Неудача Символического Перезаписать Воображаемое
Наиболее известной стороной работы Лакана, по крайней мере, в англоговорящем мире является разработанная им в 1936 году концепция “стадии зеркала” 24. Коротко говоря, она связана с тем временем в жизни ребёнка, в котором он всё ещё остаётся крайне нескоординированным, то есть, собственно, набором ощущений и переживаний, которым не хватает единства. Согласно Лакану, именно зеркальное отражение впервые предоставляет ребёнку образ его собственной целостности и единства, выходящих за пределы всего того, что он к тому времени смог достичь в своём развитии. Этот зеркальный образ восхищенно инвестируется либидо ребёнка и интернализуется им, становясь ядром, моделью, формой его эго. Успешные “образы себя”, которые возвращаются к ребёнку от его родителей, учителей и других, кристаллизуются вокруг зеркального образа. Лакан рассматривает стадию зеркала как формообразующую, предоставляющую структурирующий образ, который приносит порядок в существующий до его возникновения хаос ощущений и переживаний. Она ведёт к развитию ощущения себя, предвкушая некоего рода целостность и идентичность, которым еще предстоит быть реализоваными. Именно это и позволяет ребёнку сказать: “Я”.
Тем не менее, поздняя переформулировка Лаканом стадии зеркала, совершенная в 1960 и доступная только на французском 25, обладает большим значением. Тут Лакан утверждает, что зеркальный образ инвестируется либидо и интериоризируется благодаря жесту признания родителя, который и держит ребёнка у зеркала (или наблюдает за тем, как ребёнок рассматривает себя в зеркале). Другими словами, зеркальный образ приобретает такое значение ввиду родительского признания, подтверждения, или одобрения, выраженном в кивке родителя, который уже обрёл символическое значение, или же в выражениях подобных: “да, дорогой, это ты!”, — которые обычно звучат из уст воодушевленных, любующихся родителей. Именно этим зеркальный образ отличается от того, какой властью некоторые образы обладают в животном мире. Самке голубя, например, требуется образ другого голубя (или же его обманка, или же её собственное отражение), чтобы её половые органы могли сформироваться, но одного образа уже достаточно для необходимого процесса развития. В случае людей зеркальный образ хотя и может в определенном возрасте представлять из себя некоторый интерес, как и у шимпанзе, но он не формирует эго, чувство себя, без его признания важным для ребёнка человеком 26.
Лакан связывает это утверждение с тем, что Фрейд называл, Я-Идеалом (Ichideal) — ребёнок интернализирует идеалы родителей (символически выраженные цели), и судит о себе в соответствии с ними. Действительно, ребёнок вбирает в себя то, каким образом его воспринимают родители, и начинает воспринимать себя таким же образом. Свои поступки он начинает воспринимать также, как и они, cудить о том, достойны ли его поступки уважение или же пренебрежения также, как о них судили бы его родители (или же как ребёнок считает о том, как бы его поступки судили его родители).
Таким образом устанавливается целый новый порядок: происходит реорганизация (или переорганизация) всего хаоса ощущений и переживаний, чувств и впечатлений. Регистр воображаемого: визуальные образы, аудиальные, обонятельные и прочие ощущения любого рода, а также фантазии — всё это переструктурируется, переписывается, “перезаписывается” символическим, теми словами и фразами, которыми родители описывают своё восприятие их ребёнка 27. Новый символический, или лингвистический, порядок заменяет собой предыдущий воображаемый порядок, что и позволяет Лакану говорить о господстве и определяющем характере языка в человеческой жизни. Именно в этом и состоит суть его критики определённых форм теории объектных отношений 28, которые, по его мнению, фокусируются на воображаемом порядке или же наборе отношений, которые фактически замещаются символическим, и потому недоступны психоанализу, единственной средой которого является речь.
Перезапись воображаемого символическим (“нормальная” или “обычная невротическая” участь) приводит к вытеснению или, по крайней мере, подчинению воображаемых отношений, для которых характерна агрессивность и конкуренция, отношениями символическими, в которых доминируют вопросы идеалов, фигур власти, закона, достижений, вины и тд. Эта перезапись связана с понятием комплекса кастрации, который, в случае мальчиков, приводит к упорядочиванию или иерархизации влечений под влиянием (или же, повторяя слова Фрейда 29, “тиранией”) генитальной зоны. Беспечная полиморфная сексуальность ребёнка мужского пола оказывается организована посредством отцовской функции, осуществляющей вытеснение его эдипальной связи с матерью. Отец (который в работах Фрейда является преимущественно символическим отцом, требовательным и запрещающим отцом) осуществляет социализацию детской сексуальности — он требует от ребёнка соответствия его сексуальности культурно приемлимым (то есть символическим) нормам.
Согласно Фрейду, эта перезапись имеет место и в случае перверсии: их полиморфная сексуальность также уступает иерархизации влечений, но под влиянием зоны, отличной от генитальной — оральной, анальной, скопической и тд. Подобным же образом, согласно лакановской мысли, воображаемое перверта пережило определённую перезапись рода, но не аналогичную невротической, и, тем не менее, проявляющуюся в упорядочивании или структуризации воображаемого.
В психозе подобная перезапись не происходит. На теоретическом уровне мы можем заключить, что это связано с неудачным установлением Я-Идеала, не функционированием отцовской метафоры, непринятием комплекса кастрации, и с множеством других причин. Важным моментом тут является то, что в психозе воображаемое продолжает доминировать, а символическое, в той степени в котором оно было усвоено, испытывает сильное влияние воображаемого, другими словами, оно усвоено не как радикально иной порядок, переструктурирующий предыдущий, но как сугубо имитация других людей.
Если Я-Идеал служит скреплению чувства себя, сцеплению с одобрением или признанием родительского Другого, его отсутствие приводит к неустойчивому чувству себя, к образу себя, способному в определенные моменты исчезнуть или испариться. Рэйчел Корде (Rachel Corday), снявшая очень назидательное видео с описанием её непосредственного психотического опыта “Losing the thread” (Insight Media, 1993), повторяет в нём свои слова о том, как она “теряла ощущение себя” во время психоза, сравнивая себя с шаром, который поднимается высоко в небо, и который она не может словить. Она говорит, что в таком состоянии у неё не было никакого отношения к другим вещам, так как не было никакого Я для этого, никакого распознаваемого центра преднамеренности. “Всё в реальности распадалось, включая моё тело”, — говорила она, описывая то, насколько ей было трудно переходить от одного к другому без “CEO в её офисе”, это гомункула, известного как эго, благодаря которому мы чувствуем, что наши тела целостны и гармоничны. Все нервы, мышцы и сухожилия её тела находились во всё той же связи, как и ранее, когда она могла совершать сложные движения, но распадалось её ощущения себя, которое и позволяло телу функционировать как целому 30.
Кордей говорила, что она говорила себе: “Успокойся”, — о чём-то подобном говорят и другие пациенты (например, Жерар Примю, у которого Лакан брал интервью в “A Lacanian Psychosis” 31), когда пытаются описать это ощущение ускользания себя. Такая дизинтеграция эго не всегда проходит в психозе столько полностью, и чаще мы сталкиваемся с смешением себя и другого, сложностью определить кто же говорит. Кордей утверждала: “Я не знаю, откуда приходит мой голос”. Границы эго не просто “подвижны”, как обычно о них говорят в случае невроза, но фактически отсутствуют, что приводит к опасному чувству того, что другой человек или сила пытаются занять моё место 32. Без именующей и разделяющей помощи языка, когда его структура усвоена, а не имитируется 33, доминируют воображаемые отношения, как мы далее и увидим.