КАРТИНА ПЯТАЯ. ЛЮСЯ. Февраль 1943 года.

Борск - небольшой город в Сибири. Маленькая комната в одноэтажном бревенчатом доме. Топится печка. Люся стирает белье, Галина сидит за столом и что-то пишет. Поздний вечер. За окнами бушует метель.

ЛЮСЯ. Вот кончится война, мы с Шурой на Кавказ поедем. Я, Галина Сергеевна, на Кавказе никогда не была. А Крым на меня особого впечателения не произвел, так, ничего выдающегося. В Звенигороде куда лучше. (Сильный порыв ветра) Галина Сергеевна, вас метель не нервирует?

ГАЛИНА. Нет.
ЛЮСЯ. А у меня, если ветер воет, очень на сердце бывает беспокойно. Я даже рада, что нынче у вас свет не горит и вы ко мне работать пришли, а то одной жутко както. Я, когда была маленькая, тоже метели страшилась. Мне все представлялось, будто за снегом кто-то прячется страшный-страшный. (п а у з а) Вот в Москве метель как-то не чувствуется. Во-первых, каменные дома, а во-вторых, очень много населения. Но здесь, в Сибири, совсем другое дело. (Закончила стирку, отжимает белье) Я сегодня так устала, меня прямо ноги не держат. Честное слово. Все-таки на сварке довольно трудно работать. На организм ложится большая физическая нагрузка. И глаза что-то болят, сегодня даже книжку почитать не удастся. Да, в Москве, на телеграфе, у меня совсем другая работа была чистая, аккуратная. Я до замужества, очень телеграф любила, там гораздо было интереснее, чем дома сидеть. Просторно, весело! Ведь я была очень веселая, Галина Сергеевна помните?

ГАЛИНА. Помню.
ЛЮСЯ. Положим, я и сейчас еще веселая, но, конечно, условия не те. (Развешивает на веревке детское белье). Второй год идет война, и так много горя вокруг, что даже неудобно бывает. Давайте-ка я посижу лучше. (Садится у печки) А вы что это пишете, Галина Сергеевна?

ГАЛИНА. Стенограмму расшифровываю.
ЛЮСЯ. Замучил вас Никита Алексеевич
ГАЛИНА. Пустяки! (Перелистывает стенограмму) Как все-таки приятно, Люся, когда человек талант и умница! И самое главное это, пожалуй, то, что талант его согрет любовью к людям. (Словно спохватившись) Ладно. Хватит бабьей болтовни. Пойду домой лучше.
ЛЮСЯ. А вдруг Михаил Иванович из госпиталя приедет? Он ведь обещался вечером зайти.
ГАЛИНА (смотрит на часы) Поздно, девятый час. Да и погода сегодня не для прогулок.
ЛЮСЯ. Жалко. Я люблю, когда он приходит. Сразу Шуру вспоминаю, и так делается весело, точно и войны нет, а сидим мы где-нибудь в Москве и болтаем, о чем придется. Это все-таки хорошо, что его в госпиталь в наш город привезли.
ГАЛИНА (подходит к детской кроватке, смотрит) А как Шурочка вытянулась за эту зиму, такая стала длинненькая.
ЛЮСЯ. Интересно, что Александр Николаевич скажет, когда приедет, он ведь ее полтора года не видел. Я его дня через два-три жду. Он в последнем письме написал что в середине февраля приедет.

(п а у з а)
ГАЛИНА. Как ветер-то ноет! Говорят, в метель сны счастливые снятся. (Тряхнула головой) Ладно, пойду домой!

Распахивается дверь, с улицы входит Архипов. Его меховую куртку совершенно занесло снегом. Он останавливается возле двери и начинает с шумом отряхиваться.

АРХИПОВ. Привет добрым людям. Ну, как вам это безобразие нравится? Нам, сибирякам, и то этакая мметель не в привычку. Я-то хорош, у самого вашего дома в сугроб провалился. Ну, думаю, тут мне и крышка! Собираю последние силы и бац головой обо чтото фундаментальное. Оказывается, грузовик. Стоит у самого дома, и снегом его занесло. Вы только гляньте, какая шишка на лбу! Да, непорядок в вашем районе, товарищ Люся!
ЛЮСЯ. Ну просто какойто ужасный грузовик! Об него все стукаются. А чей он никто не знает.
АРХИПОВ. Как здоровье, Люсенька? Слышал я, с глазами у вас худо?
ЛЮСЯ. Это все от очков, Никита Алексеевич. Мне завтра Берендеев обещал другие принести. Думаю, обойдется.
АРХИПОВ. Я, собственно, Галина Сергеевна, по вашу душу. У директора намечено небольшое совещание технического характера, штатная стенографистка все еще болеет, а вопрос у нас нынче весьма серьезный.
ГАЛИНА. Я с удовольствием.
ЛЮСЯ. Только вы недолго Галину Сергеевну задерживайте, а то она совсем не спит, Придет из цеха, а после ваши стенограммы расшифровывает.
ГАЛИНА. Ну, что вы, Люся, говорите!
АРХИПОВ (смутился) Вот как? Я ведь думал об этом и вот что предложить хочу: переходите в заводоуправление работать стенографисткой, а в цехе без вас обойдутся.
ГАЛИНА. Нет. Когдато я училась в машиностроительном институте, и меня просто многое интересует в цехе.
АРХИПОВ. Понимаю. (Улыбнулся) Ну что ж, буду вас счичать внештатной энтузиасткой. Да. Обещание-то свое я выполнил достал «Правду», где о вашем знакомом пишут. (Достает газету) Вот тут и фотография и статья.
ГАЛИНА. Люся, смотрите - Павлик!

ЛЮСЯ. Павлик.
ГАЛИНА (читает) ╚Павел Тучков, геройски погибший в боях за Севастополь, посмертно удостоен премии за выдающееся медицинское открытие╩.

ЛЮСЯ. А говорили неспособный и смеялись над ним. Вот, Никита Алексеевич, человек был! Такой удивительный и приятный. Я его больше всех Шуриных друзей любила.
АРХИПОВ. Тут, Люся, и о вашем муже есть.
ЛЮСЯ. Правда? Глаза у меня болят, вот горе. Вы вслух читайте, Галина Сергеевна.
ГАЛИНА (читает) ╚Препарат доктора Тучкова является новым, мощным оружием советской медицины в борьбе с раневыми инфекциями. Наблюдения клиницистов, проводившиеся под руководством заслуженного врача хирурга Чиркуненко, показали, что препарат быстро очищает гнойные раны от микробов и некротической ткани. Обширные нагноения после ожогов у водителей танков под воздействием препарата Тучкова очищались в несколько дней. К сожалению, ранняя смерть не позволила молодому врачу полностью завершить свои изыскания. На долю советских ученых, таким образом, ложится задача продолжить работу Тучкова. ╩
ЛЮСЯ. А где же о Шуре?

ГАЛИНА. Вот. (Читает) «Совет Экспериментального института медицины вынес благодарность доктору А. Ведерникову, который собрал и систематизировал материал, оставшийся после смерти Павла Петровича Тучкова».
ЛЮСЯ. Как это хорошо: ╚Вынес благодарность доктору А. Ведерникову╩. Торжественно, правда? И Павлика назвали Павел Петрович, а я даже не знала, как его отчество. Вот матери в горе утешение, правда? Она ведь так хотела, чтобы Павлик прославился.

Входит Лаврухин. Он изменился - осунулся и бледен более обыкновенного.

ЛЮСЯ (Радостно) Михаил Иванович, все-таки пришли.
ГАЛИНА. Не очень ты себя бережешь, Миша.
ЛАВРУХИН. Что это у вас за грузовик возле дома замаскировался? Поглядите, какая шишка.
АРХИПОВ. Моя все же больше. (Показывает)
ЛАВРУХИН. Значит, товарищи по несчастью. Познакомимся в таком случае. Лаврухин, подполковник медицинской службы.
АРХИПОВ. Архипов Никита Алексеевич. Работаю на заводе, где парторгом ЦК Архипов Никита Алексеевич. (Они жмут друг другу руки) Где воевали?

ЛАВРУХИН. В разных местах пришлось. Выбыл из строя под Воронежем и, правду сказать, на многое не рассчитывал. Однако, как видите, собрали меня и сшили неплохо.
ГАЛИНА. Тем более не следовало в такую метель на улицу вылезать. Тебе после операции отдыхать надо.
ЛАВРУХИН. Хватит, отдохнул. Ну, поздравляйте, девушки: я сегодня в госпитале две операции провел.
ГАЛИНА. Как это, не понимаю? Кто же ты в госпитале врач или раненый?

ЛАВРУХИН. А у нас, видишь ли, хирург заболел, вот я и упросил главврача разрешить провести операции. И сошло все, кажется, удачно. Жали руки, поздравляли. А главврач смеется. ╚Кем же мне говорит, тебя теперь по штату считать - больным или врачом?

ГаЛИНА (смеется) Своевольничаешь, Мишка! После такого безобразия тебе бы в постельке лежать, а ты по знакомым разгуливаешь.
ЛАВРУХИН. Тоска по дамскому обществу и хорошо заваренному чаю скалы сокрушает.
ЛЮСЯ (Архипову) Михаил Иванович моего мужа однокурсник и друг. И это такое счастье, что его к нам в госпиталь эвакуировали! Так бывает приятно Москву вспомнить и как жили прежде. Вы знаете, у нашего дома кондитерская была и там пирожные продавали. Просто так. За деньги. (Улыбнулась) Не верите, правда? А теперь эту кондитерскую разбомбили и наш дом тоже. И где мы будем с Шурой жить неизвестно. Я думаю, когда кончится война, так Москву лет двадцать будут восстанавливать, не меньше. И кондитерских тоже никаких долго не будет.
АРХИПОВ (улыбаясь смотрит на Люсю) Видите, товарищ военврач, какие у меня кадры, своеобразные.
ЛАВРУХИН (смеется). Да, сказать по совести, завидую я вам не очень.
АРХИПОВ. Между прочим, зря. Заводишко здесь, в Борске, небольшой так, рукодельная мастерская, на двести душ. Но полтора года назад сюда из Ленинграда эвакуировали первоклассное оборудование. И вот пришли эти женщины и своими милыми неопытными руками сделали чудеса. Люсенька у нас первая на сварке работать стала, за ней и другие потянулись. Шутка сказать, эдакое воздушное создание танки строит. Вот почему Гитлеру не жить!

ГАЛИНА. Неисправим был один мой знакомый, очень любил выступать, так сказать, привычка вторая натура.
АРХИПОВ, Ладно, будет смеяться. Идемте уж.
ГАЛИНА. Дайте хоть валенки надеть.
ЛАВРУХИН. А вы куда собрались?

ГАЛИНА. Скоро вернемся. Да, совсем забыла. Прочти. (Дает газету Лаврухину) О Павлике.
АРХИПОВ. Теплее одевайтесь. (Негромко напевает)

И останутся, как в сказке,

Как манящие огни.

ГАЛИНА (закутываясь в платок) А ведь, пожалуй, эта песня и о нас. Может быть, и эта ночь и эта метель останутся, как в сказке, как манящий огонек. Или та ночь, в апреле сорок второго, когда из заводских ворот, по талому снегу, прошел первый танк. (Помолчав) А через несколько лет здесь, верно, выстроят многоэтажные дома. И липы, которые мы сажали на Ленинской прошлым летом станут большими и дадут тень. Но мы будем уже далеко отсюда - в Москве, и все это станет чужим.
АРХИПОВ. Вы жалеет об этом?

ГАЛИНА. Не знаю. Кажется. Но вчера вечером увидела в кино улицу Горького и заплакала. Ну что вы смотрите на меня с сожалением?

АРХИПОВ (улыбнулся) Сожаление не совсем подходящее слово, Галина Сергеевна. Я часто завидую вам. Завидую вашей настойчивости, жизнелюбию.
ГАЛИНА (беспокойно) Вы, конечно, шутите?

АРХИПОВ. Я говорю правду.
ГАЛИНА. В Москве меня считали лентяйкой, неудачницей.
АРХИПОВ. Вот чепуха-то.
ГАЛИНА (усмехнулась) Вероятно, это ваш способ утешать? Со мной, товарищ Архипов, он не будет иметь успеха! Ну-ка, завяжите мне платок на спине. Потуже. Вот так. И идемте, а то я разговорилась что-то. Оказывается, он весьма заразителен, микроб красноречия.

Архипов и Галина выходят из комнаты.
ЛАВРУХИН (откладывает газету) Неужели Тучков? Ведь что сделал человечина! Сколько жизней солдатских будет спасено. Вот Шурка мог бы. В это я бы поверил.
ЛЮСЯ. Что вы, Михаил Иванович, Павлик был куда более аккуратный.
ЛАВРУХИН. Аккуратный? (Улыбнулся) Hy-ну, предположим. (П а у з а) Да, завидую.
ЛЮСЯ. Павлику?

ЛАВРУХИН. Верно, теперь Шурка продолжит его работу. Сейчас главное - не упускать время. Ведь тут же к самой гангрене тропка ведет. Да, великое дело ему досталось. А тебе, Мишка Лаврухин, нет фортуны!

ЛЮСЯ (гладит его по плечу) Не грустите, вы еще все успеете. Еще очень много нужно сделать и всего придумать.
ЛАВРУХИН (вспыхнул) Я должен работать. Завтра. С утра. Иначе мне крышка, понимаете, Люся?
ЛЮСЯ. Конечно, понимаю. Мы с Галиной Сергеевной тоже так думаем.
ЛАВРУХИН. Вот как? (Улыбается) А это хорошо, что вы с ней дружите.
ЛЮСЯ (точно оправдываясь) Все-таки свой человек. (Помолчав) Вы знаете, я так по Шуре соскучилась, очень хочется поскорее поглядеть на него. Я только боюсь, он меня увидит и ужасно разочаруется. Я совсем чумичкой стала, и вот видите, какие руки. Страшно глядеть! А прежде я была такая хорошенькая, особенно когда на телеграфе работала, такая стройная, миленькая, многие удивлялись. А вы знаете, как мы с Шурой познакомились? Очень смешно! Он какой-то девушке свидание назначил у телеграфа, а она не явилась, он ее целый час прождал и был ужасно злой. А я как раз с работы шла, он меня увидел и сразу влюбился до безумия. Смешно, правда? Ну ладно, хватит о Шуре. Давайте лучше об Ольге Петровне говорить, чтобы вам не было обидно. Вы, пожалуйста, не горюйте, Михаил Иванович, что о ней нет известий. Конечно, восемь месяцев большой срок, но ведь война, мало ли что бывает. И потом, она не знает вашего адреса, не знает, что вы ранены были.

Стучат в дверь, и из коридора слышен женский голос: «Люся! Люсенька, вы не спите?»

Соседка зовет. (Выходит из комнаты и сразу же возвращается) Вы подумайте, Михаил Иванович, как хорошо-то. Соседка с работы вернулась, а у нее, оказывается, письмо от Шуры лежало с самого утра. Верно, пишет, с каким его поездом ждать. (Разрывает конверт) Нет, глаза у меня болят, прочтите, Михаил Иванович.
ЛАВРУХИН. Но, может быть, там что-нибудь личное, Люсенька.
ЛЮСЯ. Да ведь вы все равно свой. И потом, он такие письма пишет художественные. (Подвигает к нему лампу) Читайте.
ЛАВРУХИН (читает) ╚Люся, милая, прощай, через несколько часов я уезжаю на фронт. Ты знаешь, когда я болел, Ольга спасла меня, вернула жизнь. Нет, не в жизни дело, она заставила меня стать другим понимаешь? И вот сейчас я с отчаянием убеждаюсь, что мне трудно, мне невозможно жить без нее╩ (Поднимает глаза на Люсю)

ЛЮСЯ (тихо) Ничего. Читайте.
ЛАВРУХИН (продолжает читать) ╚Недавно я встретил человека, который был с Ольгой в Лозовой. Он рассказал, что Ольга была ранена и, вероятно, попала в руки фашистов. Пойми, я не могу больше оставаться в тылу. Мне стыдно самого себя. Вот почему я все бросил и уезжаю. Сегодня я зашел к маме, но не застал. Так мы и не встретились. Расскажи Мише о том, что я узнал, передай ему, что я помню его и люблю. Война разметала нас в разные стороны, и, кто знает, удастся ли нас всем свидеться. Но я решил написать тебе правду, потому что больше никогда не стану лгать. Прощай. Поцелуи Шуреньку. Прости меня. Шура. ╩

Лаврухин кончил читать. Они долго сидят молча. На улице бушует метель

ЛЮСЯ. Слышите, как дует? Надо вторую дверь закрыть.
ЛАВРУХИН. Пожалуй.

И снова сидят молча.

ЛЮСЯ (без движения, на ровной моте) Ай-яй-яй, ай-яй-яй. (Помолчав) Вы только, пожалуйста, Галине Сергеевне ничего не говорите, хорошо? Пусть она не знает, Пожалуйста.

В дверь стучат. Входит девушка, румяная, веселая.

ДЕВУШКА. Кажется, вы Люся Ведерникова? Вас сменный мастер в цех зовет. У него до вас серьезная надобность.
ЛЮСЯ. Конечно. Я сейчас, я быстренько. (Торопливо надевает валенки, пальто)

ДЕВУШКА (Лаврухину) Какая метель, а? Просто цирк! А я еще у вашего дома на грузовик наскочила, глядите, какая шишка. Уж я ее снегом терла-терла вот безобразие! А вы ╚В последний час╩ слушали? Наши в Донбасс вошли, по радио марши передают. Полная победа!

ЛЮСЯ. Идемте. Скорее.

Обе уходят. Лаврухин подходит к репродуктору, включает его, Военный марш. Лаврухин стоит молча.