Хранитель прикрыл глаза, но мысли упорно разбегались.
На сцену тем временем выскочили из-за кулис рыжие бесноватые Петрушки, Арлекины в пёстрых костюмчиках с бубенцами и бледные, забитые Пьеро. Лица одних были изломаны кроваво-красными ухмылками, лица других застыли в выражении вечной скорби. Зал наполнился прозрачными шарами, похожими на переливающиеся мыльные пузыри. Они возникали словно из ниоткуда и тут же устремлялись под купол, чтобы там вспыхнуть яркими брызгами, перед тем как исчезнуть. Рыжие бестии тут же начали задирать белых клоунов под одобрительный гул зрителей. Они награждали своих неудачливых собратьев тумаками, толкали и подставляли подножки, оглушительно хохоча и приплясывая в случае, если злодеяние удавалось. Арлекины кривлялись и хлопали в ладоши, звеня бубенцами, очевидно, весьма довольные собой. Их размалёванные лица-маски светились хищным восторгом. Несчастные Пьеро поднимались и грустной всепрощающей улыбкой смотрели в искажённые оскалом лица требовательной публики. Роли распределены. Каждый получил, что хотел. Прислужники смеха хорошо знали своё ремесло, веселя зрителей всеми возможными способами. Ну, а если кто-то в этой опасной неистовой свистопляске неловко растянулся на арене и сломал себе нос – так что с того? Шоу должно продолжаться! Это всё, чего жаждет разгорячённая толпа!
После этого был сделан небольшой антракт, во время которого гости могли заказать по бокалу вина или шампанского и пообщаться друг с другом.
Еще до окончания первой части представления, Штефан неожиданно встал из-за стола и ушел, ни говоря ни слова. Лотти испуганно проследила глазами его путь, но, увидев, что он остановился у барной стойки и о чем-то заговорил с барменом, немного успокоилась. Бармен протянул ему точно такой же белый маленький свёрток, какой продавал гостям мальчишка-разносчик. Хранитель ловко развернул конверт и высыпал белый порошок себе на ладонь, а затем вдохнул его, резко откинув голову назад. Девочка отвлеклась, обернувшись на звонкий звук пощёчины и женский всхлип, а когда она вновь посмотрела в сторону стойки, то паника нахлынула с новой силой, так как её спутника среди гостей уже не было. Ей захотелось схватить кого-нибудь из проходящих мимо людей за руку, попросить помощи. Она испугалась, что Штефан решил уйти и оставить её здесь.
Тут малышка вновь увидела его у стойки, она хотела позвать его, но вдруг к нему подошла какая-то женщина в изумительном чёрном кружевном платье с лентами и корсетом на шнуровке. На её глазах была маскарадная маска, а в изящной руке вместо веера она сжимала красивую чёрную кожаную плеть. Женщина улыбалась ярко-алыми губами, шепча что-то ему на ухо. Тот нежно обнимал её за талию и усмехался. Затем они вместе ушли.
Однако Лотти была не единственной, кто в данный момент наблюдал за Штефаном. Из тени между барной стойкой и сценой выступила высокая широкоплечая фигура. Незнакомец повернул голову, проводив оценивающим, внимательным взглядом ярко-зелёных глаз, скрывшуюся в приватной комнате пару.
Но вот антракт закончился, и занавес открыли вновь. В луч прожектора ступила фигурка в длинном белом балахоне с рукавами до пола. На голове красовался нелепый колпак. Поклонившись, Пьеро начал читать стихи:
Во сне я слышу голос твой из прошлого
И каждый раз вновь просыпаюсь с криком.
Зачем же снова ярко и непрошено
Всплываешь ты в моем сознании диком?
Я думал, что в краю заморском радостном
Я отыщу любовь, что мнится вечной,
И что усну в ее объятьях сладостных,
В блаженном мире растворясь беспечном.
В этот момент из зала в Пьеро полетела бутылка из-под вина:
– Заткнись, клоун!
– Что это за сопли ты тут развёл?
– Кому нужна эта ерунда? Я не за это нытьё платил деньги! Весели же нас, чёртов паяц!
Люди кидали в несчастного всё, что попадалось под руку. Повсюду слышался неодобрительный свист. А Пьеро стоял и, не поднимая глаз, читал. Он хотел привнести в этот жуткий пугающий мир частичку чистой, как лунный свет, любви. Ведь им так её не хватает. Пусть они кричат, ругаются и бьют его, но он стерпит, он поймёт. Господи, прости их, они не ведают, что творят! Я буду молиться, за каждого из вас…
Звала назад и с грустью говорила,
Что ошибаюсь и терзаю душу,
Что никого так раньше не любила
И не полюбишь ты, но я не слушал.
И понял я в плену страстей неистовых,