Письмо мины мюррэй к люси вестенр
24 августа Будапешт
Дорогая моя Люси,
Я знаю, что тебе очень хочется знать все, что произо-шло со мною с тех
пор, как мы расстались на вокзале Уайтби. Дороги я не заметила, так как
страшно волнова-лась при мысли, каким застану Джонатана.
Застала я бедняжку, в ужасном виде -- совершенно исхудалым, бледным и
страшно слабым. Глаза совершен-но утратили свойственное Джонатану выражение
реши-тельности, и то поразительное спокойствие, которым, как я часто
говорила тебе, дышало его лицо -- теперь исчезло. От него осталась одна лишь
тень, и он ничего не помнит, что с ним случилось за последнее время. Во
вся-ком случае, он хочет, чтобы я так думала. Видно, он пере-жил страшное
нравственное потрясение, и я боюсь, что, если он станет вспоминать, это
отразится на его рас-судке. Сестра Агата -- доброе существо и прирожденная
сиделка -- рассказывала мне, что в бреду он говорил об ужасных вещах. Я
просила ее сказать, о каких именно; но она только крестилась и ответила, что
никогда не в со-стоянии будет этого передать, что бред больного -- тай-на от
всех, и что если сестре милосердия и приходится услышать какую-- нибудь
тайну во время исполнения своих обязанностей, то она не имеет права ее
выдавать... Он спит... Я сижу у его постели и смотрю на него. Вот он
просыпается... Проснувшись, он попросил, чтобы по-дали костюм, так как ему
нужно было что-- то достать из кармана. Сестра Агата принесла все вещи
Джонатана. Среди них я увидела записную книжку. Мне очень хоте-лось
прочитать ее, поскольку я догадалась, что найду в ней разгадку всех его
тревог. Вероятно, он угадал это желание, так как вдруг попросил меня отойти
к окну, сказав, что ему хочется остаться одному на короткое вре-мя. Немного
погодя Джонатан подозвал меня, когда я подошла, он обратился с очень
серьезным видом, держа записную книжку в руках, со следующими словами:
"Вильгельмина, ты знаешь, дорогая, мой взгляд на ту от-кровенность, которая
должна царить в отношениях меж-ду мужем и женой: между ними не должно быть
никаких тайн, никаких недоразумений. Я пережил силь-ное нравственное
потрясение; когда я вспоминаю о слу-чившемся, то чувствую, что у меня голова
идет кругом, и я положительно не знаю, случилось ли все это со мной в
действительности или же это бред сумасшедшего. Ты знаешь, что я перенес
воспаление мозга, знаешь, что был близок к тому, чтобы сойти с ума. Моя
тайна здесь в тетрадке, но я не хочу ее знать... Затем я хочу напо-мнить
тебе, моя дорогая, что мы решили пожениться, как только все формальности
будут исполнены. Хочешь ли ты, Вильгельмина, разделить со мной мое
назначение? Вот моя тетрадь. Сохрани ее у себя, прочти, если хочешь, но
никогда не говори со мной об этом".
Тут он в изнеможении упал на кровать, я же положила тетрадку под
подушку и поцеловала его. Я попросила сестру Агату пойти к директору за
разрешением назначить нашу свадьбу на сегодняшний вечер, и вот я сижу и жду
ответа...
Она только что вернулась и Сказала, что послали за священником
Английской миссии. Мы венчаемся через час, т. е. как только Джонатан
проснется...
Милая Люси, вот и свершилось! Я настроена очень торжественно, но я
очень, очень счастлива. Джонатан проснулся час спустя, даже немного позже,
когда все уже было приготовлено; его усадили на постель и обложили
подушками, он произнес очень твердо и решительно свое "Да, я согласен", я же
едва была в состоянии говорить; мое сердце было так полно, что я еле
проговорила эти несколько слов. Я должна тебе сообщить о своем сва-дебном
подарке. Когда священник и сестрица оставили нас с мужем наедине -- я взяла
из-- под подушки дневник запечатала его и, показав мужу, сказала, что этот
днев-ник послужит залогом нашей веры друг в друга; что я никогда не
распечатаю его, разве только во имя спасения или во исполнение какого--
нибудь непреложного долга.
Тогда он поцеловал и обнял меня своими слабыми ру-ками, и это было как
бы торжественным залогом нашей будущей жизни...
Знаешь ли ты, дорогая Люси, почему я рассказываю тебе обо всем? Не
только потому, что это так близко мне, но и потому, что ты всегда была мне
дорога. Я хочу поско-рее увидеть тебя, теперь, когда я так счастлива
замужем. Я хочу, чтобы ты была так же счастлива, как я. Дорогая моя, да
пошлет тебе Всемогущий Бог такое же счастье на всю жизнь, да протечет вся
твоя жизнь безоблачно, полная безмятежного счастья! Вечно любящая тебя
Мина Харкер.
ДНЕВНИК ДОКТОРА СЬЮАРДА
28 августа.
Болезнь Рэнфилда протекает все интереснее. Он теперь настолько
успокоился, что появился просвет в его мании. Первая неделя после того
ужасного припадка прошла в невероятно буйном состоянии. В конце недели,
ночью, как раз в полнолуние он вдруг успокоился и начал бормотать про себя:
"Теперь я могу ждать; теперь я могу ждать". Служитель пришел доложить мне об
этом, и я не-медленно зашел к нему; он все еще был в смирительной рубашке и
находился в обитой войлоком комнате буйного отделения; но выражение лица
стало спокойнее. Я остал-ся вполне доволен его видом и тотчас же
распорядился, чтобы его освободили. Служители колебались, но в конце концов
исполнили мое приказание. Удивительнее всего то, что у пациента оказалось
достаточно юмора, чтобы заметить их колебание; он подошел ко мне вплотную и
прошептал, глядя на них украдкой:
-- Они боятся, что я вас ударю! Подумайте только -- чтобы я вас ударил!
Вот дураки-- то!
Но больше он сегодня вечером не пожелал разговари-вать. Даже
предложение котенка или большой кошки не могло его соблазнить. Он ответил:
-- Я не признаю взяток в виде кошек; у меня есть много другого, о чем
нужно подумать, и я могу подо-ждать; да, я могу подождать.
Немного погодя я его покинул. Служитель говорит, что он был спокоен до
рассвета, потом вдруг начал волно-ваться и наконец впал в буйное состояние,
которое дошло у него до пароксизма и перешло в летаргический сон.
Три ночи повторяется с ним то же самое: буйное состояние в течение
всего дня, потом спокойствие с восхода луны до восхода солнца. Как бы мне
хотелось иметь ключ к разгадке этого явления! Кажется, будто что-- то
систе-матически влияет на его состояние... Удачная мысль! Се-годня ночью мы
устраиваем ловушку нашему сумасшед-шему. Раньше он убежал против нашей воли;
теперь же мы ему сами подстроим побег. Мы дадим ему возмож-ность убежать, но
люди будут следовать за ним по пятам на случай несчастья.
23 августа.
Всегда случается то, чего меньше всего ожидаешь. Наша птичка, найдя
свою клетку открытой, не захотела улететь, так что все наши утонченные планы
развеялись в пух и прах. Во всяком случае, одно нам стало ясно, а именно:
что беспокойный период у него довольно дли-тельный. И мы поэтому сможем в
будущем освобождать его только на несколько часов. Я отдал дежурному
служи-телю распоряжение водворять Рэнфилда за час до восхо-да солнца в
обитую войлоком комнату: пусть хоть тело этой бедной больной души
наслаждается покоем, кото-рым не может пользоваться дух его. Чу, снова
неожидан-ность, меня зовут, больной опять сбежал!
Позже.
Еще одно ночное приключение. Рэнфилд дождался момента, когда дежурный
отвернулся, и улучив минуту, незаметно улизнул. Я велел служителям
отправляться на поиски. Мы застали его на старом месте, у дубовой двери
старой церкви. Увидев меня, он пришел в бешен-ство. Не схвати Рэнфилда
служители вовремя, он, навер-ное, убил бы меня. В то время, когда мы его
схватили, случилось нечто странное. Он удвоил свои силы, желая освободиться,
но вдруг совершенно затих. Я инстинктив-но оглянулся, но ничего не заметил.
Тогда я проследил за взором больного: оказалось, он пристально глядел на
освещенное луной небо; я не заметил ничего подозритель-ного, разве только
большую летучую мышь, летевшую на запад. Больной наш становился все
спокойнее и, наконец, произнес:
-- Вам незачем связывать меня; я и так не стану вы-рываться.
Мы дошли домой совершенно спокойно; я чувствую, в этом спокойствии
таится что-- то зловещее... Я не забуду этой ночи...
ДНЕВНИК ЛЮСИ ВЕСТЕНР
Гилингэм, 24 августа.
Мне необходимо последовать примеру Мины и записывать все, а потом, при
встрече, мы можем обменяться нашими дневниками. Хотелось бы знать, когда же
это бу-дет, наконец? Хотелось бы, чтобы она опять была со мною! Чувствую я
себя очень несчастной. Прошлой ночью мне снилось опять то же, что и тогда в
Уайтби. Быть может, это следствие перемены климата, или же возвращение домой
так на меня подействовало, все в моей голове смутно и перепуталось, я ничего
не могу припом-нить, но чувствую непонятный страх и странную слабость. Артур
пришел к завтраку и, увидев меня, ужаснулся, а у меня не хватило силы воли
притвориться веселой. Мо-жет быть, мне удастся лечь сегодня спать в спальне
мамы; я извинюсь и попробую ее уговорить.
25 августа.
Опять очень плохая ночь. Мама не согласилась на мою просьбу. Ей самой
очень плохо, и она, без сомнения, бо-ялась, что помешает мне спать. Я
старалась бодрствовать, и некоторое время мне удавалось не засыпать; но
вместе с боем часов в полночь я задремала. За окном кто-- то шумел --
слышался точно шелест больших крыльев; на-сколько помню, я не обратила на
это внимания; немного погодя, кажется, заснула. Все время кошмары. Хоть бы
вспомнить -- какие! Сегодня я очень слаба. Мое лицо бледно, как у призрака.
Кроме того, у меня болит шея. По-- видимому, что-- то неладное случилось с
моими лег-кими, так как мне не хватает воздуха. Я все-- таки поста-раюсь
как-- нибудь скрыть мое состояние от Артура, а то мой вид его огорчает.