Бог, Который восполняет любой недостаток

Зима окончилась, и приближалось лето, и с первыми жаркими деньками изменились обстоятельства, которые держали Хадсона Тейлора и его коллег в Шанхае. Во-первых, голодающие беженцы стали исчезать. Весенние урожаи притягивали их обратно в разбросанные по всей равнине деревни, а о тех немногих, кто не мог уйти, предложил позаботиться один из местных миссионеров.

Затем временное затишье в войне с Англией создало более благоприятные возможности для рискованной работы в Нинбо и его окрестностях, и, хотя дом, прежде занимаемый супругами Джонс, не был свободен, было другое, даже лучшее жилье. После ухода на пенсию по состоянию здоровья одного из пожилых сотрудников освободилось одно из помещений КЕО, которое Джонс и смог снять за скромную плату. В свою очередь, доктор Паркер был рад отдать в пользование весь дом на Бридж-стрит, часть которого Хадсон раньше занимал. Таким образом безо всяких усилий с их стороны они были обеспечены жилым и молитвенным домами в самых густонаселенных частях города.

Следует сказать, что по мере роста опыта Хадсона Тейлора стали сильнее привлекать более оседлые формы миссионерской деятельности. Война с Англией исключала всякую попытку жить вдали от портов, открытых по договору для внешней торговли. Переезд с места на место был еще возможен, но, в общем, внутренние районы страны были еще менее доступны, чем всегда. Веря, однако, что вскоре придет время изменений в этом отношении, Тейлор и его коллега осознавали, что необходимо трудиться на одном постоянном месте до тех пор, пока не родится поместная церковь, в которой, с благословением Божьим, будут свои пасторы и евангелисты для более широких возможностей в будущем.

Итак, с этой надеждой они вновь обратились к Нинбо, но только после того, как предприняли шаг, который сыграл в будущем очень важную роль.

В мае, спустя три года и три месяца после приезда в Китай, Хадсон Тейлор почувствовал, что пришло время порвать отношения с Китайским евангелизационным обществом^Вов- се не трудности, с которыми он столкнулся во время работы, заставили его сделать этот inai;. Он любил руководителей и многих других членов комитета и ценил их участие и молитвы. Но, как мы видели, отношение организации к долгам очень отличалось от позиции самого Хадсона, и он чувствовал, что так больше продолжаться не может. Вспоминая эти обстоятельства, он писал:

Лично я всегда избегал брать в долг и всегда держался в рамках своей зарплаты, хотя порой и путем очень суровой экономии. Сейчас мне это было не трудно, потому что мои доходы увеличились, и, поскольку страна находилась в состоянии мира, товары не были дорогими. Но сама организация была в долгах. Мои поквартальные счета и счета других сотрудников часто оплачивались деньгами, взятыми в долг. Я начал переписку, которая в следующем году окончилась моим уходом из соображений честности.

Мне казалось, что Божье Слово ясно и безошибочно учит: «Не оставайтесь должными никому ничем» (Рим. 13:8). Я считаю, что занимать деньги противоречит Писанию. Это признание, что Бог удержал что-то хорошее, и решение получить то, чего Он не дал. Разве возможно, чтобы то, что неправильно для одного христианина, было правильным для ассоциации христиан? И могут ли прецедентные случаи (сколь бы многочисленны они ни были) оправдать неверный путь? Если Слово меня чему-то научило, то именно тому, чтобы не связываться с долгами. Я не мог думать, что Бог беден, что Он не располагает достаточными ресурсами или не желает восполнять нужды, возникающие при выполнении Его работы. Мне казалось, что, если недостает средств продолжать работу, тогда (именно в этой степени, при определенных обстоятельствах или именно в это время) это не может быть Божьей работой. Таким образом, для спокойствия собственной совести я был вынужден уйти из организации... К огромному моему удовольствию мой друг и коллега Джонс... сделал то же самое, и мы оба были глубоко благодарны, что уход нисколько не повредил нашим дружеским чувствам. Мы очень обрадовались, когда узнали, что несколько членов комитета одобряют предпринятый нами шаг, хотя вся организация не приняла нашу точку зрения. Полагаясь в своем обеспечении только на Бога, мы могли продолжать поддерживать связь с теми, кто раньше нам помогал, рассылая по домам журналы и другие публикации, как и прежде, пока организация существовала.

Наш поступок был немалым испытанием веры. Я не знал, что Бог скажет мне делать. Будет ли Он восполнять мои нужды таким образом, что я смогу продолжать работать, как раньше... Я хотел посвятить все свое время служению проповеди Евангелия среди язычников, если ка- ким-либо образом Он будет обеспечивать меня крошечной суммой денег, на которую я мог бы жить. А если Он не соблаговолит этого сделать, я был готов взяться за любую работу, необходимую для того, чтобы себя содержать, а все свободное время посвящать миссионерству.

Но Бог благословил меня и дал мне преуспевание, и как я был рад и благодарен Богу, когда мой уход из организации имел такой блестящий результат! Я мог со спокойным сердцем смотреть прямо в лицо своего Отца, будучи с Его благодатью готов сделать все, чему Он захочет меня научить, и чувствуя уверенность в Его любящей заботе.

Невозможно рассказать, каким благословенным путем Он меня вел. Это было как продолжение моих ранних переживаний дома. Моя вера подвергалась и испытаниям, и часто подводила; я раскаивался, и мне было так стыдно, что я не доверял Такому Отцу. Но я учился Его познавать. Даже тогда, я бы ни за что не хотел избежать испытания. Он стал Таким близким, Таким живым, Таким личным. Временные денежные трудности никогда не возникали из-за того, что мне не хватало на личные нужды. Они возникали вследствие помощи в нуждах множеству голодных и умирающих людей, которые нас окружали. Гораздо более тяжкие испытания в других вещах затмевали эти трудности и, будучи более глубокими, впоследствии приносили более богатые плоды. Как радостно вместе с дорогой мисс Хавергал, осознавать не только, что

Тот, кто полностью верит Ему,

Убедится в Его верности,

но и когда у нас не получается полностью Ему доверять, Он неизменно остается верен. Он всегда неизменен независимо от того, верим ли мы или нет. «Если мы неверны, Он пребывает верен, ибо Себя отречься не может» (2 Тим. 2:13). Но

как же мы оскорбляем нашего Господа, когда не можем Ему доверять, и какой мир, благословение и торжество мы теряем, греша, таким образом, против верного Господа! Дай нам Бог никогда не сомневаться.

На этом этапе нетрудно предположить, какие более суровые испытания обернулись обильными благословениями. Дважды в день, по пути из дома и обратно, Хадсону Тейлору приходилось проходить вблизи от школы мисс Элдерсли. Теперь там руководила миссис Босем и ее молодые родственники, но там по-прежнему жило самое дорогое для него существо на земле. Вернувшись в июне в Нинбо, он неоднократно видел ее, но между ними возникла стена, которую трудно было преодолеть. Она и сейчас была добра и нежна, но он не мог забыть, что она просила никогда не беспокоить ее по определенному вопросу. К тому же мисс Элдерсли передала ее решение друзьям, с которыми он жил, поэтому положение было мучительно вдвойне.

Вскоре после своего возвращения из Шанхая миссис Джонс пригласила мисс Дайер навещать ее как раньше. Не было никого, кроме нее, к кому миссис Джонс могла бы обратиться за помощью, в которой очень нуждалась. К тому же это был лучший и единственный способ, чтобы молодые люди могли чаще видеться. Девушке она ничего не сказала, да и сама Мария не упоминала предмета, которым было полно ее сердце. Но мисс Элдерсли не отличалась подобной скрытностью и, найдя миссис Джонс в другой части города после женского молитвенного собрания, излила ей все свое возмущение. Она считала себя вправе негодовать. Мисс Дайер принадлежала к другому социальному кругу, нежели мистер Тейлор, у нее был собственный небольшой, но надежный доход. Она была образованна, одаренна, привлекательна, и у нее не было недостатка в поклонниках, которые в глазах мисс Элдерсли были гораздо более достойными. Непростительно, что этот человек рассчитывает на ее юность и неопытность, и еще более непростительно, что он возвращается в Нинбо после того, как ему ясно объяснили, что в нем не нуждаются.

В ходе этого разговора открылось многое, и не успел он закончиться, миссис Джонс стало понятно, как обстоят дела. Цель мисс Элдерсли заключалась в том, чтобы взять с нее обещание, что она ничем не будет способствовать ухаживаниям Тейлора и что последний никогда не будет видеть мисс Дайер и разговаривать с ней у них дома. Не связывая себя последним обещанием, миссис Джонс посчитала уместным сказать, что воздержится от того, чтобы сводить молодых людей вместе, и что мистер Тейлор не воспользуется визитами мисс Дайер, чтобы встречаться с ней наедине. В то же самое время, она убедительно изложила мисс Элдерсли другую сторону вопроса, стараясь дать ей понять, насколько это серьезно — вмешиваться в подобные чувства. Но, будучи старшей по возрасту, мисс Элдерсли ничего хорошего и слышать не хотела о Хадсоне Тейлоре, и, глубоко задетая ее критикой, миссис Джонс отступила.

После этого Хадсон Тейлор, конечно же, чувствовал себя связанным обещанием миссис Джонс. Он не мог написать мисс Дайер или искать с ней встречи в доме у друзей, но, однако, время шло, и нужно было что-то решать. Узнав, что мисс Элдерсли не состояла с Дайерами в родственных отношениях и не попечительствовала им, он решил прийти к обеим сестрам и спросить, следует ли ему написать их дяде в Лондон и испросить разрешения на более близкое знакомство. На большее он пока не решался, да и после его шанхайского письма в этом не было необходимости.

У Хадсона Тейлора была удивительная поддержка. Он полностью положился в этом вопросе на Бога, и, хотя у него не было возможности общаться со своей любимой, Господу было нетрудно свести их вместе. Он может использовать, в случае необходимости, и воронов, и ангелов для исполнения Своих распоряжений. А в данном случае, чтобы ответить на молитвы Своих детей, Он, по-видимому, воспользовался водяным смерчем!

Был душный июльский полдень, когда в порядке очереди женское молитвенное собрание проводила миссис Джонс. Собралось обычное количество женщин из разных слоев общества, но в этот день легче было прийти на собрание, чем уйти с него, что и доказывает последующий эпизод. Едва ли что-нибудь предвещало водяной смерч, который собрался в верховьях приливно-отливной реки и стремительным потоком обрушился на Нинбо, сопровождаемый потоками ливня. Джонс и Тейлор были по обыкновению на Бридж-стрит и опоздали домой из-за наводнения на улицах. Большинство женщин отправились домой прежде, чем вернулись мужчины, но, по словам школьного служащего, миссис Босем и Мария Дайер все еще ждали носилок.

«Иди в мой кабинет, — сказал Джонс своему спутнику, — а я посмотрю, можно ли организовать личную встречу».

Вскоре он вернулся, сказав, что девушки одни с миссис Джонс и что они будут рады небольшому разговору.

Едва ли осознавая, что делает, Хадсон Тейлор поднялся наверх и оказался в присутствии той, которую чрезвычайно любил. Конечно, там были и другие, но их он почти не замечал, поэтому сказал намного больше того, что когда-либо считал уместным сказать на публике. Он хотел только спросить, следует ли написать и испросить разрешения у ее опекуна, но вдруг все вышло наружу, и он не мог сдержаться! Да, она дала свое согласие и сделала гораздо больше этого. Своей женской искренностью Мария развеяла все опасения молодого человека, насколько они могли быть развеяны сознанием того, что он дорог ей так же, как и она ему. Ну и что, что слышали другие? Разве там не было и ангелов тоже? Спустя мгновенье Хадсон Тейлор облегчил ситуацию, сказав: «Давайте все это отдадим Господу в молитве».

Итак, письмо, от которого столь много зависело, было написано, и нужно было ждать четыре долгих месяца с молитвой и терпением, пока придет ответ. При нынешних обстоятельствах они чувствовали, что не могут свободно видеться друг с другом или даже переписываться, потому что должны были, насколько это возможно, смягчить неудовольствие мисс Элдерсли. Мария, конечно же, сказала ей, что мистер Тейлор написал ее дяде, чтобы спросить его разрешения на помолвку. Старшая дама посчитала невероятным, что дело зашло так далеко, несмотря на все ее предосторожности. Но этому должен быть положен конец. Она сама свяжется с мистером Тарном, и он, конечно, увидит неуместность этой просьбы. Итак, страстно желая своей юной подруге счастья, она взялась за работу с целью привести далеких родственников к правильной, по ее мнению, точке зрения.

От всего этого, без сомнения, влюбленным было нелегко, тем более, что мисс Элдерсли не видела надобности молчать. Ее впечатления о Хадсоне Тейлоре, к счастью, столь же безосновательные, сколь неблагоприятные, скоро стали известны всем остальным. Задавшись целью охладить чувства Марии к тому, кого считала недостойным ее, она без малейших колебаний одобряла внимание других поклонников, имевших относительно Марии свои планы. Одним из серьезных аргументов против Хадсона Тейлора было его китайское платье, которое, по-видимому, не только отталкивало, но и вызывало отвращение. Подвергалось суровой критике и его положение независимого работника неопределенного вероисповедания, его представляли «никем не призванным, ни с кем не связанным и никем не признанным служителем Евангелия». Если бы этим все заканчивалось, этого и так было бы довольно, но последовали и другие обвинения. Он был «фанатичен, ненадежен, нездоров телом и умом», одним словом, «абсолютное ничтожество»! При этом два наиболее заинтересованных лица не знали, как все это повлияет на дядю Марии в Лондоне, которому мисс Элдерсли написала в таком же ключе.

Проходил месяц за месяцем, и этой странной искаженной информации начинали верить в определенных кругах миссионерского общества, а Хадсону Тейлору пришлось по- новому испытать, что значит находить убежище в Боге. Это была печь, раскаленная в семь раз больше, ибо он знал, как должна была страдать, его возлюбленная, а он не мог с ней объясниться, не мог вновь заверить ее в своей преданности. И чем все закончится? Что если на дядю Марии повлияют заявления мисс Элдерсли? Что если он не даст своего согласия на этот брак? Если у Хадсона Тейлора и не было в чем-то сомнений, так это в том, что Бог благословляет послушание родителям или тем, кто наделен родительской властью. Ничто не заставило бы его поступить против воли собственных родителей, и он не мог поддерживать возлюбленную в том, чтобы пренебрегать желаниями своего опекуна. Годы спустя, когда опыт подтвердил эти его убеждения, он писал:

Я никогда не знал непослушания четко выраженной родительской воле; даже если родители ошибались (относительно призвания к миссионерской деятельности), их не постигало наказание. Побеждай с помощью Бога. Он может открыть любую дверь. В таком случае на родителях лежит ответственность, причем немалая. Когда сын или дочь со всей искренностью говорит: «Я жду, пока Ты, Господь, откроешь дверь», — дело в Его руках, и Он усмотрит все.

Но в то время это было скорее теорией, нежели практикой, убеждением, что, вероятно, так оно и есть. Поэтому испытание было тем более суровым.

Неудивительно, что в те дни ему особенно нужно было быть в тишине пред Господом. Никогда ему не приходилось быть таким осторожным, и он чувствовал бы свою беспомощность, если бы его не поддерживала Божья благодать. Это видно из письма к сестре:

Недостаточно только идти по четко размеченной дороге (хотя это и немалое благословение), чтобы не уклоняться ни вправо, ни влево... Мы нуждаемся, чтобы Он направлял наши стопы... шаг за шагом. Более того, мы должны проходить сквозь эту пустыню, полагаясь, всегда полагаясь на нашего Возлюбленного. Если мы по-настоящему будем это делать, все будет хорошо.

Тем временем в другой части города другое одинокое и страдающее сердце усваивало тот же самый урок. Мария тоже глубоко ощущала священность родительской власти и чувствовала, что шаг, предпринятый вопреки этой власти, останется без Божьего благословения. Если нужно, она готова ждать годы, пока ее дядя не одобрит их брак. Но месяцы тянулись медленно, и она не могла не унывать по поводу того, что ее дяде, по-видимому, пришлось услышать о Хадсоне.

Как-то раз она заходила к супругам Гоу из КМС, которые тепло отзывались о Хадсоне Тейлоре. Она была так рада слышать, что кто-то может благоприятно характеризовать его. По крайней мере желание видеть его, которое не оставляло ее, теперь с большей силой наполнило и переполнило сердце девушки. Был летний вечер, и, отправившись к себе в комнату одна, бедное дитя долго стояло на коленях в молчаливом горе. Но в руках у нее была Библия, и, переворачивая страницы, она наткнулась на драгоценные слова: «Народ! Надейтесь на Него во всякое время; изливайте пред Ним сердце ваше: Бог нам прибежище» (Пс. 61:9). Это было как раз то, что ей нужно.

«Тогда я отметила это место, — писала она своему любимому семь лет спустя, — и светлые чернила до сих пор напоминают мне о той ночи».

«Только в Боге успокаивайся, душа моя! Ибо на Него надежда моя» (Пс. 61:6). Только Он, Он один, всегда Эль-Шаддай — «Бог, Который восполняет любой недостаток».

Радость приходит с утра

Проходя как-то вечером мимо раскрытой двери миссии, где недавно обосновались Джонс и его коллега, мистер Най, один из местных бизнесменов заметил, что там что-то происходит. Звонит колокол, и люди заходят как будто на собрание. Услышав, что люди направляются в «Зал Иисуса», или место, где учителя-иностранцы обсуждают религиозные вопросы, он тоже зашел внутрь. Будучи набожным буддистом, он ни о чем так не беспокоился, как о страдании и наказаниях за грех, а также о перевоплощении души, которая должна отправиться в долгое путешествие — а куда, он не знал.

Молодой человек в китайском платье проповедовал из Священной Книги. И вот что он читал:

И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него (Ин. 3:14-17).

Едва ли можно представить, и, тем более, описать, какой эффект произвели на этого человека те слова, услышанные впервые. Сказать, что Най был заинтересован, — значит почти не выразить того, что происходило у него в голове.

Ибо он искал истину, будучи одним из лидеров реформаторской деноминации буддистов, в которой четко следили за исполнением религиозных обрядов. История медного змея в пустыне, иллюстрирующая божественное спасение от грехов и всех их смертельных последствий. Факты жизни, смерти и воскресения Господа Иисуса. И отношение всего этого к его собственной нужде, данная ему сила Святого Духа — да, это чудо всех веков, и, слава Богу, мы до сих пор это видим! «И когда Я вознесен буду... всех привлеку к Себе» (Ин. 12:32).

В тот вечер, когда Най вошел в зал, он был одним из невероятно великого множества людей, «которые от страха смерти через всю жизнь были подвержены рабству» (Евр. 2:15). Но пока он сидел и слушал, его сердце посетила надежда, все старое прошло, и он понял, что в его жизни взошло солнце, и все в ней стало по-другому.

Но собрание приближалось к концу, учитель-иностранец перестал говорить. Обведя глазами аудиторию, как человек, привыкший быть лидером, Най поднялся со своего места и сказал просто и прямо: «Я долго искал истину, как и мой отец, и не находил. Я отправлялся в близкие и дальние путешествия, но не мог ее отыскать. Я не находил покоя в конфуцианстве, буддизме и даосизме, но меня успокаивает то, что я слышал сегодня вечером. С этих пор я буду верить в Иисуса».

Его слова произвели сильный эффект, потому что Ная хорошо знали и уважали. Но никто из присутствующих не был так тронут, как молодой миссионер, к которому в большей мере и была обращена речь. В дальнейшем они много раз беседовали, и Хадсон Тейлор переживал неописуемую радость, видя, как Господь работает с этим человеком, считая эту душу Своей.

Вскоре после обращения Ная состоялось одно из собраний организации, на которых раньше он председательствовал, и, уже перестав быть членом этой организации, он получил разрешение присутствовать и объяснить причины, по которым перешел в другую веру. На Тейлора, имевшего удовольствие его сопровождать, произвели глубокое впечатление простота и сила, с которыми Най излагал Евангелие. Одного из своих бывших единоверцев Най привел к Христу, и тот вместе с ним стал большим помощником для церкви. Най, торговец хлопком, часто имел в своем распоряжении время, чтобы помогать своим друзьям-миссионерам. Почти ежедневно он ходил с Джонсом, не беря платы за свои услуги, и благодаря ему везде открывались двери для вести, которую он так сильно желал принести людям.

Именно он, разговаривая с Тейлором, неожиданно задал вопрос, причинивший такую боль, которую нелегко было забыть.

— Сколько лет у вас в Англии знают о Благой вести? — спросил он, ничего не подозревая.

Молодому миссионеру было стыдно сказать ему, и он туманно ответил, что несколько столетий.

— Как? — воскликнул Най в удивлении. — Несколько сотен лет! Разве возможно, что вы знали Иисуса так долго и только сейчас приехали рассказать нам?

С печалью он продолжал:

— Мой отец более двадцати лет искал истину и умер, так и не найдя ее. Ну, почему же вы не приехали раньше?

Возвращаясь к самым глубоким сердечным заботам Хадсона, нужно сказать, что препятствий к его отношениям с Марией Дайер не стало меньше. Время шло, а у мисс Элдерсли, пожалуй, стало еще больше возражений против их помолвки. Не удовольствовавшись тем, что она полностью описала ситуацию мистеру Тарну в Лондоне, мисс Элдерсли продолжала выдвигать серьезные обвинения против Хадсона

Тейлора. Со временем Мария сама почти удивлялась, что ее уверенность в том, о ком она так мало знала, осталась непоколебимой. Но их любовь была слишком глубока и дарована Самим Богом.

Тогда молодые люди редко могли встречаться даже на людях, потому что школа, в которой преподавали сестры Дайер, переехала в здания Пресвитерианской миссии, которая находилась на другой стороне реки. Вместе с миссис Босем они жили в коричневом доме с щипцовой крышей, который прилегал к зданию школы, по соседству с супругами Вэй, чья любовь к Хадсону Тейлору и восхищение им, должно быть, немало успокаивали младшую сестру. Они часто говорили с благодарностью о том, кто рисковал собственной жизнью, чтобы помочь их брату.

Чтобы не стать поводом для обид, Хадсон воздерживался от того, чтобы навещать семью Вэй. Терпеливо, насколько мог, он ждал письма, от которого столько зависело, и совсем не общался с той, которая занимала все его мысли.

К концу ноября пришло долгожданное письмо — и оно было в их пользу! После тщательного наведения справок любопытство мистера Тарна было удовлетворено, когда ему сказали, что Хадсон Тейлор — многообещающий молодой миссионер. Руководители Китайского евангелизационного общества могли сказать о нем только хорошее, и из других источников были получены самые одобрительные рекомендации. Поэтому, приняв все тревожные слухи так, как они были того достойны, он дал свое сердечное согласие на помолвку племянницы с единственной просьбой, чтобы брак состоялся, когда она станет совершеннолетней. А это случится чуть больше чем через два месяца!

О, Китай, Китай! Как после этого письма молодой миссионер жаждал узнать, что скажет она, и как невероятно сложно было встретиться! Тотчас же перейти через реку и явиться на глаза миссис Босем нарушило бы все приличия. В нынешних обстоятельствах они уж точно не могли встретиться на территории, где она жила, а про его дом и говорить не приходится. Но новости такого сорта разлетаются быстро, и миссис Кноултон из Американской баптистской миссии услышала о сложившейся ситуации. Она одобряла помолвку и жила в тихом местечке за городом, недалеко от реки. Она может послать записку в школу. Мисс Дайер может прийти к ней в гости в любое время, а если у нее в гостях кто-то еще, — что ж, такое случается даже в Китае!

Итак, именно в гостиной миссис Кноултон и ждал Хадсон, пока посланец с запиской медленно, медленно переправлялся через реку, и казалось, что он никогда не вернется. Будем надеяться, что через окна был виден паром, и что Хадсону не приходилось поддерживать разговор. Наконец, наконец! Стройная фигурка, быстрая походка, веселый юный голос в коридоре — дверь открывается, и впервые они остаются наедине.

И через пятьдесят лет он не забыл тот момент: «Мы сидели на диване друг подле друга, ее рука в моей. Моя любовь к ней не охладевала никогда. Я и сейчас так же горячо ее люблю».

Совершены воедино

После этого они открыто объявили о своей помолвке и могли время от времени встречаться в компании друзей; как эти счастливые зимние дни компенсировали все, что было прежде! Об этих днях Хадсон Тейлор писал:

Никогда в жизни я не чувствовал себя таким здоровым и в таком хорошем настроении. Одному Богу, Который творит чудеса, Который возвысил смиренных и обратил все попытки навредить мне только к добру... Ему да будет хвала и слава.

Помолвка не будет длиться долго, потому что в январе 1858 года мисс Дайер исполнится двадцать один год, и она будет свободна, следовать зову своего сердца. Поэтому заключительные недели года были полны радостного ожидания.

Приятно знать, что в жизни людей, которые так серьезно относятся к своему внешнему окружению, были все-таки времена, когда они были молоды и веселы. Один из близких друзей тех дней позволил себе по-новому взглянуть на эту сторону вещей:

Те, кто знал Хадсона Тейлора в более зрелом возрасте, могут удивиться, узнав, что, когда он «влюбился», это был безудержный поток, а вовсе не легкое и незначительное переживание. И его невеста, натура сильная и эмоциональная, в этом отношении ему не уступала.

Однажды вечером молодые люди сидели за столом и развлекались игрой, которая требовала, чтобы их руки были спрятаны под столом. К удивлению мистера Невьюса, кто- то неожиданно пожал ему руку. Сразу догадавшись, что это произошло по ошибке, он воспользовался ситуацией и ради интереса вернул рукопожатие. В следующий момент его соседка, Мария, обнаружила свою ошибку. Она попыталась было отнять свою руку, но сильные пальцы партнера крепко ее держали. Он отпустил ее только тогда, когда проступивший на ее лице румянец и чуть было не навернувшиеся на глаза слезы сказали ему, что шутка зашла слишком далеко. В те дни смеяться было легко, и подобных забавных случаев было достаточно, чтобы вызвать бурное веселье.

Подготовка к свадьбе продолжалась, внешне — с любезной помощью многочисленных друзей, внутренне — с благословением Божьим. О некоторых уроках, усвоенных Хадсоном за это время, можно судить по письмам, написанным им накануне счастливого события:

Дорогая мамочка, я с трудом осознаю произошедшее, что после всей агонии и тревожного ожидания, пережитых нами, мы не только можем встречаться и много времени проводить друг с другом, но через несколько дней мы поженимся! Бог благ к нам. Он ответил на наши молитвы и встал на нашу сторону в противовес другой могучей силе. Дай нам Бог быть еще ближе к Нему и служить Ему еще более верно. Как жаль, что ты не знаешь мою Драгоценную. Она такое сокровище! Она все, чего я желаю.

В то же время первое место в его сердце было искренне отдано Тому, «Чья любовь превосходит всякое человеческое чувство» (как он писал в другом письме), «и Кто может наполнить душу такой радостью, с какой не сравнится никакая другая радость».

Теперь я понимаю, что значит, когда мое имя написано у Него в сердце... и почему Он никогда не перестает ходатайствовать за меня... Его любовь так велика, что Он просто не останавливается в этом. Разве это не превосходно? Такая глубокая любовь... ко мне!

День свадьбы 20 января 1858 года был великолепен, он стал венцом всего, что было прежде. В простом сером шелковом платье и свадебной фате Мария выглядела очаровательно, и не только в глазах Хадсона Тейлора. Он был в обычном китайском платье, и некоторым казалось, что между ними есть поразительный контраст. Но для тех, кто был способен видеть глубже, заслуживал внимания тот факт, что жених и невеста уже были «совершены воедино» (Ин. 17:23). Об их союзе Хадсон Тейлор писал:

Жениться на той, которую любишь, любишь самым нежным и преданным образом... это блаженство, которое невозможно описать словами и представить в воображении! Здесь нет разочарований. С каждым днем все ближе узнаешь свою Возлюбленную, и — если она такое же сокровище, как моя — это вызывает в тебе больше гордости, делает тебя более счастливым, более покорным и благодарным Даятелю всего доброго за самый лучший из земных даров.