Мифология и традиционная медицина
Когда целители из Шанидара или другого доисторического поселения, сталкивались с болезнью, они рассматривали ее в контексте своего общего понимания мира, полного духов — добрых и злых. Первобытные люди объясняли болезни (и другие изменения и бедствия, окружающие их) в сверхъестественных терминах. Лечение осуществлялось с помощью лекарств, которые, как полагали, действуют сверхъестественным путем. Заклинания врачевателей, иногда используемые вместе с магическими веществами, применялись с той же целью.
Магические зелья, приготовленные из разных веществ, в рамках традиционных культур воспринимались двояко — и как простые инструменты облегчения страданий больного, и как особые артефакты со сверхъестественными способностями. Открытие того, что определенные природные вещества могут облегчить существование человека, нельзя преуменьшать. Хотя первобытные люди изобрели сравнительно небольшое количество эффективных лекарств, сама концепция о влиянии внешней силы на функции организма должна быть признана одним из величайших открытий человечества. Развитие этой концепции осуществилось с дальнейшим изменением среды проживания человека и его культуры. Для рационализации медицинской терапии требовались сложные инструменты, изготовление которых было налажено только после отделения специализированного ремесла от земледелия и скотоводства. Далее, усложнение медицины и фармации предполагало такие культурные открытия, каковы письменность, системы обмена товарами и услугами, стандарты мер и весов. Все эти достижения отличали первые цивилизации Земли от их дикарского и варварского окружения.
При целом ряде повседневно встречающихся болезненных явлений первобытному человеку была совершенно ясна связь между причиной и следствием. Он без труда понимал, что за раной следует кровотечение, а то или иное насильственное действие сопровождается болью; что паразит или ядовитое растение вызывает известные расстройства. В большинстве случаев, однако, первобытный человек не понимал сущности болезни (эпидемической, неврогенной, остальных органических патологий). Поэтому к загадочным процессам в организме индивидуума дикари применяют то же объяснение, что и к явлениям природы вообще: смене времен года, восходу и заходу солнца, фазам луны, переменам погоды и т.д. Всё это, по мнению первобытного человека, зависит от воли, стоящей выше этих явлений, и к влиянию сверхъестественных сил он сводил и процессы, совершающиеся в организме человека. Обладателями таких особенных сил являлись и другие люди или невидимые сверхъестественные существа, духи, демоны. С этой точки зрения болезнь возникла или вследствие влияния злой воли другого, действующей на расстоянии, или вследствие непосредственного проникновения злого духа в тело человека. При таком взгляде болезнетворный демон проникал или в осязаемой форме (в виде, например, червя или камня), либо в виде чего-то невидимого, бестелесного. Перед нами, таким образом, примитивная «теория», пытающаяся объяснить сущность болезни; эта теория известна под названием демонизма; она составляет часть мифологии.
Миф как особая форма мышления представляет собой универсальную стадию развития духовной культуры человечества. Мифология состоит из таких рассказов и поверий, которые там, где они возникали и бытовали, принимались за правду, как бы они ни выглядели неправдоподобно, фантастично с каких-то иных точек зрения. Допустим, борьба Одиссея с сиренами или же его беседа с богиней Афиной Палладой первоначально воспринимались предками эллинов как поучительный рассказ о действительных событиях, а вовсе не как галлюцинации, аллегории или досужие выдумки. Выбрасывая за борт своего корабля часть завоёванных сокровищ, скандинавский викинг всерьёз верил, что боги оценят этот дар и умножат его удачу на будущее, встретят его после смерти гостеприимно. Так и сегодня нормальный ребёнок всерьёз принимает волшебные перипетии сказки, верит в приход Деда Мороза и похожие сюрпризы, то есть живёт отчасти в мире волшебной фантазии. А верующий в Бога человек без тени сомнения воспримет чудесное спасение разрубленной или взорванной иконы, “плач” изображения на ней и иные специальные эффекты, на самом деле кем-то подстроенные или воображённые, галлюцинированные.
Некоторые общности людей (вроде американских индейцев, эскимосов или австралийских папуасов, российских чукчей, иных отстающих народов) так и не смогли преодолеть сопротивление особенно суровой природы или оказались отброшены ходом социальной истории от цивилизационных рубежей и потому надолго, вплоть до наших дней сохранили архаическое, традиционное сознание — мифологическое по преимуществу. В одном из африканских племён этнографу доказывали, что обезьяны — тоже люди. Учёный возразил, что ведь они лишены дара речи. На это ему было сказано, что обезьяны только притворяются немыми, чтобы мы не заставили их работать. Как видно, для мифологически мыслящего лица нет границ между человеком и природой, реальным и сверхъестественным, возможным и невозможным.
Видный востоковед Г. Франкфорт (1897–1954) уточняет разницу современного (так или иначе онаученного) и древнего (по преимуществу мифологизированного) мышления. Для нашего современника окружающий его мир явлений воспринимается как некое “Оно”, а для древнего, примитивного по складу ума человека этот мир суть “Ты”. Первый вид сознания мира лёг в основу западноевропейской науки. Он предполагает объективное, бесстрастное рассмотрение субъектом объекта таким, каков тот есть сам по себе. Такое знание носит понятийный — опосредованный, расчленённый на смысловые единицы характер. А второй предполагает непосредственное понимание вещей и событий как похожих на нас самих; живое впечатление от их пользы или вреда нам лично, а значит и переживание чувств (страха, надежды и т.д.) по поводу всего окружающего без исключения. “Ты”, присутствуя рядом с нами, как-то проявляет себя, и это позволяет дикарю мыслить о его значении для людей. “Оно” в принципе предсказуемо, поскольку управляется универсальными причинами и законами. Наука и техника, открывая эти последние, позволяют нам прогнозировать будущее и влиять на него волевым образом. Напротив, “Ты” по определению непредсказуемо и проявляет по отношению к людям свою собственную волю, благую или злую. Поэтому дикарь вступает с диалог с животным миром и даже неодушевленными стихиями природы, надеется договориться с ними о мирном сосуществовании или даже союзе, взаимной поддержке (в том числе, сохранении жизненных сил, исцелении от недуга).
Заметим, что язычник или его “агент влияния” на природу — шаман не умоляют духов природы о милости, не капитулируют перед их всесилием, как поклонники мировых религий. Дикарь договаривается с камнями, растениями, животными так же, как с людьми-соплеменниками. “Ты” в природе переживается как всегда живое, цельное, от которого зависит твоё собственное существование. В мифах, таким образом, воплощён опыт бесчисленных встреч людей и сил природы. Но это опыт действий по поводу повторяющихся событий, а вовсе не объяснение их скрытой сущности. Поэтому древние люди рассказывали мифы вместо того, чтобы анализировать события и делать общие выводы.
Духовно-идеологическую сферу первобытной и традиционной культур образуют ранние формы религии.Они представляют практическое воплощение мифологического мировоззрения. Когда к мифу как идее, смыслу прибавляется ритуал - поступки, приемы поклонения продуктам мифологического мышления, то получается религия. Напомним её первоэлементы.
Анимизм (от лат. “anima” — душа) — одушевление в принципе бездушного в природе. На самом деле, с научной точки зрения у природы как таковой нет и не может быть цели, плана “действий”, похожих желаний. Природные процессы протекают стихийно, по матрицам объективных законов неорганической и живой материи. Применительно к природе бессмысленно ставить вопрос: ”Зачем?” Осмыслен лишь вопрос: ”Почему?” Но по упрощённой “логике” антропоморфизма наивное сознание персонифицирует причины любых событий, переносит на природу и вообще событийную стихию - специфику человеческих отношений: “Кто виноват? Чей дар? С кого спросить? Кому воздать?”
Анимизация внешнего мира состоит в мысленном населении его различными сверхъестественными, надприродными существами — духами, волшебными персонажами (то ли конкретизированными — вроде ангелов, чертей, леших, ведьм, домовых и т.д., и т.п.; то ли абстрагированными силами вроде эманации вражды-сглаза; некой “ауры” святости или греховности у отдельных лиц или предметов; “кармы”, предопределяющей судьбу). Обладая особой в глазах верящего в них человека природой, они участвуют в событиях его жизни, с ними возможен диалог, их лучше умилостивить жертвой. Таким образом, здоровье рассматривалось как дар духов, богов, а болезнь объяснялась их же кознями. Лечение сопровождалось «переговорами» пациентов или чаще колдунов с этими потусторонними силами.
Кульминацией анимизма выступает понятие души как нетелесной сущности человека, чьё бытие во многом параллельно существованию тела, начинается до рождения человека, а продолжается после его гибели его тела. Отсюда религиозные идеи о переселении душ, их загробном существовании и общении с ними живых людей (путем культовой практики, особенно жертвоприношений разного рода, заупокойного культа). Соответственно болезни рассматривались, как правило, как повреждения не только тела, но и души (что до известной степени верно, ведь свой психологический «шлейф» имеется даже у сугубо соматических расстройств).
Не находя научных подтверждений, анимизм философски и психологически вполне понятен и оправдан — человек нуждается в такой идеалистической “достройке” своих ограниченных возможностей. Отсюда же идёт врачующее душу (психику) поклонение могилам близких, другая ритуализация быта и бытия; разговоры с животными, даже вещами, “общение” с природой вообще. Очеловечивая внешний мир, люди возвышают свой мир внутренний, очищают его от тёмных сторон своей животной и социальной природы. В конце концов, вывод о примате духовного над материальным, проистекающий из анимистической позиции, носит глубоко человечный характер. Этот вывод является подспудным двигателем всякого творчества, включая борьбу с болезнями.
Остальные из ранних форм религии следуют из анимизма, конкретизируют его на практике.
Фетишизм (порт. “fetico” — амулет) — мысленное наделение отдельных вещей сверъестественными, вредными, а чаще полезными свойствами. Идея анимизма здесь овнешняется, овеществляется. Различного рода святые для человека предметы и места (нательные украшения, иконы, другие реликвии; памятники, храмы, кладбища, прочие культовые сооружения; освященные территории вроде чудотворных источников, монастырских земель, полей сражений и иных святилищ) выступают как бы материальным каркасом, на котором держится духовная культура личности и нации. Фетишизируется, то есть освящается, поэтизируется по сути историческая память народа, судьба отдельной личности. Когда же вещи-символы превращаются в самоцель, заслоняют собой всю жизнь, которая превращается в сплошное паломничество к неким святыням, тогда фетишизм выступает одной из массовых форм суеверия. Львиная доля фетишей представляет собой обереги от болезней тела и духа. До сих пор врачевание, даже в индустриально развитых странах, большинства пациентов, особенно из народа, низших его слоев, сопровождается религиозными обрядами.
Тотемизм (англ. “totem”, из языка индейцев племени алконгинов, значит “его род”) — представление о природных предках, прародителях людей данного народа. В роли таких “отдаленных родственников” могли выступать животные (сравните: Чингачгук — Большой Змей; тотем, скажем, чукчей, часто изображаемый ими на одеждах, — бабочка; хищники в гербах разных государств и дворянских родов; и т.п.); растения (вспомним хотя бы образы деревьев и цветов в фольклоре); целые природные стихии (вроде огня и воды). Большинству из них опять-таки присваивалась целительная, обережная сила.
Этот источник веры отражает общий мифологический постулат о единстве человека и природы, их постоянной взаимосвязи, доходящей до взаимного перехода. Подобные идеи служат простым и надёжным способом консолидации компактной общности людей, предполагающей обычно противопоставление её прочим общностям (“Мы одной крови”, храбры, как соколы, орлы, миролюбивы как голуби; а чужие — потенциальные враги, они — “волки”, “шакалы”, “чёрные вороны” и т.п. опасные твари). Из тотемизма происходят такие моменты нашей жизни, как пищевые предпочтения и запреты; сюжеты украшения одежды, жилища; татуировок; дрессировка животных и т.п., как видно, глубоко этичные и эстетичные, если не доводить идею нашей сопричастности природе до абсурда полного подчинения её стихиям, не ставить природу выше человека. Отсюда же интуитивное доверие большинства пациентов к «натуральным» лекарствам и недоверие к «химии» (на поверку оба эти чувства далеко не всегда оправданы, потому что фитопрепараты нередко содержат вредные, даже ядовитые примеси, а синтетические их лишены).
Магия (по-русски, — колдовство, ворожба, волхование) представляет собой практическую, действенную часть любой мифологии, а значит, в преобразованном виде, и религии. Это те символические действия, которые человек совершает из расчета на анимизм, фетишизм и тотемизм, вместе взятые. Магия возникает, когда человек, в принципе исчерпал по поводу решения какой-то своей проблемы весь возможный репертуар рациональных поступков, материальных действий (скажем, по излечению недуга). Но не останавливается на этом, а дополняет их действиями символическими. С помощью этих последних он стремится подключить к решению своей проблемы силы сверхъестественные. Типичные в этом смысле элементы магического ритуала, в том числе врачебного, — жертвоприношения, заговоры, заклинания, охранительные или вредоносные жесты, позы, телодвижения и подобные символические действия, которых полным-полно и на практике современной медицины и фармации.
Отличия магии от собственно религиозного культа прежде всего в том, что колдует человек без посредников, напрямую апеллируя к неким духам. В особо ответственных случаях в роли посредника в диалоге с высшими силами выступает шаман (жрец, колдун, вещунья, маг, волхв, знахарь и т.п.)-одиночка.
Магия — совсем не абсурд, как может показаться с позиций современного рационализма, механистического детерминизма. У неё своя, довольно изощрённая логика, которую можно рассматривать как предшественницу или вынужденную заместительницу научной методологии познания и практики. Одно то самовнушение, соответствующее задачам предстоящей деятельности, которое обычно придается человеку колдующему, объясняет его резон. Ритуальная пляска индейца, выходящего на тропу войны; стрела, посланная чукчей в темноту святилищной пещеры; торговка на российском базаре, обмахивающая свой товар полученной от первого покупателя денежной купюрой; многие тому подобные сугубо магические действия плотно вплетены в быт малограмотных людей, включая их практику лечения и поддержания здоровья.
В составе магии реальные знания и соответственно технологии сочетаются, как только что говорилось, с сугубо символическими, знаковыми. И не всегда здесь легко отделить разумное от абсурдного. Так, лечебная магия способна мобилизовать защитные силы психики пациента в тех ситуациях, когда реальных лекарств нет или они неэффективны; гадания (на чём угодно) служат организующим своё выполнение прогнозом; знамения разного рода помогают самопознанию личности (“сны сбываются так, как их истолкуешь”, гласит исландская пословица); и т.д., и. т.п.
Эффект магии зависит от степени доверия к ней. Проклятие жреца способно довести до смерти от испуга мнительного соплеменника. Человек другой закалки стоит вне магических чар. Как в колоритном эпизоде за 1071 г. из нашей первой летописи — “Повести временных лет”: “... Волхв объявился и при Глебе в Новгороде; говорил людям, притворяясь богом, и многих обманул, чуть не весь город, говорил ведь: “Предвижу всё...” И была смута в городе, и все поверили ему и хотели погубить епископа. Епископ же взял крест в руки и надел облачение, встал и сказал: “Кто хочет верить волхву, пусть идёт за ним, кто же верует в Бога, пусть ко кресту идет”. И разделились люди надвое: князь Глеб и дружина его пошли и стали около епископа, а люди все пошли к волхву. И началась смута великая между ними. Глеб же взял топор под плащ, подошёл к волхву и спросил: “Знаешь ли, что завтра случится и что сегодня до вечера?” Тот ответил: “Знаю всё”. И сказал Глеб: “А знаешь ли, что будет с тобой сегодня?” — “Чудеса великие сотворю”, — сказал [тот]. Глеб же, вынув топор, разрубил волхва, и пал он мёртв, и люди разошлись”.
Бытовые суеверия наших дней, включая медицинские приметы, — осколки древней магии. За многими из них стоят очень тонкие психологические наблюдения за человеческой натурой. Не всегда, но нередко соль просыпают на кухне излишне нервные, импульсивные люди; встреченная охотниками, моряками женщина невольно отвлекает их от сложной цели; здороваясь через порог, можно споткнуться об него; возвращаясь с полдороги, деформируем доминанту трудового дня; и т.д.
Привкус магии ощущается даже во вполне осмысленных видах деятельности. Таковы заклинания политических лидеров, проклятия врагам, любовные чары, “зомбирование” телезрителей рекламой, многие т.п. Вообще, где меньше логики, разума, там больше магии, мистики. Пропорция ясного и таинственного меняется в зависимости от условий нашей деятельности и наших способностей к ней. Особенно живучи суеверия в сознании и подсознании придавленного тяжкой болезнью человека. Ведь ее течение в организме конкретного пациента чаще всего нельзя предсказать абсолютно точно. Отсюда та примесь магического демонизма, которая, возникнув на заре человечества, сопровождает медицину во все эпохи, включая нынешнюю.
C развитием мифологических представлений меняется и характер средств, применяемых против различных болезней. Разумные мероприятия и средства врачевания, о которых говорилось выше, дополняются, а то и вытесняется такими, которые направлены на борьбу с предполагаемыми возбудителями болезни: больной стремится умилостивить причинившего ему зло человека или духа подарками; пытается выгнать из своего тела засевшего в нем злого демона. Этой цели служат формулы заклинаний и иные магические действия различного характера. Наряду с ними, однако, в большинстве случаев мирно существуют вполне рациональные эмпирические средства. Им приходится только давать мистические объяснения — видеть в них средство, направленное против демона, вызвавшего болезнь.
Но и в самых на первый взгляд нерациональных, лишенных всякого смысла мерах и приемах внимательное изучение почти всегда обнаруживает некое разумное начало. Дело заключается в том, что врачебное действие, вызывающее определенный терапевтический эффект, скрывалось под толстым слоем всевозможных мистических приемов. Наивному уму первобытного человека казалось, что в них-то вся суть дела, а само врачебное действие является лишь подробностью. Так, врачеватели у некоторых первобытных племен, заставляя своих пациентов глодать амулеты и сопровождая это самыми разнообразными фокусами, добиваются удачного эффекта, но лишь потому, что в бусах амулета содержится рвотное. В других случаях под видом религиозных действий они массируют или расцарапывают до крови определенную часть тела.
С этой точки зрения и хирургическое вмешательство очень часто имеет вид действия, направленного в первую очередь против злого демона (такова, например, упомянутая выше трепанация черепа). Эта операция является прекрасным примером того, как тесно переплетены между собой обе формы первобытной медицины. Ведь при трепанации одновременно получался двойной эффект: изгонялся гипотетический демон через отверстие в черепной крышке, и разъединялись сверх того сращения между костью и мозговыми оболочками, благодаря чему в известных случаях (при так называемой травматической эпилепсии) достигалось излечение от падучей болезни.
Таким образом, детство медицины и фармации представляет собой очень пеструю картину, на которой соседствуют яркие и темные краски. Здесь же наметились стратегические линии дальнейшего развития врачебного дела. Первобытные люди не имели представления об этиологии внутренних болезней, но многовековым путем проб и ошибок уже находили лекарства для внутреннего и наружного применения. Они не знали анатомию и физиологию, но волей-неволей изобрели приемы первой помощи пострадавшим и простейшего хирургического вмешательства.
Народная и научная фармация наших дней*
Как известно, традиционная медицина сохраняется и даже процветает до сих пор, причем не только на периферии цивилизованного мира, но и в самых что ни на есть развитых центрах мировой цивилизации. Многие пациенты и сегодня обращаются за помощью не только в суперсовременные клиники и аптеки, но к знахарям всякого рода — своим, национальным, или же экзотическим, зарубежным (вроде филиппинских хилеров, тибетских лам или жрецов негритянской религии вуду).
Истоки народной медицины восходят к тем доисторическим временам, когда наш предок, руководствуясь полуживотными инстинктами, пытался облегчить свои болезненные состояния, прибегая к помощи природных средств. Древние люди, что подтверждается этнографическими исследованиями, превосходили нас в способности видеть мельчайшие детали и связи природы, улавливать их тонкие влияния на жизнь человека. В архаичной картине мира человек — естественная частица природы, с которой он связан неразрывно. При отсутствии или же дефиците целенаправленно активных лекарств, в народной медицине целебные свойства, пусть паллиативные, выискиваются во всём, что окружает человека и с чем он взаимодействует: травы, цветы, коренья, плоды, молоко и кровь животных; минералы, смолы, глины и сама земля, и все прочие «стихии».
Столетие за столетием, в миллионах проб и ошибок отбирались крупицы реальных знаний, действительных средств и способов лечения. Лечебная помощь раньше всего стала оказываться при травмах, родах, уходе за новорожденными. Позднее возникли некоторые специальные приемы лечения различных заболеваний с явно выраженными внешними признаками.
В народной медицине есть качественное своеобразие и свои достоинства, которых нет и не может быть в медицине научной, современной. Среди них — длившийся тысячелетия широчайший поиск целебных средств по всему полю реального мира; отсутствие каких-либо формальных ограничений по выбору средств и методов лечения; глубина истории, в которой совершался скрупулезный практический отбор рационального. Арсенал лекарственных средств, используемых в народной медицине, насчитывает тысячи видов — растительного, животного происхождения, а также минералов.
Вместе с тем обыденное сознание, сколь угодно умудренное вековым опытом, скользит по поверхности явлений; оно обречено заполнять мифами представления о сущности и действительных причинах. Как уже было отмечено, причинами болезней шаманское сознание полагает злых духов, «порчу» путем «сглаза» и т.п. по большому счёту фикции.
По сравнению с народной, научная медицина довольно молода. Все ее действия находятся под постоянным контролем общественности и управленческих структур, что в некоторых случаях заметно сужает свободу поиска и эксперимента. Отметаются практически все средства и способы лечения, которые кажутся странными ученым, противоречат современному научному рассудку. Синтезированные лекарственные средства, даже при тщательных клинических испытаниях, не проявляют всех своих побочных эффектов, отрицательных и положительных. Таковые обнаруживаются иногда через десятилетия массового применения. Современная медицина все более превращается в мощную, всесторонне оснащенную ремонтную базу человеческих тел. По лечению многих болезней существуют хорошо отработанные технологии, гарантирующие успех с высокой долей вероятности. Поэтому классическое требование медицины — лечить не болезнь, а больного во всей его уникальной индивидуальности — на практике осуществляется всё реже.
Народная медицина, напротив, держится на строгом, хотя бы по форме общения, индивидуальном подходе. Как всякий спонтанный, стихийный процесс, народную медицину невозможно ни запретить, ни искусственно стимулировать в развитии. Правда, официальная медицина может изучать накопленный опыт народного врачевания (приемы, средства), извлекая нечто рациональное из прошлого, или критически оценивать, развенчивать вновь появляющиеся находки современных самородков-врачевателей.
В народной медицине условно можно выделить три компонента.
Первый — обширный набор лечебных средств самой разной природы, проверенных тысячелетней практикой. Многие их них, после исследования современной медициной, рекомендованы к применению. Это дееспособное ядро народной медицины, фундамент, на котором она существует и будет существовать ещё достаточно долго.
Второй компонент — средства и приемы врачевания, в основе действенности которых лежит плацебо и, шире глядя, психотерапевтический эффект. Эта часть функциональна и способствует популярности целителей, ибо пользы здесь больше, чем вреда.
Наконец, третий компонент народной медицины — приметы, обычаи, традиции, суеверия, прилагаемые к лечению, сопутствующие ему. Они больше всего подвержены старению, утрате содержания и лишь немногие из них сохранили хоть какой-либо смысл и психотерапевтическое содержание. В этой последней части народных традиций медицины и фармации больше всего вечной веры страждущего человека в чудо; здесь же нередки опасные, а то и прямо изуверские формы «врачевания» (когда знахари продолжают морочить голову смертельно больным пациентам или рекомендуют им такие снадобья, от которых вреда больше, чем пользы; как от «уринотерапии» или какого-то экзотического «иглоукалывания»).
Народная медицина несомненно уступает современной по объему и качеству оказываемой помощи, а также - в подавляющем большинстве случаев – и по эффективности. Но она произрастает на пока «свободных территориях», не освоенных современной медициной, имеет собственные социально-психологические основания, круг приверженцев и пациентов и потому способна приносить некоторую пользу при разумном взаимодействии с современной научной медициной.
Вопросы для повторения
Когда и где в истории человечества возникают медицина и фармация?
Что сообщают нам о болезнях древних людей археология и этнография? Как наши предки боролись с опасностями своему здоровью и недугами?
Покажите врачебную и фармакологическую сторону ранних форм религии — анимизма, фетишизма, тотемизма и магии.
Определите соотношение рационального и фантастического в знахарском врачевании. Покажите плюсы и минусы шаманского врачевания разных недугов.
Что собой представляет эффект плацебо? Встречается ли он в составе современной медицины и фармации?
Чему врачи с дипломами могли бы поучиться у народных целителей?
Чем обусловлен устойчивый спрос на фито- и иные препараты из арсенала народной медицины?
Чем вызвано устойчивое предубеждение многих пациентов против «таблеток», «химии» и их же полное доверие к лекарственным травам?
Какова роль психотерапевтического компонента в знахарском лечении и на чем основано его действие на пациентов?
Как по ходу истории человечества меняется культурная роль традиционной медицины и фармации?
Какие болезни могли лечить индейские шаманы, а против каких они оказались бессильны?
Должны ли взаимодействовать между собой официальная научная медицина наших дней и народная, традиционная фармация?
Раскройте возможности и границы народной фитотерапии, сформулируйте ее оценку с точки зрения клинической фармакологии наших дней.
Приведите примеры использования рецептов народной медицины в современной аптеке.
Как история фармации используется в современной рекламе лекарственных препаратов?
Чем объясняются совпадения и различия в традиционной медицине разных народов и континентов?
Целесообразно ли дальнейшее изучение средств народной медицины и фармации для пополнения лекарственного арсенала современных врачей и провизоров?