Кризисе психоанализа (продолжение)

Роль бессознательногов мыслительной деятельности исследовалась на стохастических моделях обучаемости, в некоторых случаях с применением математического аппарата теории игр, на основе анализа фаз твор­ческого процесса и многими другими способами. В итоге было установлено, что при решении сложных задач результат интеллектуальной работы становится осозна­ваемым только тогда, когда уже формируется конечный, завершающий этап развития мысли.

Экспериментальный анализ формирования эмоций показал, что субъект, полностью осознавая испытывае­мые им аффективно окрашенные переживания, может совершенно не осознавать закономерностей, которым объективно подчинена динамика этих переживаний. Ускользающими от осознания оказываются при этом не изменения самих переживаний, а порядок, прину­дительность этих изменений, как бы заранее запрограм­мированная последовательность и направленность этих сдвигов. Не осознается, например, существующая у человека потребность в срочном снижении, после полу­ченной психической травмы, «значимости» психотравмировавшего фактора,— снижении, являющемся одной из форм психологической защиты, недостаточность которой может грозить самыми тяжелыми клиническими последствиями. Не осознается неизбежность укрепления эмпатии при выражении последней в активной целе­направленной деятельности — не осознается, хотя вы­ражение этой зависимости в душевной жизни человека имеет жесткую, маловарьирующую форму. Не осозна­ется, хотя властно подчиняет себе поведение, потреб­ность в символическом выражении напряженного чувства с помощью специфических — предметных, «ритуаль­ных» — действий. Не осознается реальность существо­вания определенных, как бы «надличностных» форм неосознаваемой мотивации, давшая в свое время повод К. Юнгу для создания его концепции «архе­типов» и т. д.

В отношении регуляции поведения была выявлена (Д. Н. Узнадзе) детерминация действий и деятельности как осознаваемыми, так и неосознаваемыми психологическими установками, причем было показано, что влияние неосознаваемых установок может быть прослежено не только на элементарных, но и на наибо­лее высоких уровнях деятельности, связанных с особенностями личности, нравственными потребностями, тре­бованиями эстетики и т. п. .

В исследованиях речи было обосновано одно из фун­даментальных положений современной психолингвисти­ки, дальновидно сформулированное Л. С. Выготским еще в 30-х гг.: невозможность понять формирование семантического строя речи, оперирующей осознаваемы­ми «значениями» слов, если не учитывается предваряю­щая это формирование динамика еще «неоречевленных» и потому неосознаваемых «смыслов»; в дальнейшем это положение в значительной степени повлияло, как известно, на всю концепцию расстройств и восстановле­ния речи при афазиях.

Мы задержались на всех этих данных не только потому, что они показывают, как широко входят сегодня представления об активности бессознательного в разра­ботку самых разных психологических проблем и направлений. Напоминая о них в рамках настоящего предисловия к книге Л. Шертока, мы сделали это, желая с самого начала обрисовать то общее понимание проблемы бессознательного, тот стиль разработки этой парадигмы, который выступает как характерный для советской научной литературы и который, как мы это увидим далее, довольно резко отличается от соответст­вующих трактовок, звучащих в работах современных западных исследователей. Приведенные выше примеры позволяют также лучше определить, что же это такое, «неосознаваемая психическая деятельность», в чем заключаются специфические особенности этого столь же важного, сколь и своеобразного понятия.

Мы видим, что активность бессознательного позво­ляет осуществлять высшие психологические формы приспособления человека к окружающему: решать задачи, воспринимать явления в их причинной взаимо­связи, преследовать цели, разграничивать существен­ное и несущественное, вносить в деятельность .опреде­ленные замысел и направленность или, выражаясь бо­лее обобщенно, придавать всей системе отношений чело­века к миру неэнтропический, семантически-ориентиро­ванный, смысловой характер, хотя вся эта сложнейшая смысловая активность может ее субъектом и не осозна­ваться. Поэтому, и только поэтому, понятие бессозна­тельного, неосознаваемой психической деятельности остается для нас категорией психологической, не сво­димой к уровню физиологических категорий. На это обстоятельство приходится указывать специально, потому что подлинного единомыслия по поводу этого отношения идеи бессознательного к систе­мам психологических и физиологических катего­рий ни в нашей, ни в западной литературе не су­ществует¹.

При этом следует, конечно, отчетливо понимать, что «неосознаваемость» и «непереживаемость» — это разные категории. Неосознаваемое может быть одновременно и непереживаемым. Такое наблюдается, например, при неосознаваемой переработке информа­ции, в условиях так называемого полного вытеснения и в некоторых других случаях. Но когда маленький ребенок не осознает своих переживаний, то есть не может сделать их предметом своей мысли, то в том, что он является субъектом переживаний, порой весьма интенсивных, вряд ли кто-либо будет сомневаться. Не осознавать свои переживания может в определенных случаях и взрослый. На это в точных выражениях указал еще С. Л. Рубинштейн: «Чувство может су­ществовать и не будучи осознанным… Бессознатель­ное… чувство — это… не чувство, не переживаемое или не испытываемое человеком, а чувство, не соотнесенное пли неадекватно соотнесенное с объективным миром… пока человек не соотнес свой поступок с его объектив­ными результатами, он не знает, что собственно он совершил. Точно так же неосознанное или бессозна­тельное влечение — это влечение, предмет которого не осознан… Осознать свое чувство значит не просто испытать связанное с ним волнение, а именно соотнести его с причиной и объектом, его вызывающим».

3.