Сон как комментарий к психотерапии

Даже на ранней стадии терапии сны пациента будут отра­жать множество связанных с началом лечения чувств, о которых он мог и не подозревать или проявление кото­рых тормозил.

В первый месяц лечения мужчине приснилось, что он сел в поезд, который, как ему казалось, идет со всеми останов­ками. Он вдруг понимает, что это экспресс, испытывает страх от нарастающей скорости и боится, что пропустит свою остановку. Он не может найти кондуктора, который занят с другими пассажирами.

Здесь я мягко предположил: пациент, наверное, беспо­коится, что я буду слишком быстро продвигаться в терапии, что я отправлю его в те психологические области, к ко­торым он еще не готов, и он потеряет контроль над темпом движения. Он был старшим ребенком в семье и не мог добиться внимания от своей матери, которая была занята его братьями и сестрами.

После первой недели терапии женщине приснилось, что она еще очень маленькая и находится в центре ледя­ной проруби. Вода холодная и начинает застывать. Она старается вскарабкаться на край и постоянно соскаль­зывает вниз. Она в панике и испуге.

Сон оказался полезным, поскольку позволил быстро обнаружить присущие этой женщине страхи изоляции, брошенности, а также страх, что я буду холодным и унижа­ющим и превращу ее в застывшую личность. Сознательно пациентка стремилась к лечению, испытывая энтузиазм

в отношении его начала. Сон помог нам осознать ее страх, что терапевт будет вести себя, как ее мать: холодно, унижа­юще и невосприимчиво к ее личностным особенностям.

В ранних сновидениях часто проявляются тревоги и надежды, связанные с лечением. Начало терапии оказы­вает огромное воздействие и стимулирует многие уровни эмоциональной жизни. В качестве важного дневного остатка оно часто находит яркое выражение в снах. Неко­торые типичные образы принимают форму путешествия — долгого путешествия в поездах, самолетах, автомобилях, автобусах или лодках, перемещения из одного места в дру­гое, выражающего ожидание психологических изменений от одного состояния к другому; форму хранилищ — музеи, чердаки, мусорные контейнеры, заброшенные дома, все, что выражает прошлое, а также то, память о чем человек хранит в каком-то заброшенном углу своей души; источ­ники удовольствия— парки развлечений, фильмы, театры, игровые площадки, помещения для занятий спортом, те места, где находят свое выражение и удовлетворение многие инфантильные импульсы; табу — посещение стран­ных помещений, зданий и мест, других стран, борделей, ванных комнат — все это фокусировка на запретах против скрытых импульсов, которые ищут своего удовлетворения в лечении.

Сон обладает бесконечными возможностями выражать идеи пациента, связанные с его лечением, и все перечи­сленное выше представляет собой не более чем краткое описание возможных форм выражения сновидений, су­ществующих в начале лечения. Упоминание об этом может помочь пробудить восприимчивость терапевта по отноше­нию к близким к осознанию тревогам пациента.

ДВЕРЬ В БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ

В приведенных примерах читатель может заметить, что все комментарии относятся к явному содержанию сна, то есть к сновидению, как его рассказывает сам пациент. Здесь не делается какого-то особого акцента на латентных мыслях, гипотетических идеях и импульсах, скрытых за явными образами сновидения. Часто в начале терапии

сны пациента отражают в первую очередь сам процесс лечения, ибо именно на это в основном направлены его внимание и комментарии. Если он все же не начинает го­ворить об этом, тогда можно помочь ему, сказав, что в сно­видении могли найти отражение его чувства по поводу начинающегося лечения, что обычно помогает начать разговор о материале сна. Как правило, на ранних стадиях психотерапии не следует исследовать материал снови­дения слишком детально. Детальный анализ сна увлекает терапевта к глубинам материала, который в начале лече­ния будет воспринят скорее интеллектуально, чем аффек­тивно, и почти наверняка не сможет быть интегрирован.

Однако важно все-таки прокомментировать как-то для пациента эти его ранние сны, которые обычно указывают на желание раскрыть терапевту свое бессознательное. Сон — это сильная и концентрированная доза бессозна­тельного материала. Даже если у нас нет хотя бы смутной идеи, что может означать сон, ибо мы не слишком хорошо знаем пациента, надо сказать по крайней мере следующее. Мы можем вкратце отметить, что сны являются важным материалом для обсуждения, что хотя сон на данный момент непонятен, но, когда мы будем знать больше, мы, вероятно, к нему вернемся. Или же мы можем сказать, что, по всей вероятности, тот же материал может вновь появиться во сне, который приснится позже. Однако, если мы не скажем ничего, пациент подсознательно или бес­сознательно почувствует, что терапевта не интересуют ни сны, ни иррациональное мышление. Сны, которые пациент видит на первой стадии лечения, служат тому, чтобы терапевт проверил восприимчивость пациента к бессознательному.

Когда я даю терапевтам такие рекомендации, меня часто спрашивают: «Не слишком ли мы тем самым вну­шаем пациенту, что он должен видеть сны?» Разумеется, это внушение, но я сомневаюсь, что оно является слишком сильным. Значительная часть психотерапии — это внуше­ние. Фрейд был первым, кто это отметил и многократно повторял. Он упоминал о внушении, вызванном любовью в переносе; пациент чувствует, что, вынося тяготы лече­ния, он в результате получает удовлетворение своей любви

в переносе. Однако я имею в виду даже более простые формы внушения. Мы внушаем пациентам, что будет по­лезно, если они будут нам рассказывать о всех своих мыс­лях, что они должны регулярно приходить на сеансы, рассказывать нам свои фантазии, дневные грезы и чувства, которые они могут к нам испытывать. На ранних стадиях лечения, когда мы объясняем пациенту его роль, мы мо­жем упомянуть в этом разговоре о важности сновидений и о том, что их обсуждение на аналитических сеансах уже принесло большую пользу другим пациентам. Фрейд так поступал постоянно.

Первые психоаналитики считали, что психоанализ — это прежде всего анализ сновидений (хотя этот крайний взгляд недооценивал значение психологии Эго и анализа защит). Раньше считалась очень сомнительной возмож­ность достижения успеха в лечении, если пациент не ви­дит снов. В процессе терапевтической регрессии человек может исследовать запретные и конфликтные импульсы, поскольку они усиливаются, делаются более направлен­ными и заметными. Важнейшим источником уверенности в этом служила постоянная ночная регрессия в снови­дениях. Здесь всецело царствовал первичный процесс. Маскировка сновидения и осознанная реакция на него раскрывают адаптивную и защитную стороны Эго. В ре­зультате такой периодической смены фокуса вся челове­ческая личность в целом вовлекается в лечение.

Многое можно почерпнуть из того повышенного вни­мания, которое уделяется сновидениям в работах первых аналитиков. Для Фрейда жизнь сновидения была основой основ. В ситуациях сомнения или путаницы правильная интерпретация сновидения способствовала восстановле­нию его уверенности. Первые психоаналитики использо­вали сны, как опытный химик использует цвет для опре­деления невидимого действия молекулярных сил. Если сон не мог подкрепить клинические предположения тера­певта или даже опровергал их, это означало, что терапевт шел по ложному пути. Работа со сновидениями была беско­нечно многообразной: диагноз, прогноз, оценка воздей­ствия интерпретаций, раскрытие событий прошлого, прослеживание актуальных конфликтов, проявляющихся

в дневных остатках, наблюдение за развитием и состоя­нием переноса, обнаружение изменений в структуре лич­ности и контроль за тем, как происходит процесс заверше­ния терапии.

диагноз

Хотя обычно невозможно поставить человеку диагноз по одному сну, серия сновидений в течение определенного периода времени часто обнаруживает стабильные особен­ности.

После шести месяцев лечения женщина жаловалась, что терапия ей не помогает. Она ощущала беспокойство и подавленность и считала меня отстраненным и пассив­ным. Было трудно сказать, находилась ли она в состоянии слишком глубокой регрессии или же это была начальная стадия ожидаемого негативного переноса. В течение нескольких недель пациентка описывала сны такого типа: она идет по городу, тротуар проваливается, и на нее рушится огромное здание; на город падает атомная бом­ба, люди гибнут, в живых остается только она одна; она сидит в автомобиле, он загорается, огонь перекиды­вается на нее. Она видит, как чернеет и обугливается ее кожа. Какая-то рядом стоящая женщина смотрит на нее снаружи, но ничего не делает, чтобы ей помочь.

Такие сны, сопровождаемые аффектом ужаса, выяви­ли всю глубину тревоги и смертельного страха, который не находил своего выражения в словах на наших сеансах. Я изменил свою технику и стал более активным, присут­ствующим и поддерживающим. Такое изменение в моем поведении помогло пациентке перенести боль, вызван­ную переносом.

Важно подчеркнуть, что одного сна, как правило, не­достаточно, чтобы поставить диагноз относительно со­стояния психики в целом. Поскольку мы все способны к значительной регрессии в сновидениях, любой сон здо­рового человека иной раз невозможно отличить от сна психотика. Это особенно справедливо, если этот человек подвергается внезапному сильному стрессу, такому,

как смерть любимого человека, разбитая любовь, переезд в новый дом или какой-то иной жизненный кризис.

Так, например, молодой врач рассказал мне, что в ночь перед началом своей интернатуры он увидел во сне, что снова находится в медицинском институте и сдает государственный экзамен. Он не понимает вопросов и чув­ствует ужас от своей неподготовленности. Он выходит из комнаты, чтобы пойти в библиотеку, сбивается с пути и ощущает себя совершенно одиноким и беспомощным. Он просыпается в сильной тревоге. Это типичный пред­экзаменационный сон. На самом деле в медицинском инсти­туте он был выдающимся студентом, всегда прекрасно готовился и отлично сдавал экзамены. Назначение этого сна состояло в том, чтобы поддержать сновидца: «Точно так же, как не было причины бояться плохих результатов в ме­дицинском институте, так и с интернатурой все будет хоро­шо». Изоляция и одиночество (состояние, которое часто можно обнаружить в сновидениях психотиков) в данном случае свидетельствуют об обратном — о способности ис­пользовать то, что тебя окружает, и доверять миру.

прогноз

Пример прогностической ценности сновидений приведен в клинической истории знаменитого пациента Фрейда Вольфсманна. В изначальном детском сне Вольфсманна была такая картина: через открытое окно сидящие на дере­ве волки смотрели на объятого ужасом мальчика. Это проис­ходило в зимнюю ночь. Когда Фрейд заболел раком и не мог принять Вольфсманна, обратившегося за консультацией через несколько лет после завершения терапии, он напра­вил его к доктору Рут Мак-Брунсвик. Во время лечения Вольфсманн стал паранойяльным психотиком, и доктор Мак-Брунсвик боялась за свою жизнь и за жизнь Фрейда: Вольфсманн угрожал убить их обоих. В этот момент ему приснилась новая, проясненная версия его старого сна. Изменилась окружающая обстановка: теперь стояла летняя погода; больше не было ужасных волков, и ветви деревьев переплелись в нежных объятиях. Доктор Мак-Брунсвик корректно интерпретировала этот сон следующим образом:

пациент проработал основные конфликты, и скоро этот результат станет очевиден. После короткого периода дез­организации пациент начал компенсироваться. Прогности­ческий характер сна наиболее ясен, когда он отражается в изменении содержания повторяющихся сновидений.

оценка терапевтических изменений

Изменения в повторяющихся сновидениях делают очевид­ными устойчивые и существенные изменения в структуре личности.

Молодой человек, который был почти шизоидным в своих межличностных отношениях, начал лечение, утверждая, что сны приводят его в недоумение. В его сновидениях не было человеческих персонажей, а их смысл ускользал от него, несмотря на то, что они вызывали много болезнен­ных чувств. Спустя год после того, как установился перенос, он удивился, обнаружив в своих снах человеческие персо­нажи. Спустя еще несколько лет он был ошеломлен, поняв, что знает, кто эти люди, и смог начать о них говорить. К этому моменту его жизнь сильно изменилась, а его со­циальная адекватность вернулась к тому же уровню, кото­рый он имел на более раннем этапе своей жизни.

В снах одной женщины ее квартира не имела ни дверей, ни стен. Казалось, люди везде ходили свободно и не имели никаких тайн. Она страдала от наполненного виной сим­биоза с матерью, имевшей сильные психические откло­нения. Когда она начала движение к отделению от матери, в снах произошли сдвиги. Появились двери, у помещений были стены и границы. В одном очень позднем сне она име­ла квартиру в одной части города, а мать — в другой. Она не могла припомнить, чтобы раньше у нее был такой сон.

вера в бессознательное

Сновидения несут информацию относительно бессозна­тельного пациента не только терапевту, но, как правило, и самому пациенту. Несмотря на всеобщую образованность

и культурные достижения, общество сохраняет веру в мис­тическую достоверность снов. Многие люди начинают относиться к терапевтическому прогрессу более серьезно, если видят изменения в своих снах. Сны очень ригидных, казалось бы, не способных к воображению, обсессивных людей поставляют им важные для них данные. Так, один мужчина жаловался мне, что он безнадежен. Он ощущал себя ригидным и неэмоциональным, но постепенно стал убеждаться в том, что он — заметная, интересная личность, хотя и повязан смирительной рубашкой навязчивости. Используя сновидения — неопровержимые доказательства, я смог продемонстрировать ему, как в дневной жизни он за­щищался от мыслей и чувств, которые прорывались ночью.

оценка возможности завершения терапии

Сны, которые пациент видит в период, близкий к стадии завершения терапии, имеют особое значение. Часто они не только свидетельствуют об успехе лечения, но и обна­жают неудачи и неудовлетворенность терапией.

Ближе к окончанию лечения женщине приснилось, что у нее на макушке появился пенис. У окружающих это вызывало смущение, но она, казалось, его не замечала.

Эта женщина говорила мне, что у нее плохой харак­тер. Необычные черты ее личности смущали окружа­ющих, но только не ее саму. Спустя несколько лет эта пациентка вернулась, чтобы продолжить терапевтиче­ское разрешение этой проблемы.

Женщина, прекратившая терапевтический процесс по «внешним» причинам (она должна была переехать, что­бы соединиться со своим возлюбленным), вздремнула перед своим последним сеансом. Ей приснилось, что она должна мне деньги и что она пропустила свой последний сеанс.

Действительно, она опоздала на последний сеанс и выписала мне чек, который банк отказался принять. Дорогой урок в толковании сновидений!

После того как совместное решение о завершении те­рапии принято и дата установлена, сны указывают на бес­сознательное отношение пациента к этому решению.

Мужчина, которого обычно во сне преследовали и мучи­ли, после решения о завершении терапии увидел себя во сне кровожадным пиратом. Свободный повелитель морских просторов, он чувствовал себя искателем при­ключений и хозяином своей судьбы.

Женщине в процессе терапии постоянно снилось, что она не может войти в какие-либо здания. На стадии завер­шения терапии она нашла вход, но не могла найти выход. Во время последних недель лечения она стала искать способы не только, как куда-то войти и что-то обследовать, но и как выйти обратно.

Аффекты, связанные со сновидениями, ведущими к раз­решению, приносят экзальтацию, облегчение и ощущение благополучия.

Если лечение было длительным, то большое количество снов на стадии завершения терапии будет связано с темами потери и расставания независимо от того, насколько успеш­ным было лечение. Это обстоятельство оказывается по­лезным, если пациент сознательно отрицает потерю; кроме того, оно будет способствовать переживанию горя тем пациентом, который осознает значимость завершения терапии. Такие сновидения пробуждают историю про­шлого, чтобы соединить потери в прошлом с потерями в настоящем.

Мужчине приснилось, что он смотрит в окно и видит сво­его брата в доме напротив в большой квартире. Там мно­го пустых комнат. Пустые комнаты символизируют всех мертвых членов его семьи. Сейчас остался в живых толь­ко один его брат, с которым у него нет близости.

Завершение терапии таило для него угрозу поставить меня в положение его отчужденного брата, оставив его самого одиноким наблюдателем, находящимся вне жизни (в квартире). Именно так он себя чувствовал после много­численных смертей в своей семье.

Такая грусть в сновидении погружает пациента и тера­певта в детские страхи, которые пробудились вновь вслед­ствие предстоящей потери.

состояние переноса и его связь спрошлым

Самые важные желания и конфликты прошлого направ­ляются на личность терапевта. Сильно сгущенные собы­тия и мотивы прошлого, которые встроены в перенос, находят живое проявление в фантастической природе снов. Терапевт и пациент как будто ходят в кино и получа­ют возможность вместе посмотреть свою общую драму.

Женщине, которая часто путалась в своих чувствах ко мне, приснились два сна: (1) Она показывает свои половые органы акушеру-гинекологу. Они огромны и за­полняют собой все. (2) Ее любимая няня работает за при­лавком и делает шоколадные пирожные. Пациентка сто­ит рядом и смотрит.

У парных сновидений существует особая структура. Все, что скрыто в первом (латентные мысли), проявляется во втором. В первом сне желание быть любимой благодаря своим сексуальным качествам скрывает другие эксгиби­ционистские желания, которые проявляются во втором. За сексуализированным отношением к образу отца в пер­вом сновидении скрывается материнский образ женщины, делающей пирожные. Ассоциации пациентки к этим снам (в течение многих сеансов) были связаны с многочисленны­ми родами ее матери. Пациентка была старшей из десяти детей. Ее детство прошло на задворках. Мать фиксировала свое внимание на каждом следующем ребенке. Пациентка проводила много времени, наблюдая за тем, как мать ме­няет пеленки (шоколадные пирожные) и присыпает пудрой ее братьев и сестер. Ей хотелось получать от матери такое же внимание и заботу, чувствовать на себе ее «заботливый» взгляд, но она должна была довольствоваться тем, чтобы просто стоять и смотреть. Позже она стала заменять мать для своих братьев и сестер, и у нее никогда не было возмож­ности почувствовать себя ребенком, о котором кто-то заботился. Демонстрация своего влагалища мне выражала фрустрацию маленькой девочки, наблюдавшей за тем, как мать припудривает, пеленает, похлопывает и вытирает попки ее братьев и сестер. Шоколадные пирожные симво­лизировали множество выделений кишечника, с которыми

возилась ее мать, ухаживающая за братьями и сестрами. В сновидении они были представлены толпой людей у при­лавка.

Чувство фрустрации ребенка в прошлом, которое про­должало проявляться в настоящем, нашло свое явное отражение в переносе. Кроме сексуальных желаний, она испытывала также потребность попасть в центр моего внимания, заставить меня просто смотреть на нее, восхи­щаться ею и позволить ей занять главное место. Пациент­ка сознавала свои «детские» желания ко мне, которые приводили ее в смущение. Для нее было спокойнее думать обо мне, имея в виду чисто сексуальные отношения. Сно­видение дало возможность этим материнским потреб­ностям вступить в трансферентный диалог.

В целях иллюстрации я упростил процесс интерпре­тации этих двух сновидений. В них было много сгущений, заставлявших нас работать над ними много сеансов, воз­вращаясь к разным образам. Со сном не следует работать только на одном сеансе. Часто к снам возвращаются в ассо­циациях на следующих сеансах, и в последующих сновиде­ниях прослеживаются те же темы. Сопоставление снови­дений с текущим материалом убедительно показывает постоянство и согласованность бессознательных влече­ний и запретов. Как и в рассмотренном парном сне, это со­здает основу для концептуального утверждения, что прош­лое оказывает влияние на настоящее. Являясь дорогой к восстановлению событий в прошлом, сны имеют не толь­ко эвристическую ценность, давая толчок гипотезам, но и убеждают пациента путем наложения событий про­шлого на образы настоящего.

Много дорог ведет в Рим

Ни один пример не может полностью раскрыть технику толкования сновидений. Каждый пример, как и клини­ческая реальность, приоткрывает лишь небольшое окно, позволяющее видеть только часть изменчивой сцены. Иногда мы можем дать к сновидению лишь краткий ком­ментарий, как в начале лечения. Или же в случае сложного парного сна, наподобие отмеченного ранее, может быть

прокомментирована только самая характерная черта — материнский перенос. В этом случае мы вернулись к сек-суализированному содержанию переноса пациентки лишь на более поздней стадии лечения. Актуальные клиниче­ские потребности и восприимчивость пациента опреде­ляют уровень интерпретации сновидения.

Между разными терапевтами существуют различия в интерпретации сновидений. Годы преподавания метода интерпретации сновидений позволили мне оценить разно­образие терапевтических когнитивных стилей. Некоторые терапевты превосходно переводят конкретный визуальный образ в лингвистическую метафору (часто они сильны в словесных каламбурах). Другие терапевты, наоборот, не очень чувствительны к визуальным образам, но вос­принимают скрытый или выраженный в сновидении аф­фект. Терапевты интеллектуального типа могут формули­ровать психодинамическую гипотезу, которая будет в рав­ной степени продуктивна. Некоторые терапевты искусно следуют сюжету сновидения; они сводят сон до повествова­ния, которое включает в себя конфликт. Еще одна разновид­ность терапевтов имеет чрезвычайно острую реакцию на странное слово, звук или ситуацию. Еще один подход к интерпретации сновидений связан со стимулирующим эффектом дневных остатков. Ценность его заключается в том, что он открывает доступ к конфликтам, существу­ющим в сознании. Многие терапевты следуют основному подходу Фрейда, давая возможность свободным ассоциа­циям вести их к очевидным выводам.

Ни одна терапевтическая техника не превосходит другую, если подход аналитика основан на ведущей когни­тивной способности и стиле и отточен на практике. Боль­шинство психотерапевтов используют комбинированные подходы, при этом каждый из них делает характерный для себя акцент, используя какой-то из методов в большей степени, чем другие. Учась интерпретировать сновидения, очень полезно попытаться понять сон, рассматривая его в разное время с разных точек зрения. Такая попытка рас­ширит и углубит способность терапевта реагировать на ма­териал сновидения, даже если он в конце концов предпоч­тет работать в каком-то одном стиле.

существуют ли правила для интерпретации сновидений?

Интерпретация сновидений — задача столь же сложная и неоднозначная, как и вся психотерапия в целом. Для пер­воначальной ориентировки мы можем порекомендовать следующую схему, имея в виду, что умение работать со сна­ми будет возрастать со стажем и опытом и приведет к мно­жеству творческих нововведений и индивидуальных ва­риантов техники.

Когда пациент впервые рассказывает свой сон, тера­певту рекомендуется молчать. Сновидение — это девствен­ный продукт бессознательного. Надо попытаться увидеть, какое направление выберет пациент в процессе сознатель­ного представления сна. Мы хотим, чтобы нас вели созна­ние пациента и его сопротивление, и не надеемся ни на то, что подберем к пациенту готовый ключ, ни на то, чтобы как-то направлять его материал. Итак, сначала мы слу­шаем. С чем связывает пациент свой сон, начинает ли ин­терпретировать его, возвращается к дневным остаткам либо следует за аффектом сновидения или за тем аффек­том, который был вызван пересказом сна? Способность терапевта следовать за пациентом проверяется во время изложения материала сновидения.

Предположим, пациент рассказывает сон, а затем, как нам кажется, не обращает на него внимания и начина­ет говорить о другом. Не прерывайте его. Часто через пятнадцать или двадцать фраз терапевтической дороги пациент осознает, что все сказанное относится к снови­дению, и начнет соединять материал. Таким способом пациент проработает некоторое поверхностное сопро­тивление.

С другой стороны, может пройти десять или пятнад­цать минут, и пациент уже никогда не вернется к откры­тому обсуждению материала сновидения. Чрезвычайно важно указать ему на это обстоятельство, обращаясь тем самым к его предсознанию. Мы хотим оказаться восприим­чивыми к бессознательному материалу. Кроме того, мы ра­ботаем с поверхностным сопротивлением пациента к обсу­ждению материала сновидения. В этой работе обязательно следует учитывать разные мотивы и чувства, связанные

с возможной неудачей. Важно сфокусировать свое внима­ние на сопротивлении сновидению и попытаться его понять, прежде чем сконцентрироваться на самом со­держании сна. И снова мы делаем все возможное, чтобы не штурмовать защиты пациента, а двигаться так, чтобы он мог выдержать психическое напряжение.

Несмотря на все наши усилия, пациенты могут не при­нимать во внимание свой сон или же не иметь никакого понятия о том, что он означает. Если такая реакция проис­ходит на раннем этапе терапии, мы предлагаем пациенту, чтобы он поразмышлял о выделенном нами элементе сна, о предполагаемом конфликте, о рассказанном аффекте. Короче, мы оцениваем ситуацию в меру своего понима­ния. Если в сновидении появился слон, мы могли бы спро­сить у пациента: «Что приходит вам в голову при виде этого слона?» Такой же подход можно применить при работе с аффектом или с конфликтом, или с каким-либо другим символом, который в данный момент кажется вам важным. «Наивному» пациенту важно дать первоначаль­ные представления об анализе снов. Пациент может ис­пользовать их при сопротивлении, но на начальной ста­дии лечения они необходимы. Не ждите, что пациент узнает о технике интерпретации сновидений под влия­нием божественного вдохновения.

В самом худшем варианте развития событий пациент бу­дет демонстрировать свою полную неосведомленность в от­ношении сна. Не ощутив никакого просвета, мы заметим ему, что некоторая часть его психики довольно активна. Сон создает такие аффекты и сюжеты, о которых созна­тельная часть пациента, кажется, совсем ничего не знает. Возможно, говорим мы, несколько позже в процессе нашей работы мы вернемся к этому сну или его образам, когда станем лучше понимать некоторые вещи. Пациент должен иметь ясное представление, что терапевта интересуют сновидения, даже те, которые совершенно непонятны.

Поскольку я уже отметил сопротивление, возника­ющее в процессе интерпретации сновидений, давайте вспомним и о том, что сны могут быть использованы не только для общения, но и с целью сопротивления и за­тушевывания ситуации.

Молодой человек занимался аналитической психотера­пией с психоаналитиком, которого посещал два раза в неделю в течение двух лет. Завершение терапии было вызвано необходимостью переезда в другой город. На предпоследнем сеансе психоаналитик заметил паци­енту, что за время их двухлетней совместной работы тот ни разу не рассказал ни одного сна. Пациент счел это замечание интересным и заслуживающим внимания. На следующем, последнем сеансе он рассказал длинный сон. Его пересказ занял больше сорока девяти минут. Времени едва хватило на то, чтобы пожать друг другу руки и попрощаться. В тот момент пациент почувствовал удовольствие, что смог своим сном ответить на запрос терапевта.

Во время консультации с другим терапевтом в другом городе пациенту стало ясно, что предыдущий терапевт вызвал у него ярость своей критикой его как пациента. Пересказ содержания сна имел значение не столько для передачи бессознательного, сколько для того, чтобы «уделать» терапевта. Дело не в том, что он был плохой пациент, а в том, что терапевт был негодным, поскольку он не мог интерпретировать сны (особенно — длинные!).

Когда сновидения используются таким образом, важно сместить фокус с бессознательного значения содержания сна на его применение в переносе. Такое использование снов может принимать разные формы. Нередко бывает, что пациенты рассказывают очень длинные сны или се­рию снов перед отпуском терапевта. Такое поведение часто представляет собой попытку пациента продемон­стрировать, насколько ему нужен терапевт, чтобы он ни­куда не уходил. Или же это может значить: «Посмотрите, какой я интересный; не забывайте обо мне!» Здесь может быть много значений, но смысл один: в отношениях пере­носа необходимо фокусироваться на пользе, которую приносят сновидения. Если пациент почувствует, что те­рапевт проявляет к снам особый интерес, он получит их в изобилии. Это обстоятельство должно быть связано с потребностью доставить удовольствие или занять приви­легированное положение, или иметь еще какой-то смысл

с точки зрения индивидуальной динамики пациента. С дру­гой стороны, я часто наблюдаю, что некоторые пациенты, видя мой особый интерес к снам, предпочитают не расска­зывать их. Иногда ими движут паранойяльные страхи, злость, зависть или желание доказать, что они меня заин­тересуют, даже если не будут рассказывать сны. Удержание становится тестом на способность к принятию. К этим сопротивлениям — применениям сна в трансферентном конфликте — следует обращаться до интерпретации содер­жания сновидений.

заключительные замечания

Психология сновидений и клинический метод, позволя­ющий проникнуть в их тайны, явились неиссякаемыми источниками психоаналитических открытий. При объяс­нении снов можно обнаружить влияние прошлого на на­стоящее (в особенности как это раскрывается в переносе), а также причуды и уловки первичных бессознательных процессов. Для внимательного клинициста сны являются бесценным материалом для того, чтобы разобраться в ду­шевной жизни пациентов. Аналитический метод во мно­гом пытается обратить сам терапевтический сеанс в состо­яние квазисна путем создания ситуации контролируемой регрессии. Иногда терапевт может поразмышлять о непо­нятном для него сеансе так: представить, что можно было бы подумать об этом недавнем странном сеансе, если бы это был сон. Что нашло явное выражение, что осталось скрыто? Где сгущение, где смещение, где ведущий аффект? Такое превращение дня в ночь, а ночи — в день вновь поразит терапевта тем просветляющим воздействием, которое оказывает таинственный процесс сновидений.

глава 12. Пол и личностьтерапевта:

все литерапевты одинаковы?

Перенос оказывает на терапевта очень сильное воздей­ствие. Поскольку пациент приписывает терапевту разные роли, в голове терапевта может возникнуть некоторая неразбериха. Терапевт может задаться вопросом: действи­тельно ли моя реальная личность настолько напоминает личность отца пациента, что мы можем соблюдать с ним соответствующую дистанцию и характер отношений? Если в поисках заботы женщина всегда вступает в гиперсек-суализированные отношения с мужчинами, не лучше ли начинать терапию с женщиной-терапевтом? Может ли мужчина помочь женщине, которая перенесла сильную депривацию со стороны женских фигур в раннем детстве? Может ли женщина-терапевт стать подходящим терапев­том для мужчины, потерявшего отца в самый критический период своего развития? С кем следует проходить тера­пию мужчине-гомосексуалисту: с мужчиной или с жен­щиной? Определенные установки по отношению к этим вопросам могут помочь нам сохранить равновесие, когда причудливые сноподобные отношения переноса начи­нают приписывать нам другой пол и несвойственные нам личностные качества. Такие дилеммы часто возникают на первых консультациях, когда приходит время рекомен­довать терапевта.

ВЛИЯНИЕ ПОЛА ТЕРАПЕВТА

Как правило, пол терапевта не оказывает решающего влияния на становление и развитие переноса. Однако возникает вопрос, что именно имеется в виду под «ста­новлением и развитием переноса», ибо нет никаких со­мнений в том, что пол будет воздействовать на пережи­вания пациента в психотерапии. Проявления переноса 243

объекты, на которые направлена любовь и ненависть, — будут явно зависеть от полового состава терапевтической пары. Следующий клинический пример прояснит, что я имею в виду.

Разведенная женщина, мать двоих детей, без малейшей склонности к лесбиянству, в течение трех лет проходила у меня курс терапии. При углублении переноса она стала все чаще вспоминать конец подросткового возраста и со­ответствующую этому периоду эмоциональную отстра­ненность ее матери. В ее фантазиях и снах стала по­являться тема гомосексуальных отношений, которая свидетельствовала о сильном стремлении сближения с женщиной, проявляющей по отношению к ней заботу и внимание. Несмотря на то, что все годы терапии я вос­принимался пациенткой как стабильный, надежный, всегда доступный, заботливый человек, на которого она всегда могла опереться, по отношению ко мне у нее не возникло никакого сексуального лесбийского чувства.

В течение нескольких месяцев эта женщина посто­янно возвращалась к привлекательной для нее идее мах­нуть рукой на мужчин и стать лесбиянкой. Она долго испытывала фрустрацию и гнев в отношениях со своим любовником. Несколько ее разведенных подруг стали лесбиянками. Работая над снами и фантазиями, мы иссле­довали ее влечения к женщинам, которые привлекали ее внимание в повседневной жизни. В гомосексуальных отношениях она надеялась заново обрести свою мать и таким образом избавиться от ощущения своей женской неполноценности.

В процессе исследования, интерпретации и разру­шения фантазии о женской неполноценности гомосек­суальные влечения пациентки стали увядать и, наконец, полностью исчезли. К тому же они перестали прояв­ляться в содержании ее снов и фантазий. В ее сексуаль­ных отношениях с любовником наступило улучшение, особенно когда для нее прояснились материнские черты в его характере и поведении. Они были в чем-то анало­гичны материнскому теплу, которое она ощущала в своем переносе на меня.

мужчина в роли женщины, женщина в роли мужчины

Не так уж редко бывает так, что мужчина-терапевт начи­нает ощущать на себе воздействие инфантильных, доэди-повых материнских переносов со стороны пациенток. Все безопасные и заботливые элементы терапевтической обстановки напоминают о заботливом и безопасном окру­жении, существовавшем в детстве. У большинства терапев­тов-мужчин есть сильные материнские идентификации, позволяющие развиваться подобным чувствам. Что ка­сается гомосексуальных лесбийских чувств женщины, то здесь определяющим фактором становится реальность.

Если женская гомосексуальность представляет собой часть важной сферы неразрешенных конфликтов, регрес­сивное воздействие переноса рано или поздно позволяет найти этому материалу внешнее выражение. Эти влече­ния, существующие в переносе, смещены относительно реальной личности терапевта, если пол аналитика мешает этому влечению достичь своей цели. Лично меня воспри­нимали как женщину (то есть подразумевали у меня нали­чие грудей, клитора и влагалища) только пациенты-психо­тики. Однако даже среди психотиков это были самые дезорганизованные. Если подобная половая дезориента­ция возникает у невротиков, она обычно длится лишь одну-две секунды.

Карми (Karme, 1979), женщина-психотерапевт, описала проработку гомосексуальных проблем с пациентом-муж­чиной. Как и у только что описанной женщины, у пациен­та Карми этот элемент переноса проявлялся в снах, фанта­зиях и переживаниях окружа