Героиню. Также имелись весомые основания полагать, что это еще не конец испытаний, а лишь временное успокоение в ходе темных дел, паузное безветрие пред страшным ураганом.

“Тебе нужно выжить, чтобы оповестить Нью-Йорк об угрозе. Ты не можешь здесь умереть. В конце концов, это просто животное, и как у всякого животного, не достигшего предела своего развития, Апокалипто с точки зрения рациональности слаб.

Чему меня научили тренировки, так это грамотному использованию недостатков противника и собственных преимуществ. Чем-чем, а ничем подобным уродец точно не может похвастаться. Так стоит ли думать, что все настолько плохо, как кажется?” – занятие профессионального самоутешения отняло у Нимфы четверть часа, о чем она узнала далеко не сразу. За это время, конечно же, никакая гибридина в коридоре уже не болталась. Подземный уровень базы опустел и стал безопасным, не считая старого-доброго зловония и навязчивых злоассоциаций.

Неужели это все? Принцесса еще долго не могла прийти в себя, не могла разомкнуть веки. Её мозг отказывался воспринимать, что все уже закончилось, она категорически не верила в подобное везение! Но как же красотка обрадовалась, оказавшись правой насчет Апокалипто – тварь без царя в голове и умом абсолютно не блещет. И догадки подводной “Зены” насчет толерантности только подтвердились: нельзя совместить несовместимое без губительных последствий, невозможно изменить код жизни так, чтобы это не коснулось изобретчика, и все прочие грубые попытки вмешательства в естественный процесс будут оборачиваться грубыми провалами. Так будет всегда, пока электроны движутся вокруг ядра по сколько-нибудь определённым траекториям, пока спутники кружат вокруг марса, пока существует жизнь во вселенной, пока есть хоть что-то со своими рестрикциями и секвестрами…

“Что же я видела, не могу понять… что это было? – незадолго до своего исчезновения, до того, как затрястись в экстатическом спазме долгожданного высвобождения, Апокалипто начал подавать признаки первой мутации, которая в течение нескольких мгновений превратила его в нечто, способное навести панику и погрузить мир в еще большую анархию. Чудовище выросло в размерах, видимо, подкрепившись бедным научным сотрудником, и теперь отправилось на поиски добавки, чтобы вырасти еще на несколько десятков метров и тем самым побить рекорд легендарных хоррор-творений западного кинематографа вроде Годзиллы, вроде Кинг-Конга, - Ах, да, ну, конечно. Ничто и никогда не бывает так просто”

Не опуская руки, но и не питая особых надежд, главная подруженция Спауна сжала кулачки, призвала себя к сдержанности и, выйдя в коридор из небольшой комнаты, заставленной тремя грязными койками и убогой сборной мебелью, удостоила окружение презрительной ухмылки, после чего резко повернулась в сторону выхода.

Что её ждало в ближайшем будущем - сам черт не нашепчет. Но сейчас у неё имелся лишь один вариант, с которым пришлось безропотно смириться.

“Джон, боюсь, нам придется увидеться как минимум ещё один раз, прежде чем мы официально расстанемся” – с легенькой меланхолией Нимфа зашла в кабину, долго её ждавшую, и нажала кнопку первого этажа. Двери лифта закрылись, и она поспешно отвернулась в сторону, успев, однако, разглядеть краем глаза большую, рваную дыру в потолке.

Кто мог оставить такую?

Только самый непоседливый монстр!

Мракан-сити…. лишь по одному названию города можно догадаться, насколько он несчастный. Его жители практически прокляты все, мало у кого есть шанс на исправление. Именно в этом городе поселилось зло, правда, занесло зло в город безумие, исходящее от конкретных людей. Одной из главных достопримечательностей Мракана являлась психбольница. Практически за каждой стеной в дурке обитал какой-нибудь чудной индивид, на чьем счету немало погубленных жизней, куча взорванных детских больниц и отрубленных женских голов. Кто бы знал, что случится в недалеком будущем, что эти “клиенты” прославятся благодаря Спауну, что их будут считать ужасными из ужасных, ежедневно обсуждать их и делиться мнениями, давать им внимание, которого они недостойны.

В Америке до сих пор подсчитывают ущерб от гигантского взрыва, жертвами которого стали, на минуточку, все граждане Мракана! Земля не забудет, как однажды оранжевое токсичное облако накрыло великий мегаполис, как небо окрасилось огненным цветом. Многие сочли такой исход несомненно отвратительным, но закономерным: город разлагался, умирая, медленно рушился под напором зла. Город из разврата, репрессалии, смуты и несбыточных мечтаний, постепенно уходивший в туман небытия!

Спаун постоянно размышлял о том, чего не смог добиться и о том, что у него почти получилось. Даже сейчас его не оставляла эта тяга, она разрасталась в нем, крепчая и распаляясь по мере нарастания новых ветвей в длину, еще более острых, царапающих нутро до крови. Необоримая тяга к отмщению!

Но, несмотря на почти гениальный коэффициент интеллекта, на невероятное техно-волшебство, которое по-прежнему всех впечатляло, Спаун разучился останавливаться и потерялся в глаголемом лабиринте...

“Я иду к тебе, Джошуа. Я к тебе иду…”

Возможно, это из-за того, что в ту тоскливую ночь, после похоронной процессии, Джон Вэйн, словно провалившийся в кровати, укрытый тремя тёплыми одеялами сразу, увидел фантасмагорический сон. Мрачный зал, отдающий танцем скелетов, представляемый как аллегория в живописи и ваянии средневековья, зал, в котором проводились собрания, пиры и торжества, в котором с неба, точнее, откуда-то из-под потолка, вечно сыпался искусственный снег, буквально ожил. Ожил, когда сидящие за столами макабрические обыватели, плоды ирреальности, порожденные чьим-то больным воображением, зашумели в одну голосину, застучали чашами, не давая вошедшим матери и ребенку слова молвить, не то, что попросить о возвращении домой. Нагромождение причудливых образов, видений, фантазий, хаос, сумбур и гротеск вскружили голову пуганому гостю, и обещали прочно зафиксироваться в его детской памяти.

Хозяин бесовского застолья, тыквоголовый барон, вперял в мальчика свой тяжелый взгляд, пока тот не испустил мочу в штаны и не попросил родную мамочку о скорейшем ретурнсе. К сожалению, та ничего не могла сделать, бесполезно сердясь и корча из себя очень важную. Находясь под гипнотическим влиянием пирующих, женщина всячески пыталась обратить внимание капризного сынули на чрезвычайное множество кушаньев и обилие в напитках, на чудного, по её мнению, барона, выполняющего функцию классического трикстера из нуаровских детских страшилок. Но мальчик не изменился в лице, оставшись таким же раздосадованным, недовольно хмурым.

На белом из-за снега полу, на “снежном ковре”, выступили красные маленькие пятнышки. Некоторые из них сох сошлись, составив пятибуквенное слово. Слово, ставшее судьбой напуганного мальчика! Джон, который еще недавно готов был разреветься, лишь бы снова оказаться в тёпленькой постельке, настолько увлекся прочтением слова, многократным перепрочтением, что его отношение к этому мирку в корне изменилось – с твёрдо отрицательного на резко положительное.

Джон любил все, что, так или иначе, связано с мистикой – комиксы, книги, видеоигры. Последним таким произведением, способным похвастаться необычной мрачной атмосферой, прочитанным за короткие сроки, была графическая новелла за авторством канадского художника и прирожденного фантаста Тодда Макфарлейна – Spawn, художника, буквально перенесшего мир чудовищ, демонов и зомби на странички комикса. Эта история предстала сироте в роли театра псевдонимов и стала его второй жизнью на ближайшие месяцы, а, может быть, на годы…

…Бэннери пошевелил головой, нешироко открыл рот, чтобы выдавить из себя пару звуков, и с трудом выговорил:

- Хва-а-а-а-а-тит… - с губ распятого стекала кровь, шея пульсировала неровным частым дыханием. Защитник голубой планеты, разделивший трагическую участь Христа, отгонял обиду, которая подобно назойливому комару пыталась его укусить. Но он бы и не смог разозлиться, даже если б очень захотел. Для воспроизведения ярких эмоций требуются силы, а у сына Зеддера, у последней надежды Земли, их совсем не осталось. Нисколечко…

- Ты что-то вякнул, я не пойму! – Спаун гневно воззрился на “Джошуа”, сжал кулак правой руки, громко топнул и голосом, который явно доказывал, что ему не терпится причинить побежденному еще больше страданий, еще больше боли, заполнил всё церковное пространство, - Ты что-то вякнул!

Удивительно, но в Героймене присутствуют черты христологии, этакий рудиментарный библейный архаизм! Можно отметить неявную связь между нынешней идеологией Спауна, вернее, её полным отсутствием, и позицией Кэйла. Сама борьба их строится на опыте формирования восприятия, на различиях в системе взглядов, на вопросе о том, какая участь ждет человечество в ближайшем будущем – Земля отживет свою роль во вселенной (в контексте судьбы Зеддера) или продолжит развиваться и когда-нибудь научится уважать незнакомое и малопонятное?

Несмотря на поистине космические масштабы, в сущности, данный конфликт весьма локален и охватывает совершенно немногое. Фундаментальные дилеммы взаимодействия двух непохожих друг на друга видов, «бога» и человека, так и норовят проскользнуть между строк.

Однако, если на миг оторваться от символизма и попытаться объяснить природу идеализированности Кэйла, то все становится доступней и внятнее: неродные предки Джошуа Барджмана, обычного (на вид) мальчугана с фермы, подходят к вопросу воспитания абсолютно серьезно и выкладываются на все сто, проявляя беззаветность и искренность в своей вере в великое будущее мальчика, которого они нашли в разбившемся космическом корабле еще младенцем и взяли на себя ответственную ношу враждовать со всеми сомнениями. Фермеры через заботу вселили в него доброту, которая поможет ему не только сострадать друзьям в любых ситуациях, но и прощать своих врагов при любом раскладе, кем бы они ни были. Это то, что, в итоге, превратило его в Героймена, не наличие сверхспособностей, являющееся лишь поверхностным аспектом, а характер, достойный титула – героя-человека (еще можно трактовать как человекоподобного героя или человечного для подчеркивания моральной близости Бэннери с обычными людьми).

…Став еще опаснее и злее, еще раздраженнее, Спаун, чей бездумный взгляд был прочно прикован к кресту, также как и руки/ноги пришельца, решил не расслабляться, не сдавать позиции и организовал сглоданному Бэннери новую порцию пыток. “Это тот момент, когда Бэтмен сказал, что победит Супермена”.

Вэйн снял Бэннери, насквозь пронзенного во многих местах, небрежно положил на сырой пол, удивляясь, что тот все еще дышит, и принялся мочалить полумертвеца градом сокрушающих ударов!

- Сдохни, сдохни, сдохни! – психозы на грани безумия, резкие перепады в настроении и неконтролируемые вспышки, мучившие Спауна многие месяцы, обострились, перейдя в более тяжелую форму, - Сны мне не врали! Ты уничтожишь нас всех! Ты отдашь нас врагу на растерзание! Тебя нужно остановить! Ты и так уже чуть не погубил нас всех в прошлом! Это по твоей вине на Землю явился Технэк и устроил погром! Тебя отправили к нам на наше несчастье!

- Сдохни! Сдохни! Сдохни!

Какая-либо ясная презрительность давным-давно сползла с закрытого маской лица. Сейчас Вэйна сводило от смешанных чувств, от тревоги и безрассудства. Всюду всплывали до ужаса странные знаки и символы, прорицающие апокалипто (конец света, судный день) в одной из несметного числа вариаций и форм.

Подозревая Бэннери в потенциальном предательстве из-за нервных серийных сновидений, длящихся неделями, заканчивающимися и продолжающимися на одном и том же месте, Спаун будто читал апокрифические послания-тексты и был твердо убежден, что поступает правильно, что называется, б-е-с-п-р-и-с-т-р-а-с-т-н-о!

Перемотка сна в режиме реализма…

- Ты все-таки нас предал! Ты нас подвел! Подвел свою планету и погубил нашу! – Спаун не мог и не хотел сбегать, да и бежать было некуда. Земля целиком и полностью разрушена, как цивилизация, погребена под слоем грязи и камней, а на её останках хозяйничают сморды, - Ты присягнул на верность Дарейдасу! Одному из бесчисленных бастардов линии бесконечных измен и предательств!

Героймен, чья душа также почернела и стала не чище, чем у миллионов жнецов, не позволял себе дуться. Нынче зеддерианец высказывался о нежных чувствах не иначе, как с презрительной насмешкой, с издевательством.

- Если бы я всегда говорил тебе правду, мне не нужно было бы твое доверие, смертный!

Выплюнув кровяной сгусток с куском зуба, тем самым освободив рот от розовой слюны, Героймен приказал себе не сдаваться. Ему хотелось сделать еще кое-что, прежде чем смерть навсегда заберет его в свое царство - донести до сознания (всё еще) друга одну немаловажную деталь, теоретически, способную разъяснить предназначение этих снов и мало-мальски сгладить душевное расстройство Джона/Спауна. Нужно было сказать…

- Я тоже их вижу…

Удача или промысел господень, эти невнятно произнесенные несколько слов чудодейственным образом подействовали на нестабильное поведение Вэйна. Бэннери даже не надеялся его вразумить, а тут раз и на мстителя нашло озарение, ударившее по вискам, будто струёй ледяной. Быть стало, этот необъяснимый феномен, это предвидение будущего, выставившее Кэйла расовым фашистом, нарочно лгало Джону.

- Что? Что ты видишь? Сны? Ложась спать, ты видишь, то же, что и я? Эй, ответь! Ответь мне!

Теперь, когда сознание Спауна, наконец-то, слегка прояснилось, можно было вздохнуть полной грудью, до конца. Но, увы, Спаун слишком поздно опомнился: зеленый зеддериан привел к интоксикации всего организма. Болезненное состояние, вызванное действием вредных веществ, привело к коме. Хотя сердце пришельца до сих пор стучало, предпосылок для смерти было хоть отбавляй, а, потеряв суперсилы, Героймен также утратил иммунитет к радиации, которым был пропитан каждый дюйм Мракана. Если просто вывести его из подземелья – он умрёт.

- Не смей отключаться, слышишь? Я с тобой ещё не закончил! Открой глаза, ну, же, открой! Не уходи, твою мать! Только попробуй испустить последний дух у меня на руках, и тогда я…

“Но ведь нельзя убить мертвого. Тогда что же я сделаю? Что же я такое несу? О, нет, я ведь и так стал убийцей. Нет, так больше продолжаться не может, не должно, пора поставить конец призывам к войне и войне призывов, пора попрощаться с карьерой. Я больше… не герой.

Кэйл был прав, эпоха масок подошла к завершению. Моя ошибка, что я это не принял – что я отрицал это, ибо был трусом”

Несколько часов назад.

Оззи обзвонил всех общих знакомых, всех, кого нужно, всех, кого хоть как-то интересовал вопрос осложнений в международных отношениях и столкновение противоположных мнений, и, выслушав и высказав тонну ненужной словесной шелухи, добился успеха на этом фронте. У него вышло поднять на уши всю редакционную политику и всю СМИ-структуру Нью-Йорка, ему удалось заполучить колоссальную поддержку со стороны органов распространения общественно важной информации и организовать достаточно рисковое, но заманчивое мероприятие, которое вполне осуществимо при желании – экскурсию в разрушенный город.

Нынешнее время.

Вертолеты с военными добровольцами-корреспондентами окружили место конфликта. Множество парней, готовых рискнуть своими жизнями во имя спасения Героймена, моментально отозвались на заманчивое предложение мистера Лермонта принять участие в экскурсии по культурно-историческим местам. Ответа долго ждать не пришлось, и главредактор New York World довольно-таки быстро собрал компанию рисковых смельчаков, отправившись в жерло действующего вулкана, в самое пекло! Можно сказать, повышенная деятельность для колоритного Оззи была сравни наркотику. + тут имели место личные мотивы! Оззи не удержался от возможности надеть на Спауна браслеты, в связи с чем провернул целую операцию на выжженной земле, выступив в роли командира подразделения! Кто-то был настоятельно против данной затеи, но большинство поддержало редактора, и счастью задумщика не было предела!

Зная, что столь ответственная миссия потребует должной подготовки, организатор обо всем позаботился заранее. Раздобыть боевое противорадиационное-противохимическое обмундирование и кое-какое оружие оказалось задачкой не из легких. Но и тут Оззи не был одинок. Небеспочвенные слухи о предстоящем аресте разыскиваемого мстителя ожидаемо дошли до правительства, вскоре выделившего все необходимые средства для проведения военных действий, и группа винтокрылых немедля взмыла в воздух!

- Нам следует держаться здания церкви. Здесь в последний раз засекли Спауна. Наблюдайте за выходом и будьте внимательны. Мы не можем позволить ему снова уйти…

Три фигуры в противорадиационных балахонах и респираторах спустились на веревках, подбежали к предполагаемому месту нынешнего прибытия мстителя, к храму Феодора, перекинулись парочкой успокоительных фраз и зашли.

Внутри ребят повстречала пустота. Ничего примечательного, не считая дыры в стене, ведущей в бывшую жилую территорию. Интересная внутренняя конструкция здания, совмещающая молельню с простыми квартирушками, не заставила их даже задуматься. “Выполняя серьезное задание, не приходится размышлять о чем-то другом, кроме главного”.

Бойцы озирались, держа пушки наготове, но вокруг все было сверхтихо и благостно, ни малейшего признака чьего-то присутствия, никаких колебаний. Но инстинкт самосохранения шел напролом, отталкивая прочие импульсы, и не позволял сомлевать. Напряжение росло с каждым пройденным шагом. “Трудно предсказать, что может произойти в следующую секунду, которая внезапно перевернет буквально всё”.

Один из них не сдержался и решил выразить своё волнение, свои чувства словами:

- Мне здесь не нравится, Брэдли! Это, по факту, одно огромное кладбище. Когда-то здесь жили миллионы умных, образованных, счастливых людей, а теперь посмотри, сотни иссохших, изможденных кварталов и ни одной живой душеньки! Словно образовалась воронка и всех засосала! Никогда бы не подумал, что такое возможно…

Остальные поддержали его:

- Возможно, дружище, возможно. Ладно, гляди в оба. Все что боится света, прячется во тьме, а мы как раз в неё и залезли. Потеряем сноровку – подохнем к чертовой матери!

“А мне не хотелось бы здесь умирать…”

Пока двое болтали, осматривая помещения с сильной выпирающей ленью, третий, их более активный коллега, оказался гораздо удачливее и кое-что обнаружил. Дырка в полу на лестничной клетке не могла не зацепить внимание того, кто, действительно, был заинтересован в поиске резинового парня, как и в его поимке. Посмотрев вниз, в проем, казавшийся бесконечностью, счастливчик увидел шевеления во тьме. Там явно кто-то находился.

- Эй, кажется у меня для вас хорошая новость! Тащите свои булки сюда, и, прошу, не набрасывайтесь с поцелуйчиками. Может быть, я и умник, но точно не гей… - кликнув измаянных союзников, остряк посветил дыру фонарём и заглянул поглубже.

- Что у тебя?

- Я не Ванга, не пророк, но что-то мне подсказывает, нам всем стоит спуститься вниз, чтобы посмотреть, что там. Надеюсь, вы яйца дома не оставили, салаги?

Несколько минут назад.

- Не смей отключаться, слышишь? Я с тобой ещё не закончил! Открой глаза, ну, же, открой! Не уходи, твою мать! Только попробуй испустить последний дух у меня на руках, и тогда я…

Нынешнее время.

Спаун потерял все надежды на спасение Героймена, на приведение его в чувства, на исправление собственных ужасных ошибок. Могучий зеддерианец, волею судеб оказавшийся на планете Земля, совершивший

множество подвигов во имя добра, беспомощно лежал и, казалось, его голубые глаза уже никогда не откроются.

Испытывая колоссальное количество разнообразных эмоций, среди которых выделялось раскаяние, Джон совсем расхотел что-либо делать и, как бы это забавно не звучало, представил себя на месте Кэйла Бэннери и даже позавидовал ему.

“Жизнь учит смерть считать везением. Что ж, пусть будет так…”

Спустившись к драчунам, типы в противогазах заставили ошеломительную сцену: Спаун сидит рядом с мертвым, либо с умирающим Геройменом, нелепо мотая понуренной башкой. Данное зрелище не оставило зрителей равнодушными, их руки затряслись вместе с оружием, а ноги стали тяжелыми. Страсть узнать в подробностях все нюансы (уже) завершенного супергеройского конфликта едва ли не затмило их воспаленный рассудок. Как бы там ни было, спецназовцы опомнились. Бойцы приказали преступнику не совершать резких движений и в случае неподчинения пригрозили расстрелом. Ничего большего они не сказали, все и так было предельно понятно. Спаун поступил очень нетипично для себя, вразрез со своей постоянной политикой и последовал всем молвленным инструкциям, сыпавшимся из их приказных ртов, подобно зёрнам.

Приближался конец крестового похода, и мистер Вэйн уже не видел смысла убегать. Для него все завершилось на очень грустной ноте. Но зато завершилось, а это уже хорошо. Что всегда отличало демона-защитника, так это умение красиво и достойно проигрывать, делая правильные выводы из допущенных ошибок, пускай даже если ошибки непростительны, а выводы припозднены.

…Нарастающий гул вертолетных винтов, слышимый даже отсюда, резанул по нервишкам тёмного мстителя. Затем пойманный повернулся к своим арестовщикам, и все четверо столкнулись с проблемой возвращения наверх. С проблемой, которая обязательно решится. Вопрос лишь – когда…

Конец пятой части.

Первый фильм о Супермене вышел на экраны еще в тысяча девятьсот сорок восьмом году; с тех пор Голливуд регулярно, по крайней мере, раз в десятилетие, приводит на экраны новых суперменов, отвечающих запросам современного зрителя и демонстрирующих мощь современного кинематографа. В фильме «Человек из стали», который выходит в российский прокат, показано самое начало истории Супермена — его рождение, прилет на Землю, осознание себя не таким, как все, и первые схватки с темными силами. С режиссером «Человека из стали» Заком Снайдером («300 спартанцев», «Хранители») встретилась корреспондент «Известий».

- Зак, вы часто говорите, что «Человек из стали» — самый реалистичный из ваших фильмов. Что вы имеете в виду?

- Дело в том, что Супермен - вымышленный персонаж, и поэтому всё остальное должно быть реальным, осязаемым. Главного героя начинаешь воспринимать потому, что воспринимаешь и понимаешь окружающий его мир. В этом и есть главная ирония фильма. Отсутствие супергеройского стиля само по себе становится стилем.

- И все же «Человек из стали» демонстрирует высочайший уровень современных кинотехнологий. Чувствуете ответственность, поднимая планку спецэффектов?

- Практически во всех моих фильмах были элементы ухода от реальности или фантастическая тематика, которая подразумевает наличие визуальных эффектов. Поэтому мне всегда комфортно придумывать в техническом плане что-то новое, это моя территория. Мне нравится дорабатывать картинку, дорисовывать её. Техническая сторона вопроса меня не сковывает, наоборот, дает мне свободу.

- Главному герою «Человек из стали» 33 года, он делает чудесные труднообъяснимые вещи, у него два отца — приемный, земной, и биологический, являющийся время от времени. Не кажется ли вам, что совпадений с самым известным сюжетом мировой истории слишком много?

- Никакие это не совпадения. Это прямиком пришло в фильм из канонической мифологии комикса о Супермене. Он единственный из супергероев, который несет весь этот духовно-религиозный груз, и это ему, как ни странно, идет. Если бы такая правда вскрылась о каком-либо другом из супергероев, я бы не поверил.

- В «Человеке из стали» рушатся небоскребы; сравнения с событиями 11 сентября напрашиваются сами собой. И Супермена, спасающего людей, невольно хочется отправить к башням-близнецам.

- Точно. Мне кажется, супергерои нам нужны как способ пережить необъяснимые или трагические события. Примерно как люди в античности придумали мифологию, чтобы дать объяснение природным явлениям. То же самое происходит и с Суперменом. В нашем воображении он приходит на помощь, когда у нас нет рационального объяснения событиям или когда случается то, что невозможно предотвратить.

- Любой миф держится на идее. Какую идею вы считаете основополагающей в «Человеке из стали»?

- Для начала требовалось изобразить внутренний конфликт главного героя, в котором борются инопланетное и человеческое начала. Это главное, в чем нужно разобраться всем, кто хочет понять мотивации Супермена.

- Мы уже можем говорить о продолжении?

- Чтобы серьезно думать о следующем фильме, нужно искать новые идеи. Всё, что у нас было, мы вложили в «Человека из стали».

Часть заключительная. Самопожертвие.

Сегодняшней ночью случилось немыслимое - мир поделился на два лагеря. Кто-то находился в несказанном удивлении и испытывал неслыханное счастье, узнав, что демон-защитник, заклейменный убийцей и террористом, он же Спаун, попал под справедливый арест. Кто-то, напротив, серьезно негодовал по данному поводу. Но как бы ни обстояли дела у простых граждан, глобальный резонанс, породивший идейные разногласия, затронул всех, включая представителей власти. Абсолютная неограниченная воля главы американского государства была зажата железными тисками. Президент попросту боялся что-либо предпринимать, чтобы, вдруг, не ухудшить ситуацию. И глупо будет не признать, проблемы супергероев стали проблемами всего современного общества!

Что касается другой стороны медали, сверхчеловека, известного под незатейливым “детским” прозвищем Героймен, его нынешнее состояние оставляет желать лучшего. Врачи даже не уверены, выживет ли он, а прогнозировать пока рановато. Его вытащили из самого ада…

The terrorist in a raincoat sets a bad example to our children. We can chain in shackles, imprison, lock them in cameras. But it will be the higher manifestation of an illogicality of the government bodies authorized to realize activities for protection of a law and order and validity, protection of the rights and freedoms of the person. It will be unfair and, I won't be afraid of this word, wildly. Ozzie Lermont.

(Террорист в плаще показывает нехороший пример нашим детям. Мы можем заковать в кандалы, заключить в тюрьму, запереть их в камерах. Но это будет высшим проявлением нелогичности государственных органов, уполномоченных осуществлять деятельность по охране правопорядка и законности, защите прав и свобод человека. Это будет несправедливо и, не побоюсь этого слова, дико. Оззи Лермонт)

Реанимационное отделение в многопрофильной пресвитерианской клинике ((New York Presbyterian) стало постоянным местом пребывания Героймена, которого доставили туда, будучи неуверенными, что удастся спасти. Перед врачами встала задача, самая трудная за всю их карьеру, за всю историю эскулапии – сохранить жизнь существу, к которому принято обращаться с приставкой «герой». Потому что оно посвятило всего себя сохранению других и ни разу не сомневалось в сделанном выборе, ни разу не поворачивалось спиной к тем, кто находился в беде, и всегда прилетало на помощь!

Суетливые фигуры, облаченные в белоснежные медицинские халаты, кричали:

- Разряд________________Разряд______Разряд. Мы его теряем, поднажмите! - паника в сердцах возрастала, дым тревоги уже заволок все коридоры, какие только можно, и распространился по всем этажам и закоулкам души.

Прежде чем начать хирургическое вмешательство, исход которого даст полную картину, из тела Кэйла Бэннери извлекли три ярких изумрудика – три зеддерианские пули. Эти удаленные камушки завернули поплотнее в платок, а позднее избавились от них. Допуская, что воздействие внеземной радиации на биологические объекты, может оказаться по-страшному непредсказуемым, радетельные медики сделали все по уму, так что у начальства клиники не возникло никаких нареканий.

Судьба главного виновника этих печальных событий, поставивших на уши все Большое Яблоко, пока еще не была предрешена. Спауна поймали с поличным, рядом с полумертвым Геройменом, который не сказал ни слова, потому что не мог. На свой собственный страх и риск участники задержания вывели мстителя из церкви.

Вернувшись в Нью-Йорк из печально известного Мракана, вернее, из того, что от него осталось, следующие несколько часов Спаун провел под бдительным присмотром сотрудников правопорядка. Споры, где его безопаснее держать, длились унизительно долго. И только ближе к трём часам ночи обсуждатели сошлись во мнении, что мудрее будет не спускать с него глаз, поэтому было принято решение снять с виновника крутой экзоскелет и привести в New York Presbyterian, где, вероятно, начнутся понятные недовольства, но зато там за Спауном будут следить.

Да и за Геройменом также требовалась слежка. Мало ли какой-нибудь фанатик, одержимый местью главному защитнику Земли, предпримет попытку убийства, пользуясь случаем. Поэтому оба супергероя находились в одном здании, но по абсолютно разным причинам и на абсолютно разных условиях.

- Не говорите мне. Я знаю, кто за маской! - Оззи Лермонт, как главинициатор спаунской поимки, с огромным удовольствием посматривал за ним и участвовал в этом без сожалений о потраченном времени, - Я просто жду момента, когда вы решитесь…

С ним беседовал начальник полиции. Как и всякий, восхищающийся проделанной работой, он не забывал по-доброму подшучивать над моральной близостью редактора к пришельцам из космоса и лунатикам, позиционирующим себя демонами ночи.

- Решусь… на что? Оззи, очнитесь, Спаун теперь в наших руках и мне некуда торопиться. Ну, а вы могли бы получить заряд бодрости, просто раскрыв его идентификационные данные. Опять же, только для того, чтобы потешить собственное эго. Не моё.

Уловив в словах старого полицейского нотки иронии, мистер Лермонт красиво насупил брови, встал в позу и почти продекламировал:

- Все бы хорошо, да только есть одно НО. Я не эгоистичен и влился в эту тему только из-за того, что справедливость стоит для меня не на последнем месте. Вы должны это понимать и, желательно, заведомо ложную информацию не распространяйте, ясно?

Вдруг оппонент замешательски поморщился. Его лицо стало строже, чем обычно.

- Одну минуточку, не понял, чего я не должен распространять? Вы про что сейчас?

Ну, а лицо Лермонта, наоборот, исказилось в приятной улыбке и добавило ихней сверхсерьезной демагогии щепотку недостающего оптимизма.

- Про личность ублюдка, который, пока мы тут беседуем, сидит за той дверью и, вероятно, надеется отмыться. Я хочу, чтобы весь мир посмотрел на Спауна как на дерьмо, а для этого придется огласить по телевидению, возможно, на нескольких каналах!

Шеф прекрасно понимал собеседника, но не видел смысла беспрестанно поддерживать его. Честность и порядочность так и выпирали из бывалого копа. Какие бы старания ни вкладывались, эти качества не получалось подавлять.

- Не забывайтесь, не путайте свои личные заморочки с делами департамента. Все необходимое я возьму на дополнительные исследования, привлеку криминальных психологов, свяжусь с экспертами по оружию и в положенный срок выдам результаты. За сим разрешите откланяться… - закончив разговор на слегка неопределенной, слегка размытой ноте, ладные беседчики разошлись в разные стороны. Оззи волновали лишь дальнейшие приключения Спауна в тюрьме, тогда как глава полисменского отдела имел тысячу подобных забот и не находил интересным бесконечное обсуждение Ночника. А значит, Оззи придется продолжать эту войну в одиночку и совсем не факт, что какая-то из воюющих сторон победит. “При одинаковых шансах на успех ничейный исход партии – самый вероятный из всех допустимых”.

Не успел заглянуть Оззи в кабинет, где сидел Спаун, прикованный наручниками к столу, хотя ему очень этого хотелось, как вдруг из-за угла коридора выскочил возбужденный хирург. Врач, чьи сердитые, недовольные глаза медленно измерили редактора York World! И только лишь потом Лермонт ощутил холодную волну взаимной неприязни, которая не была уж такой беспричинной, чтобы ей удивляться.

Однако доктор оказался необычайно деликатным и умным, посему до ругани дело не дошло. Скрестив руки на груди, как положено каждому уважающему себя хозяину ситуации, мужчина в халате поднял подбородок повыше, с интересом разглядывая господина редактора, словно тот был холодильником, бестолково забитым разнокалиберным пивком.

- Послушайте сюда, мне нужно знать, в какую игру вы играете, Лермонт. Вы ставите под угрозу безопасность клиники, рискуете жизнями пациентов и жизнями персонала… не пойму, ради чего? Зачем террористу, опаснейшему, с ваших же слов, отсиживаться в медицинском учреждении, предназначенном для стационарного лечения больных? Почему именно сюда привезли? Почему не в участок, где ему самое место?

Являясь мастаком каузации всякого рода впечатляющих нонсенсов, вздоров и бессмыслиц, штукарь Оззи сочинил очередной неубедительный мотив, чем сильно рассмешил более серьезного врача, и сам чуть было не рассмеялся от собственной непроходимой глупотени.

- Эмм, видите ли, в чем штука, доктор. Человек, чье нахождение в клинике всех так смущает, что вы не ленитесь предъявлять мне претензии лично, на самом деле давно уже стух и, стало быть, не стоит ждать подвоха. Мы уничтожили Спауна, а не просто его взяли. И нет никакой разницы, где будет торчать террорист. Ведь главное, что вам и вашим пациентам ничего не грозит, а остальное – придирки, высосанные даже не из одного пальца!

Хирурга нисколько не убедило данное монотонное объяснение редактора, и, не видя иного выхода, кроме минимального компромисса, он выдвинул честный ультиматум:

- Помните, ваши амбиции не должны меня как-то касаться. Чтобы к утру его здесь не было, Лермонт. Не выполните моё требование – сильно пожалеете, и это отнюдь не пустая угроза. Атеистов нет только в падающем самолете, а вы тут, кажется, главный религиозный фанатик, раз устроили подобный каламбур, привлекя общественность и придав всему этому формат развлекательного шоу! Что дальше? Цирк организуете? Наймете команду профессиональных стендаперов?

Проворчав столько, насколько хватило силенок, нахмуренный врач, никак не отреагировавший на матообразную критику Лермонта, немного потоптался возле двери, а затем вернулся к исполнению своих рабочих обязанностей.

“Всегда подозревал, Гиппократу поклоняются только зануды” – подумал о нем великий редактор, чье настроение теперь колебалось между ОТВРАТИТЕЛЬНО и ОЧЕНЬ ПЛОХО, и всё благодаря недоброжелательному отношению упертых докторов!

…Наконец-то водяная принцесса вернулась на нью-йоркские улицы. Крупнейший американский ландшафт, являющийся мировым мегаполисом с двадцати миллионным населением, встретил её с подобающим почетом. Длительное пребывание в плену при непосредственной вероятности лишиться жизни оставило свой неизгладимый отпечаток, который обязательно проявится, сейчас или потом. Ну, а пока только Нью-Йорк, длинная череда неоновых огней, нескончаемый поток автомобилей, непрерывно атакующий мысли, тысячи однотипных личностей, острый запах безразличия и повседневной рутины, в которой трудно найти какие-нибудь лирические интонации, Нью-Йорк и еще раз Нью-Йорк!

В нескольких метрах от неё, на игровой площадке, рядом с пустырем, сидела компания гопарей-баскетболистов. Парни пытались разглядеть её бюст, обсуждали её, награждая друг друга самыми неприличными словами и выражениями, споря, кому по зубам предложить ей с ними “потусить”.

Нимфа относилась к таким молокососам без ярой неприязни и часто смеялась в душе. А сейчас её и вовсе не трогали чьи-то сальные взгляды. Героиню, чудом вырвавшуюся из коварных лап смерти, заботили вопросы понасущ