Архитектоника эмоциональных и психосоматических расстройств
ПЕРЕД ТЕМ, как мы начнём более подробно разбирать наиболее далеко идущие последствия и взаимосвязи изучения холотропных состояний для понимания эмоциональных расстройств и психосомотических нарушений, нам, вероятно, следует хотя бы вкратце рассмотреть те понятийные рамки, которые используются в клинической работе и приняты в академических кругах в настоящее время. В общем-то, любые попытки объяснить природу и истоки этих нарушений подпадают под две большие категории. Одни теоретики и клиницисты ратуют за то, чтобы рассматривать эти нарушения как вытекающие из причин, имеющих главным образом биологическую природу, другие же склоняются к психологическим объяснениям. Но чаще всего, однако, психиатры в обыденной клинической практике придерживаются некоего эклектического взгляда и склонны приписывать различные степени значимости элементам, заимствованным из обеих категорий, признавая приемлемой то одну, то другую сторону аргументации.
Органицистки ориентированные психиатры полагают, что раз уж психика является продуктом материальных процессов, происходящих в головном мозгу, то и последние ответы на вопросы психиатрии должны прийти из нейропсихологии, биохимии, генетики или молекулярной биологии. Согласно их упованиям когда-нибудь эти дисциплины окажутся способными обеспечить как достоверные объяснения, так и практические решения большинства проблем, связанных с этой сферой. Обычно подобная ориентация довольно жестко соединяется с приверженностью к медицинской модели и с попытками разработать строгую диагностическую классификацию для всех эмоциональных расстройств, включая и те, для которых никакой органической основы так и не было найдено.
Противоположное же направление в психиатрии делает упор на показатели, имеющие психологическую природу, такие, как роль травмирующих влияний в младенчестве, в детстве или на протяжении последующей жизни, на патогенные возможности внутреннего конфликта, на значение межличностных и внутрисемейных взаимоотношений или воздействие общественного окружения. Подобный склад мысли в своих самых смелых проявлениях распространяется не только на неврозы и психосоматические нарушения, но и на такие психотические состояния, которым медицина вообще не даёт никаких биологических объяснений.
Как логическое следствие подобного подхода, сомнению подвергается вообще справедливость применения медицинской модели (включая и применение её жестких диагностических ярлыков) к нарушениям, которые биологически не предопределяются и, стало быть, явно проявляются как нарушения иного порядка, нежели органические. С этой точки зрения, психогенетические нарушения сами выражают всю сложность движущих сил развития, претерпеваемого нами в течение всей нашей жизни (а с точки зрения трансперсональных психологов и на протяжении всей нашей духовно-психической истории в целом). А раз уж подобные воздействия настолько сильно отличаются у разных индивидов, то и любые усилия, направленные на то, чтобы втиснуть вытекающие из этих воздействий нарушения в смирительную рубашку медицинского диагноза, также имеют очень мало смысла.
Но хотя многие профессионалы отстаивают собственный эклектичный подход, признающий сложное взаимодействие природы и воспитания или биологии и психологии, в мышлении представителей академических кругов и в повседневной психиатрической практике преобладает всё же подход биологический. Ведь в ходе своего сложного исторического развития психиатрия утверждала себя именно как ветвь медицины, что в итоге и придало ей сильный биологический уклон. И базовое направление психиатрической мысли, и сам взгляд на тех индивидов, у которых были эмоциональные расстройства или поведенческие отклонения, и стратегия исследований, и вазовое образование и обучение, и судебные меры - всё это находилось под определяющим воздействием медицинской модели.
Такое положение стало следствием двух определяющих обстоятельств. Во-первых, медицина имела успех в случае установления этиологии и разработки действенных методов лечения для особой, относительно маленькой группы умственных отклонений органического происхождения. Во-вторых, она продемонстрировала собственную способность в сдерживании развития и подавлении симптомов многих из таких расстройств, для которых не была найдена конкретная органическая этиология. Её первоначальные успехи в распутывании биологических причин душевных расстройств, сами по себе впечатляющие, на самом деле были чётко обособлены и ограничены лишь малой частью тех случаев, с которыми приходилось иметь дело психиатрии. Ведь медицинский подход в психиатрии потерпел явную неудачу в обнаружении особой органической этиологии заболеваний, которыми страдают огромное большинство её пациентов, - психоневрозов, психосоматических нарушений, маниакально-депрессивных расстройств и функциональных психозов.
Психологическое же направление в психиатрии вдохновлялось новаторскими исследованиями Зигмунда Фрейда и его последователей. Но одни из них, такие, как Карл-Густав Юнг, Отто Ранк, Вильгельм Райх и Альфред Адлер, покинули психоаналитическую ассоциацию или были изгнаны из неё и основали свои собственные школы. Другие же хоть и оставались внутри организации, развивали собственные разновидности психоаналитической теории и техники. В течение XX столетия подобные коллективные усилия вылились в конце концов в создание огромного числа школ "глубинной психологии", значительно отличающихся друг от друга в том, что касается понимания человеческой психики, природы эмоциональных расстройств, а также используемых терапевтических приёмов.
Тем не менее, большинство из этих людей не имели никакого влияния или оказали очень слабое воздействие на базовое направление в психиатрической мысли, и ссылки на их работы появлялись в академических учебниках либо в виде исторических примечаний, либо как второстепенные дополнительные сведения. И только ранние работы самого Фрейда и нескольких его учеников, а также некоторые современные разработки в психоанализе, известные под названием "эго психологии", оказали значительное воздействие на психиатров.
Однако Фрейд и его сотрудники разработали функциональную классификацию эмоциональных и психосоматических нарушений, которая объясняла и подразделяла эти состояния, переводя их на язык, в котором они закреплялись за какой-либо определённой стадией развития либидо и эволюции эго. Так, одним из главных вкладов Фрейда было открытие того, что влечения ребёнка, связанные с развитием либидо, последовательно смещаются с оральной зоны (в период вскармливания) на зоны анальную и уретральную (во время приучения к туалету) и, наконец, на зону фаллическую (сосредоточение на пенисе и клиторе к моменту развития комплексов Эдипа и Электры). Травмирование таких зон или, наоборот, их чрезмерное раздражение во время подобных решающих периодов может вызывать особую фиксацию на одной из этих зон. В будущем, когда индивид сталкивается с серьёзными трудностями, это и предрасполагает его к психологической регрессии именно в эту область.
Такое понимание психопатологии, основанное на фрейдовской теории полового влечения, было подытожено немецким психоаналитиком Карлом Абрахамом (1927). В своей известной схеме Абрахам определяет базовые виды психопатологий на языке первичной фиксации либидо. В соответствии с его схемой фиксация, на пассивной оральной стадии (перед появлением зубов) предрасполагает индивида к шизофрении, а фиксация на орально-садистической или каннибальской стадии (после появления зубов) может привести к маниакально-депрессивным расстройствам и суицидальному поведению. Также решающую роль оральная стадия играет в развитии алкоголизма и пристрастия к наркотикам.
В развитии навязчивого невроза и соответствующего ему типа личности первичная фиксация располагается на анальном уровне. Также важную роль анальная фиксация играет в порождении так называемых прегенитальных неврозов, а именно заикания, психогенных судорог и астмы. Уретральная же фиксация связывается со стыдливостью и боязнью ошибки, а также стремлением их компенсировать посредством чрезмерных амбиций и перфекционизма. Тревожная истерия (различные фобии) и превращённая истерия (параличи, потери чувствительности, слепота, потеря голоса и истерические кризы) проистекают из-за фиксации на фаллической стадии.
Схема Карла Абрахама принимает во внимание не только точки либидинальной фиксации, но также и остановку в стадиях образования эго от развития автоэротизма и первичного нарциссизма вплоть до установления объекта любви. При последующем развитии психоанализа эта сторона психопатологии была разработана более подробно. Ибо современная эго-психология вдохновлялась переломной работой Анны Фрейд и Хайнца Гартмана, пересмотревших и переосмысливших классические психоаналитические представления и внёсших новые важные дополнения (Blanck and Blanck, 1974, 1979).
Впоследствии Рене Шпиц и Маргарет Малер, сочетая глубокое знание психоаналитической теории с непосредственными наблюдениями над младенцами и детьми, заложили основания для более глубокого понимания развития эго и установления личной самотождествленности. Их работа переключила внимание на важность для психопатологии развития предметных взаимоотношений и связанных с ними трудностей. Определение и описание трёх фаз образования эго (аутической, симбиотической и фазы разделения-индивидуации) имело важные теоретические и клинические последствия.
Маргарет Малер, Отто Кёрнберг, Хайнц Кохут и другие дополнили схему Карла Абрахама, указав на некоторые расстройства, которые, согласно их представлениям, ведут своё происхождение от ранних нарушений в предметных отношениях: аутических и симбиотческих детских психозов, нарциссических расстройств личности и пограничных состояний личности. Подобное новое понимание движущих сил образования эго и его превратностей дало возможность развить приёмы психиатрического лечения больных таких категорий, которые не могли быть подвергнуты классическому психоанализу.
Нет ни малейшего сомнения в том, что эго-психологи усовершенствовали, переосмыслили и расширили психоаналитическое понимание психопатологии. Однако они, подобно психоаналитикам классического направления, придерживались узкого понимания психики, ограниченного послеродовой биографией и индивидуальным бессознательным. Результаты наблюдений из области исследования холотропных состояний сознания показывают, что многие эмоциональные и психосоматические нарушения, включая и состояния, на сегодняшний день всё ещё получающие диагноз психотических, не могут быть поняты должным образом, исходя только из затруднений послеродового развития, таких, как осложнения в ходе развития полового влечения или трудности, связанные с образованием предметных отношений.
В соответствии с этими новыми открытиями эмоциональные и психосоматические нарушения имеют многоуровневую, многомерную структуру, вдобавок, в значительной степени уходящую своими корнями в оклородовой и надличностный уровни. И если мы включаем эти уровни в своё рассмотрение, то нам это дает совершенно новую, намного более полную и сложную картину психопатологии, и открывает новые удивительные возможности для лечения. Однако само по себе признание околородовых и надличностных корней эмоциональных расстройств отнюдь не означает отрицания важности биологических факторов, которые описывают психоанализ и эго-психология. В общей картине, конечно же, события младенчества и детства продолжают играть важную роль.
Тем не менее, вместо того чтобы представлять собою исходные причины подобных нарушений, воспоминания о травматических событиях из послеродовой биографии выступают теперь лишь как важные условия для проявления элементов, происходящих из более глубоких уровней психики. Ибо то, что придаёт невротическим, психосоматическим и психотическим симптомам их чрезвычайную функциональную мощь и конкретное содержание, является сложными комплексами СКО, отнюдь не ограничивающимися только биографическими слоями, а проникающими глубже, в околородовые и надличностные области. И психогенные влияния, выделяемые фрейдистским анализом и эго-психологией, лишь видоизменяют содержание тем, исходящих с более глубоких слоев бессознательного, привнося в них дополнительную эмоциональную нагрузку и опосредуя собою их осмысление в сознании.
Связи между симптомами и залегающей в их основе многослойной СКО, включающей в себя биографические, околородовые и надличностные составляющие, могут быть показаны на одном типичном примере. Этот пример связан с именем Норберта, 51-летнего психолога и священника, участвовавшего в одном из наших пятидневных семинаров в Эсаленском институте.
Во время предшествующего первому сеансу холотропного дыхания группового вводного занятия Норберт жаловался на острую боль в плече и грудных мышцах, причинявшую ему сильные страдания и делавшие его жизнь невыносимой. Повторяющиеся медицинские обследования, в том числе и рентгеновские, не выявили никаких органических причин его болезни, и все попытки её лечения оставались безуспешными. Периодические инъекции прокаина приносили лишь краткое временное облегчение на время действия лекарства.
В начале сеанса холотропного дыхания Норберт предпринял внезапную попытку покинуть комнату, поскольку не мог переносить музыку, которая, как он чувствовал, его "убивает". Стоило больших усилий убедить его остаться в комнате и продолжить сеанс, дабы выявить причины его недомогания. В конце концов он согласился и в течение почти трёх часов переживал острую боль в груди и плече, которая так усилилась, что стала почти нестерпимой. Он превозмогал ее с яростью - так, будто над его жизнью нависла серьёзная опасность, давился и кашлял, громко кричал. Затем, после столь неистовой борьбы он вдруг успокоился, расслабился и затих. И тут, к своему величайшему изумлению, он осознал, что это переживание сняло напряжение у него в плече и грудных мышцах и боль наконец-то отпустила его.
Впоследствии Норберт рассказывал, что в его переживании было три разных слоя, причём все они были связаны с болью в плече, а также соотносились с удушьем. На самом поверхностном уровне он вновь пережил страшный случай из детства, из-за которого едва нелишился жизни. Когда ему было около семи лет, он с друзьями копал туннель на песчаном океанском пляже. Когда работа подошла к концу, Норберт залез внутрь туннеля, чтобы его обследовать. Но из-за того, что остальные дети прыгали вокруг, туннель вдруг обрушился, погребя его заживо. Он чуть не задохнулся, пока его не откопали.
Когда же сессия холотропного дыхания стала глубже, он заново пережил случай, погрузивший его в воспоминания биологического рождения. Роды у его матери были очень трудными, так как плод зацепился плечом за ее лобковую кость и оставался в таком положении довольно долгое время. И этот случай, как и предыдущий, также включал в себя сочетание удушья и резкой боли в плече.
В последней же части сеанса переживание преобразилось самым необыкновенным образом. Норберт вдруг увидел боевые доспехи и лошадей и догадался, что участвует в каком-то сражении. Ему даже удалось определить, что это была одна из битв в Кромвелевской Англии. В это мгновение он внезапно почувствовал острую боль и понял, что плечо его пронзило вражеское копьё. Он упал с лошади и почувствовал, как его топчут копыта лошадей, сокрушая его грудную клетку. Сознание Норберта отделилось от его умирающего тела и, воспарив над полем битвы, с высоты наблюдало за происходящим. Однако после переживания смерти солдата, в котором он признал своё предыдущее воплощение, его сознание вновь вернулось к настоящему и воссоединилось с телом, отныне свободным от боли впервые за долгие годы мучений. При этом освобождение от болей, вызванное переживаниями, оказалось постоянным. Ибо со времени этого сеанса прошло уже более 20 лет, а симптомы так и не повторялись.
Травматические воспоминания о некоторых особенностях рождения, по всей видимости, являются важной составляющей разного рода психогенных симптомов. Бессознательная запись переживаний, связанных с биологическими родами, представляет собою всеобщий резервуар тяжелых эмоциональных переживаний и физических ощущений, служащих источником разнообразных видов психопатологии. Но в таком случае, разовьются ли эмоциональные и психосоматические нарушения и какой вид они примут, зависит от усиливающего воздействия травматических событий в период послеродовой истории, либо же, напротив, от смягчающего влияния различных благоприятных биографических составляющих.
Как мы увидели из случая Норберта, корни затруднений могут охватывать не только околородовой уровень, но и проникать глубже, в надличностную область психики. Они могут принимать вид разнообразных переживаний из прошлых жизней или соответствующие архетипические образы и мотивы, которые с данными симптомами связаны тематически. Нет также ничего удивительного и в таком открытии, что симптомы, связанные с более глубокими уровнями, относятся к элементам из животного или растительного царства. И, стало быть, симптомы эмоциональных и психосоматических нарушений представляют собой последствия некоего сложного взаимодействия, вовлекающего в себя движущие силы и с биографического, и с околородового, и с надличностного уровней.
Интересно поразмышлять и над тем, какие же силы несут ответственность за порождение взаиморасположений СКО и взаимодействие между биографическими слоями, перинатальными матрицами и надличностными составляющими. Конечно, сходство некоторых послеродовых травм и их уподобление некоторым сторонам перинатального развития могут быть приписаны случаю. И жизненные условия некоторых индивидов в разное время могут случайно ввергать их в невыносимо тяжелые обстоятельства, напоминающие БПМ-2, наносить насильственные или сексуальные травмы, связанные с БПМ-3, вовлекать в ситуации, включающие в себя боль и удушье, и способствовать другим поражениям, сходным с околородовыми страданиями. Но, с другой стороны, если какая-то СКО однажды устанавливается, то уже тем самым она предрасположена к самовоспроизведению и может вынуждать индивида бессознательно воссоздавать подобного рода жизненные обстоятельства и, таким образом, добавлять к уже имеющемуся комплексу воспоминаний всё новые и новые слои, как мы в том убедились, разбирая случай Петера.
Множество людей, вовлечённых в глубинное самоосвоение, также рассказывает о некоторых интересных прозрениях, затрагивающих взаимосвязь между переживаниями прошлых жизней и травмой рождения. Повторное проживание рождения часто совпадает или чередуется с различными кармическими происшествиями, которые имеют с этой травмой некую общую эмоциональную окраску или определённые физические ощущения. Подобная связь подтверждает возможность того, что те особенности, с которыми мы переживаем собственное рождение, предопределяются нашей кармой. И подобное утверждение верно не только в отношении общего характера нашего рождения, но и его конкретных подробностей.
Например, то, что кто-то в таких-то и таких-то обстоятельствах прошлой жизни был повешен или задушен, может быть превращено в удушение во время рождения, вызванное тем, что пуповина обвилась вокруг шеи плода. Боли, причинённые острыми предметами в событиях, относящихся к сфере кармического наследия, могут переводиться в боли, причиняемые схватками и маточными сокращениями. А на переживания человека, который был когда-то заключён в средневековое подземелье, пыточную камеру инквизиции или концентрационный лагерь, могут накладываться переживания безвыходности БПМ-2 и т.д. И, конечно же, кармические образцы могут лежать в основе травматических событий послеродовой биографии и даже формировать их.
После столь пространного введения я постараюсь показать, каким же образом преобразуется наше понимание самых важных видов психопатологии в свете наблюдений из области исследований холотропных состояний сознания. Всё последующее изложение будет сосредоточено на роли в образовании симптомов только психологических составляющих. Поэтому оно не будет включать нарушения, имеющие очевидную связь с органической природой и принадлежащие к области медицины.
Тревога и фобии
Большинство психиатров согласятся, что тревога, будь то в своей свободно протекающей разновидности, то есть в виде фобий, включающих конкретных людей, животных и конкретные обстоятельства, либо как фактор, лежащий в основе иных разнообразных симптомов, представляет собой один из самых общих и основополагающих трудных вопросов психиатрии. А поскольку по своей природе тревога является ответом на обстоятельства, угрожающие жизни или целостности тела, то вполне разумно предположить, что одним из первичных источников клинической тревоги выступает травма рождения, так как роды являются ситуацией действительно содержащей угрозу для жизни.
Фрейд также некоторое время придерживался мнения, что, по всей видимости, страшное переживание рождения может стать прототипом всех будущих тревог. Тем не менее, он не стал дальше прорабатывать эту мысль, а когда позднее его последователь и сотрудник Отто Ранк опубликовал книгу под названием "Травма рождения" (1929), в которой сделал рождение средоточием всей новой психологии, ее автора буквально вышвырнули из психсихоа-налитического движения.
Но работа с холотропными состояниями явно указывает на то, что околородовой уровень бессознательного в генезисе фобий играет решающую роль. И наиболее очевидна связь с травмой рождения в случае клаустрофобии - боязни закрытых или слишком тесных помещений, таких, как лифты, метро, маленькие комнатушки без окон. Ведь люди, страдающие клаустрофобией, находятся под исключитильным влиянием СКО, связанной с начальной стадией БПМ-2, когда маточные сокращения начинают воздействовать на плод.
Однако биографические составляющие, вносящие свой вклад в подобные нарушения, включают в себя неудобные, стесняющие обстоятельства в жизни уже после рождения. А элементами, поступающими с надличностного уровня, наиболее значимыми для этой фобии, являются кармические воспоминания, включающие в себя пленение, заточение и удушение. И хотя общее стремление страдающих клаустрофобией направлено на то, чтобы тщательно избегать положений, которые усиливали бы эти симптомы, терапевтические перемены требуют полного переживания подобного стеснения, связанного с лежащими в их основе воспоминаниями.
Агорафобия - страх перед открытыми пространствами или боязнь перехода из закрытого места в широко открытое пространство __ кажется на первый взгляд полной противоположностью клаустрофобии. На самом же деле страдающие агорафобией, как правило, также подвержены и клаустрофобии, но переход из закрытого пространства на открытое место оказывает для них более сильное воздействие, нежели пребывание в самом закрытом пространстве. И на околородовом уровне агорафобия связана с самой последней стадией БПМ-3, когда внезапное освобождение после многих часов крайней стеснённости сопровождается страхом потерять всякие границы, лопнуть или быть разорванным на части и вообще прекратить существовать. Однако переживание смерти эго и духовно-душевного возрождения приводит к значительному облегчению подобного состояния.
Пациенты, страдающие танатофобией, или патологическим страхом смерти, переживают приступы тревоги за свою жизнь, истолковывая их как предвестие угрожающего жизни сердечного приступа, удара или удушья. Подобная фобия имеет глубокие корни в чрезвычайном физическом стеснении и чувстве неминуемой катастрофы, связанных с травмой рождения. Вовлечённые в это СКО как правило соотносятся с такими угрожающими жизни обстоятельствами, как хирургические операции, болезни и повреждения, особенно такие, которые связаны с затруднением дыхания. Окончательное излечение от патологического страха смерти требует сознательного повторного проживания различных слоев лежащей в его основе СКО и прямого столкновения со смертью в переживании.
Нозофобия - патологический страх перед заболеванием, от которого пациент якобы страдает или опасается заразиться, тесно связана с танатофобией, а также с ипохондрией - безосновательной уверенностью в уже начавшейся тяжелой болезни. Пациенты, страдающие от подобного расстройства, испытывают чрезвычайно разнообразные странные телесные ощущения, которые они не могут себе объяснить и склонны истолковывать на языке действи тельной соматической патологии. Эти симптомы включают в себя |боли, сжатия и судороги в разных частях тела, тошноту, странные' истечения энергии, парестезию и другие виды необычных явлений. У них могут проявляться и различные признаки нарушения работы отдельных органов, такие, как затруднённое дыхание, расстройство пищеварения, тошнота и рвота, запор и понос, мышечные судороги, общее недомогание, слабость и быстрая утомляемость.
Однако, даже при неоднократных медицинских обследованиях, как правило, не удаётся определить никаких органических нарушений, которые объясняли бы такие субъективные жалобы. И причина этого в том, что беспокоящие чувства и ощущения никак не связаны с каким-либо действительным физиологическим процессом, а имеют корни только в памяти о прошлых физических травмах. Люди, страдающие от подобных затруднений, часто вновь и вновь прибегают к клиническим и лабораторным обследованиям и могут стать настоящей помехой в работе участковых или стационарных врачей. Для многих из них поход к врачу заканчивается тем, что они попадают в руки психиатра, где часто отнюдь не встречают того сочувственного отношения, которого заслуживают.
Жалобы на физические недомогания, которые не могут быть подтверждены соответствующими данными лабораторных исследований, как правило, отметаются как плод воображения пациентов. Но ничто не может быть дальше от истины, чем подобные заключения. Несмотря на отрицательные медицинские заключения, жалобы таких пациентов на физические недомогания вполне объективны. Ибо, не отражая никакого текущего медицинского поражения, они вызываются выходящими на поверхность видами памяти о серьёзных физиологических трудностях в прошлом. Их источником являются различные болезни, хирургические операции, повреждения и особенно травма рождения.
Три особые, чётко различающиеся вида нозофобии заслуживают дополнительного внимания; это канцерофобия - патологический страх перед развитием злокачественного заболевания, бацилло-фобия - боязнь микроорганизмов и инфекционного заражения, и мизофобия - боязнь грязи и загрязнения. Все эти случаи имеют глубокие околородовые корни, хотя их конкретные виды побочно и предопределяются биографическими событиями. Так при кащерофобии важнейшей составляющей оказывается сходство между раком и беременностью. Ведь из литературы по психоанализу хорошо известно, что рост злокачественной опухоли бессознательно отождествляется с развитием эмбриона. И сходство это проникает гораздо дальше, чем простая наиболее очевидная параллель между двумя быстро растущими инородными предметами внутри тела. Оно, действительно, может быть подтверждено анатомическими, физиологическими и биохимическими данными. Во многих отношениях раковые клетки на самом деле напоминают единообразные клетки на ранних стадиях эмбрионального развития.
При бациллофобии и мизофобии патологический страх сосредотачивается на биологическом веществе, телесных запахах и нечистотах. Среди того, что биографически предопределяет подобные нарушения, обычно выделяются воспоминания из времени, когда ребенка приучали к туалету, но корни их проникают намного глубже, к скотологической составляющей рождения. И ключом к пониманию этих фобий является связь, существующая в пределах БПМ-3, между смертью, агрессивностью, половым возбуждением и различными видами биологических выделений.
Пациенты, страдающие от подобных расстройств, боятся не только того, что они заразятся сами, они часто озабочены тем, что могут заразить других. А, стало быть, их боязнь биологических веществ тесно связана с агрессией, направленной как вовнутрь, так и наружу, что в точности напоминает положение, характерное для последних стадий рождения.
На самом поверхностном уровне страх перед инфекционным заражением или размножением бактерий бессознательно связан также со спермой и зачатием и тем самым опять же с беременностью и рождением. Наиболее значимые СКО, относящиеся к вышеперечисленным фобиям включают в себя соответствующие воспоминания от анально-садистской стадии развития полового влечения и конфликты из времени, когда ребенка приучали к туалету и опрятности. Дополнительные же биографические данные представлены воспоминаниями, в которых пол и беременность изображаются как грязные и опасные. Но часто, подобно остальным эмоциональным расстройствам, эти фобии имеют также надличностные составляющие.
Глубинное взаимопереплетение и отождествление с биологическими загрязнениями лежит также в основе той низкой самооценки особого рода, которая включает самоуничижение и отвращение к себе, о чём на бытовом уровне говорят как о "дерьмовой самооценке". Она часто связана с поведением, направленным на то, чтобы Улучшать собственную внешность, что связывает эти случаи с навязчивыми неврозами. Это включает также и ритуальное поведение, которое на более глубоком уровне представляет собой усилие избежать биологического загрязнения или его обезвредить. Самым очевидным из этих ритуалов является обязательное мытьё рук и других частей тела. И оно бывает настолько чрезмерным, что может повлечь за собой серьёзные повреждения кожи и даже кровотечение.
Те женщины, чья память об околородовых событиях залегает близко к поверхности, могут страдать от фобии беременности и родов. Ведь если женщина находится в соприкосновении с памятью о родовых муках, то это сильно затрудняет для неё подход к собственной женской и репродуктивной роли из-за того, что материнство сопряжено для неё с болью и страданием. Сама мысль о том, что она окажется беременной и столкнётся с тяжелыми испытаниями, рожая, может быть в этих обстоятельствах связана с парализующим ужасом.
Фобия материнства - эмоционально мучительное состояние, которое обычно начинается сразу после рождения ребёнка, не является фобией в чистом виде, но включает в себя элементы навязчивости. Это сочетание яростных порывов матери, направленных против ребёнка, с паническим страхом, что она на самом деле ненавидит его. Как правило, они связываются с избыточно покровительственным поведением и беспричинной озабоченностью тем, что с ребёнком может что-то случиться. Тем не менее, какими бы ни были биографические основания для подобных случаев, их более глубокие корни в конечном счёте приводят к тому, что женщина рожает ребенка. И это свидетельство того, что и пассивная, и активная стороны деторождения внутренне связаны с бессознательным.
Состояния биологического симбиотического единства матери и ребёнка представляют состояния переживаемого единства. Женщины, повторно проживающие собственное рождение, как правило, одновременно или попеременно переживают и самих себя как рожающих. Подобным же образом воспоминания женщин о пребывании в матке в качестве плода характерным образом соединяются с переживанием того, что они беременны, а переживания самих себя как грудных младенцев соединяются с тем, что они находятся в положении кормящих. Ибо глубокие корни фобии материнства заложены в первой клинической стадии родов (БПМ-2), когда мать и дитя оказываются в состоянии биологического противоборства, причиняя друг другу боль и передавая друг другу невероятные количества разрушительной энергии.
Переживание подобного положения стремится задействовать память матери о её собственном рождении, дав волю связанным с ним агрессивным силам и направив их на ребёнка. И то обстоятельство, что роды открывают переживаниям доступ к движущим силам околородового периода, предоставляет важную терапевтическую возможность. Ибо для только что родивших женщин это очень хорошее время для того, чтобы проделать необыкновенно глубокую психологическую работу.
Но, с другой стороны, неблагоприятной, приведение в действие околородового бессознательного матери может приводить к послеродовым депрессиям, неврозам и даже психозам. Тем не менее, обыкновенно послеродовая психопатология объясняется невнятными ссылками на гормональные изменения. Но рассматривать всё это почти не имеет смысла, ибо отклики женщин на событие родов свидетельствуют о чрезвычайно широкой гамме чувств, колеблющихся от психоза до невероятного исступления и восторга, в то время как гормональные изменения следуют весьма ограниченному среднему образцу. В опыте моей собственной работы околородовые переживания играют решающую роль как для фобий беременности и материнства, так и в послеродовой психопатологии. Так что работа с переживаниями травмы рождения и раннего послеродового периода, по всей видимости, является альтернативной методикой для лечения подобных расстройств.
Фобия поездок на поездах и в метро основана, помимо прочего, на определённом сходстве между переживанием рождения и путешествием в этих средствах передвижения. Наиболее важными общими чертами рождения и этих поездок оказываются ощущения захваченности, зажатости и переживание чудовищной силы и энергии, приведённых в движение без всякой возможности сдержать их действие. Дополнительными же составляющими становятся продвижение по туннелям и подземным переходам и встреча с темнотой. Во времена старых паровых машин сочетания огня, выбросов пара, пронзительных гудков, вызывающих ощущение аварии, очевидно, являлись составляющими, усиливавшими воздействие. Но для того чтобы подобные обстоятельства включили фобию, сознанию должны оказаться легко доступными околородовые воспоминания, либо из-за их силы, либо благодаря сцепляющему действию послеродовых слоев лежащей в основе их СКО.
Другая фобия, тесно связанная с предыдущей - это боязнь летать на самолётах. Как и другие подобные ситуации, она включает в себя недомогание от ощущения захваченности, страх перед задействованной мощнейшей энергией и неспособность оказать хоть какое-то влияние на ход событий. Ведь именно недостаток способности управления, по всей видимости, является важнейшим элементом в фобиях, связанных с движением. Это может быть прояснено на гримере фобии езды в автомобиле, средстве передвижения, где мы с лёгкостью можем переходить от роли пассажира к роли водителя. И, как правило, эта фобия проявляется тогда, когда нас везут в автомобиле, а не тогда, когда мы сидим в кресле водителя и вольны свободно выбирать, куда нам ехать и где остановиться.
В этой связи интересно упомянуть о том, что воздушная морская болезни также часто связаны со взаимодействием сил на околородовом уровне и имеют склонность к полному исчезновению после того, как индивид завершит переживание смерти и возрожденния. Существенной чертой здесь, по-видимому, является готовнность отказаться от необходимости управлять и способность отдаться потоку событий, независимо от того к чему они приведут Трудности же возникают, когда индивид пытается навязать свое руководство процессам, имеющим собственную двигательную инерцию. Чрезвычайная потребность управлять положением характерна для индивидов, находящихся под сильным влиянием БПМ-3 соответствующей СКО, в то время как способность отдаться потоку событий отражает сильную связь с положительными сторонам! БПМ-1 и Акрофобия, или боязнь высоты, не является фобией в чистом виде. Она всегда связана с побуждением прыгнуть или броситься с высоты - с вышки, из окна, с обрыва или с моста. Ощущение падения в сочетании с одновременным страхом разбиться является характерным проявлением последних стадий БПМ