Железнодорожно-алтайская ведь

Похоже, наш поезд надолго застрял на этой стан­ции. Если верить слухам, разнесшимся по вагону, где-то впереди полотно железной дороги оказалось повреж­дено оползнем, так что как минимум часа два мы мо­жем изучать привокзальные красоты и общаться с местным населением.

Федор Иванович, не проявляя никакого беспокой­ства, приступил к трапезе. Я, с радостью поддавшись его уговорам, съел еще теплую вареную картофелину с укропом, огурец и запил все это свежим, почти пар­ным молоком. От непривычной еды, прервавшей мой длительный пост (последний раз я ел, как вы помни­те, в том самом китайском ресторане, а прошло уже четыре дня), меня потянуло в сон. Хоть я и намере­вался продолжить столь важную для меня беседу с Федором Ивановичем, тело было категорически про­тив и неудержимо стремилось занять горизонтальное положение. Однако ни уснуть, ни поговорить так и не удалось.

В наш отсек вошел еще один пассажир.

Сразу стало тесно. Появилось ощущение, что вмес­то одного человека вошло как минимум два. Он был неопределенно среднего возраста, очень высокого рос­та — вероятно, больше двух метров, — с темными гла­зами и азиатскими чертами лица. Весь какой-то не-

_____________________ Бессмертие: тайное знание Древней Руси

складный, несуразный и, тем не менее, очевидно занос­чивый и самоуверенный тип. Несмотря на хорошую одежду и изящные очки в золотой оправе, украшавшие его лысую голову (что заставило меня невольно вспом­нить моего питерского брата Андрония), впечатление он производил пугающее и скорее отталкивающее. Воз­можно, это было связано с ужасными шрамами, избо­роздившими его неправильной формы череп. «Выли­тый Франкенштейн* !» — подумалось мне в первые же мгновения.

—Валерий Анатольевич Бергалов, — отрекомендо­вался вошедший и продолжил, строго глядя на нас сквозь очки: — Заслуженный деятель искусств Алтай­ского края, доктор исторических наук.

—Федор Иванович ***, столяр-плотник. Присажи­вайтесь, угощайтесь, чем Бог послал, — радушно отве­тил ведун.

Пришлось и мне нехотя представиться. Я решил, что имени будет вполне достаточно для подобного зна­комства.

— Александр.

Бергалов одной рукой без напряжения положил свой, судя по всему, довольно увесистый чемодан на

* Франкенштейн — ученый, создавший чудовищного человека из кусков тел умерших людей и ожививший его с помощью электри­чества. Часто этим именем называют само чудовище. Персонаж од­ноименного романа Мэри Шелли (1797—1851) и многочисленных «фильмов ужасов», снятых по мотивам романа.

Алекс Рон Гонсалес

Бессмертие: тайное знание Древней Руси

багажную полку под потолком вагона и куда-то ушел — видимо, за бельем.

— Ты его не бойся, Лександр, — тихо произнес ве­дун, — а посмотри повнимательней. Человек-то он хо­роший, но жизнь его шибко помяла.

Я увидел заброшенную горную шахту... ползущего по ней паренька с фонариком в руке и бойким пытли­вым взглядом темных глаз. Вот он оказывается в ка­ком-то большом просторном зале... что-то неясное... сбой картинки, как будто старая кинопленка порва­лась и была неумело склеена с потерей нескольких кадров. Вот он с застывшим на лице выражением ужаса и восторга, обдирая локти и колени, карабкает­ся к выходу, неловко задевает рассыпающиеся от вет­хости деревянные подпорки... Уже виден свет в конце шахты — но каменный свод рушится... Вокруг тьма, и лишь вспышки боли освещают внутреннее простран­ство угасающего сознания. Потом больница в райцен­тре. Инвалидность. Пропущенный год занятий в шко­ле, сторонящиеся его бывшие и новые одноклассни­ки. Одиночество. Бешеное желание жить, и еще... желание вновь увидеть это. Поступление в столич­ный университет, защита диссертации, возвращение на Алтай. Женитьба, рождение ребенка, смерть жены, вторая женитьба. Полевая работа в далеких горных селениях, раскопки, публикации, передачи на местном телевидении, известность. Занятия бизнесом, скупка горнорудных предприятий. Деньги, много денег... Тос-

ка, безнадежность... Неожиданный след, надежда и... опять обрыв пленки!

—Федор Иванович, в его памяти есть глубинный затертый слой, я не смог понять и увидеть главного!

—Это ничего. Главное ты еще и сам увидишь, свои­ми глазами. Зачем тебе чужая память? Я же тебе пред­ложил посмотреть, какой он, а не что он таскает в кар­манах.

К собственному удивлению, я почувствовал даже некоторое смущение, но легко рассеял его, не дав зав­ладеть собой. Следующий полувопрос-полуутвержде­ние возник самоестественно:

— Он ведь не случайный попутчик, не так ли?

— Так. И не только он. Встречай невесту, Лександр!
Слова возмущения уже готовы были вырваться —

как-никак я женатый человек и в браке обрел свою це­лостность, — но сказать я ничего не успел. Мир вздрог­нул и со звуком треснувшего колокола раскололся над­вое. Тот мир, что был вместилищем всего сущего мгно­вение назад, теперь стремительно бледнел, таял рядом с новым, все более и более реальным миром.

— Евгения. Можно просто Женя, — представилась
вошедшая в отсек молодая женщина.

Нет, не женщина! Еще совсем юная девушка. За ее спиной возвышалась огромная нелепая фигу­ра Бергалова.

— Дочка моя, знакомьтесь. Студентка столичного
Университета.

Алекс Рон Гонсалес

В голосе отца слышалась нескрываемая любовь и гордость за свое чадо.

Ее нельзя было назвать красивой, хоть внешностью она пошла явно не в отца. Небольшого роста, вся ка­кая-то тусклая, ни фигурой, ни скуластым лицом с уз­кими серыми глазами не способна она была привлечь заинтересованное мужское внимание. Не отличалась она и внутренним совершенством. Во взгляде читались избалованность, врожденная похотливость и жадность. И все же, все же... Подо всеми этими оболочками про­сматривалось нечто необычное, нечто удивительное. Она, несомненно, была потомственной шаманкой, при­чем редкой, неизвестной мне раньше силы!

За окном мелькали вокзальные персонажи, на со­седней полке сидел и тихо посмеивался Федор Ивано­вич, где-то под потолком улыбался во всю ширь Берга-лов, показывая все тридцать два золотых зуба и стано­вясь от этой улыбки еще безобразнее. А я сидел в неловкой позе, боясь пошевелиться и не в силах заго­ворить, глядя прямо в холодные серые глаза укроти­тельницы Змеев.

Паузу, которая, похоже, неловкой была только для меня, нарушил Федор Иванович:

— А меня можно просто Федя. А это Александр, ученый из Петербурга. Рекомендую: потомственный ученый и потомственный петербуржец, настоящий ин­теллигент в двенадцатом поколении! Можно просто Алекс.