Проблемы формирования личности
Известно высказывание Л. Н. Толстого: «От пятилетнего ребенка до меня только шаг. А от новорожденного до пятилетнего — страшное расстояние. От зародыша до новорожденного — пучина»1. Действительно, с 5 лет происходит интенсивное развитие познавательных психических функций, значительно более содержательным становится мышление, проявляется склонность к анализу и поиску причинно-следственных связей. Поведение отличается большей критичностью, логичностью действий и поступков, большим чувством вины при нарушении правил поведения. Дифференцируются вкусы, интересы и наклонности, совершенствуются нравственно-этические категории красивого, прекрасного, некрасивого, грязного, постыдного. Ребенок может достаточно хорошо управлять своими чувствами и регулировать свои желания.
Если уже в 2 года в полной мере виден темперамент, то в 5 лет вырисовывается в основных чертах характер и появляется контур будущей личности. Если ведущим в становлении темперамента является генетический, конституциональный фактор, то в характере он будет проявляться наряду со средовым, социальным влиянием. В формировании же личности среда играет предопределяющую роль, способствуя образованию системы отношений, центром которой является самооценка, ценностные ориентации и направленность интересов и предпочтений.
Если задать детям 5—7 лет вопрос о том, кого бы они стали изображать (кем бы они стали) в игре «Семья», то подавляющее большинство отдает предпочтение родителю того же пола, т. е. мальчики хотят быть отцами, а девочки — матерями. С 7 лет дети предпочитают изображать себя, т. е. ребенок хочет быть самим собой. Исключительный выбор родителя того же пола в 5—7 лет происходит на фоне развивающейся возрастной способности принимать и играть роли, ставить себя на место другого человека, ощущать себя тождественным, идентичным его чувствам и переживаниям, мыслям и поступкам. Стремление быть тождественным родителю того же пола означает прежде всего желание идентифицироваться с мужской или женской ролью. Поэтому в старшем дошкольном возрасте мальчики и хотят делать все, как папа, а девочки, как мама. Тем самым они приобретают необходимый им опыт поведения, соответствующий их полу, что позволяет более естественно и непринужденно вести себя со сверстниками.
Общение же со сверстниками того же пола становится все более существенным фактором, влияющим на самооценку, уверенность в
1 Толстой Л. Н. Собр. соч. В 20-ти
себе, настроение и жизненный тонус. Таким образом, идентификация с ролью родителя того же пола представляет собой одно из выражений процесса социализации — приобретения навыков групповых отношений как определенной стадии формирования личности.
Осознанное стремление ребенка походить на родителя того же пола отличается от подражания в первые годы жизни и является знаком авторитета для детей. Благодаря этому мать и отец могут оказывать наибольшее влияние на детей в старшем дошкольном возрасте. К сожалению, эта возможность часто недооценивается или сводится на нет из-за различных проблем в семейных отношениях и личностных особенностей родителей.
В более неблагоприятной ситуации оказываются мальчики, в семье которых недостаточна роль отца или произошла перестановка семейных ролей, когда бабушка заменяет мать, а мать — отца. Драматическая ситуация наблюдается в распавшейся семье. Если на девочек уход отца оказывает максимальное травмирующее воздействие в младшем дошкольном возрасте из-за потери эмоционального контакта с ним, то для мальчиков разлука с отцом является более тяжелой в старшем дошкольном возрасте, когда отсутствует возможность для идентификации с его мужской ролью. Тогда у девочек существует большая вероятность появления эмоциональных расстройств преимущественно истерического круга, а у мальчиков — неуверенности в себе и страхов в результате чрезмерной опеки и тревожности со стороны взрослых, заменяющих отца, и проблем в общении со сверстниками того же пола.
В другом варианте у мальчиков из неполной семьи нарастают протестные формы поведения. Мальчики болезненно заостренно пытаются утвердиться в мужской роли, компенсируя этим недостаток общения с отцом. Они стремятся лидировать среди сверстников, но не всегда достигают успеха. В результате возникает агрессивная реакция на несоответствие своим ожиданиям и требованиям. Такие мальчики нередко попадают под влияние более старших ребят, ведущих себя, по их мнению, как «настоящие мужчины». При наличии протестной и нередко агрессивной формы поведения, как правило, отсутствуют страхи, в том числе свойственная старшему дошкольному возрасту боязнь огня и пожара. Наоборот, этих мальчиков привлекает игра со спичками, что приводит в ужас матерей, которые не знают, куда девать их неукротимую энергию, ненасытное желание играть в подвижные и шумные игры-сражения. Зато мальчики гордятся успехами в игре, своим умением преодолевать трудности и противостоять опасностям, так же, как они могли бы гордиться этими качествами отца, подражая ему в реальной жизни.
Но и в полной семье при неблагоприятных личностных особенностях родителей (например, грубость отца) ребенок может непроизвольно усвоить их, что также создаст трудности в общении со сверстниками. Если мальчик ведет себя, как и отец, грубо и
агрессивно, это рано или поздно приведет к конфликтам со сверстниками и к неприятию с их стороны.
Часто восприятию адекватных полу эталонов поведения препятствуют конфликты в семье, когда дети не хотят брать пример с негативно настроенных и ссорящихся родителей. Если инициатором конфликта выступает отец, то девочки теряют эмоциональный контакт с ним и ранимо воспринимают-нападки на мать, с которой себя отождествляют. Мальчики эмоционально заостренно воспринимают ущемление интересов отца в семье, испытывая противоречивые чувства к матери, которую они по-прежнему любят и в то же время не могут смириться с принижением так значимого для них авторитета отца. К тому же мать, находящаяся в конфликте с отцом или недовольная им, не только не подчеркивает его значение в семье, но и стремится всячески изолировать его от общения с сыном, как это видно на примере мальчика 5 лет.
Мать считала сына упрямым, похожим на несговорчивого отца. Однако по своей эмоциональной чувствительности сын был ближе к матери и, как она, ранимо воспринимал грубое обращение отца. Но и сама мать после конфликтов с мужем часто срывала раздражение на сыне, была непоследовательной и неровной в отношениях с ним. Более «последовательным» был отец, который не воспитывал, а дрессировал и постоянно наказывал ребенка. Так мальчик оказался «между двух огней», в результате, с одной стороны, он становился все более возбудимым, как бы утрированно напоминая холерический темперамент отца, а с другой — все более уставая, затормаживался, чем, как «копуша», опять же утрированно отражал флегматический темперамент матери. Получилось, что у мальчика «исчез» присущий ему природный темперамент. Вместо него появились два болезненных образования, или симптома, в чем-то напоминающие своей возбудимостью и тормозимостью противоположные темпераменты отца и матери.
В детском саду воспитатель посоветовал матери обратиться за помощью к специалисту. Когда мать пришла к нам, она уже развелась с мужем. Тем не менее, перечисляя состав семьи, мальчик назвал и отца. Выбрал он и его роль в воображаемой игре в семью, отражая свою возрастную потребность в идентификации с мужской ролью. В отношении матери он, как и раньше, отказывался беспрекословно следовать всем ее предостережениям и говорил «ну и что», чем окончательно выводил мать из равновесия. И хотя после развода прошло немного времени, она стала в глубине души сомневаться, сможет ли выиграть «битву» с сыном.
На приеме мальчик спокойно играл, брал вместе с нами различные роли и совсем не походил на возбудимого, вредного и неисправимого, каким был в представлении матери. На наше замечание, что мальчик не настолько плох, как это можно было предполагать, мать ответила: «Он всегда спокоен с мужчинами» — и добавила, что у сына полностью отсутствуют страхи. Действительно, на наш вопрос о них он вначале категорически заявил: «Я ничего
не боюсь», выражая этим скорее свое мальчишеское кредо, чем реальное положение вещей. Когда же мы поинтересовались, боится ли он животных и сказочных персонажей, то мальчик доверительно сообщил, что боится только волка, затем, подумав, добавил: «И тигра — они злые». Через некоторое время вернулся и сказал: «А еще я боюсь Бармалея и Бабку Ежку».
Почему же возникли эти, идущие из более раннего возраста страхи? Да потому, что одностороннее и к тому же конфликтное отношение матери к ребенку не могло восполнить его возрастную потребность в общении с отцом, который мог бы «убить волка» и расправиться с другими сказочными злодеями, а заодно научить, как быть сильным и уверенным в себе. И после развода родителей мальчик не стал более покладистым с матерью, испытывая все больше страхов и неуверенности в себе при внешне независимом и гордом поведении.
Другой пятилетний мальчик после развода родителей жил два года с матерью и бабушкой и обращал на себя внимание в детском саду излишней осторожностью. Он никогда не начинал что-либо делать первым, отказывался съезжать с горки, выступать на концертах, и создавалось впечатление, что он боялся всего нового и неизвестного.
Во время беседы с нами было видно, что он скучает по отцу, поскольку заметно оживился при разговоре о нем и, подобно ему, хотел быть летчиком. В процессе игры мальчик осмелел и стал вести себя более непринужденно, не опасаясь, как раньше, всего неожиданного. Эти страхи появились в результате воспитания бабушки, продолжающей опекать его как маленького ребенка и заменившей ему обоих родителей.
На один из приемов с согласия матери был приглашен отец. Это заметно повысило эмоциональный тонус мальчика и его уверенность в себе. Так мать убедилась, что она и тем более бабушка не могут заменить отца и обеспечить сыну условия для нормального психического развития. Вскоре отец вернулся в семью, и через некоторое время мальчик стал почти таким же уверенным и решительным, как и большинство его сверстников.
Третьему мальчику, о котором пойдет речь, было уже 6 лет, когда его мать обратилась к нам за помощью по поводу его страхов и все более нарастающей неуверенности в себе. Он боялся людоедов, разбойников, хищных зверей, птиц и незнакомых людей, могущих причинить увечье, ограбить, а то и увести с собой. Из-за страхов, связанных с насилием, он боялся выходить на улицу, не засыпал без матери и беспокойно спал, иногда просыпаясь по ночам от страшных снов. Все горящее приводило его в ужас, и он плакал от жалости, услышав о происшедшем где-то пожаре. К тому же у него был доходящий до крика и слез навязчивый страх, что он отстанет, опоздает, и навязчивые опасения, что мать не сможет его вовремя забрать из детского сада.
Воспитателем мальчик характеризовался как самый тихий и
послушный, застенчивый и робкий в общении со сверстниками, неспособный, постоять за себя, «дать сдачи», часто плачущий от обиды и с нетерпением ожидающий прихода матери. Дома же без присутствия посторонних мальчик, со слов матери, любил вооружаться «до зубов», поражая невидимых врагов. Так он, пусть и в символической форме, защищал себя в игре, самоутверждаясь в мальчишеской бесстрашной роли.
Почему же мальчик был так боязлив и неуверен в себе? С одной стороны, это вина тревожно-мнительной матери, чрезмерно опекающей сына, заменяющей собой сверстников и лишающей ребенка самостоятельности и активности. С другой стороны, причиной явилось отсутствие отца в семье, который умер, когда мальчику было 2 года. Смерть мужа тяжело отразилась на матери, надолго понизив ее настроение и заострив присущее ей беспокойство. Предопределяющим фактором отношения матери к сыну стало ее стремление компенсировать отсутствие отца, поэтому односторонне-эмоциональный уровень отношений продолжал преобладать и в старшем дошкольном возрасте, приобретая вследствие чрезмерной заботы, предохранений и тревоги все более инфантильный характер. Сама мать не замечала этого, но ее отношение к сыну вступало во все большее противоречие с возрастными особенностями формирования личности мальчика. К тому же мать не могла служить примером уверенного поведения, часто находясь в состоянии тревоги и испытывая мучительный для себя страх одиночества. Свою тревогу она изливала сыну, непроизвольно привязывая его к себе, ставя в зависимость от своих чувств и настроения в такой степени, что сын не мог быть самим собой и с каждым годом терял свойственные ему раньше навыки самостоятельности и активности. Вместе со страхами, впитываемыми от матери, мальчик становился боязливым и неуверенным в себе, его поведение все более отличалось от норм общения, принятых в среде сверстников.
Все приведенные истории не случайно касаются мальчиков, так как отсутствие соответствующего их полу влияния отца более всего ощутимо в старшем дошкольном возрасте. В том же возрасте девочки, как уже отмечалось, имеют возможность для идентификации с родителем того же пола в лице матери.
Воспитателю следует учитывать повышенную ранимость мальчиков, испытывающих в старшем дошкольном возрасте проблемы взаимоотношений с отцами или уже частично и полностью лишенных общения с ними после развода родителей. Эти мальчики болезненно переживают, когда их начинают стыдить в присутствии сверстников, указывать, что они ведут себя не так, как нужно, отстают от других, не оправдывают надежд. В подобной ситуации дети чувствуют себя еще более непонятыми и изолированными, становятся робкими и нерешительными или начинают «вредничать» — делать все наперекор, вызывая негативное отношение к себе и вместе с тем утверждаясь в способности вести себя как «настоящие» мальчишки.
Если дисциплинарные меры оказывают временный или отрицательный эффект, то положительный результат достигается от похвалы за успехи, которые всегда можно найти при желании. Действенным оказывается и вовлечение ребенка в коллективную игру с предоставлением главных ролей. Больших результатов в повышении уверенности у мальчиков достигают воспитатели-мужчины. В порядке эксперимента психологи-мужчины, проходящие у нас курсовую и дипломную практцку, работали в группах наравне с воспитателями-женщинами. Сходным эффектом обладает участие мальчиков в спортивных секциях, где всегда есть сверстники, объединенные общей целью, а тренером может быть мужчина.
В клинически очерченных случаях, когда налицо многочисленные страхи и выражена неуверенность и робость в общении со сверстниками, необходима своевременная консультация специалиста, в первую очередь психолога или врача-психотерапевта. Даже родительский комитет, в который входят отцы из благополучных семей, может сделать многое для предупреждения появления нежелательных черт в характере мальчиков, если подобное воздействие идет в комплексе психопрофилактических мероприятий, осуществляемых в детском саду.
СТРАХИ
Любой воспитатель скажет, что некоторые дети отказываются кататься с горки, взбираться на что-либо, плавать в бассейне, убегают от приближающейся собаки, не остаются одни, не идут к врачу, становятся возбужденными перед проведением прививок, вздрагивают от неожиданного звука и т. д. Во всех этих случаях речь идет о страхах. Мы уже касались их, говоря о младших дошкольниках. Старшие дети часто боятся Змея Горыныча и сказочного крокодила (максимум в 5 лет), а у девочек в 5 лет наблюдается пик страхов перед сказочными персонажами. Характерны и страхи, возникающие в процессе засыпания, боязнь неприятных сновидений, некоторых животных, нападения, глубины, огня и пожара, а также наказания со стороны родителей.
Наиболее часто старшие дошкольники испытывают страх смерти, достигающий своего апогея в 6 и 7 лет у детей, еще не посещающих школу. Боязнь умереть — это возрастное отражение формирующейся концепции жизни. Ее точкой отсчета является рождение, тайна которого постигается в общих чертах к началу старшего дошкольного возраста, а концом — смерть, осознание неизбежности которой приходит впервые и проявляется соответствующим страхом. Но подобная динамика развития мышления, в свою очередь, является откликом на формирование категорий времени и пространства. Это выражается умением определять в общих чертах время, далекое и близкое, воспринимать себя в состоянии постоянного возрастного развития, допуская, что оно как-то ограничено временем, т. е. имеет свои пределы. В ответ
на это и появляется страх смерти как аффективно-заостренное выражение инстинкта самосохранения. Этот большей частью внешне не проявляемый страх, как и вообще большинство других страхов, присущ эмоционально чувствительным детям и полностью отсутствует при задержке психического развития, психопатопо-добном, расторможенном и агрессивном поведении, а также у детей, родители которых страдают хроническим алкоголизмом.
О том, что ребенок боится смерти, можно догадаться по наличию других, тесно связанных с этим страхов, прежде всего испытываемых во сне (страшных снов), боязни нападения, огня и пожара, боязни заболеть (у девочек) и боязни стихии (у мальчиков). Даже испытываемый страх перед Змеем Горынычем, который, по словам одного мальчика, «дохнёт — и все сгорит», есть не что иное, как замаскированный ужас, вызываемый огнем и пожаром. В это же время дети заметно боятся змей, укус которых смертелен, и крайне болезненно переносят операции, в том числе удаление аденоидов и миндалин, а также болезнь и смерть даже не очень знакомых людей.
Появление страха смерти означает постепенное завершение «наивного» периода в жизни детей, когда они верили в существование сказочных персонажей, бессмертие, чудесные явления и многое другое, с чем теперь приходится расставаться. Даже исчезновение страха перед Кощеем Бессмертным в старшем дошкольном возрасте свидетельствует о том, что он стал «простым смертным» в представлении детей и потому перестал пугать их. Категория смерти в 6 и 7 лет — это жизненная реальность, которую ребенок должен признать как нечто рано или поздно неизбежное в его жизни. Но именно нежелание признать это сразу и порождает страх, означающий, по существу, эмоциональное неприятие «рациональной» необходимости умереть.
Начало посещения школы подводит своеобразную черту под концепцию жизни и смерти, превращая последнюю, как уже пережитое чувство, в единую концепцию жизни. Новая социальная позиция школьника способствует переключению внимания на познание более конструктивных целей. Вот почему уже с первого класса страх за свою жизнь перестает звучать как аффект или мысль, вызывающая беспокойство. Однако у эмоционально чувствительных детей подобный страх может давать о себе знать в виде необъяснимой для окружающих боязни покойников, черной руки, скелетов и Пиковой Дамы. В двух последних образах нетрудно найти аналогию с предшествующими — Кощея Бессмертного и Бабы Яги.
Обычно уже в 8 лет дети боятся не столько своей смерти, сколько смерти родителей. Так, мальчик 6 лет, который боялся умереть, хотел, чтобы все люди жили вечно. На вопрос о том, хочет ли он сразу стать большим (взрослым), быть таким, как есть, или снова стать маленьким, он ответил: «Раньше, когда я был маленьким, я хотел быть взрослым, а сейчас хочу расти, как
есть, или стать маленьким». Нежелание сразу стать взрослым мотивировано у него боязнью умереть, так как он понял истину, что, чем старше, тем ближе к смерти, и наоборот. Раньше же для него не существовало понятий «время», «возраст», «жизнь» и соответственно не было этого страха. В 7 лет тот же мальчик однажды заявил матери в порыве чувств: «Разве ты не знаешь, что все люди умирают? Если я умру, то умрешь и ты, но ты не умрешь, пока я живу и люблю тебя», т. е. он одинаково боялся как своей смерти, так и смерти матери. В 8 лет мальчик уже отрицал боязнь смерти, выражая ее главным образом по отношению к матери.
Если количество всех зафиксированных страхов у дошкольников (из списка в 29 страхов)1 разделить на число опрошенных детей (346 мальчиков и 351 девочку), то получится средний балл, или индекс, страхов. У мальчиков он равен 8,2, а у девочек — 10,3. Это означает, что на одного мальчика-дошкольника приходится в среднем 8, а на одну девочку 10 страхов. Эти страхи преимущественно носят возрастной, психологически мотивированный характер и отличаются от болезненно-заостренных, постоянных или невротических страхов. Среди школьников индекс страхов у мальчиков составил 6,9, у девочек — 9,2. Следовательно, в школьном возрасте страхи выражены меньше, чем в дошкольном, и это особенно заметно у мальчиков. В дошкольном возрасте средний балл страхов представлен на таблице 3.
Таблица 3
| Возраст | 3 года | 4 года | 5 лет | б лет | 7 лет (дошкольники) |
| мальчики | 9,1 | 7,3 | 7,6 | 9,1 | 9,0 |
| девочки | 8,7 | 10,6 | 11,3 | 11,6 |
Из таблицы 3 следует, что менее всего подвержены страхам мальчики в 4, а девочки в 3 года, т. е в младшем дошкольном возрасте. В старшем дошкольном возрасте количество страхов у мальчиков и особенно у девочек заметно больше.
У мальчиков из неполных (вследствие развода) семей страхов больше, чем при наличии полной семьи. У девочек подобные различия отсутствуют, так как мать и дочь образуют идентичную полу диаду общения, позволяющую девочке более уверенно вести себя среди сверстников. В то же время невозможность ролевой идентификации с ушедшим из семьи отцом делает мальчиков более неуверенными в общении со сверстниками того же пола, что сказывается на увеличении страхов.
1 См. главу «Использование изобразительного творчества детей и игры с целью коррекции невротических отклонений в поведении».
Парадоксальные на первый взгляд данные получились при сравнении количества страхов у детей, проживающих в отдельных и коммунальных квартирах. Больше страхов оказалось у детей из отдельных квартир. В коммунальной квартире, может быть, не всегда хорошо жилось родителям, но их дети имели большую возможность общаться со сверстниками, наполняя свою жизнь разнообразными впечатлениями и так необходимой им эмоциональностью.
Вне зависимости от того, где проживали дети, они были больше подвержены страхам, если их родители ссорились между собой. В первую очередь это относилось к детям старшего дошкольного возраста, поскольку они, отождествляя себя с родителем того же пола, переживали конфликтное отношение к нему со стороны родителя другого пола. Беспокойство, возникающее в данном случае, перерождалось в страхи, поскольку дети были лишены возможности влиять на конфликт родителей. Еще в большей степени, чем мальчики, эмоциональную чувствительность к семейному конфликту обнаруживают девочки.
При алкоголизме отца количество страхов снижается у девочек в 1,2, а у мальчиков в 4 раза. Можно даже сказать, что у мальчиков страхи в данном случае являются исключением, отражая понижение эмоциональной чувствительности и не всегда осознанное отождествление с «бесстрашным», а фактически1 расторможенным поведением отца. Уменьшение количества страхов у таких мальчиков обусловлено главным образом последствиями органического поражения головного мозга вследствие алкоголизма отца.
Количество страхов у детей с неврозом, наоборот, будет более высоким. У девочек, в отличие от мальчиков, страхов еще больше, чем в норме, что подчеркивает преимущественно невротический характер их проявлений.
Обнаружена зависимость между количеством страхов у детей и родителей, особенно матерей. В большинстве случаев страхи, испытываемые детьми, были присущи матерям в детстве или проявляются сейчас. Хотя речь и не идет о генетической передаче страхов, определенная склонность к чувству беспокойства все же может иметь место. Его предпосылкой выступает общая эмоциональная чувствительность матери и ребенка. Нужно помнить, что мать, находящаяся в состоянии тревоги, непроизвольно старается оберегать психику ребенка от событий, так или иначе напоминающих о ее страхах. Тем самым ребенок попадает в искусственную среду, не вырабатывая в себе навыков психологической защиты и избегая всего, что вызывает страх, вместо того чтобы активно преодолевать его.
Типичным будет и непроизвольная передача страхов ребенку матерью в процессе повседневного общения, когда она выражает повышенное беспокойство по поводу воображаемых и реальных опасностей (без особой нужды заставляет принимать лекарство, в том числе антибиотики, приглашает врачей, чрезмерно пугается
при малейшем ушибе, излишне фиксирует внимание на страхах ребенка и т. д.).
Каналом передачи беспокойства служит такая забота матери о ребенке, которая состоит из одних предчувствий, опасений и тревог. Здесь необязательно речь идет о чрезмерном уровне заботы, обозначаемом как гиперопека. Это может быть и средний уровень заботы, которая носит несколько формальный, излишне правильный и обезличенный характер. Часто причиной большого числа страхов у детей является и сдержанность родителей в выражении чувств при наличии, как уже отмечалось, многочисленных предостережений, опасений и тревог. В более выраженных случаях речь идет об отсутствии теплоты в отношениях, эмоциональном непринятии ребенка, особенно при его нежеланности или несоответствии пола, ожидаемому родителями.
Излишняя строгость родителей также способствует появлению страхов. Однако это будет справедливым только в отношении родителей того же пола, что и ребенок, т. е. чем больше запрещает мать дочери или отец сыну, тем больше вероятность появления у них страхов. Подобным же действием обладает вседозволенность для ребенка со стороны родителя другого пола, т. е. страхов больше, если мать идет во всем навстречу сыну, а отец — дочери. Таким образом, зная отношения в семье, можно предполагать большую или меньшую выраженность страхов у детей.
Часто, не задумываясь, родители внушают детям страхи своими никогда не реализуемыми угрозами вроде: «Заберет тебя дядя в мешок»; «Если ты не будешь слушаться, сделают укол»; «Уеду от тебя» и т. д. Подобный репертуар родительских угроз вызывает страхи главным образом у детей младшего дошкольного возраста, когда ребенок боится разлуки с матерью, верит в реальность угроз и в существование сказочных персонажей. У старших дошкольников в большей степени, чем угрозы, способствуют возникновению страхов оскорбления, унижающие чувство собственного достоинства и подрывающие веру в себя, вроде: «бестолочь», «чтоб ты провалился» и т. д. Последнее «пожелание» как нельзя «кстати» подходит к теме жизни и смерти, вызывая у ребенка обострение соответствующих мыслей и страх перед их реализацией.
Помимо перечисленных факторов, страхи возникают и в результате фиксации в эмоциональной памяти сильных испугов при встрече со всем тем, что олицетворяет опасность или представляет непосредственную угрозу для жизни, включая нападение, несчастный случай, операцию или тяжелую болезнь.
Еще одним источником страхов является психологическое заражение от сверстников и взрослых преимущественно вследствие безотчетного подражания.
Все факторы, участвующие в возникновении страхов, можно сгруппировать следующим образом: наличие страхов у родителей, главным образом у матери, тревожность в отношениях с ребенком, избыточное предохранение его от опасностей и изоляция от обще-
ния со сверстниками; излишне ранняя рационализация чувств ребенка, обусловленная чрезмерной принципиальностью родителей или их эмоциональным непринятием детей; большое количество запретов со стороны родителя того же пола или полное предоставление свободы ребенку родителем другого пола, а также многочисленные нереализуемые угрозы всех взрослых в семье; отсутствие возможности для ролевой идентификации с родителем того же пола, преимущественно у мальчиков, создающее проблемы в общении со сверстниками и неуверенность в себе; конфликтные отношения между родителями; психические травмы типа испуга, обостряющие возрастную чувствительность детей к тем или иным страхам; психологическое заражение страхами в процессе непосредственного общения со сверстниками и взрослыми.
До настоящего времени мы рассматривали так называемые возрастные страхи, т. е. страхи, возникающие у эмоционально чувствительных детей, как отражение особенностей их психического и личностного развития. Теперь обратимся к невротическим страхам, отметив их наиболее существенные отличия от возрастных страхов: большая эмоциональная интенсивность и напряженность; длительное или постоянное течение и неблагоприятное влияние на формирование характера и личности; болезненное заострение; взаимосвязь с другими невротическими расстройствами и переживаниями (т. е. невротические страхи — это один из симптомов невроза как психогенного заболевания формирующейся личности); отражение на поведении не только посредством избегания объекта страха, но и всего связанного с ним нового и неизвестного, т. е. развитие реактивно-защитного типа поведения; более прочная связь с родительскими страхами; относительная трудность в плане их устранения.
Следует подчеркнуть, что невротические страхи не являются какими-либо принципиально новыми видами страха. В том или ином аффективно-ослабленном виде они встречаются и у здоровых в нервно-психическом отношении детей. Невротическими эти страхи становятся в результате длительных и неразрешимых переживаний или острых психических потрясений, нередко на фоне уже болезненного перенапряжения нервных процессов. Кроме этого, при неврозах значительно чаще испытываются страхи перед одиночеством, темнотой и животными, обозначаемые нами как невротическая триада страхов. Наличие многочисленных страхов при неврозах является признаком недостаточной уверенности в себе, отсутствия адекватной психологической защиты, что, вместе взятое, неблагоприятно сказывается на самочувствии ребенка, создавая еще большие трудности в общении со сверстниками. Страх за свою жизнь ввиду его распространенности в старшем дошкольном возрасте не имеет существенных количественных различий у детей с неврозами и у здоровых сверстников. Различия здесь скорее носят качественный характер и сводятся в основном к аффективному заострению тесно связанной с боязнью смерти, боязни нападения, огня, пожара,
страшных снов, болезни (у девочек), стихии (у мальчиков). Все эти страхи имеют выраженный и устойчивый, а не просто возрастной характер и представляют собой отражение лежащего в их основе страха смерти. В своем невротическом звучании этот страх означает боязнь быть ничем, т. е. не существовать, не быть вообще, поскольку можно бесследно исчезнуть в огне, при пожаре, погибнуть во время стихийных бедствий, подвергнуться смертельной опасности во сне или получить невосполнимое увечье в результате нападения и болезни.
Чаще боятся подобным образом чувствительные, испытывающие эмоциональные затруднения в отношениях с родителями дети, чье представление о себе искажено эмоциональным непринятием в семье или конфликтом и которые не могут полагаться на взрослых как на источник безопасности, авторитета и любви. Поэтому лежащая в основе невроза страха боязнь смерти всегда свидетельствует о наличии серьезных эмоциональных проблем во взаимоотношениях с родителями, проблем, которые не могут быть разрешены самими детьми. И прежде чем оказывать помощь таким детям, нужно разобраться в их переживаниях, обычно не видимых психологически невооруженным взглядом. Приведем примеры из нашей практики, в которых речь идет о неврозе страха.
В первом случае мы консультировали пятилетнюю девочку, направленную к нам из детского сада ввиду выраженной боязливости, заторможенности и повышенной плаксивости. Выяснилось, что летом она была в деревне с сестрой матери, которая однажды взяла ее посмотреть на покойника, совершившего самоубийство через повешение. Вскоре после приезда в Ленинград девочка стала непрерывно повторять: «Мамочка, мне опять эта мысль пришла в голову (показывает на голову), я не хочу, чтобы ты умерла и я тоже (плачет при этом), не хочу, чтобы мы лежали в гробу, хочу, чтобы ты всегда жила вместе со мной». Ночью она часто просыпалась в состоянии беспокойства и просилась к матери. Днем же просила больше ее ласкать, на что не в меру принципиальная мать отвечала: «Если еще будешь приставать, то не буду тебя любить». Мать не только не понимала болезненного характера навязчивого страха смерти у дочери, но и угрожала лишением и так недостаточной любви, усиливая этим страх и делая его все более и более труднообратимым.
Если мать вследствие своей повышенной принципиальности и негибкости не могла быть эмоциональной опорой для дочери, то отец вообще не вступал с дочерью в разговор из-за своего молчаливого, замкнутого и необщительного характера. Эмоциональные связи девочки в семье оказались полностью блокированными, и она хотела во что бы то ни стало (т. е. компенсаторно) получить признание среди сверстников в детском саду. Но ввиду болезненно заостренной обидчивости и стремления предопределять их мнение была не принята детьми, что еще больше обострило ее и так болезненное состояние и привело к выраженной боязливости, заторможенности и повышенной плаксивости.
При беседе с матерью мы отметили повышенную эмоциональную чувствительность дочери и необходимость прежде всего непосредственного выражения чувств в ее адрес, а не деклараций о том, когда можно любить, а когда нет. Было обращено внимание и на отсутствие контакта с отцом и рекомендованы совместные с дочерью прогулки, посещения кино и концертов. Девочку мы включили в игровую группу, где она избавилась от страха и научилась общаться со сверстниками.
Во втором случае шестилетний мальчик отказывался есть, несмотря на все уговоры воспитателей, с трудом глотал и принимал только жидкую пищу. В беседе с нами производил впечатление запуганного, не реагирующего сразу на замечания и в то же время крайне подвижного и суетливого ребенка. Страх у него развился после того, как он поперхнулся косточкой. Прямо он не говорил, что боится умереть, но об этом свидетельствовали отказ от твердой пищи да и беспокойное поведение в целом.
Почему же из столь банального события мальчик сделал такую драму? О его эмоциональной чувствительности и впечатлительности было известно всем окружающим. Но никто не догадывался, что незадолго до случая с косточкой он сделал волнующее для себя открытие о своей рано или поздно неизбежной смерти. Но одного этого было бы недостаточно для развития невроза страха. Два года назад мать сама подавилась косточкой и страдала какое-то время от затрудненного дыхания, обследовалась у различных врачей. Сын был свидетелем разговоров о предполагаемой опухоли и видел тревогу матери. Было же ему в то время 4 года, он очень любил мать и разделял многие ее переживания. Когда с ним произошло подобное, он испугался вдвойне, вспомнив то, что было с матерью. А она, еще полностью не оправившаяся от страха своей смерти, испугалась еще больше. Вот почему произошла такая стойкая фиксация страха у мальчика, и он в результате охватившего его острого чувства беспокойства стал все более и более отличаться от сверстников, теряя веру в себя.
Ближе к 7 и особенно 8 годам при большом количестве неразрешимых и идущих из более раннего возраста страхов можно уже говорить о развитии тревожности как определенном эмоциональном настрое с преобладанием чувства беспокойства и боязни сделать что-либо не то, не так, опоздать, не соответствовать общепринятым требованиям и нормам. Все это указывает на возрастающую социальную детерминацию страхов, выражаемых опасением быть не тем, кого любят и уважают, их социально психологическую обусловленность. Потому-то страх быть «не тем» чаще всего встречается не только у эмоционально чувствительных детей с развитым чувством собственного