Невротические расстройства в человеческих взаимоотношениях

Хотя основной упор в этой книге делается на интрапси-хические процессы, представляя их, мы не могли отделить их от межличностных. Мы не могли сделать это, потому что в действительности между ними существует постоян­ное взаимодействие. Даже вначале, вводя понятие поиска славы, мы видели в нем такие элементы, как потребность превосходить других или испытывать триумф над ними, которые прямо касаются межличностных отношений. Невротические претензии, хотя и вырастают из внутрен­них потребностей, главным образом направлены на дру­гих. Мы не могли обсуждать невротическую гордость без того воздействия, которое ее уязвимость оказывает на че­ловеческие взаимоотношения. Мы видели, что любой ин-трапсихический фактор может быть экстернализован, и как радикально этот процесс модифицирует наши установ­ки по отношению к другим. Наконец, мы обсудили наибо­лее специфические формы, которые принимают взаимоот­ношения людей в каждом из главных решений базальных конфликтов. В этой главе я хочу от специфического вер­нуться к общему и сделать краткий систематический об­зор того, как в принципе система гордости влияет на наше отношение к другим.

Прежде всего система гордости отделяет невротика от Других, делая его эгоцентричным. Во избежание непони­мания скажу, что под эгоцентричностью я не имею в виду эгоизм в смысле учета только собственной выгоды. Невро­тик может быть бессердечно эгоистичным или неэгоистич­ным — в этом нет ничего характерного для всех неврозов.

19*

Но он всегда эгоцентричен в том смысле, что погружен в себя. Это не обязательно лежит на поверхности: он может быть одиноким волком или жить для других и посред­ством других. Тем не менее в любом случае он живет сво­ей личной религией (своим идеализированным образом), выполняет собственные законы (свои долженствования), за оградой из колючей проволоки своей гордости, с соб­ственной охраной, защищающей его от опасностей изнут­ри и извне. В результате он не только все сильнее эмоци­онально изолируется, но ему все труднее становится ви­деть других людей как индивидов с их собственной, отлич­ной от его правотой. Они подчинены его главной заботе — самому себе.

К этому моменту представление о других затуманивает­ся, но еще не искажается. Однако в системе гордости дей­ствуют другие факторы, которые даже еще более ради­кально мешают ему видеть других такими, какие они есть, и вносят позитивные искажения в его видение людей. Мы не можем разделаться с этой проблемой, бойко сказав, что, конечно, наше представление о других туманно в той же степени, что и наше представление о себе. Хотя это в целом верно, тем не менее вводит в заблуждение, так как пред­полагает простую параллель между искаженным видени­ем других и себя. Мы можем получить более точную и всестороннюю картину искажений, если исследуем вызы­вающие их факторы в системе гордости.

Актуальные искажения происходят отчасти из-за того, что невротик видит других в свете потребностей, порож­даемых системой гордости. Эти потребности могут быть прямо направлены на других или косвенно влиять на ус­тановки по отношению к ним. Его потребность в восхище­нии превращает их в восхищающуюся публику. Его по­требность в магической помощи наделяет их таинственны­ми магическими способностями. Его потребность быть правым делает их виновными и подверженными ошибкам-Его потребность в триумфе делит их на последователей И

противников-интриганов. Его потребность безнаказанно задевать их делает их «невротиками». Его потребность преуменьшать себя превращает их в гигантов.

Наконец, он видит других в свете своих экстернализа­ций. Он не ощущает своей самоидеализации, вместо этого он идеализирует других. Он не испытывает своей тирании, но другие становятся тиранами. Самая релевантная эк-стернализация — это ненависть к себе. Если в этом преоб­ладает активная тенденция", он склонен видеть других презренными и заслуживающими порицания. Если что-то идет не так, это их вина. Они должны быть совершенны­ми. Им нельзя доверять. Их надо измененить и исправить. Так как они бедные заблуждающиеся смертные, он дол­жен принять за них богоподобную ответственность. В слу­чае, если преобладает пассивная экстернализация, в суде сидят другие, готовые обвинить и осудить его. Они подав­ляют его, жестоко относятся к нему, принуждают и запу­гивают его. Они его не любят, он им нежелателен. Он дол­жен умиротворять их и соответствовать их ожиданиям.

Среди всех факторов, искажающих видение невроти­ком других, экстернализация, вероятно, занимает первое место по своей эффективности. И это тот фактор, который ему в себе сложнее всего признать. Ибо, согласно его ожи­даниям, другие являются такими, какими он их видит в свете своих экстернализаций, а он просто реагирует на них таких, какие они есть. Он не чувствует, что реагирует на то, чем сам их наделяет.

Экстернализаций еще труднее распознать потому, что °ни часто смешаны с его реакциями на других на почве его потребностей или фрустрации этих потребностей. Было бы, например, несостоятельным обобщением говорить о том, что всегда в основании раздражения на других лежит экстернализация нашего гнева на себя. Только тщатель-ньщ анализ конкретной ситуации позволяет нам разли­чить, испытывает человек и в какой степени ярость по от­ношению к себе или действительно злится на других, ска­жем, за фрустрацию своих претензий. Наконец, конечно,

его раздражение может вырастать из обоих источников. Анализируя себя или других, мы всегда должны уделять беспристрастное внимание обеим возможностям, то есть мы не должны предпочитать одно или другое объяснения. Только тогда мы постоянно видим те пути, которыми они влияют на наше отношение к другим, и в какой степени.

Но даже если мы осознаем, что вносим в наши отноше­ния что-то им не принадлежащее, это не предотвращает экстернализации. Мы можем отказаться от них только в той мере, в какой мы «возвращаем их» себе и способны переживать конкретный процесс в себе.

Мы можем грубо выделить три пути, которыми экстер­нализации могут искажать видение других. Искажения могут быть результатом наделения других чертами, кото­рых у них нет или есть в минимальной степени. Невротик может видеть в них абсолютно идеальных людей, наделяя их богоподобным совершенством и силой. Он может видеть их презренными и виновными. Он может превращать их в гигантов и карликов.

Экстернализация может также делать человека слепым к существующим достоинствам и недостаткам других людей. Человек может переносить на них свои собствен­ные (неосознанные) табу на эксплуатацию и ложь и, таким образом, не видеть в них даже очевидных намерений эк­сплуатировать и обманывать. Или, подавив собственные положительные чувства, он может быть не в состоянии признать в других существующие дружелюбие и предан­ность. Он тогда будет склонен рассматривать их как лице­меров и держаться настороже, чтобы не быть вовлеченным в такие «маневры».

Наконец, его экстернализации могут делать его прони­цательным по отношению к определенным тенденциям, которые действительно есть у других людей. Так, один пациент, в своих представлениях обладающий всеми хри­стианскими добродетелями и слепой к выраженным хищ­ническим тенденциям в себе, быстро замечал лицемерные установки в других, особенно претензии на доброту и лю-

бовь. Другой пациент, с непризнаваемыми им склонностя­ми к неверности и предательству, был бдителен к таким тенденциям у других. Эти случаи кажутся противореча­щими моему утверждению об искажающей силе экстерна­лизации. Не будет ли правильнее сказать, что экстернали­зация может и то, и другое: делать человека особенно сле­пым или особенно проницательным? Я так не считаю. Ту проницательность, которой он может обладать в распозна­вании определенных качеств, сводит на нет их личная важность для него. Из-за этого они так разрастаются, что обладающий ими индивид почти исчезает как индивид и превращается в символ определенной экстернализованнои тенденции или тенденций. В результате .взгляд на всю личность настолько односторонен, что, бесспорно, иска­жен. Естественно, этот последний вид наиболее сложен для признания в качестве экстернализации, так как сам пациент всегда может найти убежище в том «факте», что в конечном счете все его наблюдения точны.

Все упомянутые факторы — потребности невротика, его реакции на других и его экстернализации — делают для других сложным иметь с ним дело, по крайней мере в лю­бых близких взаимоотношениях. Сам невротик видит это иначе. Так как в его глазах все его потребности и вытека­ющие из них претензии законны, если вообще осознают­ся, а его экстернализации — просто реакции на существу­ющие в других установки, он обычно не осознает таких сложностей, а чувствует, что с ним жить легко. Хотя и вполне понятная, но все-таки иллюзия.

Настолько, насколько им позволяют собственные про­блемы, другие люди часто стараются жить в мире с самым явно невротичным членом семьи. И здесь опять его экстер­нализации являются величайшей помехой для таких уси­лий. Так как экстернализации по самой своей природе не Имеют никакого или почти никакого отношения к дей­ствительному поведению других людей, те против них беспомощны. Например, они могут прийти к согласию с

воинствующе праведным человеком, не противореча ем и не критикуя, заботясь о его одежде и пище именно так как он того хочет, и т.д. Но сами их старания могут выз' вать у него самообвинения, и он может начать ненавидеть других, дабы защититься от собственного чувства вины (ср. мистер Хикс в «Комете Айсмана»).

В результате всех этих искажений значительно усили­вается испытываемое невротиком по отношению к другим чувство небезопасности. Хотя в собственных представле­ниях он может быть убежден в том, что проницательно наблюдает за другими, что знает их, что его оценки других людей всегда верны, — все это в лучшем случае может быть только отчасти истинным. Наблюдения и критичес­кий ум не заменяют той внутренней уверенности в от­ношении других, которой обладает человек, реалистично воспринимающий себя как себя, а других как других и не подверженный в своей оценке других возможным компуль-сивным потребностям. Даже при растущей неуверенно­сти по отношению к другим невротик может быть в состо­янии довольно точно описывать их поведение и даже не­которые невротические механизмы, если он обучен внима­тельному наблюдению за другими людьми. Но существу­ющая неуверенность обязательно проявится в его отноше­ниях с ними, если он подвержен чувству неуверенности, вызванной всеми этими искажениями. Тогда оказывается, что достигнутая им путем наблюдений и умозаключении картина и основанная на них оценка не обладают устойчи­востью. Существует слишком много субъективных факто­ров, вступающих в игру и способных быстро изменить е отношение. Он легко может ополчиться против кого-то, кому относился с большим уважением, или утрати нему интерес, а кто-то другой может так же внезапно

расти в его глазах.

Среди множества способов, которыми проявляете^ кая внутренняя неуверенность, два оказываются

ленными достаточно регулярно и довольно неза конкретных невротических структур. Индивид не

висимы от

знает,

_он находится по отношению к другому человеку и где

ходится тот по отношению к нему. Он может называть го дрУ^г0М> ^{но слово} утратило для него свой глубокий мысл. Любой спор, любой слух, любая неверная интер­претация чего-либо сказанного, сделанного или упущенно­го другом может вызвать не только временное сомнение, но потрясти самые основы взаимоотношений.

Вторым достаточно распространенным случаем являет­ся неуверенность относительно доверия или веры. Она про­является не только в слишком большом или слишком ма­лом доверии, но и в незнании в душе того, в каком отно­шении другой человек заслуживает доверия и где его гра­ницы. Если эта неуверенность становится интенсивнее, у него нет ощущения того, способен ли другой человек со­вершать порядочные или подлые поступки или совершен­но не способен, даже если он тесно связан с этим человеком годами.

В своей фундаментальной неуверенности в отношении других он, как правило, склонен ожидать худшего — со­знательно или неосознанно, — потому что система гордо­сти также усиливает его страх перед людьми. Его неуве­ренность тесно переплетена с его страхами, потому что, если даже другие действительно представляют для него большую угрозу, его страхи не вспыхивали бы так легко, если бы его картина других не была искажена. Наша бо­язнь других, вообще говоря, зависит от их власти повре­дить нам и от нашей беспомощности. Система гордости значительно усиливает оба этих фактора. Вне зависимос-

°т того, насколько бушует на поверхности самоуверен-°сть, внутри система гордости ослабляет человека. Преж-

всего она делает это через отчуждение его от себя само-' ^Но также и через его презрение к себе и вызываемые им

Утренние конфликты, которые разрывают его на части, чина — в его возросшей уязвимости. Он становится

вимым со многих сторон. Так мало надо, чтобы уязвить

гордость, или вызвать у него чувство вины, или презре-^к себе. Природа его претензий такова, что они обяза-

тельно будут фрустрированы. Его равновесие так неустой чиво, что оно легко может быть нарушено. Наконец экстернализации и собственная враждебность к другим вызванная ими и другими факторами, делают других бо' лее грозными, чем они есть на самом деле. Все эти страхи отвечают за его основную оборонительную установку по _От ношению к другим, принимает ли она более агрессивную или более умиротворяющую форму.

При рассмотрении всех упомянутых до сих пор факто­ров поражает их сходство с составляющими базальной тревожности, которая, повторим, есть чувство изолирован­ности и беспомощности перед потенциально враждебным миром. Таково в действительности влияние системы гор­дости на человеческие взаимоотношения: она усиливает базалъную тревожность. То, что во взрослом невротике мы осознаем как базальную тревожность, является не ба­зальной тревожностью в ее изначальной форме, а тревож­ностью, достаточно модифицированной добавками, приоб­ретенными за годы действия внутрипсихических процес­сов. Она стала сложной установкой по отношению к дру­гим, детерминированной более сложными факторами, чем участвовавшие первоначально. Точно так же, как ребенку вследствие его базальной тревожности приходится нахо­дить способы взаимодействия с другими людьми, взрос­лый, в свою очередь, тоже должен находить такие спосо­бы. И он находит их в описанных нами главных решени­ях. Хотя они имеют сходство с ранними решениями дви­жения к людям, от них или против них и отчасти из ни вытекают, в действительности эти новые решения У ^ тупчивость, экспансивность и уход — отличаются по с структуре от старых. Детерминируя формы человеческ взаимоотношений, они являются, главным образом, Р нием внутрипсихических конфликтов.

В завершение скажем, что, усиливая базальну вожность, система гордости одновременно наделяет др ^ людей сверхзначимостью через генерируемые ею

Поугие становятся для невротика сверхважными и просто необходимыми во многих отношениях. Он ждается в них для прямого подтверждения тех вымыш-нных ценностей, которые он без оснований приписал ебе (восхищения, одобрения, любви). Его невротические чувства вины и презрения к себе лежат в основе насущной потребности в оправдании себя. Но сама ненависть к себе, породившая эти потребности, делает почти невозможным самостоятельное нахождение такого оправдания в соб­ственных глазах. Он может найти его только у других. Он должен доказать им, что обладает какими-то особыми до­стоинствами, ставшими важными для него. Он должен показать им, какой он хороший, какой счастливый, какой умный, какой могущественный и что он может сделать для них или ради них.

К тому же, будь то ради его активного стремления к славе или ради его мстительности, он нуждается и дей­ствительно получает значительную часть своего побужде­ния к действию от других. Это наиболее резко выражено у уступчивого типа, который едва ли что-то может делать самостоятельно и ради собственной пользы. Но насколько активным и энергичным был бы более агрессивный тип, если бы не побуждение производить впечатление на дру­гих, бороться с ними и побеждать их? Даже бунтующий тип еще нуждается в других, в тех, против кого он восстает Ради высвобождения своей энергии.

И последнее, но не по значимости. Невротик нуждает­ся в других, чтобы защититься от собственной ненависти ^{к се}°е. Фактически получаемое им от других подтвержде­ние его идеализированного образа так же, как и возмож-°сти оправдать себя, тоже укрепляют его против ненави-^{Ти к} себе. Кроме того, во многих очевидных и неочевид-Ых отношениях он нуждается в том, чтобы другие умень-^{Или ег}о тревогу, вырастающую из ненависти или презре-^{я к} °ебе. И главное: если бы не другие, он не смог бы вос-^п°льзоваться

Ты.

своим самым могучим средством самозащи-

экстернализациями.

Таким образом, получается, что система гордости вно­сит фундаментальное рассогласование в его человеческие отношения: он ощущает себя отдаленным от других лю­дей, не чувствует определенности в отношении них, боится их, враждебен к ним и тем не менее испытывает жизнен­но важную нужду в них.

Все факторы, нарушающие человеческие взаимоотно­шения в целом, неизбежно действуют и в любовных взаи­моотношениях, как только те становятся чуть длительнее. Это утверждение с нашей точки зрения очевидно, но о нем необходимо сказать, так как многие люди ошибочно счи­тают, что хороши любые любовные взаимоотношения, ес­ли только партнеры получают сексуальное удовлетворе­ние. На самом деле сексуальные отношения могут помочь временно облегчить напряжение или даже укрепить вза­имоотношения, основанные преимущественно на невроти­ческой основе, но не делают их более здоровыми. Следова­тельно, обсуждение невротических сложностей, которые могут возникать в браке или партнерских взаимоотноше­ниях, ничего не добавило бы к уже описанным принци­пам. Но внутрипсихические процессы оказывают также определенное влияние на смысл и функции для невроти­ка любви и секса. И в заключение этой главы я хочу пред­ставить некоторый общий взгляд на природу этого влия­ния.

Значение и важность, которые имеет для невротика лю­бовь, слишком сильно меняются в зависимости от вида решения, чтобы можно было делать обобщения. Но регу­лярно присутствует один беспокоящий фактор — его глу­боко укоренившееся чувство, что он не может быть люби­мым. Я говорю здесь не о его ощущении, что его не любит тот или иной конкретный человек, а о его уверенности, которая может вырастать в бессознательное убеждение, что никто не любит и не может когда-либо полюбить его. Или он может верить, что другие любят его за его внеш­ность, голос, за помощь или сексуальное удовлетворение,

которое он им дает. Но они не любят его за него самого, потому что он просто недостоин любви. Если доказатель­ства противоречат этой вере, он склонен по разным осно­ваниям отбрасывать их. Может быть, этот конкретный че­ловек одинок, или ему нужно на кого-то опереться, или он склонен к снисходительности и т.д.

Но вместо того чтобы пытаться действительно преодо­леть эту проблему, если он ее осознает, он обращается с ней двумя неопределенными способами, не замечая, что они противоречат друг другу. С одной стороны, он склонен крепко придерживаться иллюзии, даже если его не особо заботит любовь, что когда-нибудь где-нибудь он встретит «правильного» человека, который его полюбит. С другой стороны, он принимает ту же установку, что и в отноше­нии уверенности в себе: он рассматривает достойность любви как качество, не зависящее от существующих дос­тойных любви качеств. И так как он отделяет это качество от своих личностных качеств, он не видит никакой воз­можности его изменения в будущем развитии. Он склонен, следовательно, принимать фаталистическую установку и рассматривать свою недостойность любви как мистичес­кий, но неизменный факт.

Уступчивый тип легче всего осознает свое неверие в лю­бовь и, как мы видим, упорно старается культивировать в себе достойные любви качества или, по крайней мере, их видимость. Но даже он, со своей всепоглощающей заинте­ресованностью в любви, не идет спонтанно к корням воп­роса: что именно дает ему убеждение в том, что он недо-стоен любви?

Оно возникает из трех основных источников. Один из них — нарушение способности самого невротика любить. Эта способность обязательно нарушается всеми фактора­ми, которые мы обсуждали в этой главе: его слишком боль­шой поглощенностью собой, слишком большой уязвимо­стью, слишком большой боязнью людей и т.д. Эта связь Между ощущением себя достойным любви и способностью любить самому, хотя довольно часто признается интеллек-

туально, очень для немногих из нас имеет жизненное зна чение. Однако на самом деле, если у нас хорошо развит способность любить, нас не беспокоит вопрос, достойны мь любви или нет. И не имеет решающего значения, действи тельно ли нас любят другие.

Второй источник ощущения невротиком себя недостой­ным любви — его ненависть к себе и ее экстернализации До тех пор пока он неприемлем для себя, достоин ненави­сти и презрения, он не может, вероятно, поверить, что кто-то другой может его любить.

Эти два источника, сильные и всеобъемлющие при не­врозах, ответственны за то, что в терапии нелегко устра­нить ощущение себя недостойным любви. Мы можем на­блюдать существование этого чувства у пациента и иссле­довать его следствия для любовной жизни. Но оно может уменьшиться только в той мере, в какой уменьшается сила этих источников.

Третий источник вносит свой вклад не так прямо, но его важно упомянуть по другим причинам. Он заключается в ожидании невротиком от любви большего, чем она может дать в самом лучшем случае («совершенной любви»), или ожидании чего-то иного, чем она может дать (например, она не может избавить его от ненависти к себе). И так как никакая любовь, которую он получает, не может соответ­ствовать его ожиданиям, он склонен чувствовать, что его «реально» не любят.

Конкретные виды ожиданий любви различны. Вообще говоря, они отвечают многим, часто противоречивым невро­тическим потребностям, а в случае уступчивого типа всем его невротическим потребностям. И эта реальность любви, будучи поставленной на службу невротическим по­требностям, делает ее не только желательной, но и краин необходимой. Таким образом, в любовной жизни мы нахо дим то же рассогласование, которое существует и в о ла ти человеческих взаимоотношений невротика в целом-росшая потребность и сниженная способность к ней.

Возможно, проведение слишком жестких границ меж-v любовью и сексом так же далеко от истины, как и слиш­ком тесное связывание их (Фрейд). Однако, поскольку при неврозах сексуальное возбуждение и желание чаще отде­лены от чувства любви, я хочу немного прокомментиро­вать роль, которую играет в них сексуальность. При не­врозах у сексуальности сохраняются ее естественные функции средства физического удовлетворения и интим­ного человеческого контакта. Хорошее сексуальное функ­ционирование многое добавляет к чувству уверенности в себе. Но при неврозах все эти функции разрастаются и приобретают иную окраску. Сексуальные действия начи­нают освобождать не только от сексуальноего напряже­ния, но и от разнообразных видов несексуального психи­ческого напряжения. Они могут служить орудием катали-зации презрения к себе (в мазохистических действиях) или средством отреагировать мучение себя путем сексуаль­ного унижения или подвергания мучениям других (сади­стская практика). Они образуют один из наиболее частых способов устранения тревоги. Сами люди часто не осозна­ют такой связи. Они могут даже не осознавать, что испы­тывают определенное напряжение или тревогу, а просто испытавать возрастающее сексуальное возбуждение или желание. Но в анализе мы можем точно наблюдать эту связь. Например, пациент может близко подойти к пере­живанию ненависти к себе, и внезапно появляются планы или фантазии переспать с какой-то девушкой. Или он может говорить о некоторой своей слабости, которую глу­боко презирает, и иметь садистские фантазии о подверга-^нию мучениям кого-то слабее себя.

Естественные сексуальные функции установления ин­тимного человеческого контакта также часто принимают ^пРеувеличенные размеры. Хорошо известен факт, что для Устраненных людей сексуальность может являться един-ценным мостиком к другим людям, но это не ограничи-^ается очевидным замещением человеческой близости. Это Р°является и в поспешности, с которой люди кидаются в

сексуальные связи, не давая себе возможности разобрать ся, есть ли у них что-нибудь общее, или развить любовь _и понимание. Конечно, возможно, что эмоциональное роя ство возникает позднее. Но чаще этого не происходит, по тому что обычно первоначальная спешка является призна ком того, что они слишком заторможены, чтобы развить хорошие человеческие взаимоотношения.

Наконец, нормальная связь между сексуальностью и уверенностью в себе заменяется связью между сексуально­стью и гордостью. Сексуальное функционирование, соб­ственная привлекательность или желанность, выбор парт­нера, количество или разнообразие сексуальных пережи­ваний — все это становится делом более гордости, чем желаний и удовольствия. Чем больше личный фактор в любовных отношениях отступает и возрастает чисто сек­суальный, тем больше бессознательная забота о том, дос­тоин ли он любви, подменяется сознательной заботой о привлекательности ¹.

Эти разросшиеся функции сексуальности при неврозах совсем не обязательно ведут к более экстенсивным, чем у сравнительно здорового человека, сексуальным действи­ям. Так может быть, но они могут вести и к большей затор­моженности. В любом случае трудно проводить сравнение со здоровым человеком из-за большого разнообразия, даже в диапазоне «нормы», сексуальной возбудимости, интен­сивности и частоты сексуальных желаний и форм сексу­альных проявлений. Однако есть одно важное отличие. Подобно тому, как мы обсуждали в отношении воображе­ния ², сексуальность становится на службу невротическим потребностям. По этой причине она часто обретает чрезмер ную значимость в том смысле, что эта значимость выр тает из несексуальных источников. К тому же по то причине сексуальные функции могут легко нарушать Здесь страхи, здесь множество запретов, сложные пр

гомосексуальности и перверсии. Наконец, из-за того, о сексуальные действия (включая мастурбацию и фан-зии) и их особые формы детерминированы, по крайней мере отчасти, невротическими потребностями и табу, они часто компульсивны по природе. Все эти факторы могут приводить к тому, что невротичный пациент вступает в сексуальные отношения не потому, что хочет, а потому, _ЧТо должен угождать своему партнеру; потому, что ему ну­жен знак того, что его хотят и любят; потому, что он дол­жен устранить некоторую тревогу; потому что он должен доказывать свои мастерство и силу и т.д. Другими слова­ми, сексуальные отношения детерминированы не столько его реальными желаниями и чувствами, сколько влечени­ем к удовлетворению некоторых компульсивных потреб­ностей. Даже в отсутствие какого-либо намерения унизить партнера, тот перестает быть индивидуумом и становится сексуальным «объектом» (Фрейд) ¹.

Детали того, как невротик обращается с этими пробле­мами, варьируют в таком широком диапазоне, что я не могу даже пытаться обрисовать здесь все возможности. Специфические сложности, существующие по отношению к любви и сексу, являются в конечном счете только од­ним из проявлений тотальных невротических наруше­ний. Кроме того, вариации столь разнообразны, потому что их природа зависит не только от структуры невротическо­го характера индивида, но и от конкретных партнеров, которые у него были или есть.

Это может казаться избыточным определением, так как ^аналитические знания говорят, что чаще, чем считалось прежде, выбор партнеров происходит бессознательно. Правомерность этой концепции может действительно де­монстрироваться вновь и вновь. Но мы двигались в направ-^ении другой крайности, предполагая, что каждый парт-

Анг-

¹ См. обсуждение презрения к себе вглаве 5.

² См. главу 1.

¹ Подходя к предмету с точки зрения сексуальной морали, лийский философ Джон Макмюррей (Macmurray J., Reason ana Emotion. Faber and Faber Ltd., London, 1935) делает эмоциональ-^НУЮ искренность критерием ценности сексуальных отношении.

нер выбирается индивидуально, а такое обобщение невер­но. Его нужно уточнить в двух направлениях. Мы долж­ны сначала задать вопрос о том, кто делает «выбор». Соб­ственно говоря, слово «выбор» предполагает способность выбирать и способность знать партнера, который выбира­ется. У невротика обе способности ограничены. Он спосо­бен выбирать только в той степени, в какой его картина других не искажена обсуждаемыми нами многочисленны­ми факторами. В этом строгом смысле здесь нет или очень мало того, что заслуживало бы названия выбора. То, что имеется в виду под названием «выбор партнера», — это ощущение привлекательности человека, возникшее на основе его главных невротических потребностей: гордос­ти, потребности доминировать или эксплуатировать, по­требности сдаваться и т.д.

Но даже в этом определенном смысле у невротика не­много шансов «выбрать» партнера. Он может жениться, потому что это то, что надо делать, и он может быть на­столько отдален от себя и отстранен от других, что женит­ся на человеке, которого ему просто привелось узнать не­много лучше, чем других, или на том, кто хочет выйти за него. Его самооценка может быть такой низкой из-за пре­зрения к себе, что он просто не может подойти к тем лю­дям противоположного пола, которые — хотя бы только по невротическим причинам — были бы привлекательны для него. Добавив к этим психологическим ограничениям то, что фактически он часто знает очень немного доступных партнеров, мы осознаем, насколько это остается делом слу­чайных обстоятельств.

Вместо попытки отдать должное бесконечному разно­образию эротических и сексуальных переживаний, выте­кающих из этих многообразных факторов, я просто ука­жу определенные общие тенденции, действующие в уста­новках невротика по отношению к любви и сексу. Он мо­жет быть склонен исключить любовь из своей жизни. Он может преуменьшать или отрицать ее значение или даже существование. Тогда любовь не кажется ему же-

ланной, ее скорее избегают или презирают как самообман и слабость.

Такая тенденция исключить любовь проявляется спо­койно, но решительно у ушедшего в себя, отстраненного типа. Индивидуальные различия внутри этой группы глав­ным образом касаются его установки по отношению к сек­суальности. Он может отдалить актуальную возможность не только любви, но и секса от своей личной жизни, как если бы они вовсе не существовали или не имели для него смыс­ла. По отношению к сексуальным переживаниям других он не испытывает ни зависти, ни неодобрения, но может про­являть хорошее понимание их, если у них неприятности.

У других могло быть несколько сексуальных связей в более молодые годы. Но они не проникают через броню их отстраненности, не были слишком значимы и увяли, не оставив желания получения дальнейшего опыта.

Для другого отстраненного человека сексуальные пере­живания важны и приятны. Он может вступать в сексу­альные отношения по многим разным поводам, но всегда осознанно или неосознанно быть настороже, чтобы не сформировалась привязанность. Природа таких преходя­щих сексуальных контактов зависит от многих факторов. Среди других факторов релевантны распространенность экспансивных или уступчивых тенденций. Чем ниже его самооценка, тем сильнее эти контакты будут ограничены людьми более низкого, чем у него, социального или куль­турного уровня, например проститутками.

Некоторые могут вступать в брак, даже быть в состоя­нии поддерживать приличные, хотя не слишком тесные взаимоотношения, при условии, что партнер тоже отстра­ненный. Если такой человек вступает в брак с кем-нибудь, с кем у него не так много общего, он, как правило, может терпеть ситуацию и стараться выполнять обязанности му-Жа и отца. Только если партнер слишком агрессивен, же­сток, садистичен и не дает ему уходить в себя, отстранен­ный человек может либо попытаться разорвать отноше­ния, либо вдребезги разбиться в них.

Высокомерно-мстительный тип исключает любовь бо­лее воинственным и деструктивным способом. Его общая установка по отношению к любви обычно унижающая и развенчивающая. В отношении его сексуальной жизни открываются две принципиальные возможности. Либо его сексуальная жизнь поразительно бедна, он может просто вступать в случайные сексуальные связи ради главной цели — снятия психического напряжения. Либо сексуальные отношения могут быть важны для него при условии, что он может дать свободный выход своим са­дистским импульсам. В этом случае он может либо уча­ствовать в садистских сексуальных действиях (которые могут быть наиболее возбуждающи для него и приносить ему удовлетворение) или быть напыщенным и сверхкон-тролирующим в своих сексуальных отношениях, но отно­ситься к своему партнеру в присущей ему садистской ма­нере.

Другая общая тенденция в отношении любви и секса заключается в исключении любви — а иногда и секса — из актуальной жизни, но при отведении ей выдающегося мес­та в своем воображении. Тогда любовь становится чув­ством столь возвышенным и небесным, что любая реаль­ность любви оказывается по сравнению с этим чувством мелкой и презренной. Э.Т.А.Гофман, мастерски описав­ший этот аспект в «Сказках Гофмана», называет любовь «этим страстным желанием бесконечности, которое венча­ет нас с небесами». Это заблуждение, внедренное нам в душу «через хитрость врага человеческого... что через лю­бовь, через плотское удовольствие может быть достигнуто на земле то, что существует в наших сердцах только как обещанное на небесах». Следовательно, любовь может осу­ществляться только в фантазиях. В его интерпретации Дон Жуан деструктивен по отношению к женщинам, по­тому что «каждая измена любившей невесте, каждая ра­дость, уничтоженная жестоким ударом, поразившим лю­бящего... представляет собой возвышающий триумф над этим враждебным монстром, навсегда поднимающий со-

блазнителя над нашей ограниченной жизнью, над приро­дой, над Создателем».

Третья и последняя возможность, которую надо здесь упомянуть, — это чрезмерный акцент, ставящийся на любви и сексе в жизни. Любовь и секс тогда образуют глав­ную ценность жизни и, соответственно, прославляются. Мы можем здесь грубо провести различие между побежда­ющей и подчиняющейся любовью. Последняя логически развивается из уступчивого решения и была описана в этом контексте. Первая случается у нарциссического типа, если по особым причинам его влечение к господству сфо­кусировалось на любви. Тогда его гордость облекается в форму роли идеального и неотразимого любовника. Легко доступные женщины для него непривлекательны. Он дол­жен доказать свое господство завоеванием тех, кого по каким-то причинам трудно добиться. Завоевание может заключаться в совершении полового акта, или же человек может добиваться полного эмоционального подчинения. Когда эти цели достигнуты, его интерес пропадает.

Я не уверена, что это краткое описание, сконцентриро­ванное на нескольких страницах, передаст степень и ин­тенсивность влияния, оказываемого интрапсихическими процессами на человеческие взаимоотношения. Осознавая все их влияние, мы должны модифицировать определен­ные ожидания, обычно затаенные, относительно полезного воздействия, которое могут оказывать лучшие человечес­кие отношения на неврозы или, в более <