Пять условий полноценности сна

Качество же сна обеспечивается (стыдно мне повторять вам азы, но приходится):

1) правильностью устроения ложа (просторность по ком­плекции, не слишком выпуклое и не слишком вогнутое, не скрипучее, не мягкое и не слишком жесткое, подушка не высокая и не слишком низкая, одеяло не слишком тяжелое, ноги лучше к югу или к юго-западу, голова к северу или северо-востоку, в максимальном удалении от отопительного радиатора);

2) должным расходом энергии в бодрствовании, гармо­ничностью тканевых нагрузок (кто не работает, тот не спит);

3) чистотой воздуха и его хорошей температурой (чем прохладней, тем лучше, но, разумеется, не до замерзания);

4) чистотой тела, и прежде всего внутренней, зависящей от количества и качества питания (кто объелся перед сном, у того мозги вверх дном, но голодное нутро тоже будет колобро...),

налаженности выведения отходов и шлаков (у запора нет врага, злейшею, чем курага),

вышеупомянутой чистоты воздуха,

нижеупомянутой чистоты духа;

5) чистотой духа, зависящей от вышеупомянутой чистоты тела, еще выше упомянутою грамотною отношения к Судьбе, грамотного отношения к самому сну — в принципе такого же, как и к Судьбе («все будет так, как должно быть, даже если...»), спокойствия совести (самое трудное), должным образом проводимых самовнушений.

Вот, пожалуй, и последнее, чем завершим наш? ночной консилиум.

Благодарите свой организм за критику. Дорогой коллега, AT для вас уже не новинка, поэтому позвольте не останавли­ваться на технической стороне дела и сразу перейти к вашему основному вопросу «как быть» — в смысле: как применять AT в вашем личном случае. И как обходиться с приступами. Именно, не как «перехватывать», а как обходиться.

Давайте сразу же исключим слово «перехват». Хотя я его и сам, помнится, употребил раз или два в ИБС, но считаю это своим недосмотром, ошибкой. «Перехват» предполагает ожи­дание, напряженную готовность, тревожно-оборонительную настроенность...

А вот этого-то как раз быть не должно.

Именно ожидание приступов примерно с пятидеся­типроцентной вероятностью, а то и более, их провоцирует . Ожидание, главным образом, подсознательное, безотчет­ное. Это и есть самый коварный момент. Подсознание тут прямиком не возьмешь, его нужно перехитрить.

Все, что напоминает вам о возможности приступов, все прямые или косвенные намеки на них, включая и заботы о «перехвате», надо отбросить от себя, выкинуть, исключить.

Вы можете возразить: но ведь прогнозировать-то, но ведь трезво, сознательно предусматривать надо?

Надо.

Но надо — только однажды. Спокойно и трезво сказать себе: да, приступы возможны. Да, они могут возникать поми­мо моей воли. Да, с этим приходится, пусть временно (все в жизни временно), примириться. Да, с этим приходится жить.

Но — вот и все. И на этом поставить точку.

Реализм прежде всего. Некая вероятность приступа — при­мем ее как данность. Пока это то, что от вас НЕ ЗАВИСИТ, это, так сказать, обеспечено. А стало быть, об этом можно не беспокоиться. Не прогнозировать, не вычислять, не брать в голову, как говорили в Одессе.

Вы еще ни разу не умерли от своего приступа, не так ли? Не умрете и от десятка, и от сотни последующих, если будут.

Очень может быть, что как раз ваши приступы и стремятся продлить вашу жизнь. Я не шучу: всякое приступообразное состояние есть борьба организма за очищение и обновле­ние — всеми доступными ему в данный момент средствами. Приступы, а тем более повторные, дают сигнал, что ваш орга­низм требует налаживания гармонии. Эта открытая активная «критика снизу» гораздо желательнее, чем трусливое замалчи­вание и пассивность. Благодарите свое тело за честность и бдительность! И отвечайте на критику делом.

Поддерживайте в себе постоянный положительный на­строй. Регулярно, не меньше трех раз в сутки (утро, день, вечер), вживайтесь в углубленное внутреннее спокойствие. Утром и днем — с выходом в рабочую бодрость, а вечером — в предсонное расслабление.

Так вы будете держать себя в форме.

И так (плюс все остальное!) постепенно сумеете исключить приступы из ваших подсознательных ожиданий и сведете их вероятность к пределу минимума.

Конечно, если вы четко ощущаете предприступное состоя­ние или хотя бы намеки на его приближение, есть смысл провести внеочередное самовнушение, хорошо расслабиться и все прочее. Удастся обойтись без приступа — прекрасно. Не удастся — не брать в голову. С той же переменной эффек­тивностью могут подействовать и хорошая прогулка, физиче­ские упражнения или водные процедуры — варьируйте, выби­райте по опыту. Помните, что задача ваша — не борьба с приступами, а общая внутренняя гармонизация. Работайте по-крупному!

Как преодолеть страх смерти. Он пройдет сам, когда вы себя наладите и вернетесь к активной жизни. Если же, вопре­ки всему, вас не оставят черные мысли и мыслишки, что никогда и ни у кого не исключено, то и этого бояться ни в коей мере не следует. Напротив, если уж они приходят, эти мысли, то надо не гнать их — бесполезное занятие! — а как раз наоборот: встречать с открытым забралом и додумывать до корней.

«Двум не бывать, одной не миновать» — да, но это еще не все... Настоящее размышление (порукой тому и опыт вам пишущего) приведет вас к самым глубоким основаниям опти­мизма и к твердому убеждению, что с физической смертью жизнь человеческая не кончается.

Нет небытия, есть забвение.

Обвиняю себя в черной неблагодарности

моей единственной Утешительнице,

дарящей мне свет без тени,

моей последней Учительнице,

ждущей моего понимания...

Нет, не тебя я боюсь, а только пути к тебе,

Возлюбленная Неизвестность!

Нет небытия, есть неведение.

Страх мой лжет,

страх клевещет,

изображая тебя в безобразном облике искаженной

жизни.

Но я знаю, что это не ты — твой лик неизъяснимо прекрасен,

а этот мерзкий скелет — это и есть мой страх.

Знаю:

тобой не кончусь, напротив,

начнусь с неведомого начала,

и оно там,

за гранью

оптического обмана — моей ограниченности собой.

Нет небытия, есть равнодушие.

Если уж говорить о смерти,

то она есть небытие в другой жизни,

в другой боли — до боли знакомой,

в другом сердце. Вот в этом сердце,

вот здесь, вот она, эта смерть —

мое равнодушие,

и в такой смерти я живу постоянно,

и такой казнью казню себя сам...

Иногда кажется — осталось совсем чуть-чуть,

что-то тонкое, прозрачное

прорвется, откроется,

и я выйду из плена

и снова сделаюсь всем и всеми, но

звериная тяжесть

не дает мне свободы...

Возлюбленная Новорожденность,

.научи меня быть достойным тебя, научи быть достойным!

Нет небытия, есть безумие.

Я ведь знаю,

почему перед тобой трепещу:

это просто стыд,

душа моя не готова,

тупая, ленивая,

не успела постигнуть и малой крупицы твоей науки.

Душегубной ревностью к самому себе

мучает меня мое жалкое полузнание.

Как прекрасно

я бы соединился с тобой,

Возлюбленная,

если бы знал о тебе

все или ничего...

Не торопи же,

не торопи, я приду,

дай мне время...

Дорогой Н. Д.! Вы, наверное, лучше меня знаете, как выгля­дит финал земной жизни, и мне ли объяснять вам, что насто­ящий оптимизм — это бесстрашная трезвость, открытые гла­за, а не политика страуса. Я же, со своей стороны, убежден, что ОК, включающий и AT, и гармонизацию жизненной фило­софии, вернет вам здоровье и работоспособность и что вы чудесными своими руками еще спасете не одну жизнь.

Разрешите на этом пожелать вам если не спокойной, то доброй и бодрой ночи.

Дорогой В. Л.!

(...) Ваш труд не пропал даром. Я снова в строю армии медиков. (...)

Ваш Н. Д.

Еще кое-что о правиле из исключения. Солнце взойдет — солнце зайдет. Родимся — умрем. Непреложность жизненных стадий, от зачатия до смерти, выглядит слишком очевидной.

Загипнотизированные беспощадным законом, который, в сущности, говорит лишь о том, что ДО СИХ ПОР ИНАЧЕ НЕ БЫЛО (а может быть, подвирает, скрывает что-то? А вдруг не было, да будет? ну вдруг?!), мы почти не замечаем другой стороны медали. Тонкую вязь колебаний, живую сопротивля­ющуюся ткань, обвивающую железный каркас, — эти непре­станные попытки Природы от себя уклониться, эти времен­ные, частичные, непринципиальные исключения, которым, кажется, и нечего больше делать, как подтверждать общее правило.

Ах, но разве не замечаем?..

Один мальчик заговорил в год, другой — едва в пять. Один старичок умер в 75, другой в 150. Все равно умер, но ведь черт же возьми... А вдруг... А вдруг он просто не догадался жить дальше? Предлагалось бессмертие, а прошляпил. А неко­торые йоги, говорят, поднимаются в воздух, сантиметров на двадцать и преспокойно висят, пока не надоест. А кое-какие буддийские ламы вроде бы прыгают метров эдак на двадцать и преспокойно летают... Сказки, разумеется. В том-то и весь соблазн! Кто же из нас не надеется быть исключением — в способностях, в любви, в темпе старения, в исходе болезни, в смерти, на худой конец, в денежно-вещевой лотерее? Кто н е верит, в тайная тайных, что он-то и есть исключение, что еще будет решающее тому доказательство? И как же легко подцепить в каждом эту тайную веру...

Ведь в том-то и дело, что во всей этой объективности, закономерности, неизбежности — и как там еще это ни назо­ви — с неискоренимой закономерностью присутствует и час­тица Свободы, дразнящее «может быть»... Не везло так, что дальше некуда, полный тупик — и вдруг повезло! Безнадежная болезнь — и вдруг исцеление, отсрочка, равноценная вечно­сти... «И дурак раз в жизни бывает умным». Бывает! Раз в жизни! Но все-таки же бывает! Так, значит, возможно?.. Значит, не вполне безнадежно?..

Есть действительность реальная и есть действительность потенциальная, именуемая возможностью, или суммой воз­можностей, — тоже действительность, для создания которой нужны лишь некоторые условия. Есть возможность и есть возможность возможности — опять-таки некоторые условия, создающие возможность, еще не имеющуюся. Возможность возможности. Возможность возможности возможности... Что такое это все?

Восходящие в бесконечность степени чуда.

Надежда, всегдашняя наша Надежда — не просто вырази­тельница наших безнадежных желаний. Ее рождает всегдаш­нее обещание — вкрапленность чуда во все сущее.

Сокращаем вычисления. Чтобы превратить чудо в действи­тельность, необходимо приобщиться к творению — знать. Знать — значит к чуду подойти. Останется только взять — но сперва вымыть руки...

Человек равен воображению. Нельзя вообразить ничего такого, чего не было бы в человеке.

Нет такой работы, за которую кто-нибудь бы не взялся. Нет роли, которую кто-нибудь не согласился бы исполнять.

Выдумайте любую историю — она либо когда-то уже про­изошла, либо произойдет. Нарисуйте любой портрет — и вы обязательно встретите оригинал, или кто-нибудь другой встретит, или сам им окажется. Представьте любую красоту, любое уродство, любое божество, любое чудовище — и вы обязательно, рано или поздно, далеко или близко, найдете точное воплощение...

Нет чудес, есть только недоделанные дела.