Истинные пути к духовному познанию.
Желая найти верные пути к действительно духовному познанию истины человеческого существа - настоящего своего «Я» - должно иметь в виду невозможность этого исходя из познания иллюзии данное внешними чувствами или исходя из предчувствия и мистического предощущения истинного.
Рассмотрим беспристрастно, что тут происходит.
Собственно говоря, никогда нельзя, обладая материалистическим мышлением, быть большим почитателем новейших естественнонаучных исследований - Дарвина, Гексли, Спенсера и др. - каким можно быть, будучи исследователем духовного мира. Ибо эти люди и многие другие со времен Джордано Бруно сделали действительно бесконечно много в области познания того, на что во все времена в мистериях смотрели как на великую иллюзию. Совершенно не надо придерживаться теорий Дарвина, Гексли, Спенсера, Коперника, Галилея и др. Пусть люди думают, что хотят о Вселенной теоретически - мы не будем вдаваться в это. Мы хотим лишь выяснить какое великое побуждение было дано через этих людей к рассмотрению, чисто материальному, того или иного органа в отдельности у человека, в растении, в животном; той или иной тайны, действующей в камне. Мы должны себе представить все, что, как следствие этих исследований мы наблюдали в новейшее время о жизни желез, нервов, сердца, мозга, легких, печени и т.д. Тогда мы получим нужную высшую оценку. Однако человек доходит со всеми этими познаниями лишь до известной точки. На это я хотел бы указать вам в следующих трех примерах.
Можно необычайно тщательно исследовать образование первого зародыша яйца человека и как все далее и далее, чудесным образом, формируется человеческий эмбрион, присоединяется орган за органом, и как из периферического устройства маленьких органов созидается, наконец, удивительное сердце и вся кровеносная система. Все это можно узнать.
Возможно исследовать, как чудесно в растении, начиная с корня и кончая цветком и семенами - все это развивается материально, и можно, согласно созданным воззрениям построить из этого целый мир, мир, достигающий до звезд.
Это и проделали наши теоретики астрономы, астрофизики. Они построили мир, исходя из звездной туманности; в своей структуре ставшей все определеннее и определеннее, могущей развивать из себя жизнь и т.д.
Все это, возможно, построить и представить себе.
Но, в конце концов, мы все же снова спрашиваем о собственном человеческом существе, о том, что должно быть ответом на вопрос: "Познай самого себя". И если мы познаем себя только посредством того "самого себя", которое заключается в том, что мы знаем о камнях, растениях, животных, о человеческих органах, железах, кровеносной системе,- что же мы узнаем? Мы узнаем тот мир, в который вступаем с рождением и покидаем со смертью. Ничего другого.
Но в глубине своего собственного существа человек чувствует, что это не есть его последняя действительная граница. Из самого внутреннего существа своего он восклицает, смотря навстречу тому, что в такой законченности, в таком величии предстает ему во внешнем познавании: "Все это ты воспринимаешь только между рождением и смертью. Но что же представляешь ты сам собою в истинном своем существе?"
В то мгновение, когда вопрос природоведения и познания человека в его сущности обращается в религиозный - в это мгновение человек не идет дальше в познании того, что видит в мире великой иллюзии. И вопрос "Познай самого себя" так, чтобы знать, откуда ты пришел, в самом затаенном своего существа, и куда идешь, где глубочайшие истоки твоего существа"- этот вопрос познания, ставший религиозным, также остается без ответа.
В древних мистериях поясняли ученикам у врат посвящения: "Ты можешь познавать все, что хочешь твоими внешними органами чувств. Но когда ты ставишь великий вопрос человечества религиозно, великая загадка остается для тебя без ответа".
И далее. Можно тщательно взирать также на то, каким образом построено человеческое лицо, как человек двигает своими руками и плечами, как он идет и стоит; можно воспитать в себе чутье для понимания образа животного, образа растения и познать все это насколько, насколько только возможно органами чувств. Но в то мгновение, когда мы захотим претворить это восприятие художественно, в искусстве,- для нас снова вопрос остается без ответа.
Ибо, каким образом люди издавна претворяли художественно то, что знали о мире? В древние времена к этому побуждали мистерии, что знали о природе, углубляли воззрениями, которые имели о духовном.
Нам достаточно вернуться хотя бы к древней Греции. Ныне скульптор или живописец ищет модель, еще недавно оно было так. Сегодня это встречается уже реже. Он хочет чему-то подражать. Грек этого не делал. Мы лишь полагаем, что он поступал так. Грек чувствовал в себе духовного человека. Он знал, что все материальное создано согласно духовному, и стремился воспроизвести его; и он знал, например, что в движении руки жило духовное. Ещё ко времени Возрождения модель служила художнику только побуждением; когда он смотрел на нее, он передавал в движении то, что, как он знал, исходя из внутреннего к внешнему - жило в плече, в руке. И вкладывал в движение человека его внутреннюю, духовную жизнь.
Исключительно внешнее созерцание великой иллюзии, Майи, подражание модели оставляет нас там же, где мы были, стоящими на месте перед человеком, а не в человеке. Таким образом, поставив вопрос в плоскость искусства, но остановившись лишь на иллюзии,- великие человеческие загадки остаются без ответа.
Так было оно и у врат посвящения в древних мистериях, когда ученику уясняли следующее: Если ты желаешь оставаться во внешнем мире иллюзии, то не сможешь проникнуть в человеческую сущность и сущность царства природы. Ты не можешь стать художником. Таким образом, мы видим, что и на пути искусства чувствовали необходимость спиритуального познания.
Вы можете сказать, мои уважаемые слушатели: Но имеются весьма материалистические скульпторы и художники; они могут нечто сделать и знают хорошо, как извлечь тайны из модели и вложить их в образы, в материю.
Конечно, но почему они это могут? Тут заложена традиция. Мы этого лишь не замечаем, а художники в этом не сознаются, ибо хотят сами быть способными, но этого нет. Научились они у древних мастеров, получивших от древнейших тайну, исходящую из спиритуальных воззрений мистерий. Древние художники, скульпторы, Рафаэль, Микеланджело и др. заимствовали это от тех, которые в свою очередь получили это знание еще из мистерий.
Истинное искусство создает из спиритуального. Иначе быть не может. Когда мы подходим к изначальному в искусстве, к творению истинно художественного, мы должны вглядываться в спиритуальный мир.
Возьмем третий пример: Будучи ботаником или зоологам, можно великолепно знать любую форму доступного нашему наблюдению растения. В химической физиологии можно описать процессы, происходящие в растениях. Можно изучить процессы превращения пищевых продуктов в органах пищеварения и в самой крови и далее, вплоть до нервов. Все это возможно изучить, можно стать весьма умным, искусным анатомом, или физиологом, или ботаником, или зоологом; многое исследовать в мире великой иллюзии. Но когда мы захотим подойти к человеку со всеми этими познаниями с целью врачевания, по-медицински,- когда хотим вновь найти путь, ведущий от природы к человеку, именно от внутренней природы человека и его сущности, - то это нам недоступно.
Вы скажете: Однако имеется много материалистически мыслящих врачей, которые ничего знать не хотят о духовном мире, которые руководствуются лишь тем, что можно исследовать естественно-научным путем, и они все же исцеляют.
Да, но почему?
Они вылечивают потому, что пользуются традициями древнего мировоззрения. Ведь все старые лечебные средства были заимствованы из мистерий.
Однако все они имеют замечательную особенность. Так, если вы возьмете в руки старый рецепт, то увидите, что он невероятно сложен и требует необычайно многих условий для составления и применения в тех случаях, о которых говорится по традиции, что он должен быть применен.
И если бы вы, во времена древних мистерий, спросили у врача святилища, как составляется подобный рецепт,- он никогда не ответил бы вам: "Я произволу химические опыты, пробую соотношение тех или иных составов и затем применяю это на больных и наблюдаю происходящее". Так древний врач святилища никогда бы вам не ответил. Он сказал бы: "Я живу в лаборатории (назовем это так) - которая устроена согласно духу святилища, и когда нахожу какое либо лечебное средство, то это является указанием Бога". Ему было совершенно ясно, что через все настроение, царствовавшее в его лаборатории, он приходит в живое соотношение с духовным миром. Духовные существа присутствовали там для него точно также, насколько обычно бывают люди. Он сознавал также, что в духовном мире, посредством духовных существ, он может достигнуть большего, нежели без этого влияния. И он составлял свои сложные рецепты не естественно-научным путем, но божественным. В мистериях знали, что при желании познать и понять человека, не должно останавливаться на иллюзии, а необходимо проникнуть в истину духовного мира.
Ныне люди стоят гораздо далее в области своих внешних познаний нежели были древние со своими мистериями. Но путь к познанию должен быть снова найден. И вот третий пример, который я могу вам представить: Если мы вооружены широчайшими знаниями окружающей нас природы, т.е. великой иллюзии и захотим лечить и исцелять, - мы все же будем стоять перед загадкой человеческой жизни с вопросами, остающимися без ответа. И, обращаясь от иллюзии к человеку, от воззрения "природа есть великая иллюзия" - к требованию "Познай самого себя", - как это представляется при лечении,- оказывается, что мы не можем сделать дальше ни шагу.
Таким образом, исходя из этих трех примеров, можно придти к выводу: человек, желающий соорудить мост между миром великой иллюзии, миром Майи и положением "Познай самого себя" - видит, что он стоит перед ничто. Имея по отношению к человеку религиозный, или художественно-творческий подход, или желая помочь ему как врач,- он видит, что стоит перед тем же ничто, если исходит опять таки только от иллюзии.
Мы не сможем построить нужного моста, если не перейдем к совершенно иному познанию нежели то, которое есть познание внешней природы, познание великой иллюзии - Майи.