До конца остался верен Долгу.

«Доктор, служанка, лакей и повар

Могут уйти, они тут ни к чему.

Вы свободны, вы можете скоро

Живыми покинуть эту тюрьму».

От боли тревожней забилось сердце,

Вспомнился дом и семья.

Из подвала на волю открыта дверца,

Но шагнуть за порог нельзя.

А как же любимые, как же дети

Навеки одни и без них?

Но разве возможно жить на свете,

Если предашь других?

В темнице светлые души томились,

Светлые лики Русской земли.

Четверо верных Им не изменили,

Четверо слуг от Них не ушли.

И каждый стал навеки покоен

И боль свою к звездам унес,

И каждый был Царя достоин,

И каждого обнял Христос.

Июля 2001 г.

Господь венчает Своим венцом, этой высшей Небес­ной наградой, шторой удостаиваются святые в Царствии Небесном, не только семерых Царственных Мучеников. Но и Их четырех верных слуг. Как поется в одном из тро­парей Царю-Мученику Николаю, «Царства земнаго ли­шение, узы и страдания многоразличныя кротко претер­пел еси, свидетельствовав о Христе даже до смерти от Богоборцев, страстотерпче великий Боговенчанный царю Николае, сего ради мученическим венцем на Небесех венча тя с Царицею и Чады, и слуги Твоими Христос Бог, Егоже моли помиловати страну Российскую и спасти души наша».

Отметим, что в тропаре не случайно сказано: «С Ца­рицею, и Чады и слуги Твоими...».

Только в 2002 г., 16 сентября, уже после причисле­ния Царской Семьи к лику святых Русской Православной Церкви, в России, в Петербурге, в Петропавловс­ком соборе была отслужена первая панихида по четы­рем приближенным Государя. Панихида была заказана внуком доктора Евгения Сергеевича Боткина — Кон­стантином Константиновичем Мельник-Боткиным, при­ехавшим специально по этому поводу из Парижа. На панихиде присутствовали внук и правнучка повара И. М. Харитонова и внучатая племянница комнатной де­вушки А. С. Демидовой.

Их было немного, пожелавших разделить с Царской Семьей изгнание. И не все из тех, кто пожелал, были до­пущены к Царственным Узникам. Среди них, например, был князь Эристов. В августе 1917г., когда уже подхо­дило к концу заключение Царской Семьи в Царском Селе, он писал А. Ф. Керенскому:

«Господин министр! Желаю быть назначенным на дол­жность воспитателя, или инструктора гимнастики, или на подходящую должность к Великому Князю Алексею Ни­колаевичу и идти с Ним не только в ссылку, но и на эша­фот, если придется. В чем прошу сделать мне счастье, дав свое согласие.

Штаб-ротмистр лейб-гвардии

Гродненского гусарского полка

Князь Эристов»

Генерал от кавалерии граф Келлер телеграфировал «министру председателю Керенскому» 8 августа 1917 года из Харькова:«...Ходатайствую перед Временным правительством о разрешении мне последовать за Го­сударем Императором Николаем Александровичем в

Сибирь и о разрешении мне состоять при особе Его Величества [...]

Согласие Их Величеств иметь меня при себе сочту для себя за особую милость, о которой в виду невоз­можности для меня лично о ней ходатайствовать, очень прошу Вас запросить Государя Императора и, в случае Его на это согласия, не отказать в приказании спешно выслать мне в Харьков пропуск на беспрепятственный проезд и проживание в месте местопребывания Их Ве­личеств».

Нужно сказать, что немногие тогда осмеливались именовать Императора Николая II титулом «Ваше Импе­раторское Величество». О нем и в адресе начали писать «б. государю» — бывшему государю (кстати, после 1917-го года появляется термин «из бывших», вполне достаточный для того, к кому относилось это определе­ние, чтобы быть арестованным без суда и следствия).

Свидетельства верности, чести, преданности сво­ему Государю и Его Семье, оставшиеся от тех под­лых и страшных лет, отнюдь не единичны. Среди осо­бо пронумерованных папок, собранных в Государ­ственном Архиве Российской Федерации, есть одна, в которой хранятся письма и записки со словами призна­тельности, с выражением любви и сочувствия царско­сельским узникам, много их от детей, студентов, мо­лодежи. Но есть и другая, страшная папка — в ней письма, наполненные ненавистью, злобой, отврати­тельными оскорблениями.

Из тех, кто изъявил желание отправиться в сибирс­кую ссылку вместе с Царской Семьей, лишь некото­рым выпало счастье сопровождать их. Среди этих лиц — баронесса София Карловна Буксгевден, фрейлина Императрицы Александры Феодоровны; Алексей Ан­дреевич Волков, камердинер Императрицы; графиня Анастасия Васильевна Гендрикова, фрейлина Императ­рицы; англичанин Сидней Иванович Гиббс, преподава­тель английского языка детей Императора Николая II, гувернер Цесаревича Алексея; Василий Александро­вич Долгоруков, генерал-майор свиты Императора, гофмаршал; швейцарец Пьер Жильяр, преподаватель французского языка Великим Княжнам, затем Наслед­нику, впоследствии — Его наставник; Климентий Гри­горьевич Нагорный, из матросов Гвардейского экипа­жа, служивший на императорской яхте «Штандарт» и состоявший при Цесаревиче Алексее; Иван Дмитрие­вич Седнев, матрос императорской яхты «Штандарт», лакей дочерей Николая II, вместе с ним был племян­ник Леонид, четырнадцатилетний мальчик, ученик по­вара, сверстник Цесаревича Алексея, который играл с ним, возил в инвалидной коляске; Татищев Илья Лео­нидович, генерал-лейтенант — на его попечении нахо­дились Царские Дети, остававшиеся до конца мая 1918 года в Тобольске; вместе с князем Долгоруковым и П. Жильяром он входил в число трех особо доверен­ных лиц Императорских Особ; Терентий Иванович Чемодуров — камердинер Императора Николая II; Ека­терина Адольфовна Шнейдер, гофлектриса Императ­рицы и преподаватель русского языка. .

Как известно, после нескольких месяцев жизни в То­больске, Царскую Семью разделили. В конце апреля 1918 г. Император, Императрица и Их Дочь, Великая Княжна Мария Николаевна, были отправлены в Екатерин­бург. Их сопровождали: лейб-медик Государя Боткин, Че- модуров, Леонид Седнев, Демидова. Вскоре за первой труппой в Екатеринбург была выслана и оставшаяся часть Семьи и сопровождавшие Их Буксгевден, Волков, Тен­дрякова, Гиббс, Долгоруков, Татищев, царский лакей

Алоизий (Алексей) Егорович Трупп, царский повар Иван Михайлович Харитонов, Шнейдер, Нагорный, Седнев. Сразу по приезде в Екатеринбург Царскую Семью изо­лировали от тех, кто добровольно последовал за Ними, желая разделить Их судьбу.

Нагорный и Седнев стали первыми жертвами убийц. Их расстреляли 27 мая, когда они решились воспрепят­ствовать охране «ДОНа» (Дом Особого Назначения — так назывался дом Ипатьева, где содержалась арестован­ная Царская Семья, — одна из первых аббревиатур, столь любимых представителями революционной власти) раз­воровывать имущество арестованной Царской Семьи. Арестовали, увезли в тюрьму и в тот же день расстреля­ли. Сразу арестовали Татищева, Долгорукова, Тендряко­ву, Шнейдер и Волкова. Долгоруков, долгое время то­мившийся в одиночке, был расстрелян чекистом, помощ­ником коменданта Ипатьевского дома, участником рас­стрела Царской Семьи Г. П. Никулиным. Графиня А. В. Тендрякова, Е. А. Шнейдер и А. А. Волков из 2-й Екатеринбургской тюрьмы, куца они были заключены по приезде, были переведены в Пермь. Графиня Тендряко­ва очень нуждалась, как рассказывает в своей книге о Царской Семье Татьяна Мельник-Боткина. Не имея при себе никаких вещей, она стирала свое белье под краном — у нее была одна смена. Стирая блузу, надевала рубаш­ку, стирая рубашку, надевала блузу.

Однажды, вызвав ее на допрос, комиссары спросили, отчего она не попросит свои вещи?

— Мне ничего не нужно, — спокойно сказала гра­финя.

— Что Вы хотите?

— Служить Их Величествам до конца дней своих.

— Ах, так?

— Да, так.

— Ведите обратно в тюрьму.

20 июля 1918 года Гендрикову, Шнейдер и Волкова перевели в Пермь, где их содержали в тюрьме; в ночь на 4 сентября они были вывезены с группой заключенных на расстрел. Волкову удалось совершить дерзкий по своей смелости побег. Затем через линию фронта с боль­шими трудностями он пробрался обратно в Екатеринбург, где давал ценные показания следствию по делу о гибели Царской Семьи, которое началось вскоре после взятия города армией Колчака. Впоследствии он эмигрировал во Францию, и в 1928 г. опубликовал воспоминания о Царской Семье. Екатерина Адольфовна Шнейдер и Ана­стасия Васильевна Гендрикова в ту ночь на 4 сентября были расстреляны.

Баронесса С. К. Буксгевден, фрейлина Императри­цы, по прибытии в Екатеринбург со второй группой Цар­ственных Узников, в конце мая 1918 года, жила некото­рое время, так же, как и Жильяр, в вагоне на запасных путях городского вокзала, где скопились тысячи бежен­цев — больных, голодных, без средств к существова-

нию и медицинской помощи. Избежав ареста и гибели, София Карловна эмигрировала в Копенгаген к обосно­вавшейся там вдовствующей Императрице Марии Феодоровне, матери Императора Николая II (до замуже­ства датской принцессе Дагмаре). Умерла баронесса в 1956 году, в Лондоне.

Пьер Жильяр не погиб, главным образом, потому, что был швейцарским подданным. Буксгевден и Жильяр иногда могли видеться с доктором В. Н. Деревенко, ко­торый до определенного времени мог проходить к узни­кам в Ипатьевский дом, и получали от него сведения о происходящем с Царской Семьей.

Терентий Иванович Чемодуров, приехав с Импера­тором, Императрицей и Великой Княжной Марией Ни­колаевной в Екатеринбург, сначала помогал в приготов­лении пищи, по хозяйству, но затем стал прихварывать. 24 мая 1918г. его отправили во 2-ю Екатеринбургс­кую тюрьму, а затем в тюремную больницу, так как он был очень тяжело болен. С вступлением белых в Ека­теринбург Чемодуров оказался на свободе. Он давал довольно путаные показания следствию и до после­дней минуты своей жизни не верил, что Царская Се­мья погибла. Умер он в Тобольске, примерно, в начале 1919 года.

Сидней Гиббс, прибывший со второй группой заклю­ченных в Екатеринбург, как иностранный подданный из­бежал заключения, хотя в середине апреля из Москвы поступило распоряжение о его аресте.

К началу июня 1918 года с Царской Семьей остались Евгений Сергеевич Боткин — врач; Иван Михайлович Ха­ритонов — повар; Алоизий Егорович Трупп — теперь он исполнял должность камердинера при Государе; Анна Сте­пановна Демидова — комнатная девушка.

Кто же были те люди, которые по Божьему Промыс­лу остались с Царской Семьей, чтобы разделить до юн­ца Ее участь? Об этом наша книга.