Любовь старца к народу; прием людей, обращавшихся к нему за советом и молитвою и наставления, какие он им давал

Благочестивый старец Павел вел всех, приходящих к нему, ко спасению чрез свои наставления, учил их делать добрые дела, проводить время в труде и почитать праздники Господни и воскресные дни. Приходили к нему по преимуществу простые сельские люди, которым он строго запрещал работать по праздникам и объяснял людям великое значение праздников и так учил их почитать, что даже и воды не велел наливать в воскресный день, а "дождысь полночи, тоди иды и работай що угодно, то и Бог тоби поможит во всем".

Старца всегда посещало много народа из Черномории и из-за Дона и всей Азовской окружности, и все рассказывали очень много о его предсказаниях, милосердии и добрых его делах: как он всегда учил людей молиться Богу, ходить в храм Божий, чаще говеть, чтобы в домах у них всегда горели лампады прея образами неугасимо. Неимущим, да и состоятельным людям, дарил бутылками и бальзамками масло деревянное и велел светить лампады, говоря: "когда выйдет у вас масло, тогда еще приходите ко мне". Давал людям свечи и ладан, дарил иконы, написанные живописью на дереве, и, давая их (иконы), обыкновенно несколько раз их лобызал, показывая тем народу как он благоговел пред святынею и как она должна быть дорога всем православным христианам. Учил он людей еще, чтоб никогда не отказывали нищим, говоря: "Ты, раб Божий, хоть маленький кусочек подай, памятуя, може, до тебе Сам Христос прийшов", и слова старческие были очень дороги в народе.

За 70 верст от города Ростова-на-Дону жил один благодетель старца Иван Жуков, который посещал старца Павла и был человек добрый, но только любил пить водку и причинял нередко своему семейству скорбь. Как ни старался старец уговаривать его и отвлечь его от этого порока — было тщетно: "Пусть у меня хоть все имение отберут и меня оставят нагого, а водки пить до смерти не оставлю",—так говорил Жуков. Когда он, бывало, приезжал к старцу Павлу, то последний насильно удерживал его у себя, отвлекая его от страсти, а когда Иван долго не являлся к старцу, то последний посылал за ним одного из своих посетителей, обыкновенно Никиту из села Еловайского. Этот человек был, можно сказать, послушником старца, человек смиренный, постник и молитвенник, целые ночи часто проводивший без сна в молитвенном подвиге и коленопрекпонениях, несмотря на то, что правая нога у него гнила, и никто не знал этого до самой его смерти. Никита был человек семейный и имел жену Елену и трех сыновей. Посылает однажды старец этого Никиту к Ивану Жукову По благословению старца Никита пошел пешком и, не доходя до Жукова, увидел в поле одного крестьянина, пашущего землю, поздоровался с ним, и тот пригласил его к себе отдохнуть в вырытую здесь же в поле землянку. Имя этого земледельца было — Антон Харитонович Мирошниченко, у него была жена Агриппина Ивановна и несколько душ детей. Приготовлена была трапеза, и Никиту стали угощать чем Бог послал, но оказалось, что Никита скоромного не ел, чем сильно удивил хуторян, ел же он только хлеб да воду. Еще больше поразил их Никита своим видом: лицо его было благообразное и приятное на вид, как бы отличное от других людей, одет он был в самую простую одежду—серую свитку простую шапку и подпоясан ременным поясом, с палкою в руках. Они расспросили его, что он за человек, откуда и куда идет, и здесь Никита много им поведал о благочестивом старце Павле, который его послал, и своими рассказами о старце так расположил их в его пользу, что у Антона запылало сердце самому лично побывать у блаженного и видеть его. Но за неустройством своего хозяйства Антон Мирошниченко не мог сразу привести своего желания в исполнение. Прежде поселения своего в местности по реке Эльбузд, где он арендовал немного, земли и построил землянку с небольшим хозяйством, Антон Харитонович жил в работниках у хозяина Ивана Петрик около 20 лет, пас у него скот и овец, там он и женился. Когда Никита воротился от Жукова к старцу то рассказал ему про Антона. Тогда старец сказал ему; "Так ось шо Мыкыта, я тебя опять пошлю, иды та сылком его везы до мене, бо враг не буде его пускать сюды". "Когда пришел ко мне Никита во второй раз,—рассказывал Антон Харитонович,—то я с великим трудом собрался ехать, что-то меня очень тяготило. Запряг я своих лошадей в бричку, положил в подарок старцу муки и другого кой-чего и выехали мы из дому По выезде такая досада меня взяла на этого Никиту и такая неохота ехать, что я чуть не вернулся с дороги, а Никиту хотел даже сбросить с фургона, но, слава Богу, я доехал до старца в Таганрог. Когда я вошел к старцу, он поздоровался со мной и говорит мне: "Здравствуй, Антон! Жив ты, здоров, а привиз мини гроший на обидню?"—А я и говорю ему: "Да, батюшка, привез немного, потому что мне и самому нужно". Тогда старец продолжал: "Не жалий, Антон, мени гроший давать, я за тебе буду нанимать обидни и помынать буду тебе и супругу и дитей и родителей твоих".

Прося у Антона денег, старец и сам не оставался в долгу пред ним и чего-чего только ни давал ему и притом в немалом количестве, указывая своими подарками на то, что по его молитвам Господь дарует ему великое богатство. Давал он ему просфор, которые подавал за него в храм, давал много хлеба, бубликов, маслин, чернослив, свечей, ладану и деревянного масла, и при этом говорил: "Антон, смотры, шоб у тебя у доми никогда не выходылы свечи, ладан и деревянное масло, тоди у тебе усе и буде, Бог тоби все буде давать". Дарил старец ему иконы и другие святыни. Одним словом, по расположению своему к Антону старец всегда находил, что ему дать, и ненапрасно делал все эти подарки Антон сам свидетельствовал, что по молитвам старца Павла Господь много посылал ему Своей милости. "Посею хлеб, — рассказывал он,—уродит так, как ни у кого, скот у меня как из воды шел, и все мое хозяйство невидимо расширялось день и ото дня. Никто не мог и подумать, чтобы я, живя в такой землянушке, собрал денег больше 15 тысяч за малое время с тех пор, как я узнал старца Павла и вверил ему свою жизнь, тогда как все знали, что раньше у меня не было и четверти десятины собственной земли; когда же я стал ездить к старцу Павлу и прибегать к его св. молитвам, то год от году делался тысячником и превзошел всех богачей, там живущих. В скором времени приобрел я себе в собственность немало земли, построил себе великолепный дом, устроил собственный кирпичный завод, амбары для ссыпки хлеба, кухни для людей, мастерские кузнечные и колесные и мельницы, — все это было построено из жженого кирпича. Развел я сады виноградники и пчельники; были у меня леса, речки и ставки, несколько скирд сена и соломы, волов рабочих больше 100 пар, стадо коров, овец больше 12000 штук и всякой скота, лошадей гурты, и все это собственное, и никому я не был должен, — вот как велики были за меня, грешника, молитвы праведного старца Павла, что из чабана я сделался экономистом.

Старец много поучал меня, как нужно жить на свете, чтобы Бога познать и получить блаженство вечное. Бывало, как приеду к нему, то старец оставлял меня жить у себя дня 3—4, а то и неделю, все время наставляя меня и словом, и примером своей праведной жизни; всю ночь заставляет Богу молиться и храм ежедневно посещать, и пост держать, и это бывало часто. Однажды на меня напала по действу врага такая тягота, и думы о домашних делах не давали мне покою, так что я даже хотел ночью тайком убежать от старца, и вот, ночью в ту комнату, где мы спали, вдруг входит, стуча палкою, старец и начинает гнать изо всех углов комнаты как бы некое живое существо; открыл дверь и прогнал его вон и опять затворил двери, после чего я спокойно заснул и, вставши поутру, почувствовал, как будто вся тягота душевная с меня спала, и мне спокойно стало жить у батюшки и не тянуло домой. Приписывая все случившееся со мной вражьему наваждению, я твердо верю, что благочестивый старец Павел получил от Господа благодать и силу на прогнание невидимых врагов"...

"Больше всего он поучал, чтобы не жалел я подавать милостыню и хорошо обходиться с людьми, которых у меня жило больше 100 человек" Наставления эти, как видно, запали в душу Антону Харитоновичу и подвигали его на милосердие: с людьми он обходился ласково, жалел их; бедных не гнушался и помогал им. Много добра делал он и для своей приходской церкви в селе Гуляй-Борисовке Донской обл., несколько тысяч пожертвовал на постройку нового храма, устроил больницу на свой счет и оказал много других жертв своему приходу за что даже был награжден по представлению Св. Синода медалью "За усердие." Односельчане ценили такую благотворительную деятельность Антона Харитоновича. Когда он умер, то похоронили его с честию в ограде против алтаря нового храма. Антон Харитонович был человек верующий и богобоязненный: все свое богатство он приписывал молитвам и ходатайству за него праведного старца Павла, к которому он сильно привязался, любил его и часто посещал его.

Много чудного и непостижимого для себя он рассказывал про блаженного старца. В одно время ехал он к нему зимою со своим работником. Дорога была санная— хорошая. Положил он в сани в подарок старцу муки, масла, пшена н поехал. Вначале он ехал благополучно, но когда стали переезжать реку Дон, то где-то на льду врезался между полозьями большой камень, и было им большое препятствие к продолжению пути. Как они с работником ни старались выворотить камень из санных полозьев, все усилия употребили, но ничего не могли поделать. Бедные лошади так поистомились, что едва волокли ноги, а камень все торчал в полозьях. Вот подъехали они уже к Таганрогу, наконец, въехали и во двор старца, а камень был на месте "Когда я обыкновенно приезжал к старцу,—говорил Антон,—то он не даст мне, бывало, и лошадей распрячь и приаккуратить себя, а всегда кричал: "Нехай Антон иде в хату". Так было и в этот раз: работник начал распрягать лошадей, а я направился в келию к старцу и не успел сказать ему о своих злоключениях, как старец перебил меня и говорит:

"Та там его уже нема". Когда послушники старца вышли к возу, и работник рассказал им о препятствиях и хотел показать им этот камень, то сколько ни искали его и между полозьями, и по всему двору— камня найти не могли, потому что не естественный то был камень, по словам старца, а враг человеческий сделал им это препятствие в виде камня в пути, и по молитвам старца исчез.

А в другое время,—рассказывал Антон Харитонович,— когда он ехал к старцу Павлу и вез ему свою милостыню, по действу того же ненавистника добра врага Божия случилось ему также в пути препятствие: как будто какая невидимая сила удерживала его лошадей, которые, пройдя немного пути, вдруг внезапно становились и сколько их ни били, они не шли вперед, а или становились на дыбы, или поворачивали назад, и долго мы промучились с ними, пока не призвали на помощь старца Павла; лошади тогда свободно пошли вперед, и мы благополучно доехали к старцу.

В одно время приехал Антон Харитонович к старцу Павлу; провидя, что с ним случится несчастье из-за денег, старец стал просить у Антона: "Дай мини, Антон, дви тысячи рублив", но Антон пожалел дать их старцу, сколько он ни просил его; тогда старец Павел и говорит ему: "Ну, Антон, гляды як поидыш до дому шоб тебе случайно там кизяки не прибылы". И вот что случилось с ним: приехал Антон домой, и, когда обходил свое хозяйство, чтобы осмотреть, как рабочие без него сделали, и когда зашел за две большие скирды кизяков, здесь-то и схватили его три злодея и, угрожая ему смертию, потребовали у него выкупа 2000 рублей. Испугавшись разбойников, Антон тут же отдал им имевшиеся с ним деньги 2000 рублей, но злодеи, которых он знал в лицо, не удовлетворились этим и, чтобы он их не выдал, хотели его убить, но он со слезами умолял их пощадить- его, говоря: "Оставьте душу мою на покаяние, а детям— отца на пропитание", и поклялся, что до смерти своей никому не скажет про них. Тогда злодеи отпустили его, а Антон выполнил свое слово свято и до самой смерти своей не выдал злодеев. Так исполнились слова прозорливого старца: "Гляди, Антон, штоб тебе случайно кизяки не убили";—пожалевши деньги для старца, Антон отдал их разбойникам.

Рассказывал еще Антон Харитонович, как он один раз хотел утаить от старца Павла часть денег. "Задумал я ехать однажды к старцу и приготовил ему в милостыню 500 рублей, но враг искусил меня мыслью: зачем старцу так много денег? И я отложил 200 руб., привез ему только 300 руб. Вхожу к любимому старцу и здороваюсь с ним, а старец, провидя своими прозорливыми очами, что я сделал, и говорит мне: "Антон! Якты мини положив, а я взяв молоткы и начав тоби кувать, а як ты отложив, так я и молотки положив". Так праведный старец считал свои молитвы за Антона как бы молотками, которыми он ковал Антону золото (т. е. богатство). Многим маловерующим может показаться странным, зачем старец Павел просил так много у Антона денег: многих это могло и соблазнить, но те, кто знал благочестивого старца и его праведную жизнь, ничего не видели здесь преступного, ибо знали они, что жертвовавшие старцу Павлу деньги в большом количестве, никогда бы не сделали сами на них столько добра, сколько делал его во спасение их душ благодатный старец Павел. Так и Антон Харитонович, любя и почитая старца, вручал ему свои сокровища, зная, что старец употребит их с пользою для его души, и старец действительно благотворил на них: покупал деревянное масло, свечи и ладан целыми пудами и посылал их в бедные церкви или раздавал приходящим людям.

Много рассказывал Антон Харитонович о прозорливости старца: "Бывало, приду к нему из дому, а старец и начнет мне рассказывать о моих проступках, что я сделал дома. Жила у него одна молодая девушка послушница Улиания. Вот старец смотрит на нее и начинает в подробностях высказывать все ее поступки, говоря: "Ось бачишь, Антон, яка це у мене Ульяна, вона то и то робить", и старец начнет перечислять все то, что я сделал нехорошего дома, а Ульяна слушает и все молчит, только, бывало, и скажет: "Простите меня, батюшка, Христа ради", я же от стыда не знаю, что и делать. В другой раз, когда я приехал к старцу, он посадил меня рядом с собой, на скамейке и разговаривал со мной; в это время вошла в келию его послушница Мария Величкова, исполнявшая у старца послушание кухарки; когда она вошла, я и помыслил в сердце: вот какая девка здоровая да удалая, если бы мне такая работница; а старец меня толк под бок, и все мои помыслы тотчас же исчезли; я удивился старческой прозорливости и тому, как Господь открывает ему все мысли человеческие". Еще рассказывал Антон Харитонович, что когда он разбогател, то ему очень хотелось купить земли в собственность, старец же никак ему не советовал: "Так живы, Антон, еще на аренде, а ось скоро-скоро воля выйде, тоди шо захочешь, то и будешь робыть"; а я и думаю: какая же еще воля будет, крестьяне уже получили волю от царя-батюшки, что же еще за воля? Но я после догадался, какую волю разумел старец: он провидел свою близкую смерть, потому и говорил, что когда он умрет, тогда и будет мне воля, так как я без совета старца не предпринимал никогда ни одного важного дела.

Но все-таки я не мог успокоиться, чтобы не думать о покупке земли; тогда старец, видя мое нетерпение, поблагословил мне купить немного земли. Я от него отправился домой, а затем к барыне покупать землю. И что ж случилось? К моему сожалению, я никак не мог сойтись с ней в цене; тогда я опять приехал к старцу Павлу и с прискорбием говорю ему: "Батюшка, помолитесь за меня— никак не куплю землю". Старец успокоил меня и сказал: "Не журись, Антон, пьятака прибавышь та и землю купышь".—"Да, я, батюшка, и больше давал, да не сошелся",—сказал Антон и от старца поехал обратно к барыне и удачно купил у нее землю: "По слову старца прибавил на каждый рубль по пяти копеек, и земля осталась за мной; я же в который раз удивился батюшкиным словам и его предсказанию. Когда же умер старец и мне вышла воля, по его словам, тогда я купил себе еще 1000 десятин, так что собственной земли имел 1200 десятин, а также и арендовал еще тысячами десятин Незадолго до своей смерти старец однажды сказал мне: "Антон, я тоби дом поставлю, а ты двери навись". Слова эти означали вот что: за ту милостыню, которую я давал старцу старец обещал поставить мне дом в будущей блаженной жизни, как ап. Фома царю; а чтобы я двери навесил, означает: чтобы я до конца своей жизни не переставал посещать его келий и продолжать дело благотворения чрез его послушкиц, оставшихся жить в его келий. И Антон честно исполнил это послушание: двадцать четыре года после смерти старца ездил он в его келию до самой своей кончины И, когда умирал, то завещал и своим детям—сыновьям и дочерям—не забывать келий праведного старца Павла и живущих в ней, что они и до сих пор делают: вот уже 31 год посещают его могилу и келию.

Жена Антона Харитоновича в первое время не была расположена к старцу Павлу и часто гнала его, но, когда приехала к нему и увидела его благочестивое лицо и святую жизнь, то переменила свой взгляд на него и убедилась, что он действительно великий старец Божий, и сама доныне не перестает посещать его келию и молиться у его гробницы.

Много и других воспоминаний передавал о старце Павле Антон Харитонович: какой он был хороший наставник, как он учил всех приходящих к нему жить по-христиански, всегда помнить Бога, возжигать пред иконами свечи и лампады и творить добрые дела.

Не проходило, кажется, ни одного дня, чтобы у старца не было посетителей: приходили к старцу не только местные жители и окрестные, но приезжали к нему даже живущие верст за 100—150. А то и более. Так, из села Ребрикова, отстоящего от г. Таганрога за десять верст, пришел к нему однажды за советом один поселянин, именем Михаил, который часто посещал старца Павла и даже проживал у него иногда по нескольку дней, а у старца Павла был такой обычай: если кто к нему приезжал или приходил, то никто не назначал себе время отъезда до тех пор, пока старец не скажет. Вот этот Михаил живет у старца день, живет, другой, а батюшка молчит и ничего ему не говорит, когда будет отправлять его домой; наступил уже и вечер, когда Михаил и не думал уже об уходе, как старец Павел вдруг начал снаряжать его в дорогу и тревожным голосом начал торопить его: "Скорей, скорей, Мыхайло, убирайся до дому та выходь поскорий за город". Сам наложил ему полный чувал франзоль, бубликов, маслин, лимонов, ладану и проводил его поскорей за ворота. Михаил, несмотря на поздний вечер, послушал старца, поскорей вышел за город и дошел уже до Черепахиной балки, как вдруг догоняет его человек парою лошадей, подъезжает к нему и говорит: "Садись, брат, подвезу", и они быстро помчались по дороге, так что через б часов были уже в соседнем селе Белоглинке, отстоящем от Таганрога в верстах около 100. Немало удивился тогда Михаил тому, зачем старец так торопил его, поблагодарил прозорливого старца и прославил Бога, открывающего неведомое Своим верным рабам.

Этому самому Михаилу старец Павел говорил: "Мыхайло, ты цего миста моего николы не забувай до самой своей смерти, хоть я и умру, а мое мисто не останется пустым" - и прибавил: "Мой куст никогда не будет пуст". И слово старческое сбылось воистину: та келия, где он жил, хотя и не была его собственной, а квартира, но после его смерти, по его предречению сделалась как бы его собственной. Одна благочестивая жена, баронесса Елизавета Константиновна Таубе, купила эту келию и передала ее в собственность послушницам старца Павла, оставшимся после его смерти, чтобы они жили на месте его подвигов, молились, как и он, постоянно Богу, подражая его праведной жизни, и поминали его, и вот уже 31 год прошел, а келия старца не забывается, а напротив, год от году прославляется. Живут теперь в подворье старца Павла несколько девушек под управлением старшей из них, жившей еще при старце Павле его послушницы старицы Марии Андреевны Величковой Поселянин Михаил свято исполнил старческие слова и до сего дня посещает его келию и гроб. Рассказывает он, что старец Павел много говорил ему мудрого, да в то время понятия у него не было понимать, к чему он все это говорит. Бывало, скажет ему старец: "Михаиле, просы, чого тоби надо", а он думает, что старец говорит ему за что-нибудь материальное, да и скажет ему: "Не надо мне ничего, батюшка", старец же покачает головой и скажет ему: "Ну, Михаиле, Бог даст, прийде время, ты сам уже поймешь". Этими словами старец напоминал мне, о чем надо просить, именно: как сподобиться благодать Божию получить и стать ближе к Господу: теперь я все понял, да нет на свете дорогого учителя старца Павла. Еще старец говорил Михаилу: "Як я умру, то богато буде дыва и буде мой праздник у Велыкий пост, и буде богато-богато мух, буде повна хата и повный двор, и будуть сыдить воны по домах и по деревьях и по заборах и по крестах". Все это старец говорил приточно за свою кончину и погребение—Господь открыл Своему угоднику его и кончину и сколько народа будет сопровождать его в будущую жизнь, называя людей в этой притче мухами, и все "эти слова его сбылись в точности: когда он умер в Великий пост 10 марта 1879 года, такое было великое стечение народа, которого старожилы Таганрога и не запомнят, и похороны старца — простого человека — были необычайны.

Один монах, именем Феодор, жил в монастыре Северной страны, и вот на него напало искушение: он тяготился монастырскою жизнью и, оставив свой монастырь, пришел на юг России, чтобы поступить куда-нибудь в другой монастырь. Услышав про старца Павла, он пришел к нему, чтобы получить совет касательно своей жизни. Послушницы доложили о нем, что пришел какой-то монах и желает видеть. Старец велел впустить его в комнату, где он обыкновенно принимал людей, а здесь уже раньше его пришло несколько старух, с которыми любопытный монах затеял разговор касательно лет, причем одна сказала, что ей столько-то, другая — а ей вот столько, а третья, по-видимому; глуховатая, громким голосом крикнула: "А мне семьдесят лет". Прихожая, в которой находились старухи, была смежная комната с старцевой келией, потому старец и слышал их разговор; выходит он к посетителям и нарвался на этого монаха: "Алыхо твоему батькови, монах, забрався до мене годы бабам считать, ну давай же с тобой договоримся: як ты бабам насчитал 70 год, так и я тоби насчитаю 70 палок (т. е. твои годы посчитаю). Ну, так як, Федор, согласыся на мий договор?" И стыдно, и неловко стало монаху от этих слов, ему и не хотелось бы быть битым, а с другой стороны, он верил, что небесцельно старец сказал ему эти горькие для него слова и, подумав про себя, что если соглашусь—хорошо и полезно мне будет, а не соглашусь, то плохо в жизни будет, сказал старцу: "Ну, батюшка, по вашему благословению, бейте!" Старец Павел ввел монаха в свою келию и одного из своих послушников заставил считать удары, а сам с такою силою стал бить палкою, что нетерпеливый монах так кричал, что все бывшие в соседней комнате плакали, старец же без смущения наносил ему удары до тех пор, пока послушник не насчитал 70, и при последнем ударе сказал: "Ну, Федор, добре, добре ты зробыв, то согласывся на мий договор, теперь ты будешь монахом, та щей иеромонахом будешь". И что же? Слово старца впоследствии сбылось: Феодор остепенился, сделался хорошим монахом и получил за примерную жизнь сан иеромонаха.

Пришел к старцу Павлу в другой раз мирской человек и просил у него благословение идти в монастырь Старец ответил ему "Прежде лизь на мою пичку, та посыди там, тоди и буде выдно", и держал его на своей русской топившейся печке 12 суток и только раз в сутки давал ему есть, и когда тот выдержал это испытание, старец сказал ему "Ну теперь иды в монастырь и будешь там жыть до смерти" Слово старца сбылось просивший совета пошел на Афонскую гору поступил в монастырь и жил там до смерти.

В одно время пришел к старцу Павлу один Христа ради юродивый по имени Яков А нужно заметить, что старец очень не любил тех, которые много о себе думали, по пословице высоко летали, низко падали Придут, бывало, к нему странники в рубищах, босые и без шапки, старец выйдет к ним с палкою, очень сердитый, и начнет своим строгим громким голосом обличать их лицемерие, голос его при этом дрожал, и он, стуча палкою о землю, говорил "Обуйся, та одинься, та шапку надинь, Богу можно угодыть и без цего юродства, потому что юродство мудрое дело и подвиг этот редко кто исполнит истинно" И этот Яков, что пришел к старцу, изображал из себя юродивого, он был еще молодой, движения имел быстрые,—что называется, и на ногах не постоит,—и начал он всем послушникам и бывшим у старца говорить, кто какой жизни был и какие имел недостатки, за себя же говорил, что его о Иона, Киевский игумен, прогнал из своего монастыря якобы за то, что он начал красть у него золото (золотом Яков называл здесь благодать Божию), т.е. будто о. Иона прогнал его из зависти Когда юродивого впустили к старцу Павлу то старец и говорит ему "Яков, ось шо ты зробы тряпок намочы, та в сумку наложы, та на плечы положы, та потише ходы, а то шо получив от Бога, то скоро потеряешь" Слова старца сбылись когда Яков пришел к нему в другой раз, через год, то он много переменился к худшему.

У старца Павла, когда, бывало, люди просят благословение куда-либо переезжать для улучшения своей жизни, то старец, давая им наставления, бывало, возьмет свою палку в руки и, постукивая ею о пол, скажет "Як о тут, так и там, як о тут, так и там", указывая мудро этими словами, что жизнь наша зависит не от внешних условий, а от самого человека, так что с каким характером кто родится и что кому Господь назначил, то хоть за 100 верст пусть он поедет, таким же и останется, как и был, и определенного Богом не изменят никакие перемены обстоятельств жизни Многие из слушавших совета старца и испытавшие его на себе после вспоминали слова его и говорили, что правду батюшка говорил.

Ходило к старцу много людей из села Голодаевки и из села Еловайского В одно время пришли к нему из села Голодаевки поселянин Федор Лукашев и из с Еловайского Никита (фамилия неизвестна) У обоих жены их были строптивыми, мало расположенные к старцу и не слушавшие его наставлений Как старец ни уговаривал, особенно Федорову жену, чтобы она исправилась, но ничего на нее не действовало, и вот, когда Федор и Никита пришли к старцу старец опять свел разговор на их жен и сделал им такого рода притчу на прощание он дал Федору сумку, всю побитую на маленькие дырочки, так, что она не могла служить уже ни в какое дело, а Никите дал сумку с двумя или тремя большими дырами, которую, если починить, то она могла бы еще служить в дело Эта притча сбылась жена Федора так и не исправилась до самой своей смерти и причинила своему мужу много огорчений, дошла даже до того, что подавала на мужа в окружной суд. А Никитина жена Елена раскаялась и стала вести хорошую жизнь под влиянием наставлений старца Павла, прежде же она поносила блаженного старца и роптала на своего мужа за то, что они ездили к нему Под конец жизни старца Елена часто бывала у него и, вспоминая его, рассказывала "Бывало, как я приду к батюшке, а он меня и спросит: "Чего ты, Олено, до мене прийшла?", а я скажу: "Батюшка, чтобы вы дали мне свечечек да масличка", при этих словах старец улыбнется, бывало, покачает головой да и скажет "Та того ты до мене тилько и прийшла?", и начнет, наставлять меня, чтобы я просила у него совета, как на свете прожить хорошо да и в будущей жизни сподобиться блаженства вечного".

Приходило к старцу немало людей из деревни Барандакиной, в одно время пришла к нему оттуда одна женщина с мужем, Мария Моисеевна Абрамова, у которой был сын, и учился он в гимназии в Таганроге Идя к старцу она намеревалась дать ему один рубль, а затем утаила его и не дала Проведав старца, они отправились к сыну и дали ему на гостинцы тот рубль, который обещали старцу Мальчику понадобилось что-то купить, и вот, когда он пошел в лавку и стал давать тот рубль, то его торговец не принял, так как счел его за фальшивый, и сколько он ни ходил по лавкам, его нигде не принимали и даже ругали мальчика за этот рубль Огорченный мальчик со слезами стал выговаривать матери за фальшивый рубль, чрез который она его оконфузила, хотя на самом деле, как после оказалось, рубль был настоящий Тогда-то Абрамова вспомнила и сознала свой грех против старца, пошла к нему, призналась ему в своей утайке и попросила у него прощение Старец великодушно простил ее, а рубль тот сейчас же пошел в обращение Так Господь промышляет о Своих избранниках и строго наказывает за обман и неуважение к ним.

В последние годы своей жизни старец Павел страдал каменною болезнью, которую с великим терпением и безропотно переносил, говоря, что Бог прибавил ему 15 лет жизни за то, что людей у себя принимал. По он не всех принимал одинаково: к кому выйдет в прихожую, а кого пустит и в свою келию, кого же только под двери своей хаты, а к этой двери была привязана веревка, которую он, находясь в своей келий, сидя или лежа, привязывал к своей руке. Без благословения старца никто не входил в его келию, и когда, бывало, кто из своих осмеливался открыть дверь, то вместе с дверью тянулась и рука старца, тогда старец кричал: "Кто там?" Пришла к нему одна женщина, по имени Евдокия Потапова, спросить совета у старца о том, отдавать ли ей свою дочь замуж, так как ее сватает один богатый и хороший на вид человек. Будучи хорошо знакомой чрез мужа со старцем Павлом, эта Евдокия подошла к двери его келий и хотела войти в нее и лично увидеть батюшку, но он ее не допустил к себе, а только через дверь поздоровался и громким голосом спросил: "Чого ты, Авдотья, пришла до мене?" Она сказала: "Да вот, батюшка, на мою дочь находится жених очень хороший", а старец Павел и говорит ей: "Вы цего жениха оставьте, а дочку '' свою повезить у Кыив та помолицця Богу, время протянецця, а Бог ий другого жениха пошлет". Она же, вместо того, чтобы послушать совета старца, ответила ему: "Нет, батюшка, такого жениха и днем с огнем не найдешь" Услышав такой неразумный ответ ее, старец нисколько не обиделся и еще сказал послушницам: "Дивчата, напойте Авдотью чаем" Поняв это угощение за одобрение своих слов, она напилась чаю, но совета старческого все-таки не послушала и засватала свою дочь за этого самого жениха, о котором говорила старцу, по-видимому, богатого приказчика. Вот, в день бракосочетания их старец Павел послал всех своих послушниц в собор посмотреть на свадьбу: "Идить та хорошо дывицца, як бондарь буде свою дочку винчать". Бракосочетание их было действительно торжественное, при хоре певчих и полном освещении храма. Когда послушницы воротились из церкви, то старец и спрашивает их: "Ну як Олена винчалась" (этой невесты было имя Елена)? Они начали рассказывать старцу, что было так торжественно, что невозможно всего и передать, а он им в ответ и сказал: "Ну, дивчата, подывытесь, як Олена буде жить", что в скором времени и сбылось. Ее муж (жених) проворовался, и его хозяин купец Кожухов выгнал из магазина, с женой же своей новобрачной он с первых же дней жил неладно, а затем бросил ее совсем и ушел от нее в другой город, где вскоре и умер.

Елена же пришла к своим родителям и прожила у них вдовой 15 лет, затем опять вышла за другого, но и этот оказался плохим мужем, и жизнь ее не улучшилась: так исполнились слова прозорливого старца: "Ну, подывытесь, дивчата, як Олена буде жить". Отец этой Елены Михаил Потапов был человек российский и жил в Таганроге, занимаясь бондарным ремеслом, держал мастерскую и был человек достаточный. Он очень уважал старца Павла и верил его словам, жена же его Евдокия часто восставала на старца, а мужа бранила за его любовь и хождение к старцу, хотя изредка, в важных случаях, как описанный выше, и она заходила к старцу: ходили также к старцу и дети их, а один из сыновей их даже проживал в келий старца. Старец каждый день обыкновенно посылал к этой Евдокии Потаповой, чтобы она давала ему булку, а она по скупости своей роптала на старца и не давала: тогда старец, обращаясь к послушницам, говорил: "Та вы уже Авдотьи не трогайте, а идить до Фроськи",—это была их дочь, девочка лет 12 и вот когда, бывало, придет эта Фроська к старцу Павлу, то он, обращаясь к ней, начнет представлять ей, как играют на музыке, и при этом делает рука об руку и приговаривает: "А ты, Фроська, пляши и перекидайся, да ты ще будешь, будешь у мене играть на музыки и на дудки". Живущие в келий старца, бывало, посмеются над ним, не понимая, что означает эта шутка, но после все объяснилось и не прошло даром.

Когда эта Фроська выросла, то родители отдали ее замуж и притом неудачно. Муж ее оказался страшный гуляка и неспокойного характера, так что часто бил ее почему она и убежала от него к родителям и к нему .больше не являлась. Он же, потеряв надежду на ее возвращение, с отчаяния застрелился. Ефросиния, же, овдовев, поступила на сцену и, по обычаю артисток, пела, танцевала, на музыке и на дудке играла и провела на сцене всю свою жизнь; так исполнились "на ней слова старца и его шутка.

Одна Таганрогская старожилка рассказывала, что пришел как-то к старцу Павлу один таганрогский рыбак и просил его благословения идти в св. горы. Старец и говорит ему: "Та Бог благословыть тобы итты, а тилько смотры шоб було случаем тебе коньским обидьем не убыло". Рыбак ушел от старца в недоумении. И что же случилось? В скором времени он, по обычаю своего занятия, сидел на берегу под обрывом, перебирал свои сети, а на верху обрыва, на самой круче, человек подмазывал дроги, и вдруг с его рук неожиданно сорвалось колесо и мгновенно покатилось под откос и так сильно ударило этого рыбака в спину, что он тут же вскоре и умер; так сбылись слова старца: "Та Бог благословыт та тилько смотри, шоб бува случайно тебе коньским обидьем не убыло (колесо старец назвал здесь конским обидьем)".

Старец Павел имел щедродательную десницу, которая и до смерти его не оскудевала: всю жизнь свою он полагал на то, чтобы Богу служить молитвою и милость творить всякому человеку Не забывал он своею милостью и заключенных в тюрьме и часто посылал им пищу: печеный хлеб, борщ, суп и другое из сьедомого; все это послушницы носили, бывало, на коромысле в больших горшках в тюрьму Тюрьма помещалась в то время на рыбном базаре в Таганроге. Один Николаевский солдат Кузьма (фамилия неизвестна), который в то время состоял в тюрьме надзирателем, рассказывал, сколько милости творил старец заключенным. Ни один острожник не оставался без его заботы. Каждую неделю старец присылал арестантам печеный хлеб—пудами и пуда 2-3 мяса, в особенности, когда какой острожник заболевал или умирал,—тогда забота старца еще более усиливалась, ион обыкновенно приказывал этому надзирателю: "Кузьма, хто заболеет, смотры, прыходь до мене небезприминно".

Так Кузьма и делал, и старец давал ему тогда денег на одежду и гроб для умершего и все, что требовалось на необходимое, и, благодаря заботам старца, ни один арестант при его жизни не был похоронен кое-как, по-казенному, а по христианскому обряду в новых хороших одеждах. Нужно заметить, что в то далекое от нас время и сидевшие в тюрьмах преступники не были окончательно развращены, а имели в душах страх Божий и при наступлении своей смерти часто обращались к старцу Павлу, любовь которого к ним чуяли сердцем, чтобы он помолился за их грехи пред Богом, и при этом делали список своих грехов на бумаге и посылали через надзирателя Кузьму старцу Любвеобильный старец своим участием и любовью успокаивал их загрубелые сердца, нелицемерно вознося свои воздыхания к Всемилостивому Владыке о грехах их и наставляя их, как сподобиться христианской кончины чрез напутствование себя Св. Тайнами Тепа и Крови Христовых, и при этом указывал им время кому сейчас велит приобщиться, а кому и отлагал это время, конечно, не без причины, которая ведома была одному лишь старцу Предвидя же отшествне заключенного брата из сего мира, старец, бывало, говорит Кузьме "Прийды, Кузьма, до мене", и при этом дает на смерть рубаху, чулки, башмаки, покрывало, разрешительную молитву, венчик, свечей, ладану и масла, — все это Кузьма или сам брал в мешок, или какая-нибудь послушница старца относила острожникам, для которых старец Павел был тем светильником, чрез который свет Христов светит в душах этих забытых миром и отверженных от общества преступников.

Таганрогский мещанин Стефан Федорович Иващенко близко знал любимого им старца Павла и нередко приходил к нему Он рассказывал &quo