Значение и роль внешних впечатлений в деле умственного развития ребенка

Впечатления, получаемые через внешние органы чувств, имеют чрезвычайно важное значение для умственного развития ребенка. Достаточно указать на тот факт, что дети, потерявшие в нежном возрасте зрение и слух, неминуемо отстают в интеллектуальном развитии; только особенно одаренные между этими несчастными еще способны развиваться умственно, как показывает пример Лауры Бриджман и Елены Келлер. Таким образом, зрение и слух являются особенно важными основами умственного развития в детстве. Взвешивая относительное значение каждого из этих высших или важнейших органов чувств, мы приходим к заключению, что слух в раннем детстве имеет даже большее значение и более необходим ребенку, чем зрение. Оглохшие дети гораздо медленнее развиваются и более отстают в умственном отношении, чем дети слепые. Мир звуков оказывает особое бодрящее и возбуждающее влияние на душу дитяти, и утрата слуха ничем не заменима. Хотя и потеря зрения отражается весьма вредно на развитии ребенка, но эта потеря, по крайней мере отчасти, вознаграждается усиленным изощрением осязания. Осязание, подобно зрению, дает условия для развития пространственных представлений, а мир красок хотя и является недоступным слепому дитяти, – все же некоторое, хотя и весьма отдаленное, понятие об этом мире дается тепловыми различиями цветных лучей и возможностью определять эти различия при изощрении чувствительности кожи. Но никакая замена слуха или хотя бы отдаленная компенсация невозможна: кожа является слишком грубым органом для восприятия тонов. Таким образом, слуху должна быть приписана первенствующая роль в деле умственного развития дитяти.

Кто не знаком по личному опыту с тем могущественным влиянием, какое оказывает музыка на душу человека! Не меньше влияния мир звуков оказывает и на детей. Колыбельная песня, убаюкивание звуками голоса, обращение к дитяти с речами, все это обыденные факты из жизни, показывающие важное значение звуков для ребенка. Но в настоящее время есть и научные доказательства преимущественного значения звуковых впечатлений в деле умственного развития дитяти. Наблюдения, произведенные по правилам экспериментальной психологии, показали, что звуковые впечатления не только сами по себе дают непосредственный материал для души, но, сверх того, производят побочное благотворное влияние на мозговые центры, возбуждая и усиливая зрительную восприимчивость: человек, ухо которого восприняло звуки, становится, в силу одного этого факта, более чутким и отзывчивым к восприятию красок и форм и начинает замечать и различать их с большей точностью, чем раньше. Таким образом, по самому устройству нервной системы и мозга, звуки имеют силу оказывать особое возбуждающее и бодрящее влияние на центры зрительных восприятий. Можно сказать, что звуки прокладывают и облегчают путь миру красок и форм, и, если дитя с четвертого месяца так жадно предается восприятию зрительных образов, то приготовление к этому и крупное содействие дано миром звуков, которые в тихом уединении колыбели, еще раньше красок и форм усваиваются дитятей. При посредстве звуков ребенок впервые научается воспринимать внешний мир: звуки являются первым ментором в нелегком деле усвоения внешнего мира.

‹…› В детском возрасте и самая способность усваивать и запоминать звуки лучше развита, и только при дальнейшем росте и развитии ребенка, зрительная память начинает брать перевес над звуковой. Эти научные факты указывают на особо важное значение мира звуков для умственного развития в нежном возрасте.

Звуки необходимы ребенку не только в ту пору, когда он начинает понимать колыбельную песнь и лаковый тон речей и обращений к нему, но и гораздо раньше. Даже самые крошечные дети, с первых недель своей жизни, прислушиваются к звукам, вникают в них, воспринимают их. Эта работа уже в полном ходу у ребенка в первые три месяца жизни, когда еще он не вполне обучился управлять зрением и не может так отчетливо видеть и воспринимать зримые предметы, как он улавливает и воспринимает окружающие его звуки.

Принимая во внимание изложенные факты, следует обратить особое внимание на то, чтобы не лишать ребенка, в первые месяцы жизни, столь важного орудия для его умственного развития, как мир звуков. В особенности это необходимо потому, что большая часть детей имеет наклонность увлекаться миром красок и форм, начиная с четвертого месяца, когда у них развилась способность управлять глазами и ясно видеть окружающие предметы. Дети склонны в это время впасть в своего рода односторонность. Дети делают в этом случае ошибку, подобную той, какую, как показал Ж. Шарко, делают и взрослые, когда пользуются не всеми наличными орудиями своего ума, а только некоторыми из них. Многие люди закапывают часть талантов, или, по крайней мере, не утилизируют их, чем и лишают себя той психологической всесторонности, к которой должен стремиться человек. Прием, которым мы, в нашем уходе за собственными детьми, пользовались для надлежащего усвоения ими звуков, состоял в том, что мы предоставляли детям случай находиться в исключительной, так сказать, атмосфере звуков, т. е. не выносили их на свет, а оставляли по временам в полуосвещенной или темной комнате в постельке, и тогда дети жадно предавались восприятию звуков. Время перед засыпанием или по пробуждении всего лучше для этой цели. При таких условиях дети научаются воспринимать и усваивать мир звуков и оценивать высокую прелесть этого своеобразного мира; вместе с тем дети научаются понимать значение и великую пользу уединения и тишины, т. е. мира таких тихих звуков, которые требуют от слушающего особенной внимательности, чтобы уловить и оценить их, как, например, шум дыхания, шорох от собственных движений, удары сердца, слышимые через постель, и проч. Несомненно – и мы в том убедились наблюдением – что дети уже в первые недели и месяцы своей жизни научаются воспринимать эти звуки.

Таким образом, в первые месяцы своей жизни, ребенок нуждается не столько в громких сильных звуках, – они даже пугают ребенка и были бы ему вредны, – а наоборот, ему необходима сравнительная тишина, среди которой масса мелких, тихих звуков и шумов беспрепятственно достигла бы его уха. В дальнейшем возрасте, однако не раньше второго полугодия, ребенку необходимы звуки и более громкие. Но в раннюю пору громкие звуки были бы даже опасно утомительны для дитяти, как показали наблюдения Прайера. (Ребенок Прайера, слушавший звук фортепиано, уснул после этого таким глубоким сном, каким до того времени никогда не засыпал, очевидно, утомленный громкими звуками инструмента).

Значение тонов ребенок начинает понимать не раньше второго полугодия, или конца первого года, и, следовательно, инструментальные звуки и тоны ему раньше этого срока не нужны. Но звуки человеческого голоса ребенок уже очень рано начинает понимать. Говор окружающих, обращение к ребенку посредством голоса и речи, а равно тихое пение и монотонные звуки убаюкивают и успокаивают ребенка: они ему также приятны, как теплота, как теплая постель, как ванна, как пища. В этом, вероятно, сказывается унаследованное, почти готовое понимание звуков голоса, какое свойственно и животным.

Со второго года жизни пение и мелодичные звуки приносят дитяти существенную пользу. Воспитательное значение музыки в дальнейшем возрасте не требует пояснения. Мы укажем только на два важнейшие факта. Музыка своим точным измерением времени (ритмом, гармонией, мелодией) служит у дитяти первой глубокой основой для обучения оценке времени – для какой цели в организме не существует непосредственных измерительных приборов. Любовь к ритму является, поэтому, глубоким жизненным требованием и одинаково свойственна, как взрослым, так и детям уже с самого раннего возраста. Второй факт состоит в том, что узнавание звуков предшествует узнаванию зримых предметов: дитя раньше начинает отвечать улыбкой на звуки, чем на видимые им предметы. Всем известно, как крошечному дитяти на 2–3 месяце уже приятны звуки, как оно прислушивается к ним и улыбается на них.

После звуковых впечатлений важнейшее место в деле умственного развития ребенка принадлежит зрительным впечатлениям. Зрение и слух по справедливости считаются важнейшими внешними органами и важнейшими корнями психической жизни. У животных такое же место принадлежит и обонянию, которое у человека, наоборот, играет только второстепенную роль. Но зато у человека высокое место принадлежит мышечно-осязательным впечатлениям. На этих двух категориях внешних впечатлений мы и остановимся.

Начиная с четвертого месяца зрительные впечатления и зрительная практика составляют одно из выдающихся занятий ребенка. Занятие это настолько поглощает внимание дитяти, настолько берет времени и досуга, что способно до некоторой степени отстранить и заслонить собою другие впечатления. Чтобы удержать ребенка от этого одностороннего увлечения зрительными впечатлениями, мы находим очень полезным, как уже было выше упомянуто (стр. 53–54), оставлять по временам детей в полусвете и уединении, чтобы дать им случай быть свободными от зрительных впечатлений в пользу других.

Зрительные впечатления и, вообще, свет до чрезвычайности приятны детям; также приятны цвета, формы и движения предметов: все дети относятся с величайшим увлечением к восприятию этих зрительных впечатлений. Грудные дети во время кормления часто смотрят в глаза матери или кормилицы, видимо поражаясь и любуясь контрастом глаз и лица. Ребенок охотно также смотрит на темные или цветные точки, расположенные на светлом и однообразном фоне. В качестве педагогической игрушки детям можно давать для забавы зашитые цветной шерстью простые фигуры на однообразном сером или светло-сером фоне или стеклянные кольца и шары различных цветов.

Еще более, нежели краски, интересуют ребенка формы предметов, их движение, а также расстояния. Изучение движения, ознакомление с расстояниями и вся сложная задача понимания зримых предметов совершается у дитяти при участии осязания. Осязательное исследование предметов имеет вообще высокое значение для духовного развития дитяти ‹…›. Уже наблюдение над внезапно прозревшими (оперированными) слепорожденными показывает, что взрослый человек научается понимать видимые предметы не без участия осязания, по крайней мере, в первое время. Прозревшему человеку куб представляется четырехугольником, шар – кружком, а удаление и расстояние предметов совершенно непонятно. Прозревшему кажется, что предметы касаются его глаз, пока осязающая рука не убеждает в противном, и только после осязательных опытов, прозревший – становится физически и нравственно зрячим, начинает понимать видимое, начинает экстериоризировать впечатления, т. е. считать их находящимися там, где в действительности находятся предметы, давшие эти впечатления. Для дитяти осязание, это – единственный путь облегчить себе задачу, доступную только для более развитого ума, – задачу зрительных представлений и зрительного понимания, т. е. определения формы предметов, их величины и их удаления в пространстве. Осязание зримых предметов и захватывание их руками столь естественно детям, что без этого качества ребенок немыслим, и только впоследствии, после долгого опыта и упражнения ребенок постепенно отвыкает от первоначального приема зрительно-осязательного исследования предмета. В этой привычке сказывается не только задача осязать предметы для ознакомления с их физическими свойствами, но еще более потребность облегчать трудную проблему зрительных представлений, в особенности представлений глубины и расстояний. Для ознакомления с самым фактом удаления предметов и с их расстоянием ребенок совершает массу движений, то перемещая предметы, то приближаясь и удаляясь от них, пока задача расстояния не выясняется для него окончательно. Прайер справедливо замечает, что частые падения детей зависят от их ошибок в определении расстояния. Таким образом, развитие зрительного и осязательного мышления долгое время идут рядом одно с другим.

Осязательное исследование имеет у ребенка и другую цель – ознакомление с физическими свойствами предметов: твердостью, мягкостью, шероховатостью, упругостью и проч. Осязательное исследование развито у детей в чрезвычайной степени: дети все берут в руки и кладут в рот – обычный прием их активного осязания. Осязание является, таким образом, гораздо более важным актом в жизни дитяти, чем это кажется с первого взгляда. Детям обыкновенно нравится добираться до видимых предметов, осязать их, двигать и перемещать. Собственно истинное понятие о внешнем мире получается у дитяти путем осязания – это самый доступный, элементарный прием, при помощи которого дитя впервые начинает понимать внешний мир, постигать действительность и грубую материю. Эта «предательская» материя сопротивляется, ставит ребенку препятствия, действует на его тело, требует усилий для ее удаления с пути; она иногда неотстранима, иногда причиняет боль, словом она – грубо осязательна, как бы мы сказали, если бы желали выразить кратко смутные представления дитяти о вещественности мира, с которым дитя знакомится посредством осязания. В этом осязательном исследовании внешнего мира ребенок пользуется вообще приемом активного осязания, причем внимание его обращено то на осязание в строгом смысле слова, то на силу напряжения мышц, какую приходится затрачивать при этой встрече и соприкосновении с внешним миром. Масса детских игр и забав распадается между этими двумя направлениями исследования: то ребенок потихоньку, слегка осязает окружающие предметы, то грубо, со значительной силой устремляется на предметы и одолевает их. Путем таких встреч с внешними предметами постепенно складываются у ребенка понимание и уразумение внешнего мира и свойств материи, среди которой приходится жить. Ознакомление с твердыми телами дается ребенку раньше, но жидкие тела и в особенности газы долгое время непонятны и загадочны. Подвижность частиц жидкого тела как бы противоречит сложившемуся у дитяти понятию о веществе, как грубом, неуступчивом начале. Осязая воду активно, т. е. чувствуя ее вдвойне: и осязательно, и силой мышц движущейся в ней руки, ребенок догадывается, что это – материя, но, захватывая воду руками, стараясь ее взять в руки, как он берет всякий твердый предмет, ребенок удивлен, отчего и каким образом, вода ускользает из рук. Еще более загадочны для ребенка легкие и газообразные предметы: они для ума дитяти кажутся как бы лишенными главного признака материи – грубой осязательности. Ребенку, поэтому, кажутся крайне курьезными и непонятными предметы видимые, но дающие слабое осязательное ощущение, например, вата; а такие объекты, как дым и пыль, освещенные яркими лучами солнца, особенно поражают ребенка и кажутся ему загадочными по своей неуловимости и неосязаемости. Дитя, схватывающее рукой дым или освещенную лучом пыль, бывает очень удивлено тем, что при захвате такого видимого предмета не получается осязательного ощущения.

Обратив внимание на эти запросы детской мысли, автор настоящих строк сделал попытку устроить игрушку, удовлетворяющую психологическому требованию детского ума. Для этого взяты были три шара одинаковой величины и окраски: из гуттаперчевой массы (обыкновенный бильярдный шар), деревянный шар и целлулоидный. Первый шар был тяжел, третий весьма легок, а второй занимал середину между ними. Игрушка показалась ребенку (конец 1-го года) необыкновенно занимательной. Шары, одинаковые для зрения, были очень различны для активного осязания. Особенно интересным показался ребенку тяжелый шар. Он как бы служил настоящим олицетворением материи, и ребенок давал ему предпочтение перед более легкими шарами. Когда ребенок достаточно ознакомился с тяжелым шаром, беря его в руки, передвигая его, катая и любуясь его ровным, смелым ходом, он модифицировал свою забаву – дело, останавливаясь только на сравнении самого тяжелого шара с самым легким. Первый, видимо, служил для дитяти олицетворением настоящего материального предмета, а второй – лишь предмета зримого, в виде дыма, пыли и т. п. К первому ребенок питал чувство как бы некоторого уважения, а второй казался ему ничтожеством, едва достойным внимания. Игрушка необыкновенно нравилась ребенку: она выводила его мысль на верную дорогу и снимала покрывало с этого, трудного для понимания, внешнего мира. Игрушка как бы разъясняла дитяти всю загадочность вещества, всю проблему зрительных и осязательных восприятий.

Для упражнения в чисто осязательных впечатлениях, игрушкой могут служить наклеенные на досочку полоски различных материй (бархата, тюля, гаруса, шелка, холста, сукна, шлифовальной бумаги). Шлифовальная бумага не нравится детям, а шелк, наоборот, особенно приятен, он не только наименее осязаем, но как бы стоит на границе осязательных впечатлений, за которой уже слабеет и теряется самое осязательное ощущение, переходя в простое чувство давления или прижатия, вызываемого однородным веществом.