Цена малого срока за большое преступление - «стукачество»
«Я не желаю, чтобы имя моего отца упоминалось рядом с именем подонка Солженицына!» - эти слова Николая Виткевича-сына на первый взгляд выглядят просто святотатством. Как же так, «гений» литературы, затмивший Горького, Шолохова, потеснивший Чехова и даже самого Льва Толстого, «совесть русского народа» и прочая, и прочая, и прочая и вдруг - подонок! Но у сына бывшего зэка Виткевича есть веские причины так говорить - «избранный» на должность «всероссийского мессии» Александр Солженицын свою «карьеру» начал с того, что на бумаге «создал» контрреволюционную группу», в которую записал себя, свою жену и своих друзей и даже случайных попутчиков, и тут же дал подписку на доносительство.
Следователь Балдасов, который допрашивал арестованного капитана Николая Виткевича. показал ему собственноручные показания Солженицына на следствии. Смысл этих показаний давнего, ещё школьного друга, сводился к тому, что не он, Солженицын, а Виткевич, Симонян, Решетовская (жена Солженицына) по сговору с каким-то Власовым «сколотили преступную группу, которая давно и регулярно занимается клеветой на руководителей партии и правительства». «Вся наша «пятёрка», в том числе и Власов - это антисоветчики, занимавшиеся этой деятельностью ещё со студенческих лет».
Оказывается, Солженицын заложил на допросе и своего случайного попутчика, некоего моряка Власова, с которым ехал в поезде, и под предлогом продолжения приятного знакомства, взял у него адрес для переписки, которую и использовал для того, чтобы представить случайного попутчика в качестве члена заговорщической группы.
Кириллу Симоняну следователь дал почитать солидную тетрадь в 52 страницы, которые были исписаны столь знакомым ему почерком «друга Сани». На каждой её странице доказывалось, что «он, Симонян, с детства был настроен антисоветски, духовно и политически разлагал друзей и особенно Саню Солженицына, пытался создать нелегальную организацию... С 1940 года систематически вёл антисоветскую агитацию... разрабатывал планы насильственного изменения политики партии и государства, клеветал (даже «злобно» (!) на Сталина».
Так на одну чашу весов было брошено хорошее впечатление, которое нужно было произвести на следователя. На другую - 5 или 6 человеческих судеб. Что они могли значить по сравнению с будущим «гением», которым давно прочил себяещё совсем молодой студент!
С хрущёвско-горбачевского времени безудержного возвеличивания Солженицына, да и нынешнего признания его «мессианства», многое прояснилось. Теперь уже не считается дурным тоном говорить о том, что «всероссийский мессия» чуть ли не из «патриотических побуждений», сотрудничал со следствиемпо полной программе. Откровенно и недвусмысленно сотрудничал с той самой «гулаговской» спецслужбой, которую так уничтожает своими «свидетельствами» и «наблюдениями», подробно «разоблачая её зверства». А такое «сотрудничество» очень даже приветствуется и в наше время, что позволяет судебным органам выносить даже «условные» приговоры «сотрудничавшим». Солженицын в своих «правдивых» сочинительствах рассказывал об ужасах советских лагерей, а сам почему-то отделался довольно легко - получил 8 лет. По тем временам это совершенно неестественный, очень уж малый срок по совокупности двух статей, из которых 58.11 (создание антисоветской группы) была погрозней, чем простое 58.10 «без конфискации имущества и лишения наград».
Оказывается, глядя на его способность легко выдавать друзей и перекладывать на них свои грехи, Солженицына без особого нажима завербовали, и будущий нобелевский лауреат дал подписку о сотрудничестве. За это ему, очевидно, как стукачу и дали всего восемь лет.
Для сравнения приведу хорошо известный мне факт: моему отцу только за ругательство в адрес Сталина в 1942 году дали 8 лет. А тут те же 8 лет за создание антисоветской группы, да ещё с конкретными целями и планами свержения государственной власти!Это, как совершенно очевидно, и было «компенсацией» за стукачество совершённое, и за будущее. В группе зэков (без конвоя) он вначале определён на работу в Москве на строительстве жилых домов на Калужской заставе (не в Магадан же!). Как вспоминала Решетовская, «Муж в перспективе метил всё-таки попасть «на какое-нибудь канцелярское местечко. Замечательно было бы, если б удалось...». И это, оказывается удалось, тоже, надо полагать, за «сотрудничество» в прошлом и на будущее.
Если страх загнал его с фронта за тюремные решетки, ему нужно как-то отличиться и снова быть первым и в новых условиях, как школьнику или студенту в прошлом, чтобы избавиться от лагерно-тюремных «неудобств»... Пусть другие переносят суровые морозы Воркуты и тяжелый труд в шахте, он же должен заботиться только о своей собственной безопасности, об удобствах для себя.
По признанию самого Солженицына, он в своё время дал подписку о «сотрудничестве» с органами следствия (значит ещё до осуждения!) и взял себе псевдоним (кличку!) «Ветров». Поэтому он становится... секретным информатором. Это непреложный факт, что именно эта подписка привела его в разные «шарашки», из которых он почти половину срока пробыл в «Марфино». Сам профиль и секретный характер научных исследований в «Марфинской шарашке» дал повод спецслужбам направить туда Солженицына, как секретного информатора.
Однако, «Ветров» уверял, что фактически этим не занимался, никогда не представлял никаких сообщений, ни на кого не доносил.
Блефует господин Солженицын. Ни в коем случае нельзя даже предположить, чтобы сотрудники органов безопасности или следственных, получив от кого-либо согласие стать тайным осведомителем, допустили бы, чтобы он не представлял никаких сообщений. Этот человек уже сексот(секретный сотрудник)не только на срок заключения, а в большинстве случаев и на всю оставшуюся жизнь. «Ты дал подписку? Пользуешься выгодами? В таком случае работай!» Иначе будет тебе не тёплая постель и приличная кормёжка, а лесоповал на Колыме, или воркутинский уголёк «рубать» придётся. Таковы строгие законы всех служб безопасности во всем мире. Иначе его направили бы не в «шарашку», а в лагерь со строгим режимом, куда-нибудь на Колыму или куда ещё похуже.