Характер и «характерологический панцирь».

Характер — индивидуальное состояние устойчивых пси­хологических особенностей человека, обусловливающих типичный для данного объекта способ поведения в опре­деленных жизненных условиях и обстоятельствах.

Фрейд впервые упоминает о характере в 1908 г. в своей работе: «Характер и анальный эротизм». Райх разработал это понятие и был первым аналитиком, интерпретировавшим природу и функции характера в работе с пациентом.

Райх полагал, что характер является для человека своеобразным «психологическим панцирем», защищаю­щим его от многочисленных инстинктивных (в основном, сексуальных) импульсов. Он считал, что характер чело­века проявляется более полно в его мимике, жестах, поведении, нежели в словах. «Формы поведения и формы общения, — пишет Райх, — гораздо более существенны, чем то, что пациент говорит. Слова могут лгать. Способ выражения никогда не лжет».

Характерологические особенности в отличие от невро­тических симптомов более устойчивы, потому что восп­ринимаются индивидуумом как части собственной лично­сти. Чтобы пациент осознал особенности своего харак­тера, Райх часто имитировал его характерные жесты и

позы или заставлял пациента усиливать типичные для него интонации,мимику и пр.

Мышечный «панцирь». Райх считал, что психические процессы и черты характера имеют свои физические эквиваленты, проявляющиеся в походке, жестах, мими­ке, позе. Универсальным эквивалентом подавления эмо­ций является мышечная ригидность,или мышечный «панцирь». Расслабление (распускание) мышечного «пан­циря» освобождает блокированную либидозную энергию и помогает процессу психоанализа. Райх анализировал в деталях позу пациента, его физические привычки, чтобы дать ему осознать, как он с помощью мышечных «зажи­мов» подавляет те или иные чувства. Позже Райх пришел к выводу, что определенные мышечные «зажимы» тесно взаимосвязаны с определенными эмоциями. При снятии «зажимов» освобождаются эмоции, а при удовлетворении эмоций исчезают «зажимы». Хронический мышечный «панцирь» в первую очередь блокирует такие состояния, как тревожность, гнев и сексуальное возбуждение.

Для того чтобы «распустить» мышечный «панцирь», Райх рекомендовал разминать мышцы пациента руками, разработал комплекс специальных физических упражне­ний.

В более поздних своих работах Райх пришел к выводу, что психологический (характерологический) и мышеч­ный «панцири» — это одно и то же, и служат они одной цели.

Биоэнергетика. Райх говорил об оргоннической, или оргонной, жизненной энергии, которая присуща всем живым организмам. «Космическая оргонническая энер­гия, — писал Райх, — функционирует в живых организ­мах как специфическая биологическая энергия. В этом своем качестве она управляет всем организмом и выража­ется в эмоциях, так же как и в чисто биофизических движениях органов».

Оргонная энергия, по мнению Райха, обладает следу­ющими основными свойствами:

• она свободна от массы и не имеет инерции;

• присутствует всюду, хотя и в различных концентраци­ях;

• является средой электромагнитных и гравитационных воздействий;

• находится в постоянном движении и может быть на­блюдаема в соответствующих условиях;

• в высокой концентрации привлекает к себе энергию из окружения, где она менее концентрированна;

• входит в образования («единицы»), являющиеся цент­ром творческой деятельности (клетки, растения, живые организмы, планеты, звезды, галактики...).

Больше всего подвергалась критике ортодоксальной медицины именно оргонная теория Райха. Однако, как справедливо подчеркивает Kelley (1979), в науке нет ни одной серьезной работы, опровергающей эту теорию. В дальнейшем учение Райха об оргонной энергии нашло свое развитие в работах Александра Лоуэна, им же пред­ложен и термин биоэнергетика.

Сексуальная культура и половое воспитание. Эти воп­росы интересовали Райха всю его жизнь. Будучи еще студентом медицинского факультета, Райх под руковод­ством Фрейда организовал семинар по сексологии. В дальнейшем он много работал по созданию сексуально-ги­некологических клиник для рабочих Австрии и Герма­нии.

Идеи Райха, касающиеся сексуальной культуры и полового воспитания, намного опережали время, поэтому не нашли поддержки у окружающих. Идеи эти в основном сводились к следующему: свободное предоставление контрацептивов всем женщинам; контроль за рождаемо­стью; отказ от особой значимости брака и свобода развода;

борьба с венерическими заболеваниями и сексуальными нарушениями путем организованного сексуального вос­питания и образования; обучение врачей и учителей основам сексологии; лечение, коррекция, а не наказание сексуальных девиаций.

Следует помнить, что указанные положения были выдвинуты Райхом в начале 30-х годов, в то время когда Маргарет Зингер только что попала в тюрьму за пропаганду планирования деторождения в семейных парах.

Психотерапия, ориентированная на тело. Райх утвер­ждал, что мышечный «панцирь» организуется в семь основных защитных сегментов, которые образуют ряд из семи приблизительно горизонтальных колец, расположенных под прямым углом к позвоночнику. Основные

кольца панциря располагаются в области глаз, рта, шеи, груди, диафрагмы, поясницы и таза. Это вызывает ассо­циации с семью чакрами йоги.

По Райху, основные пути, по которым течет оргонная энергия, проходят в организме сверху вниз. Мышечный «панцирь» формируется под прямым углом к этим пото­кам и блокирует их. В этом случае мышечный «панцирь» играет роль смирительной рубашки для свободного пото­ка энергии, а вместе с ним — и для свободного выражения эмоций.

Терапия состоит прежде всего в «распускании пан­циря» в каждом сегменте, начиная с глаз и кончая тазом. При этом используются следующие основные приемы:

• прямое физическое воздействие на хронические мы­шечные «зажимы» (массаж, давление, защипывание, раз­минание мышц);

• накопление энергии посредством глубокого резкого дыхания;

• анализ причин, способствующих усилению или «рас­пусканию» мышечных «зажимов», проводимый совмест­но с пациентом.

Терапию начинают с глаз. Защитный «панцирь» в глазном кольце проявляется малой подвижностью лба, «пустым» выражением глаз, которые смотрят как бы из-за неподвижной маски. «Распускание» кольца осуще­ствляется посредством физических упражнений для глаз, мышц лба путем максимального раскрытия век, свобод­ного выразительного движения глазных яблок.

Оральный сегмент включает мышцы подбородка, гор­ла, затылка. Челюсти могут быть или чрезмерно сжаты­ми, или неестественно расслабленными. Это кольцо по­давляет такие проявления эмоций, как крик, плач, гнев, гримасничанье и т. д. Защитный «панцирь» сегмента может быть «распущен» посредством имитации плача, произношения звуков, мобилизующих губы, рвотных движений и прямого разминания соответствующих групп мышц.

Следующий сегмент включает в себя мышцы шеи и языка. «Панцирь» этого сегмента удерживает гнев, крик, плач. Прямое воздействие на глубокие мышцы шеи прак­тически невозможно, поэтому основными приемами «рас-

пускания» этого кольца являются насильственный крик, вопли, рвотные движения.

Грудной сегмент включает широкие мышцы груди, мышцы плеч, лопаток, всю грудную клетку и руки. Сегмент блокирует смех, гнев, печаль, страстность. Кстати, заметим, задержка дыхания является универ­сальным средством подавления любой эмоции. «Пан­цирь» может быть «распущен» посредством специаль­ных дыхательных движений (полный глубокий вдох), а также разминанием мышц плеч, предплечий и кистей.

Следующий сегмент включает в себя диафрагму, сол­нечное сплетение, мышцы спины. Чем выраженнее «пан­цирь» этого сегмента, тем больше выгнутость позвоноч­ника вперед. «Панцирь» удерживает в основном сильный гнев. «Распускается» посредством дыхательных упраж­нений, рвотных движений и разминанием соответствую­щих групп мышц.

Напряжение мышц поясницы и живота связано со страхом нападения, с подавлением злости и чувства не­приязни. «Распускание» этого сегмента сравнительно не­трудно при условии, что предыдущие сегменты уже «от­крыты».

Последний сегмент включает все мышцы таза и ниж­них конечностей. Тазовый «панцирь» ответственен за подавление сексуального возбуждения, гнева и удоволь­ствия. «Панцирь распускается» разминанием мышц и специальными физическими упражнениями.

Приводим пример ортодоксальной райх-терапии (из книги О. Бина «Я и оргон». Нью-Йорк, 1971).

«Доктор Бейкер* сел за свой стол и указал мне на стул напротив... «Ну, — сказал он, — раздевайтесь, посмот-рим-ка на вас». С остекленевшими глазами я встал и начал раздеваться. «Вы можете остаться в шортах и носках», — сказал Бейкер к моему облегчению. Я сложил одежду аккуратной стопкой на стул у стены. «Ложитесь на кушетку», — сказал доктор...

Он начал щипать мускулы мягких частей плеч. Мне хотелось съездить по его садистской физиономии, одеться

* Е. Бейкер — один из ведущих терапевтов райховской школы в США.

и дать деру. Вместо этого я выдавил из себя «о-о-у». Потом промычал: «Больно».

— Не думаю, чтобы было больно, — сказал он.

— Больно, — сказал я и продолжал мычать свои «о-о-у».

— Теперь глубоко вдохните, — сказал он, положив ладонь одной руки мне на грудь и придавив ее второй рукой с большой силой. Боль была значительной. «Что, если кушетка проломится? — подумал я. — Что, если мой позвоночник лопнет или я задохнусь?»

Некоторое время я вдыхал и выдыхал, затем Бейкер нащупал мои ребра и начал их прощупывать и давить... Потом он тыкал и продавливал мой живот, нащупывая мышечные зажимы и узлы... Он двинулся ниже, милосердно обойдя мои жокейские шорты, и начал щипать и щипать мышцы внутренней стороны бедер. Теперь я понял, что плечам, ребрам и животу было совсем не больно. Боль была ошеломляющей, в особенности потому, что в этой области я никак не ожидал боли...

«Повернитесь», — сказал Бейкер. Я повернулся. Он начал с моей шеи и двигался вниз, безошибочным инс­тинктом находя каждый напряженный мускул... «Теперь снова повернитесь», — сказал доктор Бейкер, и я повер­нулся. «Хорошо, — сказал он, — вдыхайте и выдыхайте так глубоко, как вы только можете, и в то же время вращайте глазами, не двигая головой. Попробуйте по­смотреть поочередно на каждую из четырех стен, перево­дите глазные яблоки из стороны в сторону так далеко, как можете». Я начал вращать глазами, чувствуя себя довольно глупо, но довольный уже тем, что он больше не мучает мое тело. Мои глаза вращались и вращались. «Продолжайте дышать», — сказал Бейкер. Я почувство­вал нечто странно-приятное в глазах, легкий туман, по­хожий на эффект выкуренной палочки марихуаны. Этот туман начал распространяться по лицу, голове, потом по всему телу. «Хорошо, — сказал Бейкер, — теперь про­должайте дышать и ударяйте кушетку велосипедными движениями». Я начал ритмично поднимать и опускать ноги, ударяя кушетку икрами. Бедра начали болеть, я ждал, когда он скажет, что достаточно, но он молчал. Я продолжал и продолжал, пока ноги мои не начали отва-

ливаться. Тогда постепенно я перестал чувствовать боль, и то же приятное туманное ощущение начало распрост­раняться по всему телу, но гораздо более сильное. Я чувствовал себя, как будто ритм подхватил мои удары, которые не требовали от меня никаких усилий. Я чувст­вовал себя вознесенным, охваченным чем-то большим, чем я. Я дышал глубже, чем когда-либо до этого, и ощущал, как каждое дыхание проходит вниз по легким до таза. Постепенно я почувствовал себя восхищенным, перенесенным прямо из молочно-шоколадной бейкеровской комнаты в сферу гармонии. Я слился с астральным ритмом. Наконец я почувствовал, что пора остановить­ся...

На следующее после визита к доктору Бейкеру утро, в среду, я проснулся, проспав всего около пяти часов, и чувствовал себя бодрым. Кофе казался вкуснее, чем ког­да-либо, и даже мусор, плывущий по Ист Ривер, обладал легкостью и выстраивался в узоры. Это чувство продол­жалось весь день — чувство благополучия и единения с миром. Тело было легким, приятные мурашки бегали вниз и вверх по рукам, ногам, туловищу, и это было приятно... Я ощущал легкое сексуальное возбуждение и нежность, мысль вообще о женщинах наполняла меня любовью...

Я начал раскручиваться в другую сторону. Приятные мурашки прекратились, начало преобладать чувство тре­вожности и возбуждения. Начали появляться коричнева­тые пятна, которые потом превратились в синяки, там где Бейкер щипал и тыкал меня...

Я забрался в постель, чувствуя, что мне холодно;

потянувшись за вторым одеялом, я понял, что холодно от страха. Я попробовал осознать свое чувство, как научился делать при психоанализе. Это был страх того рода, какого я не переживал раньше. Я вспомнил о марионеточном представлении, где куклы танцевали под музыку, вооб­разил «пляски смерти» скелетов, распадающихся на хо­ду. Я чувствовал себя так, будто сам начинаю распадать­ся. Беспокойство становилось ужасным, и я осознал, что непроизвольно напрягаю мышцы, чтобы «собрать» себя. Прекрасное чувство освобождения исчезло, его место за­няло стремление держаться за жизнь. Мой «панцирь» — если это был он — казался старым дорогим другом. Люди

часто говорят, что лучше умереть на электрическом сту­ле, чем провести жизнь в тюрьме, — но узники не скажут этого. Жизнь в цепях лучше, чем никакой жизни, если речь идет не о теории.

Я понял, что мне понадобится все мужество, какое я сумею собрать, чтобы распустить защитный панцирь. «Я буду бороться с доктором Бейкером на каждом шаге пути, но я помню также, как чувствовал себя в течение тридцати шести часов после первого сеанса, я хочу этого больше всего на свете...»

«Как вы провели неделю?» — спросил Бейкер. Я рассказал. «Ваша реакция — сжимание после периода приятных ощущений — совершенно естественна, этого и следовало ожидать, — сказал он. — Вы не можете всегда сохранять эти прекрасные ощущения, но важно помнить их, чтобы иметь возможность идти к ним в работе. Это поможет вам пережить страх, который вы будете чувствовать по мере того, как панцирь распускается... »

В течение нескольких недель, по вторникам в два часа, я дышал и бил ногами кушетку. (Я понял, что грудь и дыхание прорабатывались прежде всего для того, чтобы мобилизовать энергию в теле, что должно способствовать раскрепощению панциря. Энергия накапливалась посред­ством вдыхания воздуха.) Теперь Бейкер заставлял меня бить кушетку не только ногами, но и кулаками. Я бил и лягал ее, и ритм возносил и восхищал меня... Чтобы начать распускать панцирь вокруг глаз, Бейкер взял карандаш и велел мне неотрывно смотреть на него. Он начал быстро вертеть его перед моими глазами разнооб­разными кругами, что заставило меня спонтанно смот­реть в разные стороны. Это продолжалось минут 15—20, и результат был ошеломляющим. Глаза почувствовали себя свободно в голове, я мог ощущать прямую связь между ними и мозгом. Затем я вращал глазами, не двигая головой, сосредоточивая взгляд по очереди на каждой стене, когда взгляд касался ее. Все время, пока я это делал, я продолжал глубоко и ритмично дышать.

Бейкер заставил меня гримасничать и корчить рожи (я чувствовал себя дураком). Он заставлял смотреть меня подозрительным взглядом или выражать глазами страст­ное стремление. Все это привело меня к ощущению, что

я впервые использую свои глаза, и это было прекрасно... На следующий вторник вместо карандаша Бейкер взял ручку-фонарик. Он бросал мне в глаза пучки света, вра­щал их — это производило психологический эффект. Я следил глазами за линиями и фигурами, возникающими в темноте, это было поразительно. Я прямо-таки чувство­вал, как мозги шевелятся у меня в голове. Бейкер вертел перед моими глазами фонарик минут 15, потом зажег свет, глубоко посмотрел мне в глаза и сказал: «Они прекрасно встают на место». Все, что он делал со мной, и все его суждения были не механическими, это возника­ло в результате способности человеческого существа вой­ти в соприкосновение с чувствами и энергиями другого...

«Состройте мне гримасу», — сказал Бейкер, и я повер­нулся к нему с глупым косым взглядом. «Усильте это», — сказал он.

Я замер в выражении мерзкой кикиморы. «Что при этом вы чувствуете?» — спросил он.

— Не знаю, — соврал я.

— Должны же вы что-то при этом чувствовать!

— Ну, мне кажется, высокомерие.

— Вам кажется?

— В конце концов, черт возьми, все это куча дерьма... лежать здесь и вращать глазами!..

— Суньте же палец в глотку, — сказал Бейкер.

— Что? — сказал я.

— Пусть вас вырвет.

— Я перемажу вам всю кушетку.

— Можете, если хотите, — сказал он, — но продол­жайте глубоко дышать при этом.

Я лежал, дыша глубоко, сунул палец в глотку, меня вырвало. Потом я сделал это снова.

«Продолжайте дышать», — сказал Бейкер. Моя нижняя губа задрожала, как у маленького ребенка, слезы потекли по лицу, я зарыдал. Я рыдал минуть пять, и сердце мое разрывалось. Наконец рыдания прекратились.

— С вами что-то произошло? — спросил Бейкер.

— Я подумал о маме, как я любил ее, я чувствовал, что никогда не смогу добраться до нее, я чувствовал безнадежность, мое сердце было разбито. Я мог пережи­вать это впервые с тех пор, как я был маленьким. Это

такое облегчение — быть способным плакать, и совсем это не куча дерьма, я просто был испуган.

«Да, — сказал он, — это пугает. Вам нужно выпустить из себя еще много злости, много ненависти и гнева, а потом много желания и много любви. 0*кей, — сказал он, — до следующего раза».

И я поднялся, оделся и ушел».

* * *

Идеи Райха, особенно его психотерапия, ориентиро­ванная на тело, явились одним из интереснейших направ­лений дальнейшего развития психотерапии.

Имеется много психотерапевтических методик с подобной ориентацией. Укажем только на некоторые из них.

Структурная интеграция, или рольфиит (по имени Иды Рольф, описавшей эту методику в 1920 г.). Рольфинг — это комплекс упражнений и непосредственных физических воздействий, направленных на растягивание фасций и придание телу пациента естественной гармонич­ной позы.

Техника Александера. Матиас Александер был ав­стралийским шекспировским актером. Он страдал рецидивирующей функциональной афонией и в результате многолетних самонаблюдений (перед зеркалом) пришел к выводу, что периодические потери голоса связаны у него с давящим положением головы, отклоняющейся назад и вниз. Александер разработал комплекс уп­ражнений, направленных на установление правильного положения головы по отношению к позвоночнику. Как только голова становилась «на место», афония у него исчезала. В дальнейшем (в конце XIX в.) Александер разработал психотерапевтическую методи­ку, ориентированную на вытягивание позвоночника. Основная формула методики: «освободить шею, чтобы голова сдвинулась вверх и вперед, чтобы дать спине удлиниться и расправиться».

Метод Фельденкрайза. Моше Фельденкрайз, по обра­зованию физик, сотрудничал с Александером, изучал йогу, фрейдизм и основал первую в Европе школу дзюдо.

Система Фельденкрайза основана на осознавании собст­венных движений, что позволяет телу двигаться с мини­мумом усилий и максимумом эффективности. Мышечная раскованность и умение управлять своими движениями в свою очередь приводят к эмоциональной раскованности, умению управлять чувствами.

ФРЕДЕРИК ПЕРЛС: ГЕШТАЛЬТ-ПСИХОЛОГИЯ И ГЕШТАЛЬТ-ТЕРАПИЯ

Исторический очерк

Фриц (Фредерик) Перлс родился в Берлине в 1893 г. в небогатой мелкобуржуазной семье. В своей автобиографии «Внутри мусорного ведра и снаружи» (1969) Перлс описывает свои постоянные «скандалы» с родителями. Учиться он не хотел и не любил. Дважды оставался в седьмом классе. Постоянно «воевал» с авто­ритетами. Тем не менее он окончил школу, а затем медицинский факультет Берлинского университета. По­сле этого поступил на службу в армию и служил врачом до конца первой мировой войны. Затем снова возвратился в Берлинский университет, специализировался по психи­атрии, а позже получил докторскую степень. Здесь же он выполнил свои первые работы и заложил основы гештальт-терапии.

В 1926 г. Перлс работает с Куртом Гольдштейном в Институте военных мозговых травм. Позже он отмечал, что именно там у него впервые сформировалось мнение о том, что человеческий организм нужно рассматривать не как конгломерат отдельных самостоятельно функциони­рующих частей, а как единое целое.

Примерно в эту же пору Перлс увлекается психоана­лизом, сам анализируется у Вильгельма Райха. Рядом с ним работают такие выдающиеся представители класси­ческого психоанализа, как Карен Хорни, Отто Фенихель, Элен Дейч и др.

В 1933 г., когда к власти пришел Гитлер, Перлс эмигрировал сначала в Голландию, а затем в Южную Африку, где основал Южноафриканский союз психоана­литиков. В 1936 г. ученый вновь приезжает в Германию, чтобы прочитать доклад на психоаналитическом конгрес-

се, и здесь впервые встречается с Зигмундом Фрейдом. Эта встреча длилась всего несколько минут и принесла Перлсу огромное разочарование. Может быть, именно этот факт сыграл решающую роль в решении Перлса отмежеваться от психоанализа и заняться новым направ­лением, которое позже получило название гештальт-терапии. Однако окончательный разрыв с психоанализом произошел лишь в 1946 г., после приезда Перлса в Соединенные Штаты.

В 1952 г. Перле основал в Нью-Йорке Институт гештальт-терапии. Позже он переезжает в Лос-Анджелес, а с 1964 по 1969 г. работает в институте Эсалена в г. Биг-Суре (штат Калифорния). Здесь Перле проводит семинары, ведет терапевтические группы и курсы по обучению гештальт-терапии. Его теоретические взгляды и метод психо­терапии начинают завоевывать широкую популярность. В 1969 г. он переехал в Канаду с намерением создать там Институт гештальт-терапии, а зимой 1970 г. его не стало. Умер Перле на Ванкувер-Айленд, в резиденции первого гештальт-терапевтического общества.

Большое влияние на формирование взглядов Перлса оказали психоанализ (прежде всего Фрейд и Райх), экзи­стенциализм, феноменология и, несомненно, гештальт-психология (Келер, Коффка, Левин, Гольдштейн, Вертгеймер и др.).

Первая работа, написанная Перлсом, — «Эго, голод и агрессия» (1917) не претендовала на создание новой тео­рии личности, а представляла собой лишь робкую реви­зию психоаналитической теории Фрейда. На первых по­рах расхождения во взглядах Перлса и Фрейда касались только психотерапевтических методик, а не основных теоретических положений Фрейда.

После окончательного разрыва с Фрейдом (1946 г.) сам Перле еще длительное время рассматривал свои поиски как ревизию фрейдизма.

Расхождение Перлса и Фрейда касаются прежде всего понятия об инстинктах. Как известно, Фрейд выделял всего две основные группы инстинктов (потребностей):

инстинкты, поддерживающие жизнь (сексуальные) и раз­рушающие жизнь (деструктивные).

Перле утверждает, что существует огромное количест­во потребностей, которые ощущаются, когда каким-то

образом нарушается психическое или физическое равно­весие организма. Большинство из этих потребностей на­правлено на то, чтобы восстановить прежнее равновесие. По Перлсу, ни один инстинкт (сексуальный или деструк­тивный) не является основным. «Если жизнь индиви­дуума, — писал Перле, — оказывается под угрозой по­тому, что уровень сахара в крови слишком низкий, он будет искать пищу. Жизнь Шехерезады была поставле­на под угрозу султаном, и этой угрозе она противопоста­вила тысячу и одну сказку». «Должны ли мы, — спра­шивает далее Перле, — говорить о том, что она (Шехерезада) обладала «сказочно-рассказывательным» инстинк­том?»

Это не единственное расхождение во взглядах Перлса и Фрейда; врозь идут также фрейдовский катексис и перлсовская фигура на фоне, фрейдовское либидо и перлсовское основное возбуждение, фрейдовская свободная ассоциация и перлсовский континуум сознания, фрей­довский акцент на сопротивлении и перлсовский ак­цент на избегании сознания, наконец, фрейдовский те­рапевт, поощряющий перенесение, и перлсовский искус­ный фрустратор.

Большое влияние на Перлса оказали работы ученика Фрейда — Вильгельма Райха. Райх ввел понятие о «телесном панцире», «телесной броне» как одном из физи­ческих проявлений психологической защиты от внутрен­них и внешних угроз организму.

Перлс заимствовал идею Райха о том, что сопротивле­ние как часть защиты проявляется в невербальном пове­дении, в «языке тела», и развил ее далее в идею единства тела и психики.

Экзистенциализм, явившийся своего рода ответной реакцией на суровые годы двух мировых войн, полных жестокости, деморализации, бездуховности, рационали­зации и приведших в конечном итоге к моральному и экономическому кризису, способствовал введению в пси­хологию представлений о свободе человека и его ответст­венности за формирование собственного внутреннегоми­ра. Сам Перле считал, что современный ему образ чувство­вания и мышления переполнен прагматизмом и дегуманизирован. «Западный интеллект, — писал Перле, — становится проституткой ума... бледной и немощной под-

меной живой непосредственности, чувствования и пере­живания».

Перлс резко возражал против груборационального, механистического, естественнонаучного подхода к че­ловеку. Он соглашался с экзистенциалистами, которые утверждали, что мир индивидуального опыта может быть понят только из его непосредственного описания, из уникальности его структуры. Перле был убежден, что встреча психотерапевта с пациентом — это встреча двух неповторимых человеческих личностей, а не разновидность классических стандартных отношений врача и больного.

Без преувеличения можно сказать, что экзистенциа­лизм послужил основой для формирования Перлсом по­нятий о гуманистической психотерапии.

Экзистенциализм помог Перлсу отойти от классиче­ского психоаналитического подхода, когда основное вни­мание уделяется истории индивидуального развития. Вместо того чтобы искать корни проблем в прошлом своих пациентов. Перле начал всматриваться в настоящее, в то, как они приспосабливаются и живут в своем сегодняшнем мире. При таком подходе теория перестает быть только системой извлечения значимой информации из памяти. Перле считал, что информация, необходимая для тера­певтического воздействия, содержится главным образом в непосредственном сиюминутном поведении пациента, в том, как он вступает во взаимодействие с психотерапев­том, как проявляет себя в этом взаимодействии (по прин­ципу «здесь и теперь»).

Началом гештальт-психологии считают небольшую экспериментальную работу Макса Вертгеймера, которую он выполнил в 1912 г. с Вольфгангом Келером и Куртом Коффкой. Сущность этой работы заключается в том, что световые вспышки могут быть дифференцированы только в том случае, если экспозиция между ними не менее 0,06 секунды. Основной вывод из этой работы заключался в том, что части и целое — понятия относительные. Части составляют взаимосвязанное целое и не могут рассматри­ваться изолированно. Человек не воспринимает раздра­жители как сумму составляющих, а выделяет из них главное, необходимое ему в данный момент для саморе­гулирования и адаптации.

Один из учителей Перлса, Курт Гольдштейн, приме­нил положение гештальт-теории в области мотивации поведения.

Сам Перле распространил гештальт-теорию восприя­тия на изучение личности, использовав понятие отноше­ние фигуры и фона.

Гештальт-психология помогла Перлсу понять важ­ность феноменологии текущего опыта. Он стал осторожен в интерпретации бессознательного, фиксируя внимание на видимых (сиюминутных) проявлениях проблем паци­ентов.

В то время как экзистенциализм пытается объяснить, как люди переживают свое существование в данный мо­мент, гештйльт-психология пытается ответить на вопрос, как они воспринимают свое существование.

Наши рекомендации