Глава 12. Жестокий мужчина и система правосудия

...

― У него условный срок за нанесение мне побоев, но он ведет себя так, как будто это ничего не значит.

– Его арестовывали четыре раза, но всегда выпускали.

– Я позвонила в полицию и сказала, что он нарушил ограничительное предписание суда, но они сказали, что поскольку он в этот раз не проявлял насилия и не угрожал мне, нарушение слишком мало, чтобы они предприняли что-то против него.

– Окружной прокурор хочет, чтобы я дала показания, но я никогда больше не пойду в этот суд. В последний раз адвокат со стороны защиты унизил меня. Овчинка не стоит выделки.

– Судья сказал мне, что мы должны пойти на консультации для пар, чтобы наладить наши отношения.

– Он посылает мне из тюрьмы письма, которые меня пугают. Что делать?

В основе переживаний большинства женщин, подвергшихся жестокому обращению, лежит страх. Страх перед тем, что он сделает, если вы выступите против него, если узнает, что вы проводили время со своими друзьями, которых он ненавидит. Страх перед тем, что он может сделать детям. Страх снова забеременеть от него. Страх перед его местью за попытку уйти от него.

Иногда женщина может описать, чего она боится, потому что запугивание и грубость ее партнера следуют определенной схеме. Вы можете испытывать страх перед его нападками, или его яростью, или его презрением и отвращением к вам. Если он проявляет физическое насилие, вы можете приходить в дрожь при воспоминаниях о его искореженном ненавистью лице…

В других случаях страх не имеет названия. Вы можете так описывать это своей подруге: «Я не знаю, что он сделает, но это будет что-то ужасное». Ожидание наказания может быть еще тяжелее, если вы не знаете, что это может быть. Даже тот, кто никогда не применял физического насилия, знает, что всегда бывает первый раз – и он прекрасно понимает, что вы тоже об этом знаете. Поэтому он ищет путей, возможно, открытых, возможно, тайных, чтобы напомнить вам, что не надо «доводить его до крайности», иначе…

Страх со временем аккумулируется. Когда тот, кого вы любите, пугает вас в двадцатый раз – это совсем не то, что в первый. Вы приходите в ярость, или вас это парализует, или вы цепенеете, или все это одновременно. Вы чувствуете, что вам все труднее понять, что делать.

Если ваш партнер пугает вас физически или посягает сексуально, одна из возможностей защитить свои права и безопасность – обратиться к правосудию: вызвать полицию, пойти в суд и попросить ограничительное предписание. Ограничительное предписание может потребовать от агрессора покинуть дом, даже если он записан на его имя; не приближаться к вам; не иметь с вами никаких контактов.

Когда женщина рассматривает возможность обратиться в полицию или суд, что-то внутри нее восстает против этого. Это мужчина, которого она любит – по крайней мере, когда-то любила, – с которым прожила годы, делила взлеты и падения, от которого у нее дети. Она думает: «Я собираюсь получить предписание суда против этого мужчины? Я хочу, чтобы его арестовали? Чтобы посадили?» – и выкидывает эти мысли из головы. « Проблемы отношений решаются путем разговора, или с помощью консультаций, или через временную разлуку , – говорит она себе, – а не с помощью закона, судей и департамента полиции».

Но если партнер продолжает пугать ее – а прекращение крайне нетипично для пугающего поведения, если оно уже проявилось, – рано или поздно она почувствует, что самой ей не справиться, и обращается за помощью к правосудию.

Она может столкнуться с правосудием и не по своей воле. Полицию могут вызвать соседи, случайные свидетели или дети. В наши дни соседи гораздо реже затыкают себе уши и притворяются, что ничего не происходит.

ВОПРОС 17: КАК ЕМУ УДАЕТСЯ ИЗБЕГАТЬ ОТВЕТСТВЕННОСТИ?

Различные игроки в системе правосудия

Звонок в полицию или визит в суд с иском об ограничительном предписании – смелый и потенциально придающий силы шаг. Но жертва жестокого обращения может столкнуться с весьма неприятными сюрпризами. Хотя система правосудия должна быть ей другом и защитником, некоторые должностные лица, кажется, забывают о своих обязанностях. Правовая реакция на жестокое обращение предполагает участие многих действующих лиц, у каждого из которых есть потенциальная возможность помочь женщине – или провалить дело. Если в ваш дом вызвана полиция, на ней лежит ответственность за обеспечение безопасности – вашей и ваших детей – и арест агрессора, если он применил насилие или угрожал вам. Если он нарушил ограничительное предписание, полиция должна увести его, даже если он «совершил только техническое нарушение» предписания или у него есть «уважительная причина», например его заявление о том, что вы сами позвонили ему и попросили прийти или что он просто хотел занести подарки детям.

Если полиция не арестовала нарушителя или вы не вызывали ее, ответственность передается судебным органам, которые должны выдвинуть обвинение против него. Если вы сообщаете в суд, что подверглись нападению или угрозам или что ваш партнер нарушил требования ограничительного предписания, ваше слово является свидетельством . Суды имеют право предъявить обвинение исключительно на основании сообщения жертвы и делают это, но, увы, в случаях бытового насилия и сексуальных притязаний могут идти на это крайне неохотно. Суды приберегают особый скептицизм в отношении женщин, сообщающих о жестоком обращении со стороны их партнера. Предубеждение против женщин до сих пор не искоренено в некоторых судах, даже среди женской части сотрудников.

Если суд выдвигает обвинение, рычаги управления переходят к прокурору. Его работа состоит в том, чтобы отнестись к преступлению столь же серьезно, как если б о нем заявил незнакомый с нарушителем человек, и поддержать обвинение со всей добросовестностью. То, что обвиняемый – ваш партнер, не должно иметь значения, точнее, должно заставить прокурора рассматривать нарушение как более опасное. Переговоры между прокурором и жестоким мужчиной, не касающиеся центрального вопроса жестокого обращения – например, по соглашению о снижении серьезности обвинения, если обвиняемый обратится к психотерапевту, или о снятии обвинения, поскольку пара разошлась «и проблемы больше нет», – в данном случае неуместны. Однако иногда они закрадываются.

Теперь перейдем к судье, который не только выносит судебное решение, но и, если это не суд присяжных, признает мужчину виновным или невиновным. Будет ли судья применять те же стандарты доказательности, которые используются для других случаев, или предъявит более высокие требования к доказательствам для случаев бытового насилия или сексуальных притязаний? Исследования показывают, что судей и присяжных труднее убедить вынести приговор по факту жестокого обращения из-за предубежденности в отношении заявителя, а также из-за заблуждения, что данный «тип» мужчины не соответствует означенному преступлению.

Судья – это также лицо, выдающее или отказывающее в выдаче ограничительного предписания для защиты женщины. Некоторые судьи внимательно прислушиваются к жалобам истицы, другие считают, что женщина преувеличивает. Заметное число судей выдает ограничительные предписания агрессорам, чтобы они использовали их против своих жертв, или выдает взаимные ограничительные предписания, что является признанием заявления жестокого мужчины о том, что его партнерша делит с ним ответственность за его пугающее поведение.

Наконец в дело вступает отдел пробации (уголовного надзора) суда. Бытовые агрессоры редко попадают в тюрьму до третьего или четвертого приговора , что, как правило, означает еще пять, десять, а то и больше арестов . Таким образом, чиновник из отдела пробации становится тем, кто определяет, почувствует жестокая личность тяжесть последствий своих действий или продолжит двигаться по наклонной. Я знаю сотрудников службы надзора, которые посылали бытовым агрессорам недвусмысленное сообщение: «Бытовое насилие – серьезное нарушение. Я не позволю вам уйти от ответственности, обвиняя свою жертву; именно вам необходимо провести серьезную работу над собой». Но я также работал и с другими, кто негласно приятельствовал с агрессором, кого связывало с ним убеждение, что в системе правосудия существуют мужененавистнические настроения, и кто сигналил домашнему тирану, что он может не принимать всерьез программу борьбы с бытовой жестокостью, говоря нечто типа: «Просто покажитесь на занятиях столько раз, сколько требуется, и мы снимем вас с надзора».

Входная дверь в отделение полиции и здание суда порой ведет в холодный и враждебный мир. Полиция и суды могут быть слабо подготовлены к реакции на человека, страдавшего от хронического и терроризирующего жестокого обращения. Даже если они не говорят и не делают ничего недоброжелательного, их бесцеремонная деловая манера может показаться холодной пощечиной женщине, ищущей освобождения от психологических нападок и запугивания. И, к сожалению, слишком часто они разделяют позицию жестоких мужчин. Бессчетное количество женщин говорили мне: «Я хотела бы, чтобы те люди в суде пожили моей жизнью один день и посмотрели, как это».

С другой стороны, доброе слово, полезная книжка, терпеливое выслушивание могут глубоко тронуть жертву жестокого обращения. Все чаще женщины говорят: «Полиция обращалась со мной очень хорошо: они поговорили со мной наедине, спросили, что произошло, и рассказали мне, где я могу получить помощь» или «Судья сказал мне, чтобы я, не колеблясь, приходила вновь, если возникнут новые проблемы или если мне понадобится дополнительная защита». Гуманная, интеллигентная реакция официальных лиц способствует не только внешней свободе женщины. Она утверждается в своих чувствах, что поднимает ее дух. Она уходит с мыслями: « Возможно, все не так, как он говорит. Возможно, некоторым людям не все равно. Возможно, я не настолько плоха, чтобы громить меня постоянно. Возможно, он не может одурачить всех». И зарождающаяся уверенность, что жизнь может быть наполнена не только грубостью и презрением, становится немного сильнее.

На следующих страницах мы увидим, как жестокий мужчина смотрит на систему правосудия и маневрирует в ней, пытаясь помешать партнерше получить помощь и стараясь избежать ответственности за свои действия. Вооруженное этими знаниями общество имеет большие шансы заставить полицию, суды и прокуроров добросовестно выполнять свою работу и стать частью решения проблемы жестокого обращения, а не частью самой проблемы.

Что жестокий мужчина думает о законе и наказании за правонарушения

Мои клиенты поддерживают закон, запрещающий бытовое насилие, покуда прилагают его к другим. Каждый из них имеет свое представление о том, кто такой «настоящий бытовой агрессор», и это уж точно не он. В их мозгу «бытовой агрессор» более жесток и пугающ, чем они сами, а его партнерша – «симпатичная леди», не заслуживающая жестокого обращения. Десятки моих клиентов говорили мне: «Я не такой, как те парни, которые приходят домой и бьют своих жен ни за что». Мужчина, преуменьшающий и оправдывающий свою жестокость, испытывает шок, когда полиция арестовывает его или суд выдает ему предписание покинуть собственный дом. Он приходит в ярость от несправедливости системы: «Почему я , когда вокруг столько насильников? Это же смешно!»

Поскольку он не может принять идею, что он жесток, ему необходимо обнаружить что-то неправильное в остальных – это еще один пример того, как жестокий мужчина моет зеркало, увидев в нем свое грязное лицо. Его мышление кишит искажениями вроде следующих:

♦ «Она сильно преувеличивает то, что я сделал».

Первая линия его психологической защиты – поставить под сомнение ее честность и обвинить ее в расчетливости: «Она сказала полиции, что я ударил ее кулаком в лицо , поскольку знала, что так я буду выглядеть настоящим негодяем. Я только дал пощечину, не сильнее, чем она ударила меня». Да уж, но тот факт, что она помнит инцидент иначе, не означает, что она не права. Кстати, воспоминания женщины, подвергшейся жестокости, о случившемся, как правило, точнее и отчетливее, чем у мужчины, из-за гипернастороженности, с которой люди реагируют на любую угрозу. Но даже если в этот раз он технически прав и его рука не была сжата в кулак, какая разница? Он ударил ее достаточно сильно, чтобы это заставило ее думать , что удар был нанесен кулаком, поэтому он не может претендовать на мою симпатию. Но даже пощечины достаточно, чтобы травмировать женщину и вызвать у нее страх.

♦ «Судья даже не хочет слушать о том, что она сделала. В суде мужчина автоматически не прав, поэтому женщина может делать, что хочет».

Жестокий мужчина считает обоснованным применение запугивания, «когда оно всерьез напрашивается», поэтому он крайне разочаровывается, когда суд не считает его оправдания удовлетворительными и даже не хочет его слушать. Он убежден, что если уж суд намерен предпринять действия против него за запугивание партнерши, то он должен одновременно обрушиться на нее за то, что она общается со своими друзьями, которых он ненавидит, отвечает ему, когда он говорит ей заткнуться, отбивается физически, когда он бросается на нее или угрожает ей, или за все остальное, что ему не нравится.

♦ «Система правосудия контролируется женщинами».

Даже в наши дни мужчины доминируют в системе правосудия: в полиции, прокуратуре, суде, службе надзора. В законодательных органах штатов до сих пор диспропорционально много мужчин. Как в таком случае бытовой агрессор приходит к сильно притянутому за уши заключению, будто женщины как-то прячутся в тени и дергают за нити, чтобы заставить его страдать от наказания за его действия? Этот абсурд возникает по двум причинам. Во-первых, у него уже есть укоренившаяся привычка обвинять женщин в своем поведении. Поэтому когда общество пытается внушить ему мысль, что он должен отвечать за свои поступки, он просто расширяет сферу действия машины, раздающей обвинения, на всех женщин. Во-вторых, если он не будет обвинять женщин, ему придется признать, что большая часть мужчин против того, что он делает. Культурные ценности меняются, медленно, но уверенно, и бытовые агрессоры не могут уже рассчитывать, что другие мужчины прикроют им спину.

♦ «Меня никогда не наказывали за жестокое обращение. Это не должно внезапно случиться сейчас».

Придя в себя после первого шока от вторжения закона в его частные владения, жестокий мужчина возвращается к своим глубинным убеждениям, что может уйти безнаказанным. Он начинает манипулировать членами суда так же, как манипулирует партнершей и окружающими. Увы, его чувство собственной неуязвимости – не такое уж заблуждение, как может казаться. Манипулятор вкрадывается в доверие умопомрачительно хитрыми путями. И жестокий мужчина, прошедший через суд, часто становится значительно хуже, чем был бы, если б никогда не был арестован. Он чувствует подтверждение своей уверенности в том, что ему «ничего не пришьешь», и ощущает себя защищенным, в результате чего его жестокое поведение может усилиться.

♦ «Ничто меня не остановит».

Это последнее убеждение, не столь распространенное, свойственно тому небольшому числу бытовых агрессоров, которых не впечатлили правовые последствия. Мужчины этого типа находят способы проявлять жестокость и контроль даже из тюрьмы, либо посылая письма, либо передавая сообщения через друзей, чтобы держать женщину в страхе. Тюрьма не убеждает их, что они делают что-то не так. Она только разжигает их аппетит для мести. Мы все должны быть настороже и принять дополнительные шаги для подготовки к выходу на свободу дьявольски упрямого агрессора.

Держите в уме вышеперечисленные концепции, когда мы будем рассматривать подход жестокого мужчины к правовым ситуациям, в которых он оказывается. Его действия неотвратимо вытекают из его мышления.

Полиция на пороге

Всякий, кто верит, что домашние агрессоры теряют контроль над собой, должен видеть, как они себя ведут, когда в дом входит полиция. Сотни женщин говорили мне: «Он будто щелкает выключателем. Полиция приезжает, и он становится холодным, как огурец. А я вне себя, и, конечно, они думают, что это со мной что-то не так. Они не верят, что он так быстро успокоился». Если б у агрессоров действительно были серьезные проблемы с управлением гневом, если б они и впрямь были столь уязвимы эмоционально или глубоко травмированы в детстве, как они часто говорят, они не могли бы выключить себя как кран, как только полицейский постучал в дверь.

Жестокие мужчины рассказывают полиции истории о своей тяжкой доле и непонимании, о жене – истеричке или алкоголичке – и беспомощном добряке, пытающемся предотвратить катастрофу. Наиболее распространенные истории – это вариации на следующие темы:

♦ «Это был просто спор, никакой драки».

Он надеется, что полиция проигнорирует перевернутые стулья, разбитые тарелки или царапины на руках женщины (или его руках). Он считает, что его партнерша будет слишком напугана, чтобы сказать правду, или что она чувствует себя обязанной защитить его.

♦ «Она била меня, пока я пытался выйти из квартиры, и все, что я делал, – отталкивал ее с пути, чтобы выбраться».

Много ли женщин будут пытаться не выпустить из дому мужчину, находящегося в ярости? Не многие, если, конечно, мужчина не грозит совершить самоубийство или напасть на кого-нибудь из ее родственников и друзей. В редких случаях, когда мой клиент говорит правду о том, что его выход был для него заблокирован, у него все равно оставались другие возможности, помимо нападения, включая возможность выйти через заднюю дверь. Я не встречал еще ни одного мужчины, который сказал бы мне, что он не мог добраться до телефона и позвонить с просьбой о помощи, например, как это случалось с сотнями их партнерш.

Бесчисленное количество моих клиентов говорили о самообороне, но затем подтверждали, что не были напуганы или травмированы партнершами, как не могли женщины успешно контролировать их движения или не дать им сказать того, что они хотели сказать. Это не самооборона, а ответные удары. Среди двух тысяч клиентов, с которыми я работал, я могу вспомнить только одного, у которого были проблемы с серьезным насилием со стороны его жены, не являвшиеся реакцией на насилие с его стороны, но даже он не особо ее боялся.

♦ «Она была пьяна и собиралась сесть за руль, поэтому я пытался отобрать у нее ключи».

Это оправдание довольно хитрое, поскольку женщины, подвергающиеся жестокому обращению, иногда имеют проблемы с алкоголем или наркотиками. Но ее зависимость не повод продолжать проявлять к ней жестокость. К несчастью, если женщина со всей очевидностью находится в состоянии интоксикации, когда приезжает наряд, полицейские могут склониться к тому, чтобы поверить мужчине. Однако я обычно обнаруживаю, что причина, по которой она пыталась покинуть дом, состояла в том, что он наращивал вербальную атаку и она пыталась избежать физического нападения, приближение которого чувствовала.

♦ «Она сказала, что если я не дам ей денег, она заявит в полицию, что я ее бил».

Я слышал эту историю от моих клиентов так часто, что стал задумываться, не заканчивали ли они все одну и ту же Академию Жестокости. Не знаю случая, когда это заявление было бы правдой, даже когда мужчина уверял, что у него есть свидетели.

♦ «Я просто вступился, чтобы уберечь наших детей от ее жестокости».

Ситуация, в которой неагрессивному мужчине приходится силой защищать ребенка от нападающей на него матери, может возникнуть, но он бы сделал это, уведя ребенка, а не набросившись на мать.

Довести ложные обвинения в бытовом насилии через весь процесс вплоть до вынесения приговора исключительно трудно. Если мстительная женщина действительно хочет устроить мужчине неприятности, существуют способы сделать это гораздо эффективнее, с меньшими временными затратами и с меньшим риском провала. Нет ни малейшего доказательства, что уровень ложных обвинений в бытовом насилии выше, чем для всех остальных видов преступлений. Фактически исследования предполагают, что он ниже.

Когда бытового агрессора обвиняют в нарушении ограничительного предписания суда, у него наготове комплект объяснений:

♦ «Мы случайно оказались там в одно время. Откуда я знал, что она там будет?»

Определяя законность этого оправдания, я заметил, что мужчины, которые решительно настроены соблюдать ограничительное предписание, всегда находят способ держаться от женщины на расстоянии, в то время как другие, кажется, «просто случайно» нарушают предписание раз за разом.

♦ «Я не знал, что не могу послать даже письма».

Даже когда это оправдание является правдой, оно демонстрирует пренебрежительное отношение мужчины как к своей партнерше, так и к суду, поскольку это означает, что он не потрудился прочитать предписание. И ему не нужен адвокат, чтобы проанализировать утверждение «Не вступать в контакты с истцом» .

♦ «Я позвонил детям – я ужасно по ним скучаю. Я не видел их уже два месяца».

Никакое другое оправдание не играет на струнах сердца полиции и суда так сильно, как это. Несколько моих клиентов, использовавших это оправдание, в действительности имели право посещения, но решили не пользоваться им, поскольку их не устраивали условия. Они говорили: «Если я могу видеть их только раз в неделю или если я должен встречаться с ними под наблюдением, я лучше не буду видеться с ними вообще». Довольно странно для таких преданных отцов, какими они себя заявляют.

Даже когда мать или суд действительно запретили агрессору посещение детей, он отлично знает, что он делает, когда звонит, и как перепугается мать. Если его забота о детях так велика, как он об этом заявляет, он может доказать это, делая то, что его детям больше всего от него нужно – всерьез займется решением своей проблемы жестокого обращения.

Когда полиция приезжает в дом по вызову, женщина иногда начинает покрывать своего партнера. Представьте себе ее положение: она знает, что через несколько минут полиция покинет ее дом и она останется совершенно одна, с агрессором или без него. Если полиция его арестует, то это только вопрос времени, когда он вернется домой еще более злой, чем раньше. Она рассчитывает, что безопаснее всего быть на стороне партнера. Если она будет с ним в одной команде, он не разорвет ее на куски, когда полицейская машина исчезнет в конце улицы. Если даже она сама позвонила, она не обязательно ждет его ареста. Большинство женщин звонят, чтобы разрядить пугающую ситуацию. Они хотят, чтобы полиция остудила мужчину, и, как правило, будут рады, чтобы его забрали из дома на ночь. Но тюрьма, пусть на день или два? Мало кто из женщин этого хочет.

В то же время женщины заметно более часто говорят полиции правду, чем 15 лет назад. Хотя агрессор может сказать: «Ты посадила меня в тюрьму!» – правда в том, что он сам себя посадил. С какой стати вы должны терпеть жестокость ради того, чтобы защитить его от боли или унижения? Он знает, что ему нужно изменить, чтобы не надо было вызывать полицию в следующий раз. Ему решать.

Я не говорю, что вы должны стоять неподвижно, когда полиция арестовывает вашего партнера, если вы боитесь, что он может убить вас, когда выйдет. Каждой женщине необходимо принимать свое решение, основываясь на том, что она знает о состоянии своей безопасности. Вы лучше всех знаете своего партнера. Вы по собственному опыту знаете, что система правосудия не берет на себя обязательства контролировать его поведение и что вам необходимо искать альтернативные стратегии безопасности, например планирование побега.

Получать ли ограничительное предписание?

Практически на всей территории США и Канады женщина, подвергшаяся физической жестокости, сексуальному посягательству или физическим угрозам со стороны своего партнера, имеет право подать заявление на судебное решение о защите, предписывающее партнеру держаться от нее на расстоянии. (Чисто психологическая жестокость без этих элементов угрозы и посягательств в общем случае не подпадает под законы, регулирующие выдачу защитного предписания.) Однако в некоторых регионах существуют важные пробелы в правовых возможностях, например, в ряде штатов женщина не может получить ограничительное предписание в отношении партнерши-лесбиянки, или если она не жила вместе с партнером или не была за ним замужем. Кое-где, увы, за такое предписание необходимо немало заплатить.

Вопрос, стоит ли получать ограничительное предписание и если да, то когда, сложен, и никто не сможет вам на него ответить. При принятии решения учтите следующее:

1. Боится ли он полиции, судов и тюрьмы? Если да, то ограничительное предписание может заставить его держаться от вас подальше. Если нет, предписание может спровоцировать его на ухудшение поведения. У меня были клиенты, которые реагировали на ограничительное предписание, как быки на красную тряпку.

2. Ваша главная проблема в том, что он запугивает вас, пытается ударить или изводит словами, или вы боитесь, что он сделает нечто еще более серьезное? Ограничительные предписания могут остановить агрессию, но вряд ли остановят агрессора, покушающегося на убийство. Если вы опасаетесь худшего, необходимо предпринять комплексные шаги для обеспечения безопасности (см. раздел «План обеспечения безопасности» главы 9), которые могут включать в себя ограничительное предписание в качестве одного из пунктов обширного плана , и даже в этом случае только если вы уверены, что оно принесет пользу вашей безопасности .

3. Можно ли ожидать поддержки от судов и полиции в вашем регионе? Предпримут ли они серьезные действия, если он нарушит предписание? Поверят ли вам, если вы сообщите им о нарушении предписания? Ограничительное предписание может принести больше вреда, чем пользы, если система правосудия не готова обеспечить вам тылы.

Порой ограничительное предписание приносит женщине большую пользу. Но все жестокие мужчины разные. Случается, что женщины жалеют о том, что получили предписание, поскольку оно делает их жизнь еще страшнее. Советую поговорить с юристом до того , как принимать решение о подаче заявления на такое постановление. И независимо от того, будете ли вы подавать такое заявление, обязательно предпримите также другие меры по обеспечению вашей безопасности. Ограничительное предписание должно быть частью большого плана обеспечения безопасности (см. раздел «Как безопасно уйти от жестокого партнера» главы 9).

Если они арестуют его, что потом?

Как только агрессора выпускают из-под стражи, за которым должно последовать привлечение к суду, он обычно стремится: 1) убедить женщину отказаться от обвинений или не свидетельствовать в пользу обвинения, если оно уже официально предъявлено, и 2) добиться самых легких из возможных последствий от суда.

Один из моих первых клиентов, огромный байкер Фил, посвятил меня во множество своих приемов. Он добровольно присоединился к моей группе после ареста за нападение на свою подругу Бетти. Он был весьма неприятен из-за своей надменности и позы «да мне ваще все фиолетово». Но проходили недели, он смягчался и начал здраво комментировать рассказы других членов группы. Бетти сказала, что начала видеть ту сторону Фила, которая исчезла на несколько лет: он стал спокойней, больше слушал ее, уходил, когда возникали споры, вместо того чтобы пугать ее. Еще важнее для нее было то, что он однажды починил забор ее сестре – «стерве», с которой два года отказывался говорить. И Бетти была счастлива, что его участие в нашей программе оценивалось хорошо.

Однако две вещи настораживали Бетти. Как-то они заспорили, что довольно редко случалось в последнее время, и он начал кричать: «Я завяз в этих судебных дрязгах, потому что ты настучала в полицию!» Этот выпад не соответствовал раскаянию, которое он демонстрировал в остальные дни. Однако на следующий день он извинился и назвал свое поведение «возвратом к прошлому». Пару недель спустя он сказал Бэтти низким рычащим голосом: «Если ты продолжишь давать показания против меня, ты очень пожалеешь». Позже он настаивал, что имел в виду только, что она будет испытывать чувство вины за то, что обращалась с ним «как с преступником», но Бетти продолжала чувствовать, что он имеет в виду нечто большее.

Ко дню слушанья в суде Фил был хорошим уже три месяца подряд. Бетти рассказала об этих изменениях судье, и Фил описал свое участие в нашей программе, сказав, что он принял тот факт, что у него есть проблема, над которой он должен работать. Судья был впечатлен тем, что Фил пошел в коррекционную программу по собственной инициативе, не ожидая от суда мандата на посещение. Обвинения были сняты.

Фил и Бетти вместе спустились из зала суда… И вдруг Фил ухмыльнулся и сказал: «Ну, я думаю, хватит быть Хорошим парнем». И он сделал это. Он больше не появлялся в коррекционной группе. Со следующего дня жизнь Бетти вернулась в прежнюю колею.

Наблюдая постоянный поток клиентов нашей программы, следующих по пути Фила, мы приняли правило не позволять мужчинам приступать к программе между арестом и вынесением судебного решения. Мы не хотим быть еще одним инструментом, используемым мужчинами для манипулирования партнершами и для того, чтобы избежать законного наказания за свои действия.

Женщины часто ругают себя за то, что не стали доводить до конца дело с обвинением: «Какой же идиоткой я была. Какого черта я поверила его обещаниям! Я должна была идти до конца и дать показания. Теперь посмотрите, в какой я заднице». Остановитесь на мгновение: почему вы считаете своей виной то, что он такой убедительный, что он знает, как запутать ваш разум, что он годами собирал информацию о ваших уязвимых местах и знает, как играть на них? Вы не виноваты в его манипуляциях. В том-то и беда, что он знает, как прятаться в постоянно меняющейся тени. Если бы жестокую личность было бы легко вычислить, не было бы женщин, подвергающихся жестокости.

Если вы не можете иметь дело с системой, которая не понимает ваших потребностей, это не ваш недостаток. Помните, что ваше решение отказаться от ограничительного предписания или обвинений не означает, что вы не можете прибегнуть к правовой защите позже.

Суд вынес приговор

Мои клиенты, кажется, имеют девять жизней, когда дело заходит о том, чтобы избежать тюрьмы. Я десятки раз сотрудничал с отделом пробации, прокурорами и судьями, и мне стало ясно, что суды, увы, очень медленно избавляются от убеждения, что любой мужчина «неизбежно рано или поздно сорвется с катушек, если жена будет доводить его», что «алкоголь порождает жестокое обращение» и что «женщины часто преувеличивают из-за истеричности или мстительности». Эти предрассудки создают идеальные условия для природной способности жестокого мужчины лгать и вызывать симпатию.

Сроки за физическое насилие в отношении жен и подруг в среднем короче, чем за нападение на незнакомых женщин, хотя насилие над партнершей приводит к более серьезным травмам и чаще заканчивается смертью, чем драки между мужчинами. Суды не хотят отправлять бытовых агрессоров в тюрьму, поскольку считают их заслуживающими сострадания и еще потому, что часто принимают обвинения в адрес жертвы за обоснования мужского насилия.

Устаревшие взгляды не сдаются. Несколько лет назад после занятий с судьями ко мне подошел судья и сказал: «Хорошо, я понял насчет тех, которые избивают своих партнерш до полусмерти. Но как насчет парня, который просто толкнул ее? Я не могу предъявлять ему бытовое насилие. Что делать-то в таких случаях?» Я попытался объяснить, каким шокирующим и пугающим может быть такой мужской толчок для женщины, но его восприятие уже не работало!

Я видел судей и похуже – они, казалось, больше злились на женщин за сообщения о насилии, чем на мужчин, которые его учинили. Но я работал и с другими – уважительно выслушивавшими обе стороны и выносившими решения на основе фактов, а не предубеждений. Признавая мужчину виновным, они решительно говорили с ним о серьезности его правонарушения, отвергали его оправдания и назначали адекватные наказания. Я говорил с судьями, которые предпочитали выносить бытовым агрессорам строгие устные предупреждения вместо применения санкций. Но мужчина рассматривает лекцию судьи как шутку, если за ней не следует наказания. Он делает покаянное выражение для суда, но на всем пути домой улыбается самодовольно и самоуверенно…

Я, однако, не ратую за длительные тюремные сроки для бытовых агрессоров. Жестокие мужчины, проводящие слишком много времени в тюрьме, вынашивают обиды на женщину и планируют реванш. Тюрьмы не помогают мужчине преодолевать деспотическое отношение к женщине. Там царит самая антифеминистская атмосфера на планете. Однако судам придется преодолеть свое нежелание отправлять бытовых агрессоров в тюрьму, если они хотят заставить их остановиться и подумать. Короткий срок в сочетании с долгим испытательным после освобождения и участием в коррекционной программе может обеспечить мощную мотивацию для решения проблемы. Тюремное заключение, включающее несколько выходных – так, чтобы мужчина мог продолжать приносить деньги в семью – следует использовать в качестве меры пресечения в его первом приговоре за любое правонарушение, квалифицированное как бытовая жестокость. Каждое последующее правонарушение должно вести к более длительному заключению и более высокому штрафу, чем предыдущее, в соответствии с принципом «ступенчатого» наказания, который применяется для случаев управления автомобилем в нетрезвом состоянии. К сожалению, такой подход редок в наши дни.

Важной частью приговора любого мужчины, признанного виновным в бытовой жестокости, должен быть длительный период – не меньше года – участия в коррекционной программе для лиц, склонных к жестокости. Она не может быть заменена психотерапией или обучением управлению эмоциями, поскольку эти службы не рассчитаны на работу с тем спектром схем поведения, которые формируют жестокость, и теми психологическими установками, которые ими движут (см. главу 3). В главе 14 мы рассмотрим, как работает компетентная коррекционная программа.

Жестокая личность на испытательном сроке

Патрик, консультант по проблемам жестокого обращения, был пылок и смел, но и он сам, и его клиенты всегда помнили, насколько он молод – ему было 23, а выглядел на 19 – и мал ростом. Мы предполагали, что рано или поздно его попытаются запугать. И действительно, однажды, когда Патрик устанавливал порядок в группе, мужчина потребовал от Патрика выйти с ним на пару ласковых. Он всем видом показывал, какое удовольствие он получает от возможности почесать кулаки. Однако Патрик вежливо попросил мужчину покинуть зал. Клиент подумал и… вышел.

Мы сообщили об инциденте в суд и ждали, как скоро этот человек сядет за угрозу в адрес консультанта коррекционной программы, которую он посещал по предписанию суда. Каково было наше изумление, когда две недели спустя мы услышали от сотрудника надзора, что она «строго поговорила» с забиякой и велела ему записаться в другую коррекционную программу . Иными словами, наказанием для него было то, что он избежал окончания нашей программы. У меня была подобная ситуация с тем же судом, когда мы подозревали, что один из клиентов злоупотребляет обезболивающим препаратом. Мы попросили разрешения поговорить с врачом, но клиент отказал нам. Сотрудник надзора вскоре позвонил мне и злобно высказал мне, что прописанные клиентам медикаменты – не мое дело. Затем он заявил, что его обезболивающее выписано тем же врачом. (Понятно, что он не хочет, чтобы ситуация была изучена слишком пристально.)

У моих клиентов не бывает проблем с тем, чтобы понять, считает ли сотрудник надзора бытовое насилие серьезным преступлением. Каждый мужчина использует свои оправдания и обоснования, чтобы проверить, хорошо ли удобрена почва. Чем больше возможностей сотрудник надзора оставляет ему для причитаний