Развитие аффекта в противовес защитам от аффекто в

В ранних психоаналитических трудах защиты от аффектов не отделялись от развития аффекта (Freud, 1900). Фенихель (1941) говорил об едином про­ цессе "укрощения аффекта", а Рапапорт обоб­ щенно рассуждал об "изменениях в пороге разряд­ ки". Однако Рапапорт проводил различие между "метаморфозами аффекта" и "изменениями аффек­ та в результате защитного контркатектирования" (р. 195). Первое представляло собой "более слож­ ные и трудно уловимые каналы разрядки аффек­ та... создаваемые общим созреванием, возрастаю­ щей иерархией и образованием психической струк­ туры", в то время как последнее явно идентифици­ руется с защитами эго. Гловер (1935) описал, как используются обсессивные системы для трансфор­ мации аффекта от "нападок" к контролируемой раз­ рядке. Он отметил, что сложные ритуалы "обеспе-

Этот момент также отмечался Шафером

чиваются еще более сложной сетью концептуаль­ ных систем, посредством которых аффект может переходить в ясным образом разделенное на части состояние" (р.274).

также осознавал наличие за­ от аффектов. В действительности он указал на

то, что "концепция "защиты" была первоначально введена Фрейдом как "защита от Фе­ нихель подчеркнул, что нелегко различать защиты от аффектов и защиты против болезненных воспри­ ятий или "отношений, направленных вовне и внутрь"

Он также обсуждал важное значение задержки в переживании аффекта и отметил, что такая задер­ жка может позволить смещение, или изменение "выражения". Он оценивал защиты от аффекта, ко­ торые в конечном счете связаны с объектными от­ ношениями, такие как "проекция" аффектов. Неко­ торые люди переживают свои эмоции так, как если бы они имели место у их объектов или же как пере­ живаемые ими самими, однако "вызываемые" и кон­ тролируемые их объектами.

Когда мы говорим о защитах от аффектов, мы обычно имеем в виду те из них, которые приводят в результате к длительному препятствию проявле­ ниям Наиболее известными среди них являются различные типы изоляции. Эн- перечислил следующие изменения аф­ фектов: 1) идеационные содержания могут быть отняты; 2) компонент влечения может не допус­ каться в сознание; 3) сигнальный компонент может быть неслышным или осознаваемым, интенсивно ощущаемым или ощущаемым и отвергаемым; 4) объект" может скрываться, заменяться, опускать­ ся или замещаться собой; 5) лишь защитный от-

52

клик на аффект может становиться осознаваемым; и 6) может иметь место осознание лишь физиоло­ гических изменений и может быть проявлена лишь часть психологических откликов (компонентов аф­ фекта).

В связи с защитами от аффектов используются определенные применения аффектов. Фенихель говорил о "синтетическом применении аф­ фектов", когда аффекты используются для "сексу­ альной защиты" или для вторичной выгоды, как, например, "гордость собственной Он также говорил о "сценических разыгрываниях" как "реактивном образовании в ответ на интенсив­ ные бессознательные чувства" (р.226). Однако Се­ тон (1965) полагал, что широкий диапазон защит от аффектов может приводить в результате к сце­ ническим разыгрываниям. Важной мотивацией од­ ного из его пациентов был показ сценических взры­ вов аффекта для того, чтобы "продемонстрировать себе некоторый контроль над своими эмоциями"; в другое время "сценические" аффекты используются для избегания "чувства омертвелости или парали­ ча". Я утверждаю, что такая омертвелость или па­ ралич уже были прежним результатом противоаф- фективной блокировки.

(1954) провел сходные наблюдения по поводу защитной природы сценических аффектов. Как Сигмэн, так и Сетон подчеркивали использо­ вание такого аффекта для контроля над другими людьми. Я склонен толковать это несколько иначе, что будет обсуждаться мной позднее подробно. Ког­ да выражения аффекта человеком оказываются очень эффективными средствами контроля первичных объектов любви, мотивация "их укрощения" пере­ вешивается преимуществами их сохранения в как

можно более "взрывной" форме. Такая обоснован­ ная заинтересованность в их сохранении препят­ ствует их нормальному созреванию.

Иллюстрация случая

Мистер Д., пациент с историей наркотичес­ кой зависимости, рассказал, что проснулся по­ среди ночи после сновидения, которое не мог вспомнить, и не смог опять заснуть из-за неко­ торого чувства, которое не давало ему спать. Несмотря на ободрение, он не мог определить это чувство или облечь его в слова. Он выска­ зал мнение, что, возможно, в этом чувстве мог­ ла присутствовать некоторая тревога и гнев, а также депрессия. Однако он все же вспомнил сновидение, и при анализе сновидения всплы­ ли следующие темы:

1) соперничество со своим боссом и честолюби­ вое желание одержать над ним верх;

2) негодование на то, что босс держит его в под­ чиненном положении, и план уйти с работы;

3) ожидание того, что босс воспримет его уход как нападки в свой адрес и преисполнится яро­ сти и гнева;

4) план пациента повидаться с адвокатом, чтобы подготовить ответный удар;

5) его чувство безнадежности (и "некоторой деп­ рессии"), потому что он много раз продумы­ вал эти планы и идеи, но так и не смог что- либо предпринять в этом направлении;

6) фантазийное ожидание, что аналитик станет действовать в его интересах и что "это помо­ жет разрешить данную западню". Это жела­ ние привело к ассоциации с фрагментом сни­ маемого фильма, о котором он прочитал пре-

54 Г

дыдущей ночью. Данный фильм был основан на работе Сечехайе и книге "Автобиография шизофренической девушки". На него большое впечатление произвела сцена, в которой ана­ литик купает данную девушку в ванне. Он по­ чувствовал, что нуждается в таком же отно­ шении; если я стану заботиться о нем физи­ ческим образом, как если бы он был ребенком, и он сможет испытывать нормальные чувства, тогда он не будет опасаться своего гнева и не будет чувствовать себя беспомощным.

7) гневные упреки, что я не действую или не оказываю ему активной помощи, руководства и ободрения, как это делал "его первый анали­ тик", и что, подобно первому аналитику, я не смогу осуществить "великую и громадную ра­ боту", в которой он нуждается, и он будет про­ должать ощущать себя ущербным и никчемным.

В процессе ассоциаций он смог осознать, что том чувстве, которое вначале воспринималось им как некое типически смутное "плохое чув­ ство", которое мешало ему снова заснуть (и которое он обычно блокировал вечерней вы­ пивкой), присутствовали идеи и фантазии, ко­ торые вполне могли вызвать интенсивные чув­ ства гнева, тревоги и депрессии, и стремления к любви и помощи. Несмотря на то, что он испытывал различные соматические реакции, которые не давали ему заснуть, у него отсут­ ствовало сознательное переживание различных аффектов. Переживаемые им чувства были смутными и до этого времени редко связыва­ лись с их когнитивными содержаниями.

В данном случае удалось добраться до ког­ нитивных аспектов аффекта лишь в связи с

—

социациями к данному сновидению (которое представляло собой попытку, хотя и неуспеш­ ную, отражения аффектов посредством фанта­ зийного решения). Лишь пытаясь понять, ка­ ким образом данное сновидение было вовлече­ но в отражение развития аффекта, удалось ус­ тановить некоторые аффекты и сопоставить их когнитивные и соматические аспекты, напри­ мер, его пробуждение с учащенным сердцебие­ нием, потением и с большим мышечным на­

соответствующее тревоге. Однако одновременно наличествовали и другие аффек­ ты в своей регрессивной форме, недифферен­ цированные, ресоматизированные, плохо вер­ бализованные и не воспринимаемые пациен­ том как специфические чувства с особыми смыслами.

Мистер Д. служит примером двух патогномо- ничных свидетельств регрессии аффекта. Во-пер­ вых, его аффекты выражаются соматическим обра­ зом, с очень ограниченной вербализацией; конги- тивные аспекты сновидения восстанавливаются лишь из ключей к разгадке в сновидении. Во-вто­ рых, аффекты являются дедифференцированными, смутными, "незавершенными"; их природа затем­ нена, что характерным образом отличает их от "сме­ шанных" аффектов, как в амбивалентности.

В нижеследующем случае мы можем наблюдать, что когда чувства выражаются в регрессивной фор­ ме, пациент склонен страшиться их и пытается бло­ кировать их посредством употребления наркотичес­ ких веществ. Склонность к пристрастию к наркоти­ кам подкрепляется в этом случае потребностью от­ ражать чувства пассивности и беспомощности, ста-

56 Г

новясь "трудоголиком". Во-вторых, физическая ус­ талость пациента, будучи неотличимой от субъек­ тивного восприятия его аффектов, содействовала принуждению его к пассивности.

Доктор Е. был зависимым от наркотиков вра­ чом, чьи трудности в совладании со своими аффек­ тами были описаны в более ранней публикации (Krystal and Raskin, 1970, В данном случае он поведал о том, что на своей "дополни­ тельной" работе, которая была шестичасовой тяже­ лой работой после его регулярных часов работы в своем офисе, он заметил, что по мере того, как мед­ ленно тянулось время, он испытал многочислен­ ные "приступы" сильного сердцебиения, потения и дрожания рук. После окончания этой "дополнитель­ ной" работы он возвратился в свой офис, где сразу же, до того как встретился со своей женой, которая собиралась там с ним встретиться, выпил глоток водки из горлышка бутылки, которую он всегда тай­ но хранил в своем письменном столе.

Я спросил его, какое воздействие он хотел полу­ чить от употребления водки. Его первая мысль была о том, что он хотел быть уверен в контроле над самим собой; в противном случае жена могла бы подвергнуть нападкам его мужественность — гнев­ но на него набрасываясь. Он также часто прини­ мал алкоголь перед встречей с пациентами для "под­ держания" себя. В то же самое время он также опа­ сался, что, если его жена или пациенты уловят за­ пах алкоголя по его дыханию или же заметят ухуд­ шение в его функционировании в результате вы­ пивки, они станут "(в нем) сомневаться и покинут Я спросил об источнике его страхов, так как у него никогда не наблюдалось никаких затрудне­ ний с пациентами, даже в период тяжелого зло-

— эмоции 57

употребления наркотическими веществами в про­ шлом.

Через высказываемые им на сессии ассоциации мы нашли свидетельства чувств стыда по поводу стремлений к зависимости и беспомощности. Он мысленно представил себя обнаруживающим свою слабость и пассивность в то время, когда он "стоял здесь", истекая потом и дрожа. Помимо чувств тре­ воги и стыда, он также испытал негодование по поводу того, что ему "приходится работать в такой чудесный день".

Я указал своему пациенту, что, хотя некоторые из его чувств были ясными и вербализованными, другие были путаными и неразличимо смешивались с усталостью и что, когда он принимал алкоголь, эти чувства воспринимались им на соматическом уровне и не вербализовались. В той степени, в ка­ кой его усталость и тревога заставляли его пережи­ вать пассивные стремления, он реагировал на них стыдом и ожиданием неприятностей и нападок на него со стороны жены. Употребление наркотика (ал­ коголя) удовлетворяло его пассивные стремления и снимало его усталость и тревогу, однако запуска­ ло порочный круг вины и ожидания наказания. В прошлом подобное аффективное переживание по­ рождало порочный круг, который приводил ко все более частому злоупотреблению алкоголем (и од­ нажды инъекции наркотика), пока он не стал вы­ пивать перед приемом каждого пациента.

В данном месте пациент вспомнил, что в день ему позвонила дочь. Во время телефонного разговора его глаза внезапно наполнились слеза­ ми, он стал рыдать и "не мог говорить". Ему стало

- 1ень отца" — в США отмечается в третье воскресенье нюня. — Прим. перев.

58

стыдно, что его сын со своим приятелем наблюдали его неконтролируемую эмоциональную реакцию. Он был удивлен, что они "положительно восприняли его чувства". Он ожидал, что его станут высмеивать. Вспоминая этот эпизод, он вновь пережил тот эмо­ циональный отклик, который испытал во время раз­ говора по телефону, и понял, что причина его слез была непосредственно связана со страхом того, что он в конечном счете станет "отвергаемым, нелюби­ мым и беспомощным". После этого он смог воспри­ нять некоторые свои чувства, которые были вовле­ чены в данный эпизод, объединяя их когнитивные и экспрессивные аспекты.

И опять работа пациента показывает, как сепара­ ция, вербализация и десоматизация аффекта дела­ ют возможным переживание чувств терпимой ин­ тенсивности и используются как средства для по­ лучения инсайта по поводу собственных ожиданий и своей зависимости от представлений о нем близ­ ких ему людей.

Переживание эмоций таким образом, как если бы они вызывались объектом и должны были раз­ ряжаться посредством внешних действий, являет­ ся защитой (часто эффективной, помогающей пере­ носить аффекты), которая включает в себя элемен­ ты вытеснения и проекции. Она описывалась как "экстернализация" (Fenichel, 1941; Schafer, 1972). Она дает возможность человеку испытывать неко­ торые эмоции как принадлежащие именно ему. Шэфер отмечал, что даже такие личные чув­ ства, как

ненависть к себе или гордость испытывают-

ся как исходящие от интернализованных объек­ другие аффекты, такие как чувство опа-

сения, связанное с подозрительностью, направ­ лены на интернализованные объекты; а неко­ торые аффекты, такие как раскаяние по пово­ ду совращения, злобности или ухода, являют­ ся реакциями на импульсы, приписываемыми Собственному Я и направленными против или прочь от этих объектов [р.283].

Хотя защиты против признания своей природы собственных аффектов необходимы для регуляции интенсивности переживаний, они становятся важ­ ными сопротивлениями в анализе.

Доктор Е., как отмечалось выше, был вра­

чом, зависимым от наркотиков. В ходе лече­ ния (сперва психотерапия, а позднее анализ) мы обнаружили, что у него наблюдалась общая боязнь всех аффектов, включая тревогу, агрес­ сию и сексуальное возбуждение. Он рассказал во время данной сессии, что у него отнимались привилегии, полагавшиеся ему в том госпита­ ле, где он работал, потому что он (как обыч­ но) очень запаздывал в заполнении медицинс­ ких карт. Он негодовал на госпитальную биб­ лиотекаршу, которая пилила его по поводу этих карт, однако он создал такую ситуацию, чтобы она, так же как и он, оказалась в подобной ситуации, как он это часто ранее делал со мно­ гими агрессивными женщинами. Это наблюде­ ние дало мне возможность обратить его внима­ ние на то, что в действительности подобная проблема существовала в его браке, в котором у него была потребность вынуждать жену по­ стоянно совершать нападки на него и таким образом оправдывать собственную ярость. В

60 ал

действительности он знал об ее агрессивных нападках задолго до того, как на ней женился. Такой садомазохистский паттерн его брака слу­ жил (помимо других вещей) для предотвраще­ ния осознания и признания своей собственной испытываемой им ярости, которая (как можно предположить) в большой степени происходи­ ла от связанных с матерью переносов.

Конечно, подобное наблюдение является лишь первым шагом к раскрытию пациентом "истории, стоящей за аффектом", которая, помимо своего смысла, представляет собой вербализацию аффек­ та. Левин (1964) описал процесс совладания со стра­ хом в анализе как вербализацию фантазий и конф­ ликтов, которые являются частью цепи психичес­ ких событий.

Новей (1961) отметил три момента, имеющих практическую терапевтическую ценность: 1) что с аффектами нельзя совладать отдельно от их идеа- ции (созерцания их сущности); 2) что аффекты и связанные с ними когнитивные аспекты становятся частью объектных (и репрезентаций; 3) что при работе с такими объектными репрезентациями в анализе (в переносе) необходима как вербализа­ ция этих аффектов, так и их повторное пережива­ ние. Внутренние репрезентации объектов являют­ ся динамическими час­

тями личности, которые существуют как в созна­ тельной, так и в бессознательной сфере. Рассмот­ рение их как главным образом аффективных состо­ яний ничего не отнимает от идеационного вербаль­ ного взгляда на них, однако определяет последний как являющийся главным образом дескриптивным и потенциально терапевтическим коммуникативным

первая—

средством. Вербализация необходимо использует­ ся, однако цель заключается не в одном лишь вы­ явлении концептуального представления, но и в достижении некоторого согласия с пациентом и в модификации его аффективного состояния через классификацию и сепарацию от фиксации на его архаических объектных репрезентациях. Сходные моменты отмечали Дойч (1959) и Мёрфи (1958).

Пятидесятилетняя задержка открытия регрессии у аффектов по сравнению с фантазиями шла на пару с нашей неудачей заметить эпигенетическую исто­ рию развития аффекта. Наше гигантское слепое пятно блокирует единственное средство сигнали­ зирования младенца.

После того как мать становится незаменимым объектом для младенца, воздействие на нее приоб­ ретает первостепенную значимость. Вначале аффек­ тивные отклики ребенка (предшественники аффек­ та) являются единственным способом коммуника­ ции. Таким образом развивается важная роль аф­ фектов как сигналов другому лицу. Сперва эти аф­ фективные сигналы от младенца к матери безыс­ кусны и просто отражают состояние младенца. На­ чинающий ходить ребенок, однако, научается целе­ направленно использовать свои эмоции как сигна­ лы для матери и со временем использует их для контроля над ней. Каждый шаг в развитии аффек­ тов может стать точкой фиксации и может опреде­ лять природу последующих связанных с аффектом проблем. Фиксация на самом первом типе аффек­ тивных реакций (паттерн младенца) порождает яро­ стные физические аффективные "нападки". Паци­ енты (подобно доктору Е.) могут побуждаться к полной блокировке своих эмоций, как при нарко­ тической зависимости.

62 Г.Кр устал

С другой стороны, фиксация на использовании аффекта для коммуникации с другими побуждает людей иметь бессознательно обоснованную заинте­ ресованность в продолжении массивных соматичес­ ких реакций в связи с аффектами до той точки, что такие люди регулярно бывают напуганы собствен­ ными аффектами и не в состоянии использовать их в качестве сигналов (для себя). Я уже упоминал об исследованиях сценических характеров. Нижесле­ дующий случай иллюстрирует более тяжелую, од­ нако родственную проблему.

Госпожу Г. несколько раз направляли в пси­ хиатрическую лечебницу, где ей ставили диаг­ ноз различных типов шизофрении (в соответ­ ствии со вкусом лечащего врача). Работающий в штате лечебницы психиатр, направляя этот случай ко мне, подчеркнул, что в поведении этой женщины было нечто необычное, с чем он никогда не сталкивался ранее. Говоря его сло­ вами, она была склонна "к мгновенной деком­ пенсации". Что реально имело место, так это то, что в ситуациях, которые вызывали ее гнев, она приходила в ярость и ее охватывал ужас, что ее гнев заставит ее разрушить себя. В ходе развития других чувств, таких как тревога, она также сходным образом доводила свои физио­ логические отклики на данный аффект до та­ кой точки, что сама тревога начинала внушать ей ужас.

По мере прогресса анализа стало ясно, что на всем протяжении ее детства и вплоть до по­ здней юности пациентка общалась со своей ма­ терью посредством так называемых экспрессив­ ных аспектов своих аффектов. Она восприни­

мала свою мать как всемогущую и контролиру­ емую ее (дочери) эмоциональным дистрессом, а поведение матери содействовало такому пред­ ставлению о ней. Даже когда пациентка была в юношеском возрасте и стала, например, оза­ бочена по поводу свиданий, мать имела обык­ новение вмешиваться, принимать на себя ру­ ководство и уверять пациентку в том, что она станет самой прекрасной девушкой, что парни будут "сходить по ней с ума" и что они будут ее боготворить. Однако ее мать, которая выд­ вигала себя в качестве идеала красоты, добро­ ты и компетентности, не смогла достичь успеш­ ного приспособления в своем браке, в котором имели место все более бурные (но неэффек­ тивные) взрывы ярости, которые в конечном счете заставили ее разрушать себя. В то же са­ мое время, с одной стороны, у пациентки име­ ла место бессознательная фиксация на продол­ жении своих соматических аффективных реак­ ций как средства контроля над всемогущим ро­ дительским объектом, тогда как, с другой сто­ роны, она испытывала огромный страх по по­ воду аффектов, особенно агрессии, боясь, что они переполнят и разрушат ее. Ее фиксация на беспомощном инфантильном способе пережи­ вания представляла собой магическое отрица­ ние смерти матери и средство "сохранять ее живой". Лишь после того как она завершила длительный траур по своей матери, она смогла начать воспринимать свои аффекты как сигна­ лы для себя, которым внимала сама.

Вместе с таким развитием смогла начаться постепенная вербализация и десоматизация.

Часть первая — эмоции

Данный случай иллюстрирует ключевую связь юношеского развития с развитием аффектов, кото­ рое подробнее будет обсуждаться позднее. Давайте теперь начнем рассмотрение природы афф^Гектов как сигналов.

Сигнальные аффекты

Эйсслер (1953) описал пациентку, чьи "эмоции совсем не были пригодны для сигнальных целей. Всегда, когда она боялась какой-либо ситуации, ей приходилось справляться с ужасом... Аналогичным образом, она никогда не рассматривала возможность того, что другие люди могут испытывать умерен­ ные эмоции" (р.203). Такой тип затруднений широ­ ко распространен, хотят обычно в меньшей степе­ ни, чем у пациентки Эйсслера и бывает у людей со всеми типами нозологических проблем. Пациентка в нижеследующей иллюстрации случая сперва, ка­ залось, представляла другую сторону монеты"; она была крайне ригидной, компульсивной пациенткой, чья главная проблема заключалась в ее неспособ­ ности "дать волю своим чувствам".

Госпожа X. ранее обращалась за лечением к двум другим терапевтам и наконец пришла ко мне из-за непреодолимых состояний паники. Мы обнаружи­ ли, что они обычно всегда запускались ее гневом, который быстро переходил в ярость, направленную мужа или дочери. Затем она становилась

очень сердита на себя за испытывание таких чувств, и ее переполняло чувство вины. У нее также была магическая вера в могущество своих желаний, и она опасалась, что ее деструктивные желания осу­ ществятся. Чем более расстроенной она станови­ лась, тем более подавленной становилась ее само­ репрезентация, так что она воспринимала себя бес-

помощной жертвой своего грубого и отвергающего мужа, с повторным возрастанием ее ярости против него. В результате ее аффекты развивались по по­ рочному кругу раскручивающейся спирали.

Историческая основа такого паттерна реакции была в конечном счете прослежена к событиям ее раннего детства, когда она со своей матерью эваку­ ировалась из Лондона во время сильной бомбежки и пациентка испытала ужас оттого, что была поки­ нута своей матерью, а также пережила почти не­ преодолимые аффекты. Таким образом, помимо возникших в результате фантазий, она развила ужас перед аффектами, включая страх сексуального воз­ буждения. Она пыталась вести свою жизнь конт­ ролируемым, безэмоциональным образом. Однако, если она начинала осознавать у себя чувство, в осо­ бенности гнев, она становилась испуганной, и само развитие тревоги означало для нее, что у нее на­ блюдается "приступ" эмоции. Типичным образом, такие аффективные шторма становились по боль­ шей части соматическими (с минимальной идеаци- онной репрезентацией), и все более перемешанны­ ми (или недифференцированными) относительно вовлеченных аффектов.

Детская травма, в особенности в той форме, которая, как можно предположить, произошла в случае госпожи особенно вредоносна для процесса аффективного развития, как это бу­ дет обсуждаться позднее. Нас особенно инте­ ресуют аффекты, принимающие форму, кото­ рая делает их подходящими для использова­ ния в качестве сублимированных сигналов для личности. Эйсслер сходным образом утверждал, что "при поступлении сублимиро-

66 Г

ванного сигнала тревоги автоматически проис­ ходит активация механизмов или действий, которые служат цели избегания опасностей или нейтрализации их последствий" В то время как сигнальная тревога занимает особое место в отражении травмы, все аффекты дей­ ствуют как сигналы (Fenichel, Eissler 1955; Schur 1969; and Raskin, 1970). В согла­ сии с принципом множественной функции, мож­ но сказать вместе с Шуром (Panel, 1968), что сигнальная функция аффектов работает таким образом, который аналогичен "мыслительному процессу в том отношении, что также может оставаться бессознательной". В одиннадцатой главе данной книги я тщательно исследую, по­ чему преобладающие использования аффекта наилучшим образом описываются как действу­ ющие как подпороговые и автоматические.

2. Аффективная толерантность

Несмотря на то, что некоторые считают "овеществ­ ление" аффектов чем-то искусственным, клиничес­ ки полезно рассматривать способность пациента переносить аффекты адекватной интенсивности в недиссоциированной форме. В классических рабо­ тах Зетцель было установлено, что для эмоциональ­ ного роста необходима способность переносить тре­ вогу (1949) и депрессию (1965а). Говоря о

Иоффе (1969) отмечал, что "аффективная толеран­ тность значительно разнится от человека к чело­ веку, и такая вариабельность может иметь несколь­ ко различных причин..."

Аффективная толерантность включает в себя целый ряд ресурсов и действий, которые делают

возможнымсознательное переживание эмоций. Спо­ собность человека обращаться со своими эмоциями зависит от характера его представлений о самом себе и того способа, каким интерпретируются чувства. Если мы примем разницу в интенсивности эмоций как нечто само собой разумеющееся и ограничим наше рассмотрение ресурсами человека, которые позволяют ему комфортно себя чувствовать, "испы­ тывая" их, между людьми все еще останутся огром­ ные различия. Клиницистам хорошо известно, что те пациенты, которые обращаются с просьбой по­ мочь им избавиться от определенных чувств (на­ пример, от депрессии) в действительности нужда­ ются в переживании депрессии. Как правило, та­ кие пациенты обращаются к нам за помощью, по­ в порочный круг неадаптивных попыток пре­ одолеть депрессию, в состоянии злости на себя, испуга или отчаяния, в результате чего депрессия

только увековечивается.

И наоборот, люди, которые могут комфортно ис­ пытывать чувство, обычно спокойны, считая,

их состояние вполне соотносится с их жизненным что оно имеет смысл; и что, выпол­

нив свою цель или пройдя свой путь, оно прекра­ тится. Люди, которые осознают источник и смысл своих интенсивных аффектов (например, реакцию на какое-либо недавнее событие или тяжелую ут­ рату) скорее всего смогут избежать неадаптивного паттерна поведения, и эмоция будет протекать ес­ тественным, не затяжным образом. Хотя проблема чаще возникает именно с болезненными чувства­ у некоторых людей развивается страх любых эмоций, даже состояния влюбленности или сек­ суального возбуждения. Ресурсы, необходимые для ооращения со своими аффектами, включают в себя

различные объектные вложения и полное исполь­ зование функций саморегуляции.

Переносимость болезненных чувств зависит, в частности, от способности периодически смягчать их, тем самым достигая коротких периодГов удов­ летворения или передышки.

Развитие аффектов в существенной степени зависит от идентификации с родительскими фигу­ рами — объектами любви. Сходным образом при­ обретаются и паттерны аффективной толерантнос­ ти. Такая идентификация происходит главным об­ разом с матерью, которая позволяет своему ребен­ ку испытывать чувства такой интенсивности, с ко­ торыми он может справиться, однако вмешивается до того момента, когда эти чувства становятся по­ давляющими. Она приходит на помощь, если тре­ вога завладевает ребенком. Растущий ребенок пы­ тается имитировать это действие, однако груз аф­ фектов таков, что эмоции, как правило, овладева­ ют его сознанием и тогда возможность удовлетво­ рения или иного взгляда на происходящее оказы­ вается недоступной.

Значение идентификации в аффективной то­ лерантности зависит от назначения аффекта. Па­ циент с примитивным супер-эго чувствует, что депрессия — это наказание, и он должен ее сохра­ нять в качестве "подкупа" провидения, чтобы от­ вратить еще более худшую катастрофу. И наобо­ рот, идентификация с добрым родительским супер- эго содержит положение, что, каким бы ни было прегрешение, человек всегда сохраняет право на любовь и на удовлетворение своих базисных по­ требностей. Зетцель (1970) отмечала, что форми­ рование "героического" образа себя, всегда свобод­

ного от тревоги, приводит к предрасположенности к депрессии, приходящей на смену тревоге.

Для того чтобы вернуть способность к отвлече­ нию и гедонизм ребенка, некоторые люди пытают­ ся "вернуться" к органическому несовершенству мозга ребенка. Привычными способами для лю­ дей всех возрастов и мест обитания становится упот­ ребление алкоголя и других наркотиков, чтобы вре­ менно "заморозить" эмоции. Я даже высказал пред­ положение, что без алкоголя цивилизация была бы невозможна и что миф об Адаме и Еве, съевших запретный плод, в действительности относится к открытию алкоголя в упавшем и естественным об­ разом забродившем фрукте (Krystal, Moor & Dorsey, 1967). Использование наркотиков или других средств для блокировки эмоций становится пробле­ мой лишь тогда, когда оно выходит из-под контро­ ля или когда все чувства должны быть заглуше­ ны — ситуация, которая создает предрасположе­ ние к наркотической зависимости. Однако, в дли­ тельной перспективе, временное использование нар­ котиков или других средств в действительности спо­ собствует расширению способности индивида справляться со своими чувствами и поэтому явля­ ется ценным приобретением.

На основе шестилетних наблюдений, проводив­ шихся во время работы в Британской медицинской скорой помощи в годы Второй мировой войны, Зет- цель (1970) отметила, что существуют индивиду­ альные отличия в способности переносить тревогу. Солдат постоянно должен реагировать на реалис­ тически оцениваемую опасность, то есть ему необ­ ходимо функционировать в состоянии тревоги. Он не может позволить себе "блокировать" свою тре­ ибо для выживания ему нужно быть готовым

к угрозам своей жизни и к немедленному действию, сохраняющему жизнь. Вместе с тем, тревога не дол­ жна его подавлять, иначе она станет препятство­ вать эффективности его действий.

В действительности существует оптимальный уровень тревоги для любой активности. Некото­ рые люди обладают "тонкой регулировкой" этого уровня, особенно бросающейся в глаза. Как изве­ стно, психоанализ пробуждает аффективные реак­ ции. Когда появляются такие эмоции, пациент дол­ жен овладеть ими. Если пациент позволяет своим эмоциям возрастать до неконтролируемых, угрожа­ ющих размеров, аналитик сталкивается с потенци­ альной чрезвычайной ситуацией, которая может прервать терапевтическую работу (Peto, 1967). Или же, если страх пациента перед своими эмоциями привел его к развитию обширных диссоциаций аф­ фекта или к мощным внутренним запретам на вы­ ражение аффекта, психоаналитическая интерпрета­ ция остается простым клише, и ее терапевтический потенциал снижается.

Внимание психоаналитика, таким образом, не­ избежно смещается с интрапсихических источни­ ков аффектов и их формы к степени успешности пациента в обращении со своими эмоциями. Зет- цель (1970) подчеркивала значение способности переносить тревогу: симптомов трево­

ги, как в детстве, так и во взрослой жизни, часто лотциияотемклОериеьберыдсытаньоттнибихьтсмреонарсотртоиисоешкзтлагриуолауню,ьшанвкбчнеоалптниксоюртымоьдналгюенеюнонзитодаиденсвийлтои,ниссаиткбиетолмфлетакольогууйьнорнюнодыкоайпцерециянроеуюепнскзапнноасеофтаншсочофнтрнисьоеот"йкмеи,тлсу,(иьрпбвнм.рЗыЗныаоеОолвгмтйо)­-.

— эмоции 71

инцидентом. Например, пожарник с большим опы­ том работы на пожарах, возникавших при бомбеж­ ке Лондона, был потрясен и стал недееспособным, испугавшись падающего пепла от сгоревшего зда­ ния. Ретроспективно здесь можно увидеть, что его прежняя превосходная толерантность к тревоге зак­ в себе определенную, обеспечивающую его чувством защищенности, саморепрезентацию, кото­ рая включала в себя способность справляться с опас­ ностью, страхом и тревогой. Способность перено­ сит<