх исключительно человеческим свойством, которое постоянно стремится преодолеть чувствительность? Он остановится все сильнее и сильнее, пока не проявляется в чем-то наподобие гимнастики на верхних мостках. Это происходит довольно часто, и мне кажется, что кроме человека так никто не поступает. Некоторые люди, например, никогда не оденутся теплее, если на улице похолодает. Эта человеческая особенность проявляется даже во взаимоотношениях между людьми: так, люди стараются сказать что-нибудь оригинальное при других.

Дж. Г. Б. – Я бы не сказал, что именно страх пытается преодолеть чувствительность; это делает другое свойство человека, принадлежащее к следующему уровню его внутренней природы. "Самоутверждение", о котором вы говорите, является потребностью нашего характера – потребностью доказать, что мы чего-то стоим. Тем не менее, слово характер для вас пока мало о чем говорит; мы будем говорить о нем завтра. Сейчас же мы продолжим говорить о чувствительности.

Сегодня утром я сказал вам, что под чувствительностью можно понимать определенную энергию или состояние материи, обладающее способностью чувствовать. Я также подчеркнул отличие этой способности от таких свойств, как твердость и видимость, относящихся к материальному миру. Вероятнее всего, мы можем говорить об универсальной энергии, обладающей свойством чувствительности. В ближайшие два-три дня мы будем также обсуждать энергии, которые имеют власть над чувствительной энергией, и когда мы применяем их, чувствительная энергия используется, а не просто выплескивается сама по себе. Результатом этого использования становится та разновидность опыта, о которой вы говорили. Такое возбуждение и чувство переполненности жизнью исходит от желания ощутить выброс чувствительной энергии, а также двойственности ее природы. По-видимому, у чувствительной энергии всегда есть два полюса. Человек не может испытывать удовольствие и не чувствовать боли, ощущать возбуждение и не чувствовать скуки, и т. д. Если эти ощущения приходят одновременно, вместо того, чтобы, как обычно, чередоваться друг с другом, мы переживаем особенное вдохновение жизни. Когда обе характеристики жизни начинают работать одновременно, человек чувствует себя по-настоящему живым.

В. – Сегодня я отметил для себя две вещи. Во-первых, без чувствительной энергии я бы не мог соскабливать краску, поскольку именно она была связующим звеном между мной и работой. Без чувствительной энергии, рука и инструмент, конечно, были бы связаны друг с другом, но на этом все бы и заканчивалось. Для того чтобы скоблить слабо поддающуюся поверхность требуется нечто большее, чем просто рука и скребок. Нужно, например, по мере необходимости, менять положение инструмента. Во-вторых, я отметил, что мог спускаться и подниматься по лестницам, и у меня не оставалось времени на страх, поскольку моя чувствительность была сконцентрирована в гораздо большей степени на самой лестнице, чем на объекте страха – на высоте.

Дж. Г. Б. – Ваше первое наблюдение вполне соответствует действительности; чувствительная энергия на самом деле запускает механизм. Если она уходит, или ее не хватает, механизм работать не будет, и поэтому мы используем такие понятия, как "жизнь", "живое тело", "мертвое тело", ''полный жизни", "живчик" и "безжизненный", "инертный". Другие ваши наблюдения носят иной характер и демонстрируют нам еще один аспект чувствительности. Дело в том, что каждый вид энергии по-своему связывает вещи. В материальном смысле, вещи связаны за счет сопоставимости. В этом заключается один из способов связи. Энергия же, о которой мы говорим сегодня, не просто связывает вещи, а позволяет нам дотрагиваться до них, осуществлять с ними контакт. Этот контакт может быть направленным, и в соответствии с его направлением меняется наш опыт. Например, если в мой опыт входит нечто воображаемое, или мое внутреннее состояние, то я ощущаю это соответствующим образом; если же речь идет о чем-то доступном внешне, я уже не в такой мере завишу от своего внутреннего состояния.

В. – Мне кажется, что чувствительность определенным образом связана с качеством. Не имеет ли место, в данном случае, способность различения между более высоким и более низким качеством?

Дж. Г. Б. – Сама по себе чувствительность не позволяет нам различать. Действуя с позиции одной лишь чувствительности, мы реагируем на непосредственный стимул, и не принимаем во внимание косвенные обстоятельства. Так, под влиянием чувствительности, мы пытаемся отгородить себя от полыхающего пламени. В то же время, нечто более глубокое в человеке может заставить его пройти сквозь огонь, если он знает, что, сделав это, спасет свою жизнь. Кроме того, человек может пойти в горящее помещение, чтобы спасти ребенка. Одна лишь чувствительность не способна подвигнуть человека на эти действия.

Само слово "чувствительность" могло сбить вас с толку. У некоторых из вас, возможно, сложилось впечатление, что чувствительность – это нечто вроде различения. Мы, например, говорим: "чувствительный художник" или "этот человек очень чувствителен". Я использую этот термин в гораздо более простом значении. Именно поэтому я неоднократно подчеркивал, что чувствительность характерна для всех живых организмов.

В. – Это действительно так, я на самом деле считал, что чувствительность сродни различению. Тем не менее, я думаю, что без чувствительности мы не могли бы подойти к порогу различения.

Дж. Г. Б. – Вы правы. Хотя различение относится к другому уровню, чувствительность должна была развиться раньше; мы не можем различать то, чего не чувствуем.

В. – Может быть, чувствительность начинается с инстинкта самосохранения?

Дж. Г. Б. – Нет, конечно, чувствительность не может начинаться с этого инстинкта, ведь у многих живых существ он полностью отсутствует. Например, его явно нет у некоторых насекомых. Однажды мне пришлось пройти несколько миль сквозь рой саранчи среди виноградников Аттики в Греции. Этих насекомых были миллионы; крестьяне пытались остановить их, разжигая огромные костры, но насекомые тушили их собственными телами. У них явно отсутствовали какие-либо признаки инстинкта самосохранения. Они летели нескончаемым потоком, умирая миллионами. Я также видел термитники в Африке. Для термитов характерно ужасающее безразличие к индивидуальной жизни, несмотря на потрясающее развитие автоматической энергии, которая обеспечивает им значительную власть над окружающим материальным миром.

Все, кому доводилось наблюдать такие формы жизни, согласятся со мной, что инстинкт самосохранения явно не присутствует у отдельных представителей вида. Это относится не только к насекомым, но и ко всем животным колониального типа. Более того, когда человек начинает вести себя как стадное животное, он тоже теряет этот инстинкт. На самом деле, инстинкт самосохранения связан с чем-то большим, чем просто жизненность. Вы, возможно, довольно часто замечали, что, действуя под влиянием какой-либо части нашей чувствительности, мы можем делать вещи, приносящие нам вред. При этом мы можем не различать и даже не отслеживать то, что делаем. Этот вопрос начал интересовать меня очень давно, и, насколько я могу судить, наша чувствительность не включает в себя такие инстинкты, как инстинкт самосохранения, самоутверждения, самообновления и т. п., которые мы связываем с нашей животной природой. Они не исходят от чувствительности, даже от наиболее организованной ее части. Начало им дает энергия другого вида, о которой мы будем говорить с вами завтра.

В. – Когда я смотрю на человека, у меня может сложиться впечатление, что он умный, или что он не отличается развитыми умственными способностями. Я также часто приписываю то или иное качество его внешности или голосу. Является ли это работой чувствительности?

Дж. Г. Б. – На самом деле, есть два способа вынесения таких суждений. Мы довольно часто судим о человеке чисто механически. Можно даже было бы изобрести такую машину, которая бы действовала точно так же. Проанализировав вибрации голоса, компьютер сказал бы нам, что этот человек является таким-то и таким-то. Машине это удавалось бы даже гораздо лучше, чем нам, но она не ведала бы, что делала. Когда мы осознаем, что данный голос оказывает на нас иное впечатление, чем какой-то другой, и что данное лицо вызывает у нас иные чувства, чем какое-либо другое, мы можем говорить о присутствии в нас чувствительности, и именно эта осведомленность отличает живое действие от механического. Я могу смотреть на человека чисто механически, как смотрит компьютер, и могу смотреть так, как способно смотреть только живое существо. При этом я чувствую разницу между этими двумя способами. Используя первый способ, я не могу одновременно осознавать свою деятельность, поскольку, чтобы осознавать происходящее человек должен быть чувствительным. Тем не менее, я могу оглянуться назад и вспомнить, что смотрел на что-то так, как это сделало бы на моем месте электронное устройство.

В.– Я думал о том, что растения чувствительны к воде и воздуху, и это напомнило мне, что, когда солнце светит ярко, мое настроение поднимается, а мрачная погода, наоборот, вгоняет меня в депрессию. Мне кажется, что мы реагируем на погодные условия во многом так же, как растения.

Дж. Г. Б. – В том, что вы сказали, для нас есть два очень важных момента. Во-первых, для чувствительности характерно это отталкивание и притягивание, напор и откат, удовольствие и неудовольствие. Свет, тепло, воздух и т. п. притягивают нас, а сырость, холод и темнота – отталкивают. Идя навстречу одному, мы укрываемся от другого. Такие стремления типичны для чувствительности, и я уверен, что сделанное вами наблюдение поможет нам разобраться с этой стороной нашей природы. Вы также использовали понятие "реагировать", которое, в свою очередь, послужит нам опорой для понимания чувствительности. Дело в том, что чувствительный механизм представляет собой механизм реагирования.

В. – Скажите, пожалуйста, являются ли реакции, основанные на условных рефлексах, производными чувствительности?

Дж. Г. Б. – Да, конечно. Условные рефлексы используют именно ту двоичность чувствительности, о которой мы говорили. Дрессируя животных, мы вырабатываем у них условные рефлексы при помощи положительных и отрицательных стимулов. Так, мы связываем определенные действия с приятными ощущениями, а не нужные нам – с неприятными. Таким образом, устанавливаются "ассоциации чувствительности". Все это возможно благодаря тому, что чувствительность поддается организации. Рефлекс является каналом чувствительности. Условный рефлекс, в свою очередь, представляют собой такую организацию двух или более каналов, при которой стимуляция одного вызывает реакцию другого. Все сводится именно к этому.

Можно сказать, что подобные эксперименты проводятся с задействованием чувствительных составляющих живого существа. Именно благодаря этому удается вырабатывать такое разнообразие условных рефлексов, даже у существ без нервной системы, от которых вы бы, вероятно, такого не ожидали. Этого удается достигать за счет природы чувствительности. Чувствительность представляет собой "да - нет" механизм, но он существенным образом отличается от подобных электронных устройств, поскольку у всех живых существ есть тенденция открываться навстречу определенным стимулам и уходить от других, отвечать на одни стимулы и закрываться от других. В основе всех этих реакций лежат открытие и уход, более примитивные, чем инстинкт, который, в свою очередь, более примитивен, чем намерение. В чувствительном механизме, насколько можно судить, нет места намерению, но он, все же, отличается от материальной машины.

В. – Является ли признательность чем-то большим, нежели чувствительная реакция?

Дж. Г. Б. – Иногда, да, но она также может быть и реакцией. Дело в том, что реакция может быть весьма сложной, то есть результатом тщательно выработанных условных связей, и все же, оставаться реакцией. Если мы действуем на этом уровне, то ничего кроме реакций быть не может.

В. – Мы часто используем такое понятие, как вкус. Вкус человека может проявляться в отношении автомобилей, поведения, речи и т. п. Мне кажется, что это могло бы быть свойством чувствительности. Что бы вы сказали по этому поводу?

Дж. Г. Б.– Я думаю, что вкус представляет собой устойчивый паттерн симпатий и антипатий в отношении определенных ситуаций и предметов, таких как произведения искусства, социальное поведение и т. п. Такой устойчивый паттерн может относиться к различным уровням. Он может представлять собой не более чем набор автоматических параметров, совершенно не связанных с чувствительностью. Но он может также относится и к уровню, на котором наши реакции чувствительны. В то же время, чувствительная реакция должна быть так или иначе обусловлена, в противном случае, она бы не исходила от "я". Просто реагируя как чувствительный организм, я ни чего "сам" не произвожу.

Произведение искусства живет, или должно жить, собственной чувствительной жизнью, но мы не будем иметь о ней ни малейшего представления, если сами не обладаем соответствующей формой чувствительности. Так, корова чувствительна к траве, но она может вовсе никак не отреагировать на изображенную на картине траву. Вы можете на собственном опыте убедиться в том, что, сталкиваясь с новыми и непривычными для нас художественными формами, мы тратим довольно много времени на то, чтобы построить соответствующий им паттерн чувствительности, который бы позволил нам неискусственно отреагировать на них, положительно или отрицательно. Для того чтобы чувствительно отреагировать на какой-либо человеческий артефакт, мы должны также иметь в себе нечто искусственно сформированное. Все это может происходить вполне естественно, и у нас будет возникать чувство расположения или отвращения, удовольствие от одних ситуаций и отвращение к другим. Так или иначе, все это будет коренным образом отличаться от материального уровня. Существуют и более высокие уровни вкуса, о которых я пока не говорил, поскольку мы еще не добрались до соответствующих частей нашей внутренней природы. Люди, обладающие вкусом первого типа, могут научиться узнавать работы определенного мастера, и будут утверждать, что они им нравятся "по тому-то и тому-то". Если же они не увидят в работе известное им "то-то и то-то", они вряд ли смогут сказать, нравится им она или нет. Такое случается довольно часто. Тем не менее, в силу значительного запаса сведений этих людей, им обычно приписывают вкус и эрудицию. Тем не менее, он не выходит за уровень персонального компьютера. Это бесчувственный вкус материальной самости. Спросите себя, можно ли обнаружить "то-то и то-то" в произведении исключительно по его материальным характеристикам. В качестве критериев можно использовать параметры оттенков, мазков, возраст холста, различные композиционные сочетания и освещенность. Все это можно измерить, высчитать и занести в компьютер, который скажет нам, принадлежит ли эта работа кисти Пикассо, Рембрандта или Ренуара.

Тем не менее, мы способны по-настоящему отрицательно или положительно реагировать при помощи особым образом обученного и подготовленного реагирующего механизма. Однако, человек способен и на нечто большее; можно реально участвовать в ситуации и оценивать ее, исходя из понимания подлинного качества. На самом деле, только с позиции этого уровня мы можем говорить о вкусе. Впрочем, люди, обладающие такой необусловленной, нереакционной разновидностью вкуса, встречаются поразительно редко.

В. – Мне кажется, что чувствительность должна оказывать очень глубокое влияние на мораль.

Дж. Г. Б. – Используя такие слова, как "очень глубокое", следует принимать во внимание относительность этого понятия. Сознательность, например, глубже чувствительности. То, что на уровне чувствительности порой кажется нам сознательностью, на самом деле, может представлять собой не более чем сформировавшиеся устойчивые привычки реагирования. Таким образом, мы получаем чувствительность, организованную в систему моральных ценностей. Такая система может быть вполне справедливой и иметь большое социальное и личное значение. Хотя сам по себе этот вид чувствительности может быть очень полезным, в человеке есть нечто более глубокое, его подлинное сознание, о котором мы будем говорить с вами позже.

В. – Можно ли сказать, что такая моральная организация относится к периферической части человека, которую вы называете "я", а подлинное сознание является свойством "собственно Я"?

Дж. Г. Б. – На данный момент, мы можем только сказать, что сознание глубже, чем все, о чем мы говорили. Слово "периферический" в нашем случае означает, что, хотя чувствительность не настолько удалена от подлинной природы человека, как физическое тело и энергетические процессы, поддерживающие его существование, она, все же, очень близка к поверхности нашего существа. Структура чувствительности человека тесно связана с особенностями его нервной системы и биохимии крови. Именно благодаря этому обстоятельству, мы можем создавать условные зависимости, хотя и нельзя ставить знак равенства между чувствительностью и нервной системой. Чувствительность как энергия гораздо тоньше, чем электрическая или химическая.

В нескольких вопросах прозвучало слово "реакция", и я думаю, что здесь нужно внести ясность. Под понятием реакция я обычно подразумеваю сиюминутный отзыв на сиюминутный стимул. Нечто в человеке постоянно отвечает на разного рода стимулы, действующие на него. В соответствии с терминологией, разработанной в Драматической Вселенной, я назвал эту часть нашей природы Реагирующей Самостью. Я неоднократно подчеркивал, что реакции, по своей природе, очень просты – открытие и уход, стремление и отталкивание, удовольствие и боль, активность и торможение, да и нет, нравится и не нравится и т. п. Все различные реакции, в итоге, сводятся к парам противоположностей. В целом, вся очень сложная структура реакций человека, так или иначе, объединяется в то, что я называю его реагирующей самостью. У большинства людей она не представляет собой связную структуру, и на те же самые разновидности стимулов одни части этой самости приучены реагировать одним образом, а другие части – другим. В связи с этим, наши реакции могут противоречить друг другу, поскольку в большинстве случаев реагирующая самость является довольно разболтанной, бесформенной, хотя и очень сложной структурой. Таким образом, реагирующую самость нельзя считать очень высоким уровнем "я" человека, хотя она и гораздо ближе к его подлинной природе, чем материальная самость, о которой речь шла вчера. Кроме того, реагирующая самость обладает свойствами жизни. Как вы помните, я говорил о "живом" и "неживом" видении. Когда у нас появляется ощущение жизни в процессе видения, мы можем с уверенностью утверждать, что видим посредством реагирующей самости. "Неживое" видение, в свою очередь, характерно для Человека-Машины.

В. – Из ваших слов о том, что видение или слышание окружающего может быть живым, а может быть и неживым, я понял, что это связано с ощущением "себя", когда мы смотрим на деревья, траву и т. п., а также работаем. Был ли мой слух живым, если я в то же самое время ощущал себя?

Дж. Г. Б. – Да, конечно, и это вполне справедливое описание. Очень важно понять разницу между этим состоянием и тем состоянием, когда присутствует все видимое, все звуки и действия, а нас нет, даже материальной самости, потому что "собственно Я" потеряло свое сознание.

В. – Мне кажется, я сегодня понял что-то, особенно, в отношении запахов. Гуляя по лесу, я почувствовал два или три различных запаха и заметил, какова была моя реакция. Я заметил, что у меня возникали определенные ассоциации, связанные с каждым из них. Меня это испугало, поскольку получается, что у нас могут возникать только определенные ассоциации, соответствующие той чувствительности, которой мы обладаем. Мне кажется, что все это началось еще в детстве. Моя первая ассоциация, связанная с определенным запахом, остается со мной в течение всей жизни. Когда я ощущаю запах, она сразу же всплывает.

Дж. Г. Б. – Это обстоятельство имеет большое значение, и оно ляжет в основу той темы, которую я хотел бы осветить сегодня. В связи с этим, я не стану сейчас говорить что-либо по этому поводу, если, конечно, у вас в запасе еще остались интересные наблюдения.

В. – Мне кажется, я испытал нечто похожее. Окапывая сегодня в саду деревья, я наткнулся на тритона. Прежде всего, у меня возникла реакция или стремление закрыться от этого существа. Мне не хотелось признавать эту реакцию, я заглушил ее в себе, но, все же, осознавал ее. Затем возобладала реакция на "хорошенького зверька". Я посадил тритона себе на руку, и, опять, у меня появилось легкое отвращение, как если бы это исходило из моего детства, какая-то ассоциация или что-нибудь в этом роде. Несколько мгновений спустя, зверек уже ползал по моей руке. Я мог чувствовать это и постепенно все яснее осознавал собственную руку, пока, наконец, я совсем не освоился, и во мне не возникло какое-то чув