Нравственное сознание и Сверх-Я
Поскольку нравственное сознание представляет собой функцию Сверх-Я (Freud, 1914) и, более того, бессознательного Сверх-Я (Freud, 1923), то первая мысль, которая приходит при попытке объяснить его поражение, заключается в том, что Сверх-Я слишком чувствительно относится к превратностям нарциссизма. Сверх-Я лежит в основе бессознательного чувства вины, которое представляет собой один из наиболее опасных факторов сопротивления психоанализу (Freud, 1924), и создает возможность бесконечного анализа (Freud, 1937). Так, Сверх-Я может преследовать несчастного своей ненавистью на протяжении всей жизни, причем, ничто, в том числе и психоанализ, не будет в состоянии его умиротворить. Однако обыкновенное «малое различие» может привести его в полное замешательство в той единственной области, где оно должно было бы приносить какую-то пользу, то есть в области социальных отношений! И не будут ли групповые феномены единственными нарциссическими расстройствами, способными помешать функционированию Сверх-Я? Мы ежедневно встречаемся с личностями, до сих нор нравственно безупречными, которые, пережив унижение, ведут себя, не зная ни чести, ни совести. Так обстоит дело с героем Клейста, Мишелем Колхаасом, который разоряет огнем и мечом весь край, поскольку великолепные лошади, оставленные в залог одному сеньору, были ему возвращены в весьма плачевном состоянии. Сверх-Я может также очень легко впасть в заблуждение из-за другого нарциссического расстройства, а именно из-за состояния влюбленности. Из-за любви к Кармен дон Хосе, до сих пор безукоризненный бригадир, забывает о воинском долге и начинает оказывать услуги контрабандистам.
Тем не менее, данного примера достаточно, чтобы показать, что отнюдь не само Сверх-Я «растворяется в любви» (Parat, 1973). Контрабандисты хотят, чтобы дон Хосе примкнул к их рядам исключительно из-за его профессиональной компетенции. Кармен рассказывает о новых идеалах дону Хосе. Тот стремится достичь их с той же серьезностью, которую проявлял, служа в армии, а Сверх-Я преследует дона Хосе с той же бдительностью всякий раз, когда он терпит неудачу. Точно так же Мишель Колхаас в своем упорстве разорить страну оказывается хорошим тактиком, Сверх-Я превращает его в талантливого военачальника точно так же, как раньше делало его превосходным барышником. Самое страшное в «этнических чистках» заключается в том, что их проводят в жизнь добросовестные чиновники, которые с упорством, точностью и при соблюдении строгой субординации следуют заранее разработанному и зафиксированному на бумаге плану. Вполне вероятно, что Сверх-Я заставляет чиновников страдать, если они плохо выполняют свою ужасную работу.
Кармен заменила для дона Хосе армию в роли Идеального Я. Она рассказала ему о новых идеалах, а он добросовестно старается достичь их, не останавливаясь перед тем, чтобы стать убийцей. Сам Фройд по-разному употребляет термины «Идеальное Я» и «Идеал Я» (Chasseguet-Smirgel,1973, р. 761), тем не менее, вероятно, было бы полезно провести здесь их сравнение. Лагаш высказывает предположение, что Идеальное Я связано с первичной идентификацией с матерью (Lagache, 1966, цит. по: Chasseguet-Smirgel,1973). Как формируется Идеальное Я? Какая связь существует между «малыми различиями» и Идеалом Я? И, наконец, как искажение Идеального Я может привести к потере чувства принадлежности к человеческому сообществу?
Произвол «малых различий»
«М алые различия» находят свое выражение в вариантах произношения, письменности и, в целом, в том, что Марсель Мосс называет «техниками тела» (Mauss, 1924, 1936). Они могут быть изменены на противоположные или заменены другими при сохранении того же самого значения. Связь, которая превращает поступок повседневной жизни в символ принадлежности к той или иной группе, столь же безосновательна, как и связь, объединяющая означающую и означаемую стороны лингвистического знака. Изучение «малых различий» открывает перед нами то, что де Соссюр называл «семиологией», то есть науку о «совокупности систем, основанных на произволе знака» (Saussure de, 1911, р. 100). Поскольку эти «малые различия» носят произвольный характер, нам следовало бы без треноги и даже с радостью переносить возможность их замены другими, поскольку мы обогащаем себя, умножая наш культурный капитал.
«Малые различия», аффективная настройка и нарциссическая идентификация с матерью
Итак, мы глубоко привержены малым различиям, поскольку они символизируют первичную нарциссическую идентификацию с матерью, равно как родной язык. Родной язык сливается с нашей идентичностью, как только мы начинаем учиться говорить. Овладение языком начинается с началом жизни в рамках интенсивного взаимодействия между родителями и ребенком благодаря селективному процессу, основанному на многочисленных возможностях. Как пишет Р. Якобсон, «в лепете ребенок способен артикулировать совокупность звуков, которые никогда не бывают объединенными в одном-единственном языке и даже в одной и той же языковой семье... Он практически утрачивает все свои способности воспроизводить звуки в тот момент, когда переходит к до-лингвистической стадии овладения первыми словами, первому, собственно говоря, лингвистическому этапу...» (Jakobson, 1935, р. 24). Точно так же ребенок может потенциально сделать своими «техники тела» любой нации, однако выбирает только «технику» своего окружения. Несмотря на то что, как принято считать, младенец не способен их понять, родители (или взрослые, которые заменяют родителей) придают определенный смысл ранней деятельности ребенка. Они сопровождают «техники тела» словами, на первый взгляд, абсурдными, которые связаны с материнской заботой о ребенке. С самых первых минут жизни младенец способен специфическим образом реагировать на голос своей матери. С очень ранних пор ритм и модуляция его голоса и его
жесты начинают соответствовать голосам и жестам родителей и «аффективно приспосабливаются к ним» (Stern, 1985, р. 180).
«Малые различия» и суждение о компетенции
Эти слова и эти жесты матери носят самопроизвольный характер, поскольку они определяются случайной принадлежностью к тому или иному сообществу и несут ярко выраженную аффективную окраску. Для ребенка они означают любовь и боязнь несчастий, которые могут с ним случиться. Предостерегая ребенка от жизненных опасностей, слова и жесты матери квалифицируют вещи, составляющие мир, как «хорошие» и «плохие». В языке, на котором говорит мать, есть «хорошая» манера противопоставлять существенные признаки фонем и множество плохих, от которых младенец должен отказаться, если хочет оставаться аффективно связанным с матерью. Точно так же, для матери существуют «хорошие» и многочисленные «плохие» способы обращения с младенцем, способы кормления, пеленания, укачивания, наблюдения за его сном. Присвоение объектам свойств «хороший» или «плохой» матери целиком охватывает сферу «малых различий». Подобные присвоения носят произвольный характер, поскольку они могут быть заменены другими в других культурах, однако они представляют собой настоящие «суждения» (Freud, 1925), поскольку для бессознательного матери их нарушение ставит в опасность жизнь ребенка. И напротив, ребенок должен слепо им подчиняться, если хочет сохранить нарциссическую связь, которая объединяет его с матерью и семьей. Даже до того, как он научается говорить, субъект знает, что должен любить и что ненавидеть, если, конечно, он не хочет тревожить мать и разрушить фундаментальную идентичность, которая связывает его с ней. Он может отказаться от материнского суждения о компетенции, например, выплевывая пищу в свою тарелку или отказываясь учиться говорить, однако делает это ценой серьезных нарциссических нарушений. Другие, отличные от матери лица, в первую очередь отец, затем другие члены семьи, потом школа, прочие институты, перенимают у матери эстафету в процессе произвольного определения того, что такое «хорошо» и что такое «плохо» для молодого человека во время формирования его как личности. «Малые различия», которыми обладают все без исключения представители группы по отношению к постороннему, определяются Идеальным Я группы, и оно является наследником этой жизненно важной материнской функции. Отринуть их означает подвергнуть себя серьезной нарциссической опасности. Жители Сараево, которые отказываются считать себя мусульманами, сербами или хорватами, подвергают себя опасности попасть в разряд предателей для всех враждующих сторон. Более того, они подвергаются опасности, идентифицируя себя с другим Идеальным Я, которое превращает их в членов специфического сообщества, единственного в своем роде.