Глава 6. Кровные родственники ребенка, или Как принять тот факт, что у ребенка есть привязанности
У него кто-то есть
Вы знакомитесь с ребенком в детском доме. Вы устали от одиночества, и радостно предвкушаете, что наконец-то в Вашей жизни появится человек, который станет Вам родным и близким. Вы мечтаете, как дадите этому ребенку все то, чего он был лишен – ласку, нежность, любовь и заботу. И вдруг выясняется, что все не так. Есть какие-то люди, к которым ребенок испытывает привязанность, может быть, даже любит их. Кровные родственники ребенка. Вы не можете понять, как же Вам теперь быть? Нужны ли Вы ребенку, у которого, оказывается, есть близкие?
Позвонила женщина, попросила совета. Рассказала, что некоторое время назад у нее началось знакомство с девочкой в одном детском доме. Мама девочки лишена родительских прав. Есть бабушка, которая вроде бы не возражает против того, чтобы ребенок жил в новой семье. «Понимаете, девочка все время звонит бабушке. Бабушка для нее близкий человек, - рассказывала Марина Ивановна, - она даже при мне как-то звонила, я пришла, а она побежала к телефону, набрала бабушкин номер и стала ей хвастаться, что мы идем в парк».
Знакомство Марины Ивановны с восьмилетней Лерой продолжалось уже два месяца, они встречались почти каждые выходные. Марина начала понемножку привязываться к девочке, но настроение ее менялось от раза к разу. Если Лера бабушке не звонила, то «все было хорошо». Если же звонок был, то Марина мрачнела: «Понимаете, Лера после этих звонков какая-то чужая становится. Я вот и думаю, ну зачем я ей нужна? У нее же бабушка есть! А я ей кто?»
Разговор с Мариной Ивановной продолжался долго. Ее захлестывала самая настоящая ревность. Как же так, в жизни девочки уже появилась она – хорошая, благополучная женщина, которая, может быть, даже когда-нибудь возьмет Леру к себе домой жить. А неблагодарная девчонка, вместо того, чтобы ждать ее день-деньской и скучать, продолжает цепляться за какую-то непонятную бабушку, которая и воспитать-то ее толком не может. «Я как представлю, что мы будем вместе жить, а она все будет звонить своей бабушке, так у меня все внутри переворачивается, - чуть не плакала Марина, - Я этого не выдержу».
«Нужны ли мы ребенку, у которого кто-то есть?» - такой вопрос достаточно часто встает перед будущими приемными родителями. «А если нужны, то зачем? - пытаются они разобраться в ситуации, - если ребенок любит кого-то еще, то нами он, что, просто пользуется?»
Галина, сорокапятилетняя разведенная женщина, проходила у нас подготовку, а с ребенком познакомилась в другом детском доме. В гости на выходные к ней стала приезжать десятилетняя Ириша. «Она уже стала называть меня мамой, и все у нас было хорошо, но тут вдруг неизвестно откуда появилась Иришина тетя, - Галина так переживала, что с трудом находила слова, - эта тетя и не думает брать девочку насовсем, она просто появляется, когда ей вздумается, и забирает Иришу в гости. После этих встреч Ира сама не своя, меня не слушается, грубить начала».
Галина чувствовала, что появление такой «родни» разрушает отношения, которые только-только начали складываться. «У нас все так хорошо начиналось, - рассказывала она, - я Иришу забирала, мы ходили куда-нибудь. Иногда я ей подарочек покупала, не очень дорогой, нельзя же ребенка баловать. Дома немного уроки делали, занимались. Я порядок люблю, и Ира все делала как надо, посуду мыла. А эта тетка, она же только все портит, - Галина говорила спокойно, но чувствовалось, что внутри у нее все кипит, - она ей подарков навалит, плачет там над ней: «Ах ты, бедная сиротка». Что ж она ее к себе не берет, сиротку-то?»
Галина помолчала, потом сказала о наболевшем: «Вот как получается, что я каждые выходные приезжаю, забочусь о ней, дочкой уже готова считать. А тетя эта раз в три месяца появится, на ребенка ей наплевать, а Ириша скорее к ней поедет, чем ко мне?» Галине было очень больно чувствовать себя кем-то второстепенным для ребенка. «Как же мне быть? Прекратить знакомство? Но я к ней так привязалась, я не хочу с Иришей расставаться. А если продолжать, то как относиться к этой тете? Она что, так и будет мешать нам всю жизнь?» - снова и снова Галина задавала себе эти вопросы.
Кровные родственники в жизни ребенка – тема непростая. Вы «все понимаете» и разумно соглашаетесь с тем, что приемному ребенку нужно помнить о своих «корнях». А что делать, если эти «корни» вдруг появляются «живьем»? Часто бывает так, как в ситуациях Галины и Марины Ивановны. Вы знакомитесь с ребенком и вдруг узнаете, что в его жизни есть человек, для него важный. Которого ребенок, может быть, даже любит. Это неожиданно ранит, хотя Вам говорили, что там «кто-то есть». «Мы хотели помочь обездоленному, лишенному любви ребенку, - недоумевают будущие приемные родители, - а тут какая-то «конкуренция» возникает!»
Поначалу думалось так: «Если ребенок живет в детском доме, он несчастен и обездолен, у него никого нет. Семья заберет ребенка из мрака одиночества и даст ему любовь и заботу». Такая ситуация понятна. Она вызывает сострадание и желание действовать во благо ребенка. Потом все оборачивается совсем по-другому. Галина возмущалась: «Как же так? У кого-то есть «права» на ребенка. Только используются эти права не для того, чтобы помочь, а чтобы другим помешать!»
Что же делать? Бросить все, прекратить знакомство с ребенком, поискать «сироту»? Не всегда возможно все оборвать. Да и не хочется. Ребенок-то уже не чужой, его жалко, по нему скучаешь. Сердце рвется, как он там? Можно ли как-то «разобраться» в такой ситуации, найти выход? Можно.
Давайте попробуем понять, как обстоят дела. Кто такие эти «кровные»? Если это любящие родственники, то почему они не забирают чадо из детского дома?
Что за родственники
Ребенок попал в детский дом. Это значит, что его собственная семья разрушена. По каким-то причинам родные и близкие люди не захотели, или не смогли воспитать ребенка. Самые близкие – отец или мать – может, умерли, а может быть, лишены родительских прав. Другие родственники не обязательно оказываются «неблагополучными».
Знакомясь с одиннадцатилетним Максимом, Вера и Андрей узнали, что у него есть старшая сестра, взрослая, замужняя, которая принимает активное участие в его жизни. «А почему она не берет его в свою семью?» - поначалу не могли понять супруги.
Сестра Максима, Галя, сама попала в детский дом в восемь лет. Маму лишили родительских прав. Сотрудники детского дома нашли для Гали хорошую семью, в которой она и росла. Выросла, рано вышла замуж, родила ребенка. И тут узнала, что ее мама за это время успела родить ей брата. Какое-то время мать пыталась его растить, но снова не выдержала, запила, и брат так же, как Галя в свое время, оказался в детском доме – в другом городе. Галя разыскала брата, добилась, чтобы его перевели в наш детский дом.
Пока Максиму искали семью, Галя часто к нему приезжала, приглашала к себе. «Она чувствует за него ответственность, и, наверное, захочет быть в курсе его дел. По крайней мере, первое время», - сказали социальные работники Андрею и Вере. Галя сама сожалела о том, что не может взять Максима к себе. Она жила в маленькой двухкомнатной квартире вместе с родителями мужа. «Они меня приняли, как дочку, и очень нам помогают, - объясняла Галя еще в самом начале, видимо, сама переживая от того, что никак не может выполнить свой «сестринский долг». - Особенно теперь помогают, когда ребенок родился. Получится, что Максима возьму не я, а они, а им и так хватает забот. Я просто не могу просить их взвалить на себя еще и это».
Андрей с Верой поняли, что Галя важна для Максима. Она – тот человек, благодаря которому в его судьбе все изменилось к лучшему. Да и просто - сестра. Тем не менее, нельзя сказать, что их сердца были полностью открыты навстречу Гале. Максима они готовы были принять как сына, но вовсе не собирались обзаводиться еще и «дочкой». Да это и не было нужно.
Отношения «сторон» отрегулировали с помощью социального работника, который подсказывал, как поступить. Разумеется, супруги не возражали против общения Максима и Гали, и готовы были всячески этому способствовать, привозить Максима на встречи с сестрой. Кроме того, супруги приняли решение о том, что будут приглашать Галю к себе домой. Это решение зависело только от них, они были вовсе не обязаны пускать в свой дом даже родную сестру ребенка. Надо сказать, что Галя не злоупотребляла гостеприимством семьи, ей своих забот хватало. Убедившись, что брат в «надежных руках», она успокоилась, позванивала от случая к случаю. Жизнь вошла в свою колею.
«Ну, сестра – это действительно не страшно! - скажете Вы, - Она сама в прошлом несчастный, лишенный семьи ребенок. Понятно, что она не может взять к себе младшенького. А вот почему взрослые, благополучные люди, зная, что их маленький родственник томится в детском доме, не спешат его забрать?»
Перед тем, как начать знакомиться с пятилетней Машей, Николай и Надежда получили о ребенке полную информацию. В том числе они узнали, что девочку время от времени навещает тетя – вполне благополучная, обеспеченная женщина. «А вдруг она захочет забрать Машу, - заволновались супруги, - она же родная тетя, ей могут отдать ребенка». Узнав ситуацию этой тети, Аллы, супруги перестали волноваться за себя. Скорее, начали переживать за тетю.
У Аллы были брат и сестра. Сама она рано ушла из семьи, вышла замуж, родила ребенка, потом второго. Жили в достатке, муж, старше ее на пятнадцать лет, хорошо обеспечивал семью. Со своими близкими Алла общалась редко. Мама, поболев, умерла, брат уехал жить в другую страну. А со старшей сестрой Алла встречаться не любила, да и не всегда могла. Уж очень «веселую» жизнь та вела. О том, чтобы приглашать ее в гости, и речи не было – муж даже слышать не хотел об «этой шалаве». Сестры виделись время от времени, потом связь прервалась на пять лет. От чужих людей Алла узнала, что сестра умерла. Остался ребенок, девочка. Еще при жизни матери ее изъяли из семьи и поместили в дом малютки.
Узнав страшные новости, Алла кинулась к мужу: «Еду забирать ребенка».
- Ты что, с ума сошла, - остановил ее супруг, - у нас своих двое.
- Это же моя племянница, - сначала ей показалось, что муж просто не понял, - я не могу оставить ребенка своей сестры в детском доме!
Алла не ожидала, что встретит такое сопротивление. Она «отмела» все аргументы мужа о недостатке денег, жилплощади, о том, что их собственным детям придется потесниться. Она готова была взять на себя любую нагрузку. Представить себе, что родная кровь будет расти в казенном доме, она не могла даже в страшном сне. Не теряя надежды уговорить мужа, она снова и снова возвращалась к разговору. «Прижатый к стенке», муж выложил настоящую причину отказа:
- Я не желаю, чтобы ребенок этой проститутки, твоей сестры, жил в моей семье. Ты подумала о том, какие у нее гены? Чтобы она наш дом в бордель превратила? Не бывать этому!
- Между прочим, у меня такие же гены, - сказала оскорбленная Алла.
- А отец? Там какая наследственность? Не желаю видеть здесь это отродье! - Потом он прибавил еще, что ребенок может оказаться больным, ведь его мать пила.
Алла стала навещать девочку. Было очень стыдно, ведь ей пришлось объяснять в опеке, почему она, родная благополучная тетя, просит только разрешение на встречу, и не собирается забирать девочку в семью. Дома ей приходилось изворачиваться, она скрывала, что ездит к ребенку. Меньше всего ей хотелось выслушивать, что скажет ее муж.
Девочка подросла, ее перевели из дома малютки в детский дом. Любила ли она свою тетю? Наверное, любила. Дети как-то инстинктивно понимают многие вещи. Маша ни разу не попросила тетю, чтобы та взяла ее домой. Она радовалась, когда тетя приезжает, грустила, когда ее долго не было. Ей очень нравилась сказка про Золушку. «У меня тоже есть тетя – добрая фея, - улыбаясь, говорила она, - когда я подрасту, она подарит мне хрустальную туфельку».
Однажды социальный работник попросила Аллу задержаться. «Ребенку нужна постоянная семья, - услышала Алла, - есть очень хорошая пара, они уже видели фотографию Маши, знают ее историю и хотят с ней познакомиться». У Аллы внутри что-то оборвалось. Она знала, что детей устраивают в семьи. Умом понимала, что Маше будет лучше в семье, чем в детском доме. Но сейчас она ощущала только огромное, непереносимое чувство потери.
«Пустота, - думала она, - жила, жила, старалась, и что же? Все разрушено». Перед глазами мелькали картинки собственного детства. Вот они с сестрой в песочнице, вот празднуют день рождения. Счастливые, здоровые, смеются. Вот первые «гулянки» сестры, тогда еще веселые, легкие. Сестра, нарядная, стоит перед зеркалом. Собственная свадьба, роды первого ребенка. «Интересно, кто сестру из роддома встречал?» - тупо и не к месту подумала она.
Алла встрепенулась. Она сделала для этого ребенка еще не все, что могла. Это ее ответственность – убедиться, что девочка попадет в добрые, заботливые руки. В голове рос список вопросов, которые она просто обязана задать этим людям. Возможно, они не понимают, что к Машеньке нужно относится очень бережно. Девочка эмоциональная, часто плачет. Что, если их это будет раздражать?
Социальный работник долго и терпеливо объясняла Алле, что будущие приемные родители хорошо подготовлены, понимают состояние и нужды ребенка, лишенного семьи. «Да и мы всегда рядом, всегда проконсультируем, если что», - мягкий голос успокаивал, уносил тревогу. «А как же я? – беспомощно спросила Алла, - они ведь не позволят мне видеться с Машей?»
В таких ситуациях перед социальным работником стоит важная и деликатная задача. Ребенок не должен потерять то хорошее, что у него уже есть. А есть у него – любовь, привязанность к тете, кровная связь со своей ушедшей матерью. Есть воспоминания тети о семье, о том, какая мама была в детстве. Есть, в конце концов, привычка видеть тетю Аллу, ее забота. С другой стороны, есть новые отношения, которые еще не окрепли. Есть надежды, планы, новые возможности развития. Есть постоянная семья. Задача социального работника – помочь совместить «новое» и «старое». Сделать так, чтобы огромное изменение в жизни ребенка – обретение семьи – прошло по возможности без потерь.
Социальный работник подолгу беседовала и с Надеждой и Николаем, и с Аллой. Она помогла Алле понять, что новая семья – единственная возможность для ребенка не просто встречаться, но и жить с любящими людьми. Говорила с Аллой о том, что Маше будет намного легче, если тетя одобрит ее новую семью и «благословит» девочку на новую жизнь. Надя с Николаем, в свою очередь, поняли, что для девочки важно сохранить привычные отношения, не испытать еще одной потери. Что доверие ребенка к ним будет зависеть и от того, насколько бережно они отнесутся к ее душевным привязанностям.
Надежда и Николай были готовы поддерживать привязанность ребенка, но им не хотелось принимать Аллу у себя дома. «Неужели мы обязаны это делать?» - переживали они. К их большому облегчению, оказалось, что это совершенно не обязательно. Маша может встречаться с тетей в детском доме, родителям нужно будет только ее привезти и потом забрать. Координировать встречи будет социальный работник.
Со временем встречи Маши с тетей Аллой стали реже. Алла понемножку успокоилась. Ее перестала мучить совесть, она поняла, что сделала все, что от нее зависело. Теперь ее жизнь вернулась в привычную колею, хотя пережитое заставило по-новому взглянуть на отношения в своей семье.
Надя и Николай тоже успокоились. Убедившись, что Алла не собирается «отнимать» у них ребенка, они посмотрели на эти отношения другими глазами. Поняли, что участие Аллы в Машиной жизни сыграло благую роль – девочка не была одинока в огромном пугающем мире, ей было с кем поделиться мыслями и переживаниями, и это очень благотворно сказалось на ее развитии. «Я понял, что мне приятно получать приветы от тети Аллы, - сказал Николай год спустя, - потому что она Машку любит. А это так здорово – знать, что судьба твоего ребенка небезразлична еще кому-то. Так спокойнее, что ли».
Забрала бы Алла свою племянницу, если бы это зависело только от нее? Как знать.. Люди не всегда могут сделать так, как хотели вначале.
Геннадий Иванович, одинокий мужчина средних лет, знал, что его сестра попивает. Жили в разных квартирах, но виделись часто. Геннадий старался повлиять на сестру, как мог. Уговаривал, ругал. Взывал к ее совести – ведь двое детей растут. Предлагал оплатить лечение. Однажды, вернувшись из трехмесячной командировки, он узнал, что сестра умерла, а дети – в детском доме. «Забрать их оттуда, как можно скорее», - было первой мыслью, пришедшей ему в голову. В опеке сказали, что решение будет принимать комиссия, а пока Геннадий Иванович отправился в детский дом навещать племянников.
Шестилетняя Алена кинулась ему на шею, а тринадцатилетний Владик отвернулся, сжав кулаки. Геннадий сделал вид, что все в порядке, он понимал, как мальчишке нелегко. Завел разговор, предложил пройтись. «Ненавижу тебя, это ты виноват в том, что мама умерла, ты с ней ругался», - выкрикнул мальчик, и в слезах выбежал из комнаты. «Я все понимаю, - говорил Геннадий социальному работнику, - горе делает человека несправедливым. Владик постепенно успокоится».
Однако все пошло не так гладко. Комиссия задала Геннадию Ивановичу много вопросов. Где будут дети, пока он на работе? Как он, одинокий мужчина, сможет справиться с их воспитанием? Самым трудным был вопрос о его командировках. Орнитолог по специальности, Геннадий по полгода проводил «в полях». «Вот это да, - размышлял сорокапятилетний мужчина, - профессию менять на старости лет, что ли?»
Получалось так. Владик и слышать не хотел о переезде к дяде. Сотрудники опеки не могли разрешить Геннадию забрать детей, пока он не найдет работу без командировок. Поиски работы не дали результата. Или «научным работником» с мизерным окладом, или охранником. Деньги тоже небольшие, да и дежурить надо сутками. Ничего не получалось. К тому же подошел срок новой командировки. Геннадий должен был либо ехать, либо увольняться с непонятными перспективами. Он уехал.
Жизнь берет свое. Дети понемногу успокоились. Владик ходил в соседнюю с детским домом школу, с Аленой занимались воспитатели. Семья для детей пока не находилась, все-таки их двое, разного возраста. Маленькую Алену были готовы взять многие, а вот «довесок» в виде брата-подростка никого не устраивал. Геннадий вернулся из командировки, навестил детей. Владик больше не злился на него, скорее обрадовался. «Ты не волнуйся, - сказал ему мальчик на прощанье, как взрослый, - я за Аленой присмотрю. Езди в свои командировки». Вопрос о том, чтобы дети переехали к Геннадию, как-то сам собой «заглох».
Два года он навещал детей по мере возможности. Приносил подарки, сувениры из поездок. Иногда водил в кафе, брал погулять. Чувство вины было, но пряталось где-то в глубине души. Геннадий однажды поймал себя на том, что если бы Владик жил у него дома, он никогда не купил бы ребенку такой дорогой мобильник. «Откупаюсь», - мелькнула мысль, но быстро ушла.
Геннадий был в командировке, когда появилась семья, готовая взять двоих детей разного возраста. Супругам сказали, что у детей есть дядя, к которому они привязаны. Решили подождать его возвращения. Формально, конечно, его согласие не требовалось. А вот его душевное одобрение помогло бы детям легче «войти» в новые отношения, не чувствовать себя «предателями». Для Геннадия известие стало ударом. «Все понимаю, - говорил он социальному работнику, - благодарен этим людям. Только вот себя последней сволочью чувствую. Детей-то хоть иногда можно будет навещать?»
Геннадию предложили поговорить с племянниками самому. «Такие вот дела, - сказал он, - теперь у вас папа с мамой будут. Вы их слушайтесь, живите с ними в любви и согласии. Я-то, старый дурак, не смог вам помочь». Ему было очень стыдно. Чужие люди забирают детей, а он, родной дядя, не захотел напрягаться. Чувства вины, досады, злости на самого себя переплетались с чувством радости за детей и надеждой, что все у них будет хорошо. «Мамку не забывайте», - торопливо пробормотал он напоследок, виновато оглядываясь на социального работника, не сказал ли чего лишнего.
Социальный работник договорилась с Геннадием, что первое время он будет встречаться с детьми пореже. Приемным родителям поначалу бывает очень трудно, они толком не знают, как найти подход к ребенку. Поэтому чье-то влияние, пусть даже доброжелательное, им скорее помешает. Потом, когда отношения детей и новых родителей установятся, можно и родственникам больше внимания уделять. Геннадий обещал, вернувшись из командировки, позвонить социальному работнику. Тогда и встречу можно будет организовать – здесь же, в детском доме. Так все и сложилось.
Геннадий появлялся не часто, привозил подарки, поздравлял с праздниками. Встречался он только с детьми, новых родителей не видел, но очень их уважал и немного побаивался. Каждый раз передавал, что просит обращаться, если чем помочь нужно будет. Через пару лет, в период острых подростковых конфликтов с Владиком, помощь Геннадия сыграла большую роль. Но это уже рассказ на другую тему.
К истории Геннадия люди относятся по-разному. Кто-то осуждает его за то, что не рискнул поменять работу, не забрал детей из детского дома. Прав он был или не прав, можно спорить до бесконечности. Осуждать легко, принимать решения – трудно. Геннадий сделал то, что смог.
Конечно, новым родителям не очень приятно сознавать, что в их жизни появляется кто-то посторонний, нежданный «фактор влияния». Хочется этого избежать. Давайте подумаем еще раз, почему люди, ответственные за ребенка, психологи и социальные работники, настаивают на том, чтобы ребенок мог сохранить «прошлые» отношения? Вряд ли ими руководит желание «отравить» жизнь новой семье. Наверное, есть что-то очень важное для ребенка, в том, что не рвутся «ниточки», связывающие с «прошлой» жизнью.
Почему отношения с Геннадием так важны для детей? Он - их родной дядя, брат их матери. Он любил этих детей, как умел. Да, он не забрал их к себе домой. Но и не бросил, не вычеркнул из своей жизни. Дети к нему привязаны, а это значит, что ниточка любви не оборвалась в их душах. Все время пребывания в казенном заведении у них был «свой» человек. Кто-то, кого можно любить, кого они ждали и радовались встречам. Близкий человек, которому они были не безразличны, и знали это. Дядя согласился с тем, что детям нужна новая семья, был готов оказывать помощь по мере возможности. «Стушевался» на первых порах знакомства семьи и ребенка. Не исчез из их жизни, не обиделся за то, что дети полюбили кого-то еще. Продолжал помогать. Всем бы такого дядю.
К кому еще из кровных родственников дети чаще всего сохраняют привязанность? Конечно, к бабушкам.
Молодой человек поехал работать на Север. Там он познакомился с местной девушкой, у них случилась любовь. От любви родилось двое детей – девочка и мальчик. В Москву вернулись все вместе. Мать молодого человека была отнюдь не в восторге от такого «поворота». «Незаконная» невестка с очаровательным круглым личиком и раскосыми глазками не вызывала в ней ни малейшей симпатии. Но она все простила сыну, подкошенная страшным известием – на Севере он простудил легкие, болезнь была в запущенном состоянии.
Через некоторое время отец семейства умер. Его пожилая мать слегла, ее разбил инсульт. А молодая мама совсем потеряла себя в большом жестоком городе. Она всего боялась, не знала, где искать работу. Ей казалось, что все над ней смеются. Она запила, и очень быстро «сгорела». Бабушка лежала в больнице, детей забрали в детский дом. Выйдя из больницы, бабушка первым делом кинулась в опеку. «Что мне делать, помогите, - взмолилась она, - кроме этих детей, у меня никого на свете не осталось».
Сотрудники опеки очень сомневались, что старая больная женщина сможет растить двоих детей, но что же было делать? Дети вернулись домой. Бабушке пришлось очень тяжело, но она держалась до последнего, пока не случился второй инсульт. Дети снова переехали в детский дом.
Бабушка была частью их жизни, сколько они себя помнили. Для них было естественно, что она приходит к ним в детский дом, они иногда выбираются к ней в гости. Они понимали, что растить их бабушка не может. Брат и сестра были готовы познакомиться с новой семьей. Социальные работники разговаривали с бабушкой о том, что детям нужна семья. Сколько могла, она сопротивлялась. Слова о том, что детям плохо в детском доме, что им нужно учиться жить обычной жизнью, просто до нее не доходили. Объяснения, что только в семье дети развиваются нормально, получают необходимые социальные навыки, бабушку раздражали. «Это мои дети, - припечатывала она, сердито глядя на социальных работников, - у них есть семья. Я – их семья. Если бы я была здорова, они жили бы со мной».
Шло время, дети жили в детском доме. Потихоньку бабушкино сопротивление сходило «на нет». Ей все труднее было приезжать к детям. «Хорошо, давайте сюда эту вашу семью, - порадовала она социального работника, - только я сама буду с ними разговаривать». К сожалению, никакая семья не могла ждать годами, пока упрямая бабушка изменит свое мнение. Дети успели подрасти. Сестре Белле исполнилось двенадцать, брату Гоше – одиннадцать. Пока нашлись люди, готовые взять двоих детей, прошло еще несколько месяцев.
Первые супруги, которые хотели познакомиться с детьми, с бабушкой не поладили. «Извините, - сказали они, - мы эту сумасшедшую старуху не потянем. Детей мы взять не сможем». Знакомство этих людей с бабушкой состоялось до знакомства с детьми, так что дети не пострадали от отказа.
Все это время социальный работник продолжала работать с бабушкой. Ей объясняли, что семьи берут детей из детского дома не для того, чтобы их обижать, а чтобы любить их и растить. Что детям плохо жить в детском доме. Что сама она, к сожалению, не может дать детям то, в чем они нуждаются – повседневную домашнюю жизнь. Наконец, бабушке очень осторожно давали понять, что время уходит. Еще пару лет – и дети навсегда останутся в детском доме. Чтобы не ранить бабушкины чувства, ей не говорили о том, что неизвестно, сколько сама она протянет. И тогда у детей не останется ни единого близкого в этом мире. Бабушка слушала, потихоньку «сдавалась».
Появилась еще одна семья, которая могла бы взять двух детей-подростков. Когда им рассказали о бабушке, они рассмеялись. «Вы же знаете, Боря – врач, - объяснила жизнерадостная Светлана, - у него таких бабушек – пять штук в день. Он умеет с ними разговаривать». Знакомство прошло гладко. «Чем болели дети?» - деловито спросил Борис. Вопрос оказал магическое действие. Оказалось, что бабушка назубок знала все детские болезни. Она штудировала медицинские справочники, изучала аннотации к лекарствам. Тема болезней и лечения была ее любимым «коньком». «Какой умный мужчина, - сказала она социальному работнику, когда супруги ушли, - я ему доверяю». Дети переехали в семью.
Первое время бабушка звонила почти постоянно. «Я ее голос слышать не могу, - жаловалась Светлана, - просто кричать хочется». Дети не так уж стремились общаться со своей пожилой родственницей. Просить бабушку звонить реже было бесполезно, она только злилась и, наоборот, начинала трезвонить беспрерывно. Борис решил ситуацию по-своему. «Я очень ценю Ваше мнение, - сказал он бабушке, - и хочу сам с Вами разговаривать. Я буду звонить Вам два раза в неделю, и все очень подробно обсуждать».
Борис выделял на эти разговоры по часу. Час он терпеливо слушал бабушку, поддакивал ей, успокаивал ее страхи, по нескольку раз отвечал на одни и те же вопросы. Потом говорил, что получил от нее очень много важной информации, которую ему нужно тщательно обдумать, и заканчивал разговор, договорившись о точном времени следующего звонка. Телефон ставили на автоответчик. «Два часа в неделю – не такая уж высокая плата за мир в семье», - объяснял Борис. В разговорах с детьми он отзывался о бабушке только уважительно. «Интересно, какими мы будем в этом возрасте, - с юмором спрашивал он, если кто-то из домашних пытался нападать на «эту старуху», - дай бог, чтобы наши близкие были к нам милосердны».
Попытка понять
«Так имеют эти родственники права на ребенка или не имеют? - недоумевают порой будущие приемные родители, - и если не имеют, может быть, не нужно так много возиться с этой родней? В конце концов, им же можно просто запретить встречаться с ребенком. Не пускать их в детский дом. А потом новая семья заберет ребенка, увезет его, и дело с концом!»
Формально эти люди прав на ребенка не имеют. Бывают родительские права, которых иногда люди лишаются. А вот «бабушкинских» прав не бывает. Нужно ли «возиться» с этими людьми? В конце концов, они ведь не сделали для ребенка самого главного – не забрали его из детского дома!
Ответ на этот вопрос очень простой – мы возимся не с «этими людьми», а с чувствами ребенка. С чувством привязанности, которое ребенок испытывает к своему родственнику. С чувством «принадлежности», так необходимым каждому человеку. «Я не совсем одинокий, - думает ребенок, - у меня есть дядя. Дядя – брат моей мамы, у меня же была мама. А у мамы и дяди тоже была мама, моя бабушка. Дядя про нее рассказывал. Вот какая у меня семья большая!»
«Хорошо, - говорят будущие приемные родители, - эти люди сыграли свою позитивную роль. Но теперь-то у ребенка есть кого любить! И он теперь будет принадлежать к нашей семье. И между прочим, это хорошая, благополучная семья!» Все правильно. Только одно маленькое затруднение – нельзя полюбить и разлюбить «по команде». Ребенок будет продолжать любить своих кровных родственников, пока его душа на это настроена. Да, со временем он все больше будет привязываться к Вам, все меньше будет вспоминать о кровной родне. Но это произойдет постепенно, само собой. Если пытаться «помогать», то эффект будет ровно противоположный. Чем больше ребенку говорят «забудь, оставь все это в прошлом», тем судорожнее он вцепляется в свои воспоминания, тем упорнее настаивает на встречах с теми, кого продолжает любить.
А что произойдет, если просто «исключить» эти привязанности? Прекратить встречи, сказать ребенку, что он больше не увидит своих родных? «Ребенок маленький, он быстро успокоится, - считают некоторые, - чего душу травить!» Дети, конечно, гибче и отходчивее, чем взрослые. Ребенок переживет еще одну потерю – их столько уже было. Переживет, и даже, может быть, плакать не будет. Просто в очередной раз убедится, что его чувства никому не важны и не интересны, что его мнение никого не интересует. Что он – бессловесная игрушка в руках не очень добрых взрослых.
Если Вы так легко готовы «выкинуть» то, что для ребенка дорого, подумайте еще раз, зачем Вам все это нужно? Сможете ли вы помочь ребенку, если вам безразличен его внутренний мир, его история? «Но мы хотим ребенка для себя», - говорят некоторые люди, желающие взять ребенка. Что ж, думайте, что выйдет на первый план: «для себя» или «взять ребенка»?
Складывается ситуация, которая, на первый взгляд, кажется неразрешимой. У ребенка, с одной стороны, есть близкий человек, кровный родственник, и это, безусловно, очень хорошо. С другой стороны, этот близкий может помешать ребенку обрести новую семью. Будущие приемные родители, с одной стороны, хотят сделать своего будущего ребенка счастливым. С другой стороны, в их понятие о счастье редко включена идея о «той родне». Дети, со своей стороны, не всегда понимают, что с ними происходит. Хочет ли ребенок с Вами знакомиться и переезжать в Вашу семью? Как правило, очень хочет. Только ему не приходит в голову, что для этого нужно отказаться от встреч с тетей или с бабушкой. Ребенку непонятно, почему он должен разлюбить знакомую тетю и полюбить незнакомую.
Роль социального работника
В ситуациях, когда у ребенка есть привязанность к кровному родственнику, без грамотной помощи социального работника не обойдешься. Для социального работника главная цель – помочь ребенку. Ребенок есть ребенок. Он же не понимает, кто в его жизни «правильный», а кто «неправильный». Кого «можно» любить, а кого «нельзя». Вот и должен социальный работник так «уговорить» всех, чтобы ребенок ничего не потерял.
Социальный работник должен найти взаимопонимание с кровными родственниками ребенка. Убедиться, что они поняли и, как могли, приняли то, что ребенку нужна постоянная семья. Информировать их о том, что ребенка скоро будут знакомить с новыми родителями, и дать им привыкнуть к этой мысли.
Кровные родственники, навещающие ребенка в детском доме – это обычные люди. Они не могут или не хотят жить по-другому. Они не находят возможности изменить то, что ребенок из их семьи остается в казенном учреждении. С другой стороны, они не монстры и не злодеи – они по-своему стараются помочь. Чувства их – это обычные человеческие чувства. Симпатия и жалость к ребенку, настороженность к сотрудникам детского дома. Недовольство жизнью.
Беспомощность и задетое самолюбие, усталость и радость встречи переплетаются в их душах, как у каждого живого существа. Какую реакцию вызывает у них мысль о том, что ребенок будет жить в другой семье? Первая реакция – агрессия. Кто-то хочет отнять «их» ребенка, отдать чужим людям. Обостряется чувство вины, ведь в глубине души они понимают, что делают не все, что могли бы. Но вина редко выходит наружу. Как часто бывает у слабых людей, наружу выплескиваются обвинения в адрес всех окружающих. Очень важно, чтобы социальный работник принял «на себя» эту первую реакцию, смог понять, что за агрессией стоит страх потери.
Социальный работник должен вести разговоры с кровными родственниками ребенка до тех пор, пока не получит от них согласие на устройство ребенка в семью. Зачем это делать, если формально согласие родственников не требуется? Чтобы не получалось так, как у Марины и Галины, со случаев которых началась эта глава.
Если пустить ситуацию на самотек, тетя или бабушка, естественно, будут настраивать ребенка против возможных изменений. Они имеют влияние на «своих» детей, и будут использовать это влияние, чтобы сохранить «свое». Если же кровные родственники получают от социального работника информацию о том, что происходит, они понемножку успокаиваются. Они могут обсудить все свои страхи и получить квалифицированные ответы. Они знают, что смогут так или иначе поддерживать связь с ребенком, получать определенную долю информации о его жизни.
С другой стороны, социальный работник общается с будущими приемными родителями и, в свою очередь, помогает им справиться с неизбежными страхами.
Самый главный страх, что кровные родственники будут их «преследовать» и «влиять» на ребенка. Будущие родители успокаиваются, когда узнают о том, что никто не будет приезжать к ним «в гости», никакие родственники не будут знать их адрес. Встречи, если это необходимо, будут проходить на территории детского дома. Они даже не должны сами знакомится с «родственниками». Связь поддерживается через социального работника.
Для будущих родителей, конечно, большим подспорьем становится то, что рядом есть профессионально подкованный, опытный социальный работник. Тем не менее, это не делает их ситуацию абсолютно простой и безоблачной. Им все равно придется найти в себе некий «баланс», выработать собственное, неболезненное отношение к происходящему. Если каждый раз, отвозя ребенка на встречу с «кровными», Вы будете чувствовать себя глубоко несчастными, «загнанными в угол», Вы долго не протянете. Как же помочь самим себе? Как принять свою ревность, «отпустить» обиду на то, что ребенок любит не только Вас?
Наверное, только сострадание, сочувствие к ребенку могут Вам помочь. Вам трудно, а ребенку еще труднее. Каково это – потерять все и вся, мам<