Может ли арт-терапия «лечить» преступление?

Определенным образом сложившиеся условия ведут к появлению у человека мотивации к совершению преступления. Действия правонару­шителя могут быть импульсивными либо заранее обдуманными. Психо­терапевтическая работа с ним имеет своей целью помощь в осознании предпосылок преступления, собственных действий и их последствий (Cordess С, Hyatt Williams A., 1996). Полагаю, этим же занимается и арт-терапия.

Психотерапевтическая работа с правонарушителем должна моти­вировать его к изменениям в личностных установках. А. Гилрой (Gil-гоу А., 1996) подчеркивает возможность получения доказательств при­менимости арт-терапевтического подхода при уникальном характере любых психотерапевтических отношений (р. 54). Я уверен, что каждому клиенту-осужденному должна быть предоставлена возможность арт-'те-рапевтической работы для того, в частности, чтобы разобраться в причи­нах своего социально опасного поведения. М. Кокс (Сох М., 1996) счи­тает, что психотерапевтическая работа может дать ценный материал для следствия. Он описывает диалог в ходе психотерапевтической сессии, изобилующий метафорами, и считает, что психотерапевтическая сессия в силах «как скрыть, так и обнажить материал для психоаналитических интерпретаций» (р. 91). Он считает, что метафоры в одних случаях вы­полняют стабилизирующую функцию в отношении психики клиента, в других — имеют чисто описательный характер. Он говорит о возмож­ности важных психологических открытий посредством аналитического диалога: «Подбираемые слова являются словесной импровизацией, фе­номенами, внезапно всплывающими на поверхность сознания».

Признание важности разделенной ответственности в психотерапев­тических отношениях, а также готовности клиента-правонарушителя участвовать в арт-терапевтической работе очень важны. На начальной стадии необходимо договориться об основаниях психотерапевтического альянса. Условия работы должны быть для клиента понятными и реали­стичными (Teasdale С, 1997). Если мы можем установить такой альянс на основе взаимного согласия, мы имеем гораздо более высокие шансы для позитивного научения. Например, в моей работе с мужчинами-пра­вонарушителями, страдающими личностными расстройствами и приго­воренными к длительным срокам заключения (Teasdale С, 1995), многие клиенты замечали, что арт-терапия помогает им справиться с гневом. Я часто отвечал им, что арт-терапия не столько помогает «справиться с гневом», сколько создает условия для формирования образов и их об­суждения, посредством которого клиент может прийти к пониманию того, почему он испытывает гнев. Моя цель — побудить клиентов учить­ся посредством того опыта, который ранее не был ими осознан. Задача арт-терапевтической работы — «вскрыть» логику и доводы тех или иных ранее неосознанных поступков. Чем лучше клиент-правонарушитель станет понятным для себя самого, чем лучше поймет эффекты собствен­ной личности на окружающих, тем более он будет способен к осознанию своего возможного социально опасного поведения.

Во время вводных беседе персоналом и клиентами клиники Грендон я даю определение арт-терапии как средства, чем-то напоминающего ведение дневника в рисунках, нередко имеющих символический или ме­тафорический характер. Я поясняю, что арт-терапия, в отличие от пси­хотерапевтической работы с правонарушителями, предоставляет уни­кальную возможность для создания «документов», помогающих в после­дующем обсуждении. Я, однако, добавляю, что арт-терапия не обладает магической способностью «разрушать поведенческие и ментальные паттер­ны» (Welldon Е., 1996, р. 63), обусловливающие преступление. Арт-тера-певт выступает в качестве одного из участников общей поведенческой программы, которая направлена на изменение установок правонаруши­телей. С. Кордесс (Cordess С, 1996) обращает внимание на данное об­стоятельство, связывая его с «дистрибутивным переносом», и поясняет, каким образом оно позволяет «разделить груз переноса и тем самым по­могает коллективу специалистов лучше оказывать помощь пациентам» (р. 97). Арт-терапевт создает общие условия для обоюдной рефлексивной фокусировки, помогающей клиенту-правонарушителю визуально объеди­нить различные аспекты своего опыта. По моему мнению, именно такое объединение способно противостоять возможным социально опасным действиям, не оставляющим камня на камне от жизней правонарушите­лей и их жертв.

В конце лечения бывает трудно сказать, была ли работа с правонару­шителем успешной, привела ли она к снижению риска рецидива. Д. Кемпбелл (Campbell D., 1996) считает, что устойчивая тенденция к соверше­нию правонарушения «может быть обусловлена "эротической склонно­стью" к антисоциальному поведению» (р. 224). Любое вмешательство в личность правонарушителя — посредством психотерапии или иным об­разом — сопряжено с риском провокации патологических ментальных паттернов. Однако еще более опасно оставлять правонарушителя наеди­не с его травмированными чувствами и опытом без каких-либо попыток разобраться в них.