В патопсихологическом симптомокомплексе при шизофрении выделяются три группы нарушений.

Первый кластер, включающий признаки снижения обобщения и отвлечения, нарушения внимания, дефицитарность некоторых других психических функций, отражает нарастающий дефект психики. По некоторым формальным признакам он схож с фактором снижения интеллекта, выделенным при органическом поражении головного мозга. Вместе с тем имеются и качествен­ные различия, связанные с иной природой болезненного процес­са. При органическом поражении головного мозга снижение сопровождается эмоциональной окрашенностью ассоциаций, про­екцией собственных переживаний в материал заданий. При шизофрении имеет место формальность или выхолощенность ассоциаций, актуализация несущественных свойств объектов при обобщении, что отражает нарушения селективности познаватель­ной деятельности, связанные с нарушениями смысловой сферы больных.

Следующий, второй, кластер презентирует фактор, определяю­щий качественные нарушения мышления в структуре шизофрени­ческого симптомокомплекса: операциональные (разноплановость и др.) и мотивационные (некритичность, резонерство, искажен­ное объяснение условного смысла).

Третий кластер, включающий соскальзывания, паралогичность, непоследовательность суждений, выделяет фактор нарушения ло­гики мышления при шизофрении.

Патопсихологический симптомокомплекс, свойственный пси­хопатическим личностям, также состоит из трех кластеров.

Первый кластер отражает особенности операциональной сфе­ры мышления, имеющие эмоциональную, аффективную природу (аффективный фактор).

Второй кластер включает претенциозность суждений, оценоч­ные комментарии, склонность к рассуждательству. Он выделя­ет фактор, стоящий за аффективной логикой суждений психо­патов.

Третья группа расстройств объединяет в себе нарушение про­цесса обобщения вследствие актуализации латентных признаков объектов, искаженное объяснение условного смысла, неадекват­ность ассоциаций и использование личностных субъективных предпочтений при обобщениях. В основе этого кластера лежит фактор своеобразия протекания смысловых процессов у психопа­тических личностей. В отличие от шизофрении нарушения мыш­ления у них наиболее отчетливо развиваются, во-первых, в состояниях эмоциональной напряженности (а не в любых усло­виях, как при шизофрении), во-вторых, в ответ на аффективно и личностно значимые стимулы экспериментального материала (а не нейтральные, как при шизофрении), в-третьих, при психо­патиях нарушается только смысловой компонент понятий (но не происходит распада значений, как при шизофрении).

Все три психопатических кластера в совокупности отражают один более общий фактор — лабильность смысловой сферы и ее недостаточную структурированность у психопатических лич­ностей.

В связи с преобладанием в экспертном материале смешан­ных или (и) стертых форм психической патологии нередко пато­психологические симптомокомплексы приобретают фрагментар­ный или полиморфный характер. В этих случаях при диффе­ренцировании нозологических групп необходимо дополнительно учитывать диагностическую информативность патопсихологичес­ких показателей.

Представленные в виде диагностических таблиц результаты расчетов позволяют оценить результаты патопсихологического исследования не только с точки зрения соответствия—несоответ­ствия тому или иному патопсихологическому симптомокомплек-су, но и раскрывает внутреннюю количественную структуру самого симптомокомплекса применительно к конкретному виду диагностики. Это дает возможность преодолеть недостатки тради­ционной патопсихологической диагностики, заключающиеся в недоучете количественного измерения данных экспериментально- психологического исследования. Сравнительный анализ результа­тов показал, что данные экспериментально-психологического ис­следования наиболее информативны при дифференциальной диа­гностике между шизофренией и органическим поражением голов­ного мозга, и наименее — при разграничении шизофрении и психопатии.

Проведенное динамическое сопоставление повторных психиат­рических нозологических и патопсихологических синдромальных диагнозов выявило высокую степень их соответствия, подтвердив диагностическую надежность и информативность патопсихологи­ческих симптомокомплексов. На основании полученных результатов можно утверждать, что патопсихологические синдромы, подобно симптомокомплексам в психопатологии и нейропсихологии, являют­ся необходимым промежуточным этапом на пути восхождения к синтезу высшего порядка — нозологическому и функциональному диагнозу.

Трудности использования результатов патопсихологического эксперимента для целей КСППЭ во многом связаны со сложнос­тями интерпретации полученных данных в условиях экспертной практики. Это в свою очередь определяется видоизменяющим влиянием ряда ситуационных факторов (причин). В их числе следует назвать, во-первых, постоянное психотравмирующее воз­действие, определяющее ту или иную степень эмоционального напряжения, вплоть до явлений дезорганизации психической деятельности подэкспертных. Во-вторых, это различные проявле­ния установочного поведения (аггравационные, симулятивные, диссимулятивные). В-третьих, преобладание смешанных (имею­щих признаки различных психических заболеваний) и "стертых" (маловыраженных, неразвитых) форм психической патологии. В-четвертых, искажающее воздействие фактора социальной же­лательности, влияния сознательных или бессознательных защит­ных механизмов.

Нивелирование этих искажений достигалась следующими спо­собами:

— компоновкой батареи психодиагностических методик по принципу взаимодополнения и взаимоконтроля;

— соотнесением результатов тестирования с независимыми источниками информации, т.е. проверкой достоверности тестовых данных путем сопоставления их с материалами уголовного дела, анамнестическими сведениями;

— сопоставлением и перепроверкой информации, полученной из указанных выше источников, с результатами направленной беседы и психологического наблюдения за подэкспертным.

Однако наиболее эффективным диагностическим приемом, применяемым для повышения надежности результатов патопсихо­логических методик при проведении КСППЭ, является использо­вание особых экспериментальных тактик и специальных дополни­тельных правил интерпретации результатов психологического исследования, позволяющих отграничить психические наруше­ния, детерминированные болезненной сущностью основного пси­хического расстройства, от проявлений дополнительной психи­ческой патологии (сопутствующей болезни), ситуационных динамических психогенных наслоений или сознательных установоч­ных искажений.

Наиболее ин­формативным было сравнение: уровня и качества выполнения вербальных и наглядных методик; уровня и качества выполнения различных заданий с их объективной сложностью; качества от­ветов в эмоционально нагруженном и "нейтральном" материале; результатов методик, направленных на исследование преиму­щественно операциональной стороны мыслительной деятельнос­ти, с данными заданий, ориентированных главным образом на раскрытие семантических и смысловых связей, ассоциативных процессов. Учет этих экспериментальных и ситуационных пере­менных — необходимая предпосылка достаточно обоснованной патогенетической квалификации патопсихологической симптома­тики.

Наибольшее значение в судебной экспертной практике имеет учет влияния эмоционального фактора на экспериментальную деятельность лиц с пограничными психопатологическими состоя­ниями. В силу специфических ситуационных обстоятельств и личностных особенностей исследуемых результаты воздействия этой переменной здесь проявляются особенно резко. У акцен­туированных и психопатических личностей это нередко выража­ется в возникновении признаков противоречивости и непосле­довательности мыслительной деятельности, нарушения логики оперирования заданными методикой (стимульными) объектами. При необходимости отграничения такого рода решений от рас­стройств мышления, характерных для процессуального заболева­ния, самым информативным является сопоставление ответов, исследуемых при предъявлении им эмоционально нагруженного и эмоционально нейтрального стимульного материала (методик) в экспериментально смоделированной ситуации стресса, неуспеха, дискредитации работы и в состоянии относительной эмоциональ­ной релаксации (ненапряженности).

Таким образом, во всех случаях КСППЭ феноменология патопсихологического эксперимента должна быть дополнена и верифицирована психологическим анализом особенностей генеза патопсихологического признака психического расстройства. Толь­котакой методический прием позволяет определить нозологичес­кую специфику внешне сходных явлений, например отграничить истинные нарушения памяти при сосудистом болезненном про­цессе от динамических мотивационно обусловленных нарушений запоминания у некоторых больных шизофренией.

Критичность является одним из важнейших личностных ка­честв, определяющих уровень социальной адаптации человека и обеспечивающих регуляцию поведения.

Основываясь на положениях о системном строении психики и уровневом строении деятельности, можно выделить следующие уровни организации критики и критичности.

Высший уровень — мотивационный. На этом уровне оценка конкретной деятельности производится по субъективному крите­рию — соответствия ситуационного актуального мотива деятель­ности высшим устойчивым мотивационным образованиям, глав­ным смыслам и ценностям личности и по объективному крите­рию — соответствия ситуационного мотива принятым социаль­ным нормам поведения, нравственным правилам.

На следующем — целевом — уровнеоценка дается по кри­терию соответствия цели ситуационному мотиву (личностный смысл) и содержательной логике самого предмета действия (зна­чение).

Последний уровень — операционального контроля, на котором оценка выполняется по критерию соответствия операционального состава деятельности целям действий (субъективному критерию) и объективным условиям его реализации (объективному кри­терию).

Мера вовлеченности выделенных уровней в процесс крити­ки определяется видом ведущей деятельности. Наибольшую важ­ность для КСППЭ имеет экспертное изучение критичности при реализации социальных отношений, особенно в ситуации про­блемного выбора, когда в оценку вовлекается ядро личности — ее нравственно-ценностные ориентации. Социальная деятельность человека требует обязательного участия высшего уровня критич­ности.

Критика— сложная психическая функция, опосредованная рефлексивным сознанием, основная предпосылка и один из внутренних механизмов волевого поведения, свободы выбора. В связи с этим уровень критичности наиболее полно характе­ризует меру способности подэкспертного "осознавать фактичес­кий характер и общественную опасность своих действий (бездей­ствия) либо руководить ими", т.е. дает наиболее ценную инфор­мацию о его отражательных, рефлексивных и регулятивных воз­можностях. Обобщение данных патопсихологической и клиничес­кой практики позволяет учитывать при экспертной оценке кри­тичности подэкспертных такие их личностные качества, как устойчивость, адекватность, точность, широта и дифференцированность применяемых оценок и самооценок, правильность пред­видения последствий своего поведения, эффективность исполь­зования прошлого опыта и др. Полнота критики определяется мерой рефлексии, степенью осознанности оснований и широтой проводимых перспективных, ретроспективных и актуальных оце­нок, обосновывающих личностный выбор, глубина — пони­манием, правильным осознанием их иерархии, верностью от­ражения временно-пространственной личностной перспективы, степенью дифференцированности проводимых сопоставлений.

При реализации значимого для права поведения уровень личностной критичности во многом определяет качество цент­рального звена его регуляции — звена оценки.