Теория личности и личностного роста

Разработанная в гештальт-терапии теория личности первона­чально была направлена на реабилитацию биологической, организ-мической природы человека, в своей методологии строилась как оппозиция интеллектуализму Декарта и отстаивала необходимость воссоединения индивида со своими телесными частями Я, без кото­рого невозможны полная самоактуализация человека как личнос­ти и целостность его существования. В теории личности Перлс раз­личает два типа движущих сил: «финальные цели» и «социальные роли». К первым он относит базовые «конечные цели», к которым в процессе роста и самоактуализации стремится индивид, биологи­ческие по своей природе: голод, секс, выживание, кров и дыхание. Социальные роли скорее вынужденно принимаются индивидом как средства удовлетворения этих конечных целей. Скажем, социальная роль терапевта - это способ, которым он как профессионал зараба­тывает на жизнь, и тем самым - средство удовлетворения конечных целей-удовлетворение голода и обеспечение крова. Будучи здоро­выми существами, мы позволяем себе центрацию на каждодневных частных целях, проявляющихся в осознавании и требующих удов­летворения. Стоит прислушаться к своему телу, как тут же в осо­знании проявляются, образуя фигуру, неотложные нужды организ­ма, и мы будем отвечать на них именно как на неотложные, без вся­ких колебаний и избеганий. Например, предпримем активные дей­ствия для поиска продуктов, чтобы удовлетворить голод.

Конечные цели воспринимаются (переживаются) как «давления» или «неотложные нужды» до тех пор, пока они не будут закончены или исполнены в процессе взаимодействия (обмена) с окружением. Процесс удовлетворения потребностей ~ это постоянно разверты­вающийся и длящийся процесс дополнения до целого потребнос­тей (нужд, «нехваток»), процесс формирования целостности, или гештальта. И этот процесс Ф.Перлс постулировал как фундамен­тальный закон поддержания интегрированности организма. Имея в виду жизнь «среднего человека» на Западе в 1950-1960-е гг.,

Ф. Перлс полагал, что современный человек преступно мало энер-

гии времени отпускает на удовлетворение естественных биологи-

ческих потребностей и нужд, отдаваясь социальным «играм» и «ро-

лям», когда последние - всего лишь средства удовлетворение ко-

печных естественных нужд организма. К сожалению, нередко мы воспринимаем этисоциальные средства как конечные цели, иден­тифицируя с ними существенные части своего Я, и поступаем та­ким образом, как будто мы почти всю свою энергию должны от­дать исполнению роли студента, терапевта, родителя. Значитель­ная часть интеллектуальной энергии и изобретательности тратится на то, чтобы как можно лучше играть наши роли, как можно эф­фективнее манипулировать социальным окружением, чтобы убедить себя и других в непреложной и истинной ценности этих ролей. От бесконечного повторения роли и игры превращаются в привычки -ригидные поведенческие паттерны, которые мы по ошибке прини­маем за сущность нашего характера. Так как мы развиваем и «со­вершенствуем» наш социальный характер, то превращаемся в фик­сированно неизменное существо, ошибочно идентифицируемое как личность. Таким образом, как полагал Ф. Перлс, если мы сами транс­формируем нашу природную сущность в псевдосоциальное суще­ствование, то это означает, что мы сами несем ответственность за собственную патологию - неистинность, невротичность своего су­ществования.

В здоровом человеке-организме жизненный цикл представляет собой систему, открытую постоянно появляющимся в сознании потребностям. Поскольку мы остаемся центрированными на про­цессе, протекающем в нас в данный момент, постольку мы можем довериться мудрости нашего организма, который сам выберет са­мые лучшие средства для удовлетворения насущных потребностей.

При здоровом существовании жизненный цикл включает естест­венный процесс взросления и зрелости: индивид развивается и дви­жется от инфантильной зависимости от окружения и поддержки близких к нахождению внутренней основы в самом себе. Младенец полностью зависит от матери в удовлетворении своих естествен­ных потребностей. Но по крайней мере свой первый вздох ново­рожденный совершает самостоятельно. Постепенно ребенок учит­ся стоять на своих ногах (буквально и фигурально), все более дове­ряя свидетельству своих органов чувств, мускулов, пробных дей­ствий. В конце концов приходится признать: что бы мы ни пережи­вали и ни совершали, все это наш собственный выбор и наша ответ­ственность, и только наша. Став здоровым и взрослым, человек вынужден признать свои поступки, чувства и мысли как нечто, весь­ма существенно отличающее его от всех других людей, создающее его неповторимость и уникальность. Именно это означает естествен­ное признание ответственности за свое Я, свою жизнь, ответствен­ным быть тем, кто ты есть, что означает просто: «Я - это Я, Я - это то, что Я есть».

Как взрослые люди мы признаем, что другие взрослые и зрелые люди способны также отвечать за себя, и, таким образом, зрелость предполагает отказ от ответственности за кого бы то ни было, кроме себя самого. Нам приходится оставлять в прошлом детские пред­ставления и чувства всемогущества и всезнания и принимать тот факт, что другие знают себя гораздо лучше, чем мы когда-нибудь могли бы узнать их, что они сами способны управлять своей жиз­нью без наших советов и руководства. Мы позволяем другим нахо­дить опору в самих себе, а не в нас, и позволяем себе не вмешивать­ся в их жизнь. «Я есть Я, а не есть Ты», - гласит одна из заповедей гештальт-терапии, «Другие живут не для того, чтобы соответство­вать моим ожиданиям, так же, как и Я живу не для того, чтобы со­ответствовать их ожиданиям», требует другая заповедь. Здоровая личность не обременяется социальными ролями, поскольку они не более чем набор социальных ожиданий относительно себя и дру­гих. Зрелая личность не стремится приспособиться к обществу, осо­бенно, как считал Ф. Перлс, к такому нездоровому обществу, как американское. Здоровый индивид не цепляется за отжившие тради­ции и привычки - они хоть и служат его безопасности, но, по сути, абсолютно мертвы. Принимая ответственность за свою жизнь це­ликом и полностью, такие люди дорожат каждым мгновением и стремятся ощутить его свежесть и неповторимость.

И все же каким образом, вопреки столь привлекательной воз­можности жить, ощущая всю прелесть обыденности, каждого мгно­вения жизни, открывая перспективы для творчества в любом акте человеческой активности, некоторые люди как бы останавливают­ся в своем развитии и зрелости, цепляясь за детские привычки к за­висимости? По-видимому, следует предположить, что этому спо­собствует некий детский опыт, сдерживающий естественное здоро­вое развитие. В одних семьях это случается из-за того, что родите­ли уклоняются от поддержки и необходимой родительской опеки, в то время как у детей не сформировалась еще способность к внут­ренней самоопоре. Ребенок оказывается в тупике - опоры и безо­пасности нет ни в его ближайшем окружении, ни в нем самом. В дру­гом случае тупик возникает, когда родители требуют, чтобы ребе­нок «стоял на своих ногах», но его мускулы еще недостаточно ок­репли для этого, а способность удерживать равновесие недостаточ­но развита! Все, что может испытывать ребенок, - это страх неуда­чи, «падения». Эти-то тупики и приводят к трудностям достижения зрелости, по мнению Ф. Перлса.

Самый частый источник конфликта происходит из убеждения родителей, что они абсолютно точно знают, что для ребенка лучше всего.

Дети в таких семьях боятся «кнута», который для них что-то вроде наказания за независимость. У детей складывается система ката­строфических ожиданий в качестве «расплаты» за самостоятель­ность: «Если я рискну положиться на себя, никто не будет любить меня, родители откажут мне в одобрении и поддержке». Ф. Перлс, однако, полагал, что «катастрофические ожидания» суть не столько реальные воспоминания о реакции родителей на детское стремле­ние к независимому положению, сколько детские проекции на ро­дителей собственных страхов последствий независимого поведение в частности, страха ответственности за свою жизнь, т.е. следствие незрелости. Конечно, мы, взрослые, начинаем осознавать, что вы­бор собственного пути - это всегда риск: если мы сильно отличаем­ся от наших родителей или друзей, конечно, мы рискуем потерять их любовь и поддержку. Если мы отказываемся играть социальные роли и приспосабливаться к социальным ожиданиям, мы рискуем оказаться в аутсайдерах, потерять любимую работу, друзей, состо­яние; но никто другой не будет виноват, если мы откажемся от своего истинного Я или от риска быть здоровым ценой отказа следовать социальным нормам. Страх - наиболее частая, но не единственная причина неудач в достижении зрелости. Другой причиной нередко становится родительское попустительство и потакание ребенку в его желании сохранить как можно дольше удобную позицию без­ответственности и безопасности. Ф.Перлс полагал, что многие ро­дители более всего стремятся дать своим детям все то, чего они сами были лишены. В результате дети предпочитают оставаться как мож­но дольше в зависимости и позволяют родителям делать для них (и за них) все что угодно. Многие родители также избегают и боятся фрустрировать детей, но, по убеждению Ф.Перлса, только благо­даря фрустрации мы вынуждены обратиться к собственным внут­ренним ресурсам, активизировать их и тем самым преодолеть то, что нас фрустрирует. Давая слишком много, а фрустрируя слиш­ком мало, родители создают столь безопасную и удовлетворяющую среду для своих детей, что детям, естественно, ничего не остается, как желать, чтобы все оставалось неизменным.

Здесь воззрения Ф. Перлса перекликаются с точкой зрения 3. Фрей­да о родительском потакании как источнике инфантильной фикса­ции и невроза. Однако Ф. Перлс вовсе не обвиняет родителей - дети сами ответственны за эти издержки воспитания, поскольку они ис­пользуют массу манипулятивных приемов, включая крик и плач, чтобы добиться участия и поддержки, улыбки и проказы «милого ребенка», если это является подходящими приемами для вызова от­ветного отклика. Обвинять родителей в своих проблемах - значит демонстрировать свою незрелость и попытку избежать принятия ответственности за собственную жизнь, что составляет существен­ную часть процесса реального взросления.

Генез и виды психопатологии

Ф.Перлс полагал, что истоки психических отклонений следует искать в приостановке или прерывании процесса роста и развития. Соответственно этапам развития личности он выделяет 5 уровней психической патологии: 1) уровень фальши; 2) фобический; 3) ту­пиковый; 4) имплозивный и 5) эксплозивный. Первый уровень существования отличает общая установка «как будто бы» жизни; люди играют в игры и играют роли: милых женщин, сильных мужчин, робких подчиненных, властных начальников, роли жалующихся, всезнаек, заблудших и зависимых и т.д. Наша «как будто бы» уста­новка требует, чтобы мы жили в согласии с ожиданиями и пред­ставлениями других, с их фантазиями, идеализациями и отвержениями. Например, мы можем полагать для себя идеалом действо­вать и поступать по заветам Христа, но Ф. Перлс рассматривал бы это как своего рода проклятие, поскольку это была бы всего лишь попытка уйти от себя реального. Так, невротики предпочитают ак­туализировать скорее отвлеченные концепты или идеи, чем актуа­лизировать свое реальное Я. Ф. Перлс сравнивает невротическое стремление подобного рода с желанием слона быть розовым кус­том. Мы отказываемся быть теми, кто мы есть, и хотим быть кем-то другим; мы полагаем, что, нуждаясь в большем одобрении и под­держке, большей любви, вместо того чтобы жить в согласии со сво­им аутентичным Я, мы предпочитаем вести иллюзорную фантасти­ческую жизнь, названную Ф. Перлсом «майя», как если бы она была реальностью. «Майя» замещает собой реальность в защитных це­лях: нас страшат или разочаровывают определенные аспекты Я или окружающего мира, и мы боимся отвержения. Вследствие борьбы за то, чтобы быть теми, кем мы не являемся, мы отторгаем те аспек­ты нашего Я, которые могли бы вести к неодобрению или отверже­нию. Если глаза наши соблазняют нас и ведут к краху, вырвем наши глаза. Ф.Перлс, развивая далее библейский завет, доводит мысль до максимы: мы отвергнем, отторгнем от себя все качества нашего Я, которые вызывают недовольство у нас или у значимых других, и мы создадим «дыры», мы создадим «пустоту», «ничто» вместо чего-то реально существующего. На месте пустоты мы построим нечто искусственное и фальшивое. Если мы отречемся от наших генита­лий, например, мы можем действовать, как если бы мы были по природе набожны и святы. Таким образом, мы строим фальшивые характеры, фальшивые, поскольку они представляют только часть, влучшем случае, может быть, половину, нашей действительной сути, притом исключительно ту половину, которая одобряется обществом и им востребована. За этим фасадом, тем не менее, скоро обнару­жим полярность, противоположную, скажем, доброжелательности и уступчивости, и множество других полярностей, создающих аутен­тичное существование.

Здоровая личность стремится обрести целостность, принимает и выражает противоположные полярности; патологические лично­сти предпринимают всяческие попытки спрятать, замаскировать свои полярности, полагая, что их сущность состоит целиком и пол­ностью из фальшивого фасада.

Ф.Перлс назвал наиболее изученную в гештальт-терапии пару полярностей «собакой сверху» и «собакой снизу». «Собака сверху» дает о себе знать голосом совести; это «всегда - правая» часть на­шего Я; она стремится всегда быть хозяином - управлять, приказы­вать, требовать, поучать, наставлять и т.д. «Собака снизу» - раб­ская часть нашего Я. Кажется, что она действует в согласии с запу­гиванием «собаки сверху», на самом деле она манипулирует «соба­кой сверху» через пассивное сопротивление. «Собака снизу» - это та часть Я, которая действует глупо, лениво, неуместно, такими способами саботируя выполнение приказов «верхней собаки». Пока люди избегают принятия того, что их сущность - это не только то на что они претендуют, но и прямо противоположное - сила и сла­бость, жесткость и доброта, хозяин и раб, они неспособны допол­нить гештальт своей жизни, неспособны переживать ее во всей це­лостности.

Встречая без страха все, чем мы в действительности являемся, мы сталкиваемся со вторым, фобическим уровнем психопатоло­гии - страхом и болью, ожидаемыми от соприкосновения с неудов­летворительными частями нашего Я. Мы бежим прочь от душев­ной боли, даже если она - сигнал неблагополучия и потребности нашего организма в каких-то изменениях. Фобический уровень вклю­чает все наши детские катастрофические ожидания: если мы станем самими собой, наши родители перестанут нас любить; если мы ста­нем делать то, что нам действительно хочется, общество подверг­нет нас остракизму и т. д. В этом смысле жизнь на фобическом уров­не позволяет избегать всего того, что действительно может травми­ровать.

За фобическим уровнем (или ниже) расположен наиболее серь­езный уровень психопатологии - тупиковый. Это самая критичес­кая точка в достижении зрелости и одновременно самая болезнен­ная. Это переживание безнадежности и прямой угрозы выживанию при отсутствии смысла жизни внутри нас и поддержки извне. Чело­век не может сдвинуться с этой точки из-за панического страха уме­реть или совершить грубый промах, поскольку не может стоять на собственных ногах. Невротик также отказывается двигаться даль­ше, поскольку для него вообще легче манипулировать окружением и контролировать его через поддержку; он продолжает разыгры­вать беспомощность или непонимание, или безумие, или ярость с целью позволить другим заботиться о себе (включая и терапевта). И как же много времени и энергии он тратит на создание и совер­шенствование эффективной манипуляции, вместо того чтобы ис­пользовать их для развития доверия к себе и опоры на себя.

Переживание на имплозивном уровне - это переживание смерти, умирания отчужденных частей Я. Невротик будет переживать от­мирание ушей или сердца, или гениталий, или даже души в зависи­мости от тех фундаментальных процессов бытия, от которых он

отрекся. Ф. Перлссравнивает имплозивный уровень скататонией, с переживанием трупной оледенелости. Кататония является след­ствием задействования энергии в развитие ригидных рутинно-при­вычных структур характера» спасающих и охраняющих, но абсо­лютно неживых. Проходя через имплозивный уровень, человек дол­жен быть готов расстаться с защитной структурой характера, так долго служившей опорой его самоидентичности; он оказывается перед лицом собственной смерти, чтобы затем возродиться.

Отказ от привычных ролей, привычного собственного характе­ра означает освобождение огромного количества ранее сдерживае­мой энергии, использовавшейся долгое время ради избегания от­ветственного и ощущения полноты существования. Человек теперь встречается с эксплозивным уровнем невроза, который влечет за со­бой освобождение огромной жизненной энергии, своего рода «взрыв». Чтобы стать полностью живым, человек должен быть спо­собен «взорваться» в оргазме, разразиться гневом, разрядиться аг­рессией, бурными печалью и радостью. Позволив себе пережива­ние взрыва, невротик сможет сдвинуться с мертвой точки в разви­тии и сделает гигантский шаг навстречу радостям и печалям истин­ной зрелости.