At the House in Great Portland Street (в доме на Грейт-Портленд-cтрит)

For a moment Kemp sat in silence (с минуту Кемп сидел молча), staring at the back of the headless figure at the window (глядя в спину безголовой фигуры у окна). Then he started, struck by a thought, rose (затем он вздрогнул, пораженный какой-то мыслью, встал), took the Invisible Man’s arm, and turned him away from the outlook (взял Невидимку за руку и отвел его от окна; outlook — вид, перспектива; наблюдательный пункт).

“You are tired (вы устали),” he said, “and while I sit, you walk about (я сижу, а вы ходите; to walk about — расхаживать, прогуливаться). Have my chair (садитесь на мой стул).”

He placed himself between Griffin and the nearest window (Кемп расположился между Гриффином и ближайшим окном).

For a space Griffin sat silent, and then he resumed abruptly (некоторое время Гриффин сидел молча, затем внезапно продолжил):

headless [`hedlIs], resumed [rI`zjHmd], abruptly [q`brAptlI]

For a moment Kemp sat in silence, staring at the back of the headless figure at the window. Then he started, struck by a thought, rose, took the Invisible Man’s arm, and turned him away from the outlook.

“You are tired,” he said, “and while I sit, you walk about. Have my chair.”

He placed himself between Griffin and the nearest window.

For a space Griffin sat silent, and then he resumed abruptly:

“I had left the Chesilstowe cottage already (я уже покинул дом в Чезилстоу),” he said, “when that happened (когда это случилось). It was last December (это было в декабре прошлого /года/). I had taken a room in London, a large unfurnished room in a big ill-managed lodging-house (я снял комнату в Лондоне, большую комнату без мебели в огромном плохо управляемом = запущенном доме; lodging-house — дом с меблированными комнатами для сдачи в наем; to furnish — снабжать; доставлять, предоставлять; отделывать, оснащать, обставлять /мебелью/, меблировать) in a slum near Great Portland Street (в трущобном квартале рядом с Грейт-Портленд-стрит). The room was soon full of the appliances I had bought with his money (эта комната скоро заполнилась аппаратами, которые я купил на его /отцовские/ деньги; to buy; to apply — применять, использовать, употреблять); the work was going on steadily, successfully, drawing near an end (работа продолжалась непрерывно, успешно, приближаясь к завершению). I was like a man emerging from a thicket (я был как человек, выходящий из чащи; thicket — чаща, заросли, дебри), and suddenly coming on some unmeaning tragedy (и неожиданно столкнувшийся с бессмысленной трагедией). I went to bury him (я поехал похоронить отца).

“My mind was still on this research (мой разум все еще был поглощен этим исследованием), and I did not lift a finger to save his character (и я палец о палец не ударил: «не поднял и пальца», чтобы спасти его репутацию). I remember the funeral (помню похороны), the cheap hearse (дешевый катафалк), the scant ceremony (убогий /погребальный/ обряд; scant — скудный, недостаточный), the windy frost-bitten hillside (продуваемый холодным ветром склон холма), and the old college friend of his who read the service over him (и старого отцовского приятеля из колледжа, который отпевал его) — a shabby, black, bent old man with a snivelling cold (жалкий, черный, согнутый старик с насморком; snivel — сопли, насморк; cold — простуда; насморк).

December [dI`sembq], London [`lAndqn], funeral [`fjHn(q)rql], hearse [hq:s], ceremony [`serImqnI]

“I had left the Chesilstowe cottage already,” he said, “when that happened. It was last December. I had taken a room in London, a large unfurnished room in a big ill-managed lodging-house in a slum near Great Portland Street. The room was soon full of the appliances I had bought with his money; the work was going on steadily, successfully, drawing near an end. I was like a man emerging from a thicket, and suddenly coming on some unmeaning tragedy. I went to bury him.

“My mind was still on this research, and I did not lift a finger to save his character. I remember the funeral, the cheap hearse, the scant ceremony, the windy frost-bitten hillside, and the old college friend of his who read the service over him — a shabby, black, bent old man with a snivelling cold.

“I remember walking back to the empty house (помню, как я возвращался в пустой дом), through the place that had once been a village (через место, бывшее некогда деревней) and was now patched and tinkered by the jerry builders into the ugly likeness of a town (а теперь было кое-как перестроено и залатано в безобразное подобие города; patched — с заплатами, залатанный; сделанный на скорую руку; сделанный неуклюже, непрочно; to tinker — чинить кое-как, на скорую руку; подремонтировать; jerry builder — строительная фирма, выполняющая строительные работы на низком уровне /с нарушением технологии и из некачественных материалов/; неквалифицированный рабочий). Every way the roads ran out at last into the desecrated fields (дороги уходили в изрытые поля; every way — во всех направлениях, в разные стороны; to desecrate — оскорблять, осквернять) and ended in rubble heaps and rank wet weeds (и обрывались среди груд булыжников/щебня и густом сыром бурьяне; rubble — бут, булыжник, щебень; rank — буйный, богатый /о растительности/). I remember myself as a gaunt black figure (помню, как я, худая темная фигура), going along the slippery, shiny pavement (шел по скользкому блестящему тротуару), and the strange sense of detachment I felt from the squalid respectability (и странное ощущение я испытывал среди отвратительной респектабельности; squalid — жалкий, убогий; отвратительный, гадкий; respectability — респектабельность, почтенность), the sordid commercialism of the place (и омерзительного торгашества этого места; commercialism — меркантилизм, торгашеский дух).

“I did not feel a bit sorry for my father (я ничуть не жалел своего отца). He seemed to me to be the victim of his own foolish sentimentality (он казался мне жертвой собственной глупой чувствительности). The current cant required my attendance at his funeral (всеобщее лицемерие требовало моего присутствия на его похоронах; current — текущий, общеупотребительный, имеющий хождение; cant — лицемерие, ханжество), but it was really not my affair (но в действительности это не было моим делом = это мало меня касалось).

desecrated [`desIkreItId], gaunt [gLnt], commercialism [kq`mq:SqlIz(q)m]

“I remember walking back to the empty house, through the place that had once been a village and was now patched and tinkered by the jerry builders into the ugly likeness of a town. Every way the roads ran out at last into the desecrated fields and ended in rubble heaps and rank wet weeds. I remember myself as a gaunt black figure, going along the slippery, shiny pavement, and the strange sense of detachment I felt from the squalid respectability, the sordid commercialism of the place.

“I did not feel a bit sorry for my father. He seemed to me to be the victim of his own foolish sentimentality. The current cant required my attendance at his funeral, but it was really not my affair.

“But going along the High Street (но когда я шел по главной улице), my old life came back to me for a space (моя прежняя жизнь, мое прошлое вернулось ко мне на некоторое время), for I met the girl I had known ten years since (я увидел: «встретил» девушку, которую знал десять лет назад; to meet). Our eyes met (наша глаза встретились).

“Something moved me to turn back and talk to her (что-то заставило меня вернуться и заговорить с ней). She was a very ordinary person (она была очень заурядной особой).

“It was all like a dream, that visit to the old places (все это посещение старых мест было подобно сну). I did not feel then that I was lonely (я не чувствовал тогда, что одинок), that I had come out from the world into a desolate place (что я перешел из мира в заброшенное, пустынное место). I appreciated my loss of sympathy (я осознавал, что потерял интерес /к окружающему/; to appreciate — оценивать; понимать, воспринимать; sympathy — сочувствие, сострадание; симпатия), but I put it down to the general inanity of things (но я приписывал это общей пустоте вещей = пустоте жизни вообще; inanity — пустота; бессмысленность, бессодержательность). Re-entering my room seemed like the recovery of reality (возвращение в свою комнату казалось мне возвращением реальности; recovery — восстановление, возвращение /утраченного/). There were the things I knew and loved (там были вещи, которые я знал и любил). There stood the apparatus (там находилась аппаратура), the experiments arranged and waiting (подготовленные и ожидающие /проведения/ опыты). And now there was scarcely a difficulty left, beyond the planning of details (и теперь оставалось едва одно препятствие помимо обдумывания деталей = почти все преграды были преодолены, оставалось обдумать детали).

appreciated [q`prJSIeItId], desolate [`des(q)lqt], recovery [rI`kAv(q)rI]

“But going along the High Street, my old life came back to me for a space, for I met the girl I had known ten years since. Our eyes met.

“Something moved me to turn back and talk to her. She was a very ordinary person.

“It was all like a dream, that visit to the old places. I did not feel then that I was lonely, that I had come out from the world into a desolate place. I appreciated my loss of sympathy, but I put it down to the general inanity of things. Re-entering my room seemed like the recovery of reality. There were the things I knew and loved. There stood the apparatus, the experiments arranged and waiting. And now there was scarcely a difficulty left, beyond the planning of details.

“I will tell you, Kemp, sooner or later (я расскажу вам, Кемп, когда-нибудь; sooner or later — рано или поздно, когда-нибудь), all the complicated processes (обо всех этих сложных процессах). We need not go into that now (сейчас нам не нужно в них вникать). For the most part, saving certain gaps I chose to remember (по большей части, за исключением некоторых сведений, которые я решил запомнить; gap — пробел, промежуток), they are written in cypher in those books that tramp has hidden (они записаны шифром в тех книгах, которые спрятал тот бродяга; to hide-hid-hidden). We must hunt him down (мы должны поймать его; to hunt down — выследить; поймать). We must get those books again (мы должны вернуть эти книги). But the essential phase was to place the transparent object (главной задачей было поместить прозрачный предмет; essential — неотъемлемый; важнейший, основной; phase — фаза, стадия, этап) whose refractive index was to be lowered (коэффициент которого требовалось понизить) between two radiating centres of a sort of ethereal vibration (между двумя излучающими центрами своего рода эфирной вибрации), of which I will tell you more fully later (о которой я расскажу вам более подробно позже; fully — вполне, совершенно; основательно). No, not those Roentgen vibrations (нет, это не рентгеновское излучение) — I don’t know that these others of mine have been described (не знаю, описаны ли те лучи, о которых я говорю). Yet they are obvious enough (тем не менее, они весьма очевидны = вполне существуют). I needed two little dynamos (мне требовались = я использовал две небольшие динамо-машины), and these I worked with a cheap gas engine (их я приводил в движение с помощью дешевого газового двигателя). My first experiment was with a bit of white wool fabric (первый опыт был проведен над куском белой шерстяной ткани). It was the strangest thing in the world to see it in the flicker of the flashes soft and white (очень странно было видеть, как ткань мерцала мягким белым светом; flicker — мерцание, трепетание), and then to watch it fade like a wreath of smoke and vanish (а затем наблюдать, как она постепенно исчезала, будто кольцо дыма, и исчезла /совсем/).

essential [I`senS(q)l], ethereal [I`TIqrIql], wreath [rJT]

“I will tell you, Kemp, sooner or later, all the complicated processes. We need not go into that now. For the most part, saving certain gaps I chose to remember, they are written in cypher in those books that tramp has hidden. We must hunt him down. We must get those books again. But the essential phase was to place the transparent object whose refractive index was to be lowered between two radiating centres of a sort of ethereal vibration, of which I will tell you more fully later. No, not those Roentgen vibrations — I don’t know that these others of mine have been described. Yet they are obvious enough. I needed two little dynamos, and these I worked with a cheap gas engine. My first experiment was with a bit of white wool fabric. It was the strangest thing in the world to see it in the flicker of the flashes soft and white, and then to watch it fade like a wreath of smoke and vanish.

“I could scarcely believe I had done it (мне едва верилось, что я сделал это). I put my hand into the emptiness (я сунул руку в пустоту), and there was the thing as solid as ever (и там была ткань, столь же плотная, как и раньше). I felt it awkwardly, and threw it on the floor (я неловко потрогал ее и уронил на пол). I had a little trouble finding it again (мне пришлось приложить некоторые усилия, чтобы снова ее отыскать; trouble — беспокойство; труд, усилие, хлопоты).

“And then came a curious experience (а потом произошел любопытный случай). I heard a miaow behind me, and turning (я услышал мяуканье за спиной, обернулся), saw a lean white cat, very dirty (и увидел тощую белую кошку, очень грязную), on the cistern cover outside the window (на крышке бака для воды за окном; cistern — цистерна, резервуар, бак для воды /обычно на крыше дома/). A thought came into my head (у меня появилась мысль). ‘Everything ready for you (все готово для тебя),’ I said, and went to the window, opened it, and called softly (сказал я, подошел к окну, открыл его и мягко, ласково позвал /кошку/).

awkwardly [`LkwqdlI], floor [flL], saw [sL], cistern [`sIstqn]

“I could scarcely believe I had done it. I put my hand into the emptiness, and there was the thing as solid as ever. I felt it awkwardly, and threw it on the floor. I had a little trouble finding it again.

“And then came a curious experience. I heard a miaow behind me, and turning, saw a lean white cat, very dirty, on the cistern cover outside the window. A thought came into my head. ‘Everything ready for you,’ I said, and went to the window, opened it, and called softly.

“She came in, purring (она вошла, мурлыча) — the poor beast was starving (бедное животное умирало от голода) — and I gave her some milk (и я дал ей молока). All my food was in a cupboard in the corner of the room (все мои продукты хранились в буфете, в углу комнаты). After that she went smelling round the room (после этого /вылакав молоко/, она обошла комнату, обнюхивая /углы/), evidently with the idea of making herself at home (очевидно, думая, что останется здесь жить; to make oneself at home — чувствовать себя как дома). The invisible rag upset her a bit (невидимая тряпка немного встревожила ее; to upset — расстраивать, выводить из душевного равновесия, огорчать); you should have seen her spit at it (видели бы вы, как она зашипела на нее; to spit — плевать/ся/; фыркать, шипеть /о кошке/)! But I made her comfortable on the pillow of my truckle-bed (но я удобно устроил ее на подушке своей низкой кровати; truckle-bed — низенькая кровать на колесиках, на день задвигающаяся под более высокую кровать). And I gave her butter to get her to wash (дал ей масла, чтобы она позволила вымыть себя).”

“And you processed her (и вы подвергли ее процессу)?”

“I processed her (да, подверг). But giving drugs to a cat is no joke, Kemp (но напоить кошку препаратами — это не шутка, Кемп; drug — медикамент, лекарство; лекарственный препарат; наркотик)! And the process failed (и опыт не совсем удался; to fail — потерпеть неудачу; быть неадекватным; не сбываться, обманывать ожидания, не удаваться).”

“Failed (не совсем удался)!”

“In two particulars (по двум пунктам; particular — частность, деталь). These were the claws and the pigment stuff, what is it (это когти и пигмент, как его)? — at the back of the eye in a cat (на задней стенке кошачьего глаза). You know (помните)?”

“Tapetum (тапетум /флуоресцирующая оболочка глаза кошки и других животных/).”

starving [`stRvIN], comfortable [`kAmf(q)tqbl], tapetum [tq`pJtqm]

“She came in, purring — the poor beast was starving — and I gave her some milk. All my food was in a cupboard in the corner of the room. After that she went smelling round the room, evidently with the idea of making herself at home. The invisible rag upset her a bit; you should have seen her spit at it! But I made her comfortable on the pillow of my truckle-bed. And I gave her butter to get her to wash.”

“And you processed her?”

“I processed her. But giving drugs to a cat is no joke, Kemp! And the process failed.”

“Failed!”

“In two particulars. These were the claws and the pigment stuff, what is it? — at the back of the eye in a cat. You know?”

“Tapetum.”

“Yes, the tapetum (да, тапетум). It didn’t go (он не исчез). After I’d given the stuff to bleach the blood and done certain other things to her (после того, как я ввел средство для обесцвечивания крови и проделал над ней другие определенные процедуры; to bleach — отбеливать; обесцвечивать), I gave the beast opium (я дал ей опиума), and put her and the pillow she was sleeping on, on the apparatus (и поместил вместе с подушкой, на которой она спала, в аппарат). And after all the rest had faded and vanished (после того, как все остальное поблекло и исчезло), there remained two little ghosts of her eyes (остались только два маленьких неясных пятнышка ее глаз).”

“Odd (странно)!”

“I can’t explain it (не могу этого объяснить). She was bandaged and clamped, of course — so I had her safe (она была забинтована и зафиксирована, конечно, для безопасности = чтобы не убежала); but she woke while she was still misty, and miaowed dismally (но она проснулась, когда еще не совсем исчезла: «была нечеткой», и жалобно замяукала; dismally — мрачно; печально, уныло), and someone came knocking (и тут кто-то застучал в дверь). It was an old woman from downstairs (это была старуха снизу), who suspected me of vivisecting (которая подозревала меня в занятиях вивисекцией) — a drink-sodden old creature (спившееся старое создание; sodden — промокший, влажный; отупевший /от усталости, пьянства/), with only a white cat to care for in all the world (у которого на всем свете не было никого, кроме белой кошки; to care for — заботиться, ухаживать за). I whipped out some chloroform (я быстро достал хлороформ), applied it (применил его), and answered the door (и открыл дверь).

certain [`sq:t(q)n], opium [`qupIqm], miaowed [mJ`aud], chloroform [`klLrqfLm]

“Yes, the tapetum. It didn’t go. After I’d given the stuff to bleach the blood and done certain other things to her, I gave the beast opium, and put her and the pillow she was sleeping on, on the apparatus. And after all the rest had faded and vanished, there remained two little ghosts of her eyes.”

“Odd!”

“I can’t explain it. She was bandaged and clamped, of course — so I had her safe; but she woke while she was still misty, and miaowed dismally, and someone came knocking. It was an old woman from downstairs, who suspected me of vivisecting — a drink-sodden old creature, with only a white cat to care for in all the world. I whipped out some chloroform, applied it, and answered the door.

‘Did I hear a cat (я слышала /мяуканье/ кошки)?’ she asked. ‘My cat (уж не моей ли)?’ ‘Not here (не здесь = здесь кошек нет),’ said I, very politely (сказал я очень вежливо). She was a little doubtful and tried to peer past me into the room (она немного сомневалась и попыталась заглянуть мимо меня в комнату); strange enough to her no doubt (/показавшуюся/ ей весьма странной, несомненно) — bare walls, uncurtained windows (голые стены, окна без занавесок), truckle-bed, with the gas engine vibrating (кровать, вибрирующий газовый двигатель), and the seethe of the radiant points (быстрое мелькание сияющих точек; seethe — кипение, волнение), and that faint ghastly stinging of chloroform in the air (и этот слабый неприятный жгучий запах хлороформа в воздухе; to sting — жалить, жечь). She had to be satisfied at last and went away again (наконец, ей пришлось удовлетвориться /этим/, и она снова ушла).”

“How long did it take (сколько на это ушло времени)?” asked Kemp.

“Three or four hours — the cat (три-четыре часа — на кошку). The bones and sinews and the fat were the last to go (последними исчезли кости, сухожилия и жир), and the tips of the coloured hairs (а также кончики окрашенных шерстинок). And, as I say, the back part of the eye (и, как я уже сказал, в задней части глаза), tough, iridescent stuff it is, wouldn’t go at all (находится радужное вещество, оно вообще не исчезло; tough — жесткий, плотный, упругий).

seethe [sJD], engine [`enGIn], ghastly [`gRstlI], iridescent ["IrI`des(q)nt]

‘Did I hear a cat?’ she asked. ‘My cat?’ ‘Not here,’ said I, very politely. She was a little doubtful and tried to peer past me into the room; strange enough to her no doubt — bare walls, uncurtained windows, truckle-bed, with the gas engine vibrating, and the seethe of the radiant points, and that faint ghastly stinging of chloroform in the air. She had to be satisfied at last and went away again.”

“How long did it take?” asked Kemp.

“Three or four hours — the cat. The bones and sinews and the fat were the last to go, and the tips of the coloured hairs. And, as I say, the back part of the eye, tough, iridescent stuff it is, wouldn’t go at all.

“It was night outside long before the business was over (на улице уже давно была ночь, когда опыт закончился), and nothing was to be seen but the dim eyes and the claws (и ничего не было видно, кроме тусклых глаз и когтей). I stopped the gas engine (я остановил газовый двигатель), felt for and stroked the beast, which was still insensible (нащупал и погладил животное, которое все еще было без сознания; to feel for; to strike), and then, being tired, left it sleeping on the invisible pillow and went to bed (затем, будучи усталым, я оставил кошку спать на невидимой подушке, а сам лег на кровать). I found it hard to sleep (я понял, что мне не заснуть: «нашел трудным заснуть»). I lay awake thinking weak aimless stuff (бодрствуя, я лежал и бессвязно размышлял; weak — слабый, вялый, едва различимый; aimless — бесцельный), going over the experiment over and over again (снова и снова перебирая /подробности/ опыта; to go over — повторять, перечитывать /книгу/; go over the details — вспомнить все подробности), or dreaming feverishly of things growing misty and vanishing about me (или видя в лихорадочном сне, как предметы вокруг становятся неясными, смутными и исчезают), until everything, the ground I stood on, vanished (пока все, и земля подо мной, не исчезает), and so I came to that sickly falling nightmare one gets (и я падаю, как в тошнотворном кошмаре: «и я прихожу к тому тошнотворному падающему кошмару, который получаешь = который случается»; sickly — болезненный, слабый; тошнотворный; вызывающий тошноту, недомогание).

“About two, the cat began miaowing about the room (около двух кошка начала /бегать/ по комнате, мяукая). I tried to hush it by talking to it (я попытался успокоить ее словами), and then I decided to turn it out (а потом решил выгнать: «выставить» ее). I remember the shock I had when striking a light (помню свое потрясение, когда я зажег спичку) — there were just the round eyes shining green — and nothing round them (там были только круглые глаза, светящиеся зеленым светом, а вокруг них ничего). I would have given it milk, but I hadn’t any (я бы дал ей молока, но у меня его не было). It wouldn’t be quiet, it just sat down and miaowed at the door (кошка не успокаивалась, она села у двери и принялась мяукать). I tried to catch it, with an idea of putting it out of the window (я попытался поймать ее, чтобы выгнать через окно), but it wouldn’t be caught, it vanished (но она не давалась: «не становилась пойманной = не ловилась», все исчезала; to catch — ловить). Then it began miaowing in different parts of the room (затем кошка стала мяукать в разных частях комнаты). At last I opened the window and made a bustle (наконец я открыл окно и стал бегать по комнате; bustle — переполох, суета, возня, беготня). I suppose it went out at last (думаю, наконец она убежала). I never saw any more of it (больше я не слышал и не видел ее).

feverishly [`fJv(q)rISlI], ground [graund], nightmare [`naItmeq], bustle [`bAs(q)l]

“It was night outside long before the business was over, and nothing was to be seen but the dim eyes and the claws. I stopped the gas engine, felt for and stroked the beast, which was still insensible, and then, being tired, left it sleeping on the invisible pillow and went to bed. I found it hard to sleep. I lay awake thinking weak aimless stuff, going over the experiment over and over again, or dreaming feverishly of things growing misty and vanishing about me, until everything, the ground I stood on, vanished, and so I came to that sickly falling nightmare one gets.

“About two, the cat began miaowing about the room. I tried to hush it by talking to it, and then I decided to turn it out. I remember the shock I had when striking a light — there were just the round eyes shining green — and nothing round them. I would have given it milk, but I hadn’t any. It wouldn’t be quiet, it just sat down and miaowed at the door. I tried to catch it, with an idea of putting it out of the window, but it wouldn’t be caught, it vanished. Then it began miaowing in different parts of the room. At last I opened the window and made a bustle. I suppose it went out at last. I never saw any more of it.

“Then — Heaven knows why (потом, Бог знает почему) — I fell thinking of my father’s funeral again (я снова стал думать о похоронах отца), and the dismal windy hillside (и мрачном ветреном склоне холма), until the day had come (пока не начался день). I found sleeping was hopeless (поняв, что не смогу заснуть: «я нашел = решил, что /пытаться/ спать было безнадежно»; hopeless — безнадежный; невыполнимый), and, locking my door after me, wandered out into the morning streets (и, заперев за собой дверь, отправился бродить по утренним улицам).”

“You don’t mean to say there’s an invisible cat at large (не хотите ли вы сказать, что на свободе = по свету гуляет невидимая кошка)!” said Kemp.

“If it hasn’t been killed (если ее не убили),” said the Invisible Man. “Why not (почему бы и нет)?”

“Why not (почему бы и нет)?” said Kemp. “I didn’t mean to interrupt (/извините/, не хотел /вас/ прерывать).”

funeral [`fjHn(q)rql], dismal [`dIzmql], interrupt ["Intq`rApt]

“Then — Heaven knows why — I fell thinking of my father’s funeral again, and the dismal windy hillside, until the day had come. I found sleeping was hopeless, and, locking my door after me, wandered out into the morning streets.”

“You don’t mean to say there’s an invisible cat at large!” said Kemp.

“If it hasn’t been killed,” said the Invisible Man. “Why not?”

“Why not?” said Kemp. “I didn’t mean to interrupt.”

“It’s very probably been killed (очень возможно, что ее убили),” said the Invisible Man. “It was alive four days after, I know (я знаю, что она была жива четыре дня спустя), and down a grating in Great Tichfield Street (и сидела под забором на Грейт-Тичфилд-стрит; grating — решетка); because I saw a crowd round the place (потому что я видел толпу вокруг этого места), trying to see whence the miaowing came (пытавшуюся понять, откуда исходит мяуканье).”

He was silent for the best part of a minute (он помолчал с минуту). Then he resumed abruptly (потом вдруг: «резко» продолжил; abrupt — крутой, обрывистый):

“I remember that morning before the change very vividly (помню то утро перед изменением = перед тем, как я стал невидимым, очень ясно). I must have gone up Great Portland Street (я, должно быть, прошел Грейт-Портленд-стрит). I remember the barracks in Albany Street (помню казармы на Олбани-стрит), and the horse soldiers coming out (и выезжавших оттуда кавалеристов; horse — конь, лошадь; soldier — военнослужащий, солдат), and at last I found the summit of Primrose Hill (наконец я очутился на вершине Примроуз-Хилл; Primrose Hill — Примроуз-Хилл /небольшая возвышенность в северной части Риджентс-Парка в Лондоне/). It was a sunny day in January (был январский солнечный день) — one of those sunny, frosty days (один из тех солнечных морозных дней) that came before the snow this year (что выдались до /выпадения/ снега в тот год). My weary brain tried to formulate the position, to plot out a plan of action (мой усталый разум пытался осознать положение и разработать план действий).

soldier [`squlGq], January [`Gxnju(q)rI], weary [`wIqrI]

“It’s very probably been killed,” said the Invisible Man. “It was alive four days after, I know, and down a grating in Great Tichfield Street; because I saw a crowd round the place, trying to see whence the miaowing came.”

He was silent for the best part of a minute. Then he resumed abruptly:

“I remember that morning before the change very vividly. I must have gone up Great Portland Street. I remember the barracks in Albany Street, and the horse soldiers coming out, and at last I found the summit of Primrose Hill. It was a sunny day in January — one of those sunny, frosty days that came before the snow this year. My weary brain tried to formulate the position, to plot out a plan of action.

“I was surprised to find, now that my prize was within my grasp (я с удивлением признал, что теперь, когда заветная цель находится почти у меня в руках = почти достигнута; prize — награда, приз; труднодостижимая цель; предмет вожделений; within — в пределах; не дальше чем), how inconclusive its attainment seemed (ее достижение представляется бессмысленным, ненужным; inconclusive — неубедительный, безрезультатный; to conclude — завершить, закончить; сделать вывод, подвести итог). As a matter of fact I was worked out (собственно говоря, я был истощен); the intense stress of nearly four years’ continuous work (огромное напряжение почти четырехлетней непрерывной работы) left me incapable of any strength of feeling (сделало меня неспособным к силе чувств = притупило все мои чувства). I was apathetic, and I tried in vain to recover the enthusiasm of my first inquiries (я находился в апатии и безуспешно пытался вернуть увлеченность, восторженность моих первых исследований), the passion of discovery that had enabled me to compass even the downfall of my father’s grey hairs (страстное стремление к открытиям, которое позволило мне даже погубить своего старика отца; to enable — давать возможность, право /сделать что-либо/; to compass — осуществлять, замышлять /что-либо дурное/; downfall — падение, гибель; grey hairs — седины, старость). Nothing seemed to matter (казалось, ничто теперь не имело значения/все стало безразлично). I saw pretty clearly this was a transient mood (я довольно ясно понимал, что это преходящее состояние; mood — настроение, расположение духа), due to overwork and want of sleep (вызванное перенапряжением и недостатком сна; due to — по причине, в результате; вызванный/обусловленный чем-либо), and that either by drugs or rest it would be possible to recover my energies (и что с помощью либо лекарств, либо отдыха возможно вернуть силы).

“All I could think clearly was that the thing had to be carried through (все, о чем я мог ясно думать — дело необходимо довести до конца; to carry through — доводить до конца: «проносить через/сквозь»); the fixed idea still ruled me (навязчивая идея все еще владела мной; to rule — править, господствовать, руководить). And soon, for the money I had was almost exhausted (/завершить работу нужно было/ в скором времени, потому что деньги, имевшиеся у меня, почти истратились). I looked about me at the hillside (я оглянулся кругом, посмотрел на склон холма), with children playing and girls watching them (где играли дети, а няньки следили за ними; girl — девочка, девушка; служанка), and tried to think of all the fantastic advantages an invisible man would have in the world (и попытался подумать обо всех фантастических преимуществах, которыми обладал бы невидимка; in the world — очень, совершенно, ...на свете; в конце концов).

apathetic ["xpq`TetIk], transient [`trxnzIqnt], energy [`enqGI]

“I was surprised to find, now that my prize was within my grasp, how inconclusive its attainment seemed. As a matter of fact I was worked out; the intense stress of nearly four years’ continuous work left me incapable of any strength of feeling. I was apathetic, and I tried in vain to recover the enthusiasm of my first inquiries, the passion of discovery that had enabled me to compass even the downfall of my father’s grey hairs. Nothing seemed to matter. I saw pretty clearly this was a transient mood, due to overwork and want of sleep, and that either by drugs or rest it would be possible to recover my energies.

“All I could think clearly was that the thing had to be carried through; the fixed idea still ruled me. And soon, for the money I had was almost exhausted. I looked about me at the hillside, with children playing and girls watching them, and tried to think of all the fantastic advantages an invisible man would have in the world.

“After a time I crawled home (через некоторое время я с трудом вернулся домой; to crawl —ползать; медленно, с трудом передвигаться), took some food and a strong dose of strychnine (немного поел и принял большую дозу стрихнина), and went to sleep in my clothes on my unmade bed (лег спать в одежде на неубранную кровать). Strychnine is a grand tonic, Kemp, to take the flabbiness out of a man (стрихнин — прекрасное укрепляющее средство, Кемп, чтобы изгнать слабохарактерность из человека = он не дает пасть духом; flabby — обрюзгший; слабый, вялый, мягкотелый, слабохарактерный).”

“It’s the devil (это /сам/ дьявол),” said Kemp. “It’s the palaeolithic in a bottle (он превращает в дикаря; palaeolithic — палеолитический; палеолит — древний каменный век, время существования ископаемого человека /неандертальцы и др./).”

“I awoke vastly invigorated and rather irritable (я проснулся, ощущая значительный прилив сил, но весьма раздраженный; to invigorate — давать силы, укреплять; вселять энергию). You know (вам знакомо /такое состояние/)?”

“I know the stuff (да, знакомо: «знаю эту материю/эту штуку»).”

“And there was someone rapping at the door (кто-то стучал в дверь). It was my landlord with threats and inquiries (это был домовладелец, /пришедший/ с угрозами и расспросами), an old Polish Jew in a long grey coat and greasy slippers (старый польский еврей в длинном сером сюртуке и засаленных туфлях; grease — топленое сало; жир). I had been tormenting a cat in the night, he was sure (я мучил кошку ночью, уверял он) — the old woman’s tongue had been busy (старуха все разболтала; tongue — язык; busy — деятельный, суетливый, занятой). He insisted on knowing all about it (он настаивал на том, чтобы я все рассказал об этом). The laws in this country against vivisection were very severe — he might be liable (в этой стране законы против вивисекции очень строги — ответственность может пасть на него; to be liable for — нести ответственность за /что-либо/). I denied the cat (я отрицал /наличие/ кошки). Then the vibration of the little gas engine could be felt all over the house, he said (тогда он сказал, что дрожание газового двигателя ощущается по всему дому). That was true, certainly (это, конечно, было правдой).

strychnine [`strIknJn], invigorated [In`vIgqreItId], tongue [tAN]

“After a time I crawled home, took some food and a strong dose of strychnine, and went to sleep in my clothes on my unmade bed. Strychnine is a grand tonic, Kemp, to take the flabbiness out of a man.”

“It’s the devil,” said Kemp. “It’s the palaeolithic in a bottle.”

“I awoke vastly invigorated and rather irritable. You know?”

“I know the stuff.”

“And there was someone rapping at the door. It was my landlord with threats and inquiries, an old Polish Jew in a long grey coat and greasy slippers. I had been tormenting a cat in the night, he was sure — the old woman’s tongue had been busy. He insisted on knowing all about it. The laws in this country against vivisection were very severe — he might be liable. I denied the cat. Then the vibration of the little gas engine could be felt all over the house, he said. That was true, certainly.

“He edged round me into the room (он все старался незаметно прошмыгнуть мимо меня в комнату; to edge — продвигаться незаметно или постепенно, продираться; edge — кромка, край), peering about over his German-silver spectacles (заглядывая туда поверх своих очков в мельхиоровой оправе), and a sudden dread came into my mind (и внезапный страх охватил меня) that he might carry away something of my secret (что он может проникнуть в мою тайну; to carry away — уносить). I tried to keep between him and the concentrating apparatus I had arranged (я попытался встать между ним и аппаратом для выпаривания, который приготовил; to concentrate — концентрировать, сгущать, выпаривать), and that only made him more curious (это только сделало его еще более любопытным = подстегнуло его любопытство). What was I doing (чем я занимаюсь)? Why was I always alone and secretive (почему я всегда один и скрываюсь /от всех/; secretive — скрытный, замкнутый)? Was it legal (законны ли мои занятия)? Was it dangerous (не опасны ли)? I paid nothing but the usual rent (я платил лишь обычную арендную плату). His had always been a most respectable house (а его дом всегда был самым приличным, уважаемым) — in a disreputable neighbourhood (по сравнению с соседями с небезупречной репутацией; disreputable — недостойный уважения; пользующийся дурной репутацией, имеющий сомнительную репутацию).

“Suddenly my temper gave way (вдруг мое терпение иссякло; to give way — уступать; сдаваться; сдавать /о здоровье/; портиться; temper — характер; самообладание). I told him to get out (я сказал ему убираться). He began to protest, to jabber of his right of entry (он стал протестовать, бормотать про свое право входить /когда угодно/). In a moment I had him by the collar (еще секунда, и я схватил его за шиворот); something ripped, and he went spinning out into his own passage (раздался треск /ткани/, и он вылетел в коридор; to spin — крутить/ся/, вертеть/ся/; быстро двигаться, пронестись). I slammed and locked the door and sat down quivering (я захлопнул дверь, запер ее и сел, дрожа).

German [`Gq:mqn], dangerous [`deInG(q)rqs], disreputable [dIs`repjutqbl]

“He edged round me into the room, peering about over his German-silver spectacles, and a sudden dread came into my mind that he might carry away something of my secret. I tried to keep between him and the concentrating apparatus I had arranged, and that only made him more curious. What was I doing? Why was I always alone and secretive? Was it legal? Was it dangerous? I paid nothing but the usual rent. His had always been a most respectable house — in a disreputable neighbourhood.

“Suddenly my temper gave way. I told him to get out. He began to protest, to jabber of his right of entry. In a moment I had him by the collar; something ripped, and he went spinning out into his own passage. I slammed and locked the door and sat down quivering.

“He made a fuss outside, which I disregarded (он суетился и шумел снаружи, но я не обращал внимания), and after a time he went away (и через некоторое время он ушел).

“But this brought matters to a crisis (но это довело мои дела до критического состояния). I did not know what he would do (я не знал ни того, что он сделает), nor even what he had the power to do (ни даже того, что он вправе сделать). To move to fresh apartments would have meant delay (переехать на новую квартиру означало бы задержку; apartments —меблированные комнаты); altogether I had barely twenty pounds left in the world (а денег у меня оставалось всего фунтов двадцать; in the world — очень, совершенно, ...на свете; в конце концов), for the most part in a bank (главным образом в банке) — and I could not afford that (и я не мог себе этого позволить). Vanish (исчезнуть)! It was irresistible (это /искушение/ было непреодолимым: «неотразимым»; to resist — сопротивляться). Then there would be an inquiry, the sacking of my room (затем начнется следствие, разграбление моей комнаты).

“At the thought of the possibility of my work being exposed or interrupted at its very climax (при мысли о вероятности того, что мою работу предадут огласке или прервут ее в высшей точке), I became very angry and active (я стал очень злым и энергичным). I hurried out with my three books of notes, my cheque-book (я поспешно вышел с тремя книгами записей и чековой книжкой) — the tramp has them now (теперь они у бродяги) — and directed them from the nearest Post Office (и отправил их из ближайшего почтового отделения) to a house of call for letters and parcels in Great Portland Street (в контору, где хранят до востребования письма и посылки, на Грейт-Портленд-стрит).

brought [brLt], apartments [q`pRtmqnts], pound [paund], cheque-book [`Cekbuk]

“He made a fuss outside, which I disregarded, and after a time he went away.

“But this brought matters to a crisis. I did not know what he would do, nor even what he had the power to do. To move to fresh apartments would have meant delay; altogether I had barely twenty pounds left in the world, for the most part in a bank — and I could not afford that. Vanish! It was irresistible. Then there would be an inquiry, the sacking of my room.

“At the thought of the possibility of my work being exposed or interrupted at its very climax, I became very angry and active. I hurried out with my three books of notes, my cheque-book — the tramp has them now — and directed them from the nearest Post Office to a house of call for letters and parcels in Great Portland Street.

“I tried to go out noiselessly (я постарался выйти бесшумно). Coming in, I found my landlord going quietly upstairs (вернувшись, я увидел, как домовладелец спокойно поднимается наверх); he had heard the door close, I suppose (полагаю, он слышал, как закрылась /моя/ дверь). You would have laughed to see him jump aside on the landing as I came tearing after him (вы бы рассмеялись, увидев, как он отскочил в сторону на лестничной площадке, когда я промчался мимо него). He glared at me as I went by him (он сердито посмотрел на меня, когда я пробегал мимо), and I made the house quiver with the slamming of my door (и я сотряс дом, захлопнув свою дверь). I heard him come shuffling up to my floor, hesitate, and go down (я слышал, как он поднялся, шаркая ногами, на мой этаж, /постоял у моей двери/, колеблясь, и спустился вниз). I set to work upon my preparations forthwith (я немедленно принялся за приготовления /к опыту/).

“It was all done that evening and night (все было сделано в тот вечер и ночь). While I was still sitting under the sickly, drowsy influence of the drugs that decolourise blood (пока я еще находился под вызывающим тошноту и сон = одурманивающим действием препаратов для обесцвечивания крови), there came a repeated knocking at the door (раздался многократно повторяющийся стук в дверь). It ceased, footsteps went away and returned (он прекратился, шаги удалились, затем вернулись), and the knocking was resumed (и стук возобновился). There was an attempt to push something under the door — a blue paper (кто-то попытался просунуть что-то под дверь — какую-то синюю бумажку). Then in a fit of irritation I rose and went and flung the door wide open (тогда в приступе раздражения я поднялся и распахнул дверь; to fling). ‘Now then (ну, что еще)?’ said I.

hesitate [`hezIteIt], drowsy [`drauzI], decolourise ["dJ`kAl(q)raIz], blue [blH]

“I tried to go out noiselessly. Coming in, I found my landlord going quietly upstairs; he had heard the door close, I suppose. You would have laughed to see him jump aside on the landing as I came tearing after him. He glared at me as I went by him, and I made the house quiver with the slamming of my door. I heard him come shuffling up to my floor, hesitate, and go down. I set to work upon my preparations forthwith.

“It was all done that evening and night. While I was still sitting under the sickly, drowsy influence of the drugs that decolourise blood, there came a repeated knocking at the door. It ceased, footsteps went away and returned, and the knocking was resumed. There was an attempt to push something under the door — a blue paper. Then in a fit of irritation I rose and went and flung the door wide open. ‘Now then?’ said I.

“It was my landlord, with a notice of ejectment or something (это был домовладелец, он принес уведомление о выселении или что-то в этом роде; ejectment — выселение; предписание о выселении или лишении имущества). He held it out to me, saw something odd about my hands, I expect (он протянул ее мне; полагаю, мои руки чем-то удивили его; odd —странный, необычный), and lifted his eyes to my face (и он поднял глаза и взглянул мне в лицо).

“For a moment he gaped (с минуту он глядел изумленно, разинув рот). Then he gave a sort of inarticulate cry (затем он что-то выкрикнул нечленораздельно), dropped candle and writ together (уронил свечу и извещение; writ — судебное предписание, извещение), and went blundering down the dark passage to the stairs (и, спотыкаясь, бросился по темному коридору к лестнице). I shut the door, locked it, and went to the looking-glass (я закрыл дверь, запер ее и подошел к зеркалу). Then I understood his terror (тут я понял его страх)... My face was white — like white stone (мое лицо было белым, как мрамор: «как белый камень»).

“But it was all horrible (это было ужасным). I had not expected the suffering (я не ожидал /таких/ страданий). A night of racking anguish, sickness and fainting (ночь /прошла/ в страшных мучениях, тошноте и обмороках; racking — мучительный; непосильный; rack — дыба; anguish — боль, мука, страдание, мучение). I set my teeth, though my skin was presently afire (я стискивал зубы, хотя моя кожа горела), all my body afire (все тело горело; afire — охваченный огнем, в огне); but I lay there like grim death (но я лежал неподвижно; like grim death — отчаянно, изо всех сил: «как жестокая/беспощадная смерть»). I understood now how it was the cat had howled until I chloroformed it (тогда я понял, почему это кошка выла, пока я не усыпил ее хлороформом). Lucky it was I lived alone and untended in my room (к счастью, я жил в комнате один, без прислуги; to tend — заботиться /о ком-либо/; ухаживать; присматривать; прислуживать /кому-либо/). There were times when I sobbed and groaned and talked (временами я рыдал, стонал и разговаривал /с собой/). But I stuck to it (но я выдержал; to stick to it — упорствовать, держаться)... I became insensible and woke languid in the darkness (я потерял сознание и очнулся, ослабевший, в /полной/ темноте).

chloroformed [`klOrqfLmd; `klLrqfLmd], inarticulate ["InR`tIkjulqt], anguish [`xNgwIS], languid [`lxNgwId]

“It was my landlord, with a notice of ejectment or something. He held it out to me, saw something odd about my hands, I expect, and lifted his eyes to my face.

“For a moment he gaped. Then he gave a sort of inarticulate cry, dropped candle and writ together, and went blundering down the dark passage to the stairs. I shut the door, locked it, and went to the looking-glass. Then I understood his terror... My face was white — like white stone.

“But it was all