Страх и отвергание человеческого эгоизма
Закономерным следствием двух предыдущих подходов оказывается отвергание человеческого эгоизма, страх эгоизма.
Оклеветанный, спутанный со звериным - волчьим эгоизм человека стал жупелом.
Надо напомнить, что волк - опасен для людей. В своей стае он не уничтожает природу, бережет волчицу, бережет стаю! Добр для своей стаи.
Страх человеческого эгоизма - сам следствие отвергания женщины, тела, инициативы имеет следствием страх своих желаний; импульсов, своего неосознанного мира чувств, своего вкуса, своих выборов, своих поступков.
Страх себя оборачивается страхом чужой непохожести.
Этот страх распространяется на других людей, затрудняет отношения доверия, дружбы, признания.
Страх затрудняет взаимопонимание, мешает любить, ощущать себя любимым, затрудняет непредвзято познавать себя и другого - познавать человека.
Его проявлением становится тенденциозное подавление и своей, и других инициативы, страх выбирать и чувствовать себя выбранным. Последний означает невозможность любить и ощущать себя любимым.
Отвергание себя значит отвергание другого.
Важно, что, не сознавая этого отвергания, не зная его причин, то есть не имея ключей к нему, мы в состоянии только имитировать любовь. Или осуществлять любовь только украдкой даже от себя, не подозревая о том, без благодарности за этот дар.
Только выявив и преодолев нравственный запрет любить себя, можно дожить до самоприятия, а тогда и до приятия другого - до любви к нему.
О других последствиях страха инициативы, отсутствия культа инициативы я уже говорил и скажу ниже (см. пункт 9).
Только понимание человеком себя как представителя Человечества снимает страх перед собой и другими. Избавляет от страха перед человеческим эгоизмом.
Ведь в действительности-то человеческий эгоизм требует от нас сберечь планету. Сберечь природу. Сберечь Род человеческий, Родину, «малую родину». Сберечь свой дом, свою семью, своих любимых, своих друзей, своих детей.
Эгоизм же помогает нам и врага не бояться. Ведь будучи эгоистом, ты ясно ощущаешь себя и хорошо чувствуешь, что враг - тоже человек, как и ты.
«Возлюби ближнего, как самого себя!» начинается с решимости возлюбить, принять, а не бояться себя самого.
Оценочный подход к факту своего и чужого существования
При таком подходе - на человека и он сам на себя смотрят не как на цель общества, но как на его средство. Как на хороший или плохой инструмент. Ценят (за пользу, им приносимую, или за качества, могущие быть полезными), а не любят.
Тогда нужда в другом человеке, в людях, в себе не осознается. Не осуществляется непосредственно - ни за что, а требует обоснования пользой, достоинствами.
Не найдя обоснований, мы принужденно отказываемся от себя и от тех, без кого не можем сохраниться собой. Дети - от родителей. Супруги - друг от друга. Отказываемся от памяти, от «неполезных» чувств, от «сумасшедших идей» и от трудных новых состояний. Как в детской игре в «съедобное - несъедобное», отказываемся от всего несладкого.
В столкновении ощущаемых фактов со знаемыми, логически обоснованными, привычными догмами мы тогда предпочитаем догмы.
Игнорируем факты, чувства, предчувствия. Остаемся в мире упрощенных детских представлений.
Желая казаться себе неэгоистичными, «набить себе цену», мы тенденциозно, хоть и неосознанно, неблагодарно не помним, что берем у других. Помним только свои траты.
Отказываемся от необходимых чувств по принципу: «А за что его любить?», «За что меня любить?», «За что любить этот мир, эту жизнь, наконец?».
«Что мне дал мир или зачем я миру?!»
«Если жизнь ради жизни нам дана, то и жить не стоит!» (Л.H. Толстой. Крейцерова соната).
Не умея ответить на только что названные и другие, адресованные вкусу вопросы, мы, принужденные «логикой», отказываемся от любви к тем, без кого не можем сохраниться собой. Отказываемся от себя, от мира, от жизни!
Культ несчастья
«Христос терпел и нам велел!» - утверждение этого, превратно понятого лозунга оказалось следующим стереотипом, запрещающим естественность и здоровье. Хотя ни страдание, ни очищение никогда не были у Христа самоцелью. Он шел к людям!
Женщине, а с нею всему роду людскому, обрекшим себя на самоотречение, всем нам взамен жизни оставляется только страдать, терпеть. Оставляется гордиться страданием и ждать награды за муку. Мы научились в самой неудовлетворенности мазохистски черпать удовлетворение.
«Страданием все оправдывается!»
За отказ от себя, от эгоизма нам предлагается гордость страданием, которое «оправдает»! Будто мы при рождении осуждены и виноваты.
Насколько жестоко обвиненным надо ощущать себя, чтобы, ради оправдания, отказаться от всего другого нужного!
«Страданием все оправдывается!»
Культ страдания оставляет о счастье только мечтать, но на корню тормозить любую свою активность, которая могла бы привести к осуществлению мечты.
Мечтать можно, быть счастливым - нельзя!
Даже чувствование, а тем более действия, которые могли бы привести к счастью, предощущаютс я безнравственными. Будто осуществление мечты лишит всяких стимулов к развитию.
«Заразить можно только тем, что имеешь!»
Несчастливый заражает несчастьем как жизненным стилем.
Мы охотно притворяемся счастливыми, но не умеем, боимся ими быть.
К страдающему человеку мы относимся с уважением (о «профессиональных страдальцах» уже писал А.М. Горький). К счастливому - настороженно.
Культ страдания делает недостойным счастье, а с ним и здоровье.
Здоровый подозревается в тупом равнодушии.
Страдающий и больной уважаем и чуть только не идеал для подражания.