Психотический пациент на более поздних стадиях существования группы

Совершенно иная ситуация складывается, когда клиническое состояние пациента, который зарекомендовал себя как вовлеченный, активный член группы, внезапно и серьезно ухудшается.

Остальные пациенты могут беспокоиться не столько за самих себя или за группу, сколько за пострадавшего. Так как они и до этого знали и понимали ставшего психотическим пациента как личность, они часто проявляют большую заботу и заинтересованность; вряд ли они будут рассматривать пациента как чуждый и пугающий объект, которого следует сторониться. Бытовой стереотип сумасшедшего сильно отличается от образа обычных людей; вид и поведение пациента кажутся абсолютно не похожими на то, что когда - либо замечал за собой наблюдатель.

Хотя осознание схожести может повысить способность остальных членов группы продолжать общаться с пострадавшим, оно может спровоцировать переворот в сознании некоторых пациентов, так как они начинают бояться точно так же потерять над собой контроль и скатиться в эту пропасть. Для терапевта очень важно предвидеть подобную реакцию, чтобы помочь остальным проработать свой страх.

Сталкиваясь с психотичным пациентом в группе, большинство психиатров рефлекторно возвращаются к своей предыдущей врачебной модели и символически «распускают» группу, переходя на работу с глазу на глаз. Фактически, они говорят группе: «Для вас это слишком серьезная проблема, вам с ней не справиться»; однако это антитерапевтический прием: пациенты напуганы, группа ослаблена.

На собственном опыте я убедился, что созревшая группа вполне способна оказать неотложную психиатрическую помощь, и, хотя некоторые попытки могут быть неудачными, группа сможет принять в расчет любые непредвиденные обстоятельства и поступать так, как следует терапевтам. Рассмотрим следующий клинический случай:

На сорок пятую встречу Рона, сорокатрехлетняя разведенная женщина, опоздала на несколько минут и появилась сильно взволнованная и в растрепанных чувствах. В течение предыдущих недель она постепенно впадала в депрессию, но процесс внезапно ускорился. Она плакала, была подавлена, были очевидны признаки психомоторного торможения. В начале собрания она постоянно плакала и говорила об ощущении полного одиночества, безнадежности, неспособности любить, ненавидеть и вообще — испытывать сильные эмоции; она описывала ощущение полной отчужденности от всех и каждого, в том числе и от группы, затем по подсказке начала обсуждать свои суицидальные мысли.

Члены группы проявили огромное сочувствие и заботу. Они расспросили о том, что произошло за последнюю неделю, и помогли ей рассказать о двух важных событиях, которые, судя по всему, и спровоцировали депрессивный кризис: она несколько месяцев откладывала деньги для запланированного на лето путешествия по Европе; ее семнадцатилетний сын за прошедшую неделю решил отклонить предложение о работе в летнем лагере и отказывался искать другой вариант работы на лето — такой поворот событий, по мнению Роны, ставил под вопрос ее путешествие; после нескольких месяцев нерешительности она решила сходить на танцы для разведенных «кому за...» людей, и это был провал: никто даже не пригласил ее танцевать, и она уехала домой с ощущением своей абсолютной никчемности.

Группа помогла ей рассмотреть отношения с сыном: она впервые выразила свою злость на него за недостаточную заботу о матери. С помощью группы она попыталась ограничить свою ответственность за него. Роне было трудно обсуждать танцы после того стыда и унижения, которые ей пришлось перенести. Две другие женщины в группе, одна разведенная, другая одинокая, проявили глубокое сочувствие и поделились своими переживаниями и способами борьбы с недостатком мужчин. Группа также напомнила Роне о том, что на собраниях она истолковывала малейшее проявление пренебрежения как полное отвержение и обвинение в свой адрес. В конце концов, после того, как Рона получила огромное количество внимания, заботы, тепла, один из членов группы указал ей на то, что опыт, полученный ею на танцах, был опровергнут прямо здесь, в группе: несколько человек, которые хорошо ее знали, были заинтересованы в ней и тесно с ней связаны. Рона отвергла этот аргумент, заявив, что группа, в отличие от танцев, представляла собой искусственно созданную, нереальную ситуацию, в которой люди придерживаются искусственных, неестественных правил поведения. Члены группы тут же ответили, что все с точностью да наоборот: танцы, запланированное скопление незнакомых людей, представляют собой искусственно созданную ситуацию, а группа реальна, так как именно члены группы смогли составить о ней истинное и наиболее полное представление.

Рона, поглощенная ощущением собственной абсолютной никчемности, начала ругать себя за неспособность ответить группе взаимностью на тепло и участие. Один из членов группы быстро пресек эту попытку, указав ей, что это был свойственный для нее образец поведения: чувства, которые она испытывала к остальным членам группы, выражались в ее позах, мимике, но ее позиция «я должна» преобладала в ней и мучила ее, утверждая, что она «должна» чувствовать больше тепла и больше любви, чем кто бы то ни было. Следствием этого было моментальное уничтожение ее истинных чувств ураганом ее невыполнимых требований к самой себе.

В сущности, Рона постепенно начала обнаруживать несоответствие того, с каким уважением относятся к ней окружающие, и того, как она оценивает себя сама (описание см. в третьей главе). В конце собрания Рона разрыдалась и плакала несколько минут. Члены группы не хотели расходиться, но разошлись, когда каждый убедился, что Рона больше не рассматривает всерьез вероятность самоубийства. На протяжении всей следующей недели члены группы поддерживали неформальную связь; каждый из них позвонил Роне как минимум один раз. Довольно быстро, еще в начале курса терапии, терапевт получил ясное представление о важной динамике, определяющей депрессию Роны, и, если бы он счел это нужным, мог бы дать соответствующие объяснения, что позволило бы пациентке и группе намного быстрее достигнуть когнитивного понимания проблемы — но за это пришлось расплачиваться тем, что собрания потеряли бы свой глубокий смысл и ценность как для героини, так и для группы в целом. С одной стороны, группа была бы лишена возможности испытать свою силу; любой успех работает на сплочение группы и повышает самоуважение каждого участника. Это представляет трудность для некоторых терапевтов, но все же терапевту необходимо учиться сдерживать свою мудрость. Иногда глупо быть мудрым, а мудро хранить молчание. Терапевту следует найти другие, более продуктивные способы удовлетворения своей потребности в шумном публичном одобрении.

Иногда, как и в этом клиническом эпизоде, группа выбирает правильную стратегию и предпринимает правильные действия; в других случаях группа может решить, что это работа для терапевта. Следует различать поспешное решение, основанное на инфантильной зависимости и переоценке возможностей терапевта, и, с другой стороны, решение, основанное на тщательном анализе ситуации и адекватной оценке искусства терапевта.

Эти замечания приводят нас к важному принципу групповой динамики, доказанному многочисленными исследованиями. Группа, которая приходит к самостоятельному решению, основанному на тщательном анализе существующих проблем, задействует все ресурсы для поддержания своего решения; группа, которую вынудили принять некое решение, скорее всего будет оказывать сопротивление его выполнению и будет менее эффективно принимать верные решения в будущем. (Это совсем не новость! Томас Джефферсон однажды сказал, что «правительство будет сильным, если каждый человек будет чувствовать себя его частью»)

Часто цитируемое исследование Коха и Френча уместно упомянуть и здесь. Авторы исследовали фабрику по производству пижам, где технический прогресс привел к необходимости периодических изменений в работе и заведенных порядках. Работники оказывали сопротивление этим изменениям в течение многих лет; с появлением каждого нововведения понижалась посещаемость, эффективность и производительность труда, зато повышалась текучесть рабочей силы и агрессия, направленная на руководство. Был проведен эксперимент, позволяющий испробовать различные способы преодоления сопротивления работников переменам. Критической переменной исследования выступал уровень участия членов группы (работников фабрики) в планировании перемен. Работники были разделены на три группы и были проверены три варианта: в первом случае работники не принимали никакого участия в планировании перемен, хотя им было дано объяснение; во втором случае работники принимали некоторое участие в разработке изменений через своих выборных представителей; третий вариант предусматривал полное участие всех членов группы в разработке изменений. Результаты убедительно продемонстрировали, что по всем исследуемым показателям (агрессия, направленная на руководство, прогулы, продуктивность, количество уволившихся) успешность изменений была прямо пропорциональна уровню участия членов группы.

Связь с групповой терапией очевидна: члены терапевтической группы, которые сами разрабатывали стратегию действий, будут более заинтересованы в выполнении плана. Они, например, полнее посвятят себя заботе о психотическом пациенте, если поймут, что это не только проблема терапевта, но и их собственная.

Иногда, как было и в вышеупомянутом клиническом примере, подобный опыт поразительно сплачивает группу; совместные интенсивные эмоциональные переживания обычно сильнее привязывают пациентов друг к другу. Опасность для группы возникает тогда, когда психотический пациент пожирает большое количество групповой энергии в течение долгого времени. В этом случае другие пациенты могут выбывать из группы; группа может осторожничать, проявлять скрытность в обращении с пострадавшим или пытаться игнорировать его; все это только лишь откладывает решение проблемы на более длительный срок. В такой критической ситуации у терапевта всегда есть выход: проведение индивидуальных сеансов для пострадавшего пациента на протяжении всего кризисного периода (с этим лучше сможет справиться параллельный групповому курс индивидуальной терапии). Однако и здесь группа должна тщательно исследовать происходящее и участвовать в принятии решений.

Едва ли не самое губительное бедствие, которое только может обрушиться на терапевтическую группу, это присутствие в группе маниакально-депрессивного пациента. Пациент на пике сильного обострения легкого маниакального помешательства представляет собой чуть ли не единственную угрозу группе. (И наоборот: полноценная мания представляет собой гораздо меньшую проблему, ибо решение ее очевидно: требуется госпитализация.)

Одной из моих терапевтических групп довелось в течение года иметь дело с маниакально - депрессивной пациенткой. Большую часть времени она была очень ценным членом группы; она была полностью предана группе, проницательна, восприимчива и обладала способностью побуждать других. Когда она впала в депрессию, группа очень заботилась о ней и, опасаясь самоубийства, посвятила много времени стараниям поддержать ее Я - концепцию и отговорить ее от совершения самоубийства. В приступе мании она доминировала в группе; она не могла удержаться, чтобы не отреагировать на каждую фразу, постоянно прерывала остальных членов группы, и некоторые пациенты были очень обеспокоены ее многочисленными неразумными и импульсивными решениями, касающимися финансовых дел и личной жизни. Постепенно депрессивные и маниакальные эпизоды становились все острее, а периоды просветления между ними — все короче. В конце концов, потребовалась госпитализация, и она покинула группу, не получив никакой пользы от пребывания в ней.

Этот клинический пример свидетельствует о том, что классический случай маниакально - депрессивного расстройства требует фармакологического лечения и, вероятно, невосприимчив к лечению на психологической основе, даже если терапию проводит самый опытный клиницист. Поэтому совершенно неразумно позволять группе посвящать так много времени лечению, которое почти наверняка не будет успешным. Иногда пациент, ради него самого и ради остальных членов группы, должен быть из группы удален. Конечно, сложно понять, когда именно наступает для этого время; в основном, уверенно мы можем оценивать ситуацию только постфактум. Однако маниакально-депрессивного пациента узнать довольно легко. Такое решение обязательно надо принимать в сотрудничестве с группой, но терапевт должен оставаться активным лидером. Терапевт должен договориться о дальнейшем лечении пациента, иначе остальные члены группы будут думать, что их тоже могут выгнать.

Самовлюбленный пациент

Здоровая любовь к себе необходима для становления самоуважения и уверенности в себе; чрезмерная самовлюбленность принимает форму любви к себе до полного пренебрежения остальными, потери из вида того факта, что они также являются чувствующими существами, имеющими право голоса личностями, каждая из которых создает и переживает свой собственный уникальный мир. Короче говоря, самовлюбленный человек представляет собой солипсиста, который уверен, что весь мир и люди, его населяющие, существуют исключительно для него.

Нарциссический образ поведения может принимать форму множества различных личностных стилей поэтому я не могу предложить универсальный подход групповой терапии к самовлюбленному пациенту. Однако существуют проблемы, вытекающие из сущности нарциссической позиции, которые принимают определенные формы в группе.

Самовлюбленный пациент обычно разворачивает в группе особо бурную деятельность по сравнению с индивидуальной терапией. Фактически, индивидуальная терапия приносит такое удовлетворение, что ключевая проблема проявляется не так сильно; пациент знает, что терапевт слышит каждое его слово, все чувства, фантазии, сны подвергаются тщательному исследованию, все для него, в то время как от него ничего не требуется. В свою очередь, в группе пациент вынужден давать время остальным, понимать, сочувствовать им, вступать в отношения, иметь дело с чужими переживаниями, получать обратную связь, преимущественно критику.

Одна пациентка, Хейзл, часто критиковала групповую терапию, говоря о своем предпочтении индивидуальной. Она часто подтверждала свою позицию, цитируя психоаналитическую литературу, критикующую групповой подход к психотерапии. Ей не хотелось уделять время остальным членам группы. Например, однажды, когда прошло уже три четверти собрания, терапевт отмстил, что, как ему кажется, Хейзл и Джона что-то гнетет. Они оба ответили, что нуждаются в помощи группы и хотят ее получить; после минутной заминки Джон уступил, сказав, что его проблема может подождать до следующего собрания. Хейзл заняла все оставшееся время и на следующем собрании продолжила с того момента, на котором закончила в прошлый раз. Когда стало ясно, что она собирается посвятить разбору своей проблемы все собрание, один из членов группы заметил, что Джон так и остался «в подвешенном состоянии» с прошлого собрания. Но перейти к проблеме Джона было нелегко, так как, по заявлению терапевта, только Хейзл могла освободить группу, а она, судя по всему, не собиралась делать такой широкий жест (Хейзл надулась и замолчала). Тем не менее группа переключилась на Джона, который пребывал на пике глобального жизненного кризиса. Джон рассказал о своем положении, но никакого решения найдено не было. В самом конце собрания Хейзл начала тихонько плакать, и группа, решив, что она плачет из - за Джона, обратила свое внимание к ней. Однако она заявила, что, наоборот, оплакивает время, потраченное на Джона, которое можно было бы посвятить ей. За год групповой терапии Хейзл не смогла понять, что подобный инцидент не являлся подтверждением того, что ей требовалась индивидуальная терапия; совсем наоборот: тот факт, что трудности такого плана возникают в группе, являлся точным показателем того, что ей предписана именно групповая терапия.

Другая самовлюбленная пациентка, Рут, которая нуждалась в терапии из-за своей неспособности к длительным отношениям, вела себя в группе весьма своеобразно: на каждом собрании она настойчиво посвящала членов группы в подробности своей жизни, особенно если они касались ее взаимоотношений с мужчинами — самой актуальной для нее проблемы. Многие детали не имели отношения к ее проблеме, но она была настойчива (что напоминало раннюю стадию детства: «смотри на меня»); помимо этого у группы, казалось, не было способа обращаться с Рут так, чтобы она не чувствовала себя глубоко отвергнутой. Она настаивала на том, что дружба должна заключаться в возможности поделиться с другим сокровенными подробностями своей жизни; к тому же какое - то время спустя из беседы с одной из пациенток мы узнали, что Рут часто приглашала ее на вечеринки, но она не могла больше выносить Рут из - за того, что она использовала друзей в качестве психоаналитиков: как безгранично терпеливое и внимательное, всегда готовое выслушать ухо.

Некоторые самовлюбленные пациенты, у которых сильно развито чувство собственной исключительности, уверены не только в том, что они заслуживают максимума внимания группы, но и в том, что сами они не обязаны затрачивать никаких усилий. Они ожидают, что группа будет заботиться о них, тянуться к ним, в то время как им самим ни до кого нет дела, они ждут сюрпризов, подарков, комплиментов, хотя сами они ничего подобного не делают, ждут заинтересованности, несмотря на то что сами ее не испытывают, хотят иметь возможность проявлять гнев и презрение, но оставаться неуязвимыми к ответным ударам, они хотят, чтобы их любили и ими восхищались просто за то, что они есть. По моим наблюдениям, такая позиция наиболее ярко выражена у красивых женщин, которые с детства были красивыми и их всегда превозносили до небес только за то, что они есть, и за их внешность.

Отсутствие сочувствия и заботы о других отчетливо видно в группе. После нескольких собраний члены группы начинают замечать, что, хотя пациент работает в группе над своими проблемами, он никогда не задает вопросов, не оказывает поддержки или помощи остальным. Один пациент без колебаний открыто попросил о своем переводе из группы. После восьми месяцев терапии он практически преодолел свою проблему — стеснительность, узнал мнение о себе остальных членов группы и теперь начал ощущать снижение эффективности группы: он уже получил от остальных фактически все, что мог. Тот же самый пациент фактически ничего не дал группе, даже не предоставил информацию о себе; члены группы говорили о его скупости; им казалось, что он не говорил с ними, а отбивал телеграммы, используя как можно меньше слов. Группа выражала недовольство этой его особенностью, заставляя пациента серьезно рассмотреть свою самовлюбленность и надменность. Группа поставила его перед фактом, что только мать может давать, не требуя ничего взамен; это глубоко тронуло пациента, и, соглашаясь с ними, хоть и в виде уступки, он заметил, что по привычке посылал матери несколько рассеянных строчек, а в ответ получал несколько щедрых страниц, причем на бумаге не оставалось пустого места. Эта особенность накладывала свой отпечаток и на его академические труды; он никогда не писал цветистые красочные очерки, вместо этого он вкратце обрисовывал контуры и был озадачен тем, что его руководитель не особо доволен его усилиями. В прошлой главе я представил подробный отчет о взаимоотношениях Билла и Джен, в том числе говорил и о некоторых нарциссических моделях отношений Билла с другими людьми. Его неспособность смотреть на вещи с позиции другого получила отражение в его высказывании, адресованном «другой женщине» в группе. Кэрри; к этому моменту они провели вместе шесть месяцев. Однажды он грустно сказал, что жалеет, что «так ничего по-настоящему и не произошло» между ними. Кэрри резко поправила его: «Ты имеешь в виду, ничего в сексуальном плане, но со мной случилось очень многое. Ты пытался соблазнить меня. На этот раз я отказала. Я не влюбилась в тебя и не легла с тобой в постель. Я не предала ни себя, ни своего мужа. Я смогла узнать тебя и очень к тебе привязалась, со всеми твоими достоинствами и недостатками. Неужели ничего не произошло?» Через несколько месяцев, после окончания терапии я попросил Билла в контрольной беседе вспомнить наиболее значительные события или поворотные моменты в курсе терапии. Он назвал одно из поздних собраний, на котором члены группы просматривали видеозапись предыдущего сеанса. Билл был ошеломлен тем, что он полностью забыл большую часть сеанса и помнил только те несколько моментов, в которых он принимал участие. Он ясно увидел свою эгоцентричность и получил подтверждение тому, что группа пыталась втолковать ему в течение многих месяцев.

Зануда

Едва ли кто - то обращается за помощью к терапевту, потому что он занудлив. Однако в плохо замаскированном виде эта жалоба встречается довольно часто. Пациенты жалуются на то, что им нечего сказать другим, что они всегда в одиночестве подпирают стены на вечеринках, что ни один представитель противоположного пола не возвращался к ним после первого свидания, что люди используют их только для секса, что они замкнутые, заторможенные, стеснительные, неуклюжие в общении, неинтересные и мягкие.

В социальном микрокосме психотерапевтической группы пациенты ведут себя точно так же, и остальные члены группы (и терапевты) находят их скучными. Доказательства этого очевидны: после первых слов, произнесенных ими, никто ими не заинтересовывается, терапевта пугает перспектива собрания, на котором одновременно будут присутствовать только два или три зануды; если бы они покинули группу, они бы просто исчезли, и никто даже не заметил бы их отсутствия. Скука — крайне индивидуальное переживание. На разных людей нагоняют скуку разные веши, и обобщения делать непросто. Но в общем, можно сказать, что зануда в терапевтической группе — это наиболее заторможенный пациент. Ему не достает спонтанности, он никогда не идет на риск, его высказывания всегда «несомненны» (и, увы, всегда предсказуемы), он подобострастен и тщательно избегает любого проявления агрессивности, он часто проявляет мазохистские наклонности (стремится поколотить себя сам, пока никто другой не попытался это сделать). Он говорит только то, что, по его мнению, диктует общество — он подвергает тщательному изучению свое окружение, чтобы определить, что ему следует сказать, и любое мнение, возникающее у него, но не соответствующее этому, в корне пресекается. Особенности поведения и общения таких людей весьма разнообразны: одни могут быть молчаливы, другие — напыщенны и гиперрациональны, третьи склонны к самоуничижению, остальные зависимы, требовательны или просто нытики.

Члены группы часто прилагают массу усилий, чтобы пробудить спонтанность в зануде. Они просят пациента поделиться с ними фантазиями, касающимися их, закричать, ругаться — все, что угодно, чтобы добиться от него чего-нибудь непредсказуемого.

Одна из моих пациенток. Нора, доводила группу до отчаяния своими вечными штампованными фразами и самоуничижительными замечаниями. После многих месяцев пребывания в группе ее жизнь начала меняться к лучшему, но каждое сообщение об успехе сопровождалось обязательным умаляющим его значение нейтрализатором. Она стала членом почетного профессионального общества (она сказала, что это очень хорошо, потому что это единственный клуб, который не мог ее отфутболить), она закончила высшее учебное заведение со степенью бакалавра (но ей следовало сделать это раньше), она получила все отличные отметки (но наивно было хвалиться этим перед группой), она стала лучше выглядеть (вот что может сотворить хороший солярий), ее пригласили на свидания несколько ее новых знакомых (ей просто повезло), она получила хорошую работу (это буквально свалилось ей в руки), она испытала первый в своей жизни вагинальный оргазм (скажите спасибо марихуане).

Группа пыталась обратить внимание на ее стремление держаться в тени; один инженер предложил принести в группу электрический звонок, который будет звенеть каждый раз, когда Нора будет придираться к себе. Другой пациент, пытаясь добиться от нее какого - нибудь спонтанного действия, отпустил комментарий по поводу ее бюстгальтера, который, по его мнению, нуждался в усовершенствовании. (Это был Эд, описанный во 2 главе, который обращал внимание только на женские прелести.) Он пообещал принести ей в подарок новый бюстгальтер на следующее собрание. И точно, на следующий сеанс он приехал с подарком, огромной коробкой; Нора сказала, что предпочла бы открыть ее дома. В итоге эта коробка маячила перед глазами пациентов, отвлекая от всех остальных тем. Нору попросили попытаться отгадать, что в ней, и она предположила: «Накладные груди». В конце концов, ее упросили открыть подарок, что она и сделала старательно и в сильнейшем смущении. В коробке не оказалось ничего, кроме стирофомного наполнителя. Эд объяснил, что так он представлял себе ее новый бюстгальтер: ей вообще не стоит его носить. Нора немедленно извинилась перед Эдом (за предположение о том, что он собирался подарить ей накладные груди) и поблагодарила его за беспокойство. Это событие оказалось весьма полезным для обоих участников. (Я не буду описывать то, что это дало Эду.) Группа обратила внимание Норы на то, что она была унижена и смущена, но она все равно извинилась перед Эдом. Она вежливо поблагодарила человека, который не преподнес ей в подарок абсолютно ничего! Этот случай вызвал первый проблеск здорового самонаблюдения у Норы. Следующее собрание она начала с такого сообщения: «Я только что установила мировой рекорд по очаровыванию. Прошлой ночью я получила непристойный телефонный звонок, и я извинилась перед этим мужчиной!» (Она сказала: «Извините, но вы ошиблись номером».)

Каждый пациент - зануда имеет свою базовую динамику. Позиция некоторых настолько зависима, и они настолько боятся отвержения и одиночества, что избегают любого агрессивного замечания, которое может повлечь за собой ответный удар. К сожалению, они путают здоровое самоутверждение с агрессией и, отказываясь развиваться, преподносить себя как полноценную, своеобразную личность со своими особыми желаниями, интересами и мнениями, вызывают (заставляя окружающих скучать) те самые отвержение и одиночество, которые они стремились предотвратить. Некоторые, кажется, вынуждены решать жизнеопределяюшую дилемму: с одной стороны, их страшит автономия с ее пугающим одиночеством и свободой; с другой стороны, их пугает зависимое положение с его стагнацией и постоянством.

Терапевт должен иметь в виду важный момент: подобно молчанию, самовлюбленному эгоизму и монополизации занудство требует к себе серьезного отношения. Оно представляет собой серьезную проблему для пациента независимо от того, считает он это своей проблемой или нет. Не стоит применять какую-либо «революционную» технику: у терапевта есть масса времени, так как зануду группа переносит гораздо легче, чем пациентов с раздражающими, монополистическими или нарциссическими склонностями. На самом деле, группа, узнав его поближе, находит его менее занудливым, чем его социальное окружение. Наконец, имейте в виду, что наша задача не воодушевление пациента, не впрыскивание в него живости, непосредственности, яркости; мы должны поинтересоваться, почему он уничтожает все творческие, энергичные, ребяческие части себя, и поощрять его позволять этим качествам, присущим всем нам, находить свое выражение.

Отвергающий помощь нытик

Отвергающий помощь нытик, разновидность монополиста, был впервые выделен и поименован Франком в 1952 году; с тех пор этот поведенческий паттерн был официально признан многими клиницистами, и это название часто появляется на страницах психиатрической литературы. Я буду говорить о редко встречающемся, полноценном отвергающем помощь нытике; однако этот клинический синдром редко достигает столь яркой крайней степени самовыражения. Пациентов к такому стилю взаимодействия могут приводить различные психодинамические пути, они могут настойчиво демонстрировать крайние степени такого поведения без какой-либо внешней причины; другие могут проявлять только отголоски такой модели поведения, в то время как остальные могут становиться отвергающими помощь нытиками только в моменты особого стресса.

Описание

Отвергающий помощь нытик (далее ОПН) имеет очень ярко выраженную модель поведения в группе: он прямо или косвенно просит помощи группы, рассказывая им о своих проблемах или жалуясь, а затем отвергает предложенную помощь. Он постоянно рассказывает группе о своих связанных с внешним миром или со здоровьем проблемах и часто описывает их так, что они кажутся непреодолимыми; на самом деле, ОПН, кажется, даже гордится неразрешимостью своих проблем. Порой он направляет все свое внимание на терапевта, организуя неутомимую кампанию, направленную на то, чтобы вытянуть из него лекарство или совет. Его поведение явно указывает не на потребность в одобрении и уважении, но в просьбе. Кажется, он не обращает внимания на то, как на него реагируют остальные члены группы, и явно собирается выглядеть нелепо ровно столько времени, сколько ему позволят использовать в поиске помощи. Он строит свои отношения с пациентами по тому же принципу: он нуждается в помощи сильнее, чем они. ОПН редко вступает в конкуренцию по какому - либо поводу, если, конечно, какой-нибудь другой пациент не начинает требовать внимания терапевта или группы, представляя на их суд свою проблему; при таком положении дел он часто пытается умалить значимость чужих проблем, сравнивая их со своими не в их пользу. Один такой пациент прямо заявил: «Я только теряю время, выслушивая тебя, ведь в моем случае стоит вопрос жизни и смерти, а твои проблемы так поверхностны». ОПН кажется настолько эгоцентричным, что говорит только о себе и о своих проблемах. Однако его проблемы не сформулированы четко ни для группы, ни для него самого; эта неясность объясняется его склонностью преувеличивать их и сваливать вину на окружающих, часто на авторитетных людей, от которых он каким - либо образом зависит.

Когда группа и терапевт реагируют на его мольбу, начинает происходить нечто еще более непонятное, так как пациент отвергает предложенную ему помощь. Отвержение несомненно, хотя оно может принимать разнообразные, порой едва узнаваемые формы; иногда совет отвергается прямо, иногда косвенно, иногда может на словах быть принят, но пациент не собирается так поступать, а если и поступает, то это нисколько не улучшит его положения.

Воздействие на группу

Воздействие на группу очевидно: ОПН утомляет и раздражает остальных пациентов, затем они начинают испытывать фрустрацию, замешательство. ОПН представляется им как ненасытный водоворот, высасывающий энергию из группы. Более того, требовательность ОПН не снижается. Вера в групповую терапию пошатывается, так как члены группы испытывают ощущение бессилия, а потом и отчаиваются получить от группы помощь в решении своих проблем. Сплоченность подорвана из - за прогулов и образования подгрупп в попытке исключить ОПН.

Динамика

Поведенческий паттерн ОПН оказывается попыткой разрешить глубокий эмоциональный конфликт в сфере зависимости. С одной стороны, пациент ощущает себя беззащитным и незначительным, переживает свою полную зависимость от окружающих, особенно от терапевта из-за чувства личностной значимости. Если терапевт замечает его и уделяет ему внимание, то его чувство собственной значимости и самооценка повышаются. Его идентичность оказывается тесно переплетена с требованием внимания, полагающегося ему по причине его страданий; он чувствует вкус к жизни и собственную значимость, только когда выступает в роли «создателя кризиса». Однако, с другой стороны, его зависимая позиция сильно подрывается всепроникающим недоверием и неприятием авторитетов. Порочный круг, определяющий всю жизнь пациента, замкнулся: поглощенный потребностями, он просит помощи у человека, который, по его сценарию, не хочет (или не может) помочь ему; его предчувствие отказа настолько определяет стиль просьбы о помощи, что его пророчество сбывается, и все дальнейшие события служат лишь дополнительным подкреплением его веры в недоброжелательность благодетеля.

Характерный поведенческий паттерн, действующий в группе, также направлен на разрешение этого затруднительного положения. ОПН проявляет и, в то же время, отрицает свое зависимое положение, преувеличивая собственную беспомощность и обвиняя других в своих трудностях; он просит помощи только косвенно, через бесконечные рассказы о своих проблемах, избегая при этом открытой мольбы о помощи. Поэтому он представляет эти проблемы таким образом, чтобы препятствовать эффективному оказанию помощи, отрицая свою зависимость через поражение потенциальных благодетелей. Это, конечно, Пиррова победа, так как, разрушая других, ОПН в первую очередь разрушает себя.

Бергер и Розенбаум, описавшие несколько случаев, особенно подчеркивали тот факт, что ОПН имеет скрытую мотивацию фрустрировать и нанести поражение противнику — терапевту и группе. Их выборка ОПН состояла из людей, испытывавших депривацию в раннем возрасте; родители либо отсутствовали, либо были сильно заняты. Часто отмечаемые очевидные депрессивные тенденции соседствовали с потребностью лишить других удовольствия, так как сами они были его лишены. Если же в состоянии ОПН произойдут какие-либо перемены к лучшему, он часто будет утаивать эту новость от группы на протяжении нескольких месяцев.

Методы работы

Ярко выраженный ОПН представляет собой исключительно сложный клинический случай, и многие подобные пациенты все - таки смогли одержать победу над группой и терапевтом, не позволив терапии принести результаты. Поэтому самонадеянная попытка прописать подробный терапевтический план будет обречена на провал; однако можно сделать некоторые обобщения. Безусловно, терапевт допускает грубую ошибку, путая просьбу о помощи с требованием о помощи. ОПН просит совета не потому, что он представляет потенциальную ценность, а для того, чтобы ему не последовать; в конечном счете совет, указание или лечебное средство, предложенные терапевтом, будут отвергнуты, забыты, а если и использованы, то неэффективно, а если эффективно, то это останется секретом. Также грубой ошибкой терапевта будет демонстрация пациенту своей фрустрации и негодования. Оплата той же монетой замкнет порочный круг; предсказание пациента относительно дурного обращения и недостаточного внимания в очередной раз сбывается, а сам он получает оправдание своей злости. Он в очередной раз получает возможность подтвердить, что никто не в состоянии его понять.

Как же в таком случае должен действовать терапевт? Один клиницист, скорее всего в отчаянии, предложил терапевту разорвать порочный круг, указав на то, что он не только понимает, но и разделяет испытываемое пациентом ощущение безнадежности ситуации, вследствие чего не желает затягивать поддержание бесполезных отношений. Хотя в описанном случае результатом подобной стратегии был уход пациента из группы, предполагалось, что пациент, пытаясь доказать неправоту терапевта, достигнет значительных улучшений.

В общем, терапевт должен мобилизовать все целительные факторы во благо пациента. Когда сформирована сплоченная группа, и пациент через универсальность, идентификацию и катарсис начинает ценить свою принадлежность к группе, терапевт может вдохновить межличностное познание, постоянно сосредоточивая внимание на обратной связи и действуя в основном так же, как и в случае с пациентом - монополистом. Если пациента волнует впечатление, которое он производит на окружающих, то ему необходимо помочь осознать характерный для него паттерн построения взаимоотношений. Один терапевт, одн