Проблематичность адаптационной модели

Подводя итоги, мы можем выделить одну существенную характеристику большинства представлений о здоровье, сформировавшихся в свете адаптационного эталона. Обозначим ее как дефицитарность. Специфика адаптационного эталона в том, что здоровье представлено в нем дефицитарно: согласно этому эталону, индивиду, включенному в социальные отношения, для сохранения и поддержания здоровья оказывается недостаточно имеющихся у него внутренних ресурсов и компетентности в вопросах здоровья, т. е. он испытывает дефицит знаний и возможностей. Его здоровье в значительной степени зависит от ряда внешних условий и факторов, таких как состояние окружающей среды (экологический фактор), уровень жизни общества (экономический фактор), качество медицинского обслуживания, семейное окружение (особенно в первые годы жизни) и т. п. Кроме того, основные критерии оценки его здоровья задаются извне — высшей инстанцией является в данном случае система социальных норм. Дефицитарность адаптационной модели являет полную противоположность античной концепции здоровья, согласно которой человек изначально наделен всем необходимым для здоровой и счастливой жизни.

Рассмотрение проблематики здоровья во внешнем, интерсубъективном плане, в сфере социального взаимодействия и адаптации неизбежно порождает образ индивидуума с ограниченными возможностями здорового функционирования. Поскольку такой критерий, как здоровое самоощущение, уступает место социальным нормативам, человек, ориентированный на внешнюю систему оценок, неизбежно находит в себе те или иные нарушения здоровья, последнее же мыслится как нечто абстрактное или идеальное. Здоровья всегда не хватает, с ним всегда проблемы. А рассчитывать приходится либо на щедрость природы, либо на совершенствование медицинских технологий, либо, наконец, что уж совсем утопично, на консолидацию здоровых сил общества и тотальное оздоровление (путь к “здоровому обществу”, по Фромму). Собственная активность индивида не играет здесь решающей роли. Вырванный Социумом из лона Природы, человек отчужденно воспринимает собственное здоровье, подменяя полноту здорового самоощущения чувством приспособленности и безопасности. Находясь между Социумом и Природой, он не может всецело интегрироваться ни в одну из этих систем без ущерба для своей личностной целостности. Он ощущает зависимость от внешнего биосоциального мира, который изначально дуалистичен и противоречив.

Логическое следствие из рассмотренных нами адаптационных теорий — раскол окружающего мира, его распад на биологическое и социальное окружение. Объекты окружающей среды несут в себе принципиально различное биологическое и социальное значение. Например, человек, с которым устанавливается социальное взаимодействие, может одновременно выступать и как объект биологического влечения, и как носитель социального статуса, причем одно может плохо сочетаться с другим. Потребность в близости, в интимном общении, которая реализуется лишь в определенной социальной ситуации, этой же ситуацией регламентируется или фрустрируется. Начиная с раннего детства, наши естественные импульсы сталкиваются с социальными ограничениями и нормами — направленный вовне единый жизненный порыв ограничивается уже сформировавшимися структурами социального опыта.

Согласно устоявшемуся западному представлению, у Природы и Цивилизации различные цели; биологические и социальные линии развития пересекаются в человеке, обрекая его на постоянный внутренний конфликт. Если я разделяю такую точку зрения, то вынужден ощущать, как во мне спорят моя биологическая и социальная природа, и при этом мне не найти третейского судьи для разрешения этого спора. Я не могу ни сделать выбор в пользу одной из конфликтующих сторон, ни обрести желаемого состояния золотой середины и гармонии с миром. Видимо, этой противоречивостью объясняется тот факт, что адаптационная модель способна убедительно объяснить скорее патологические феномены, основанные на конфликте биологического и социального, нежели феномен здоровья, который выявляется не так отчетливо, а то и вовсе растворяется в неоднозначном понятии “адаптация”. Фокусируясь главным образом на болезни, сторонники адаптационной модели вновь и вновь пытаются свести здоровье к некой норме человеческого существования, сложившейся в ходе эволюционного развития человека и общества в целом. Когда же границы нормы оказываются слишком узкими, а ее содержание становится плоским, однозначным, абстрактным и потому неудовлетворительным, все же остается надежда, что дополнительные исследования адаптационных возможностей человека в конце концов обеспечат кропотливых ученых надежными критериями здоровья.

Попытка выявить устойчивые и однозначные критерии оценки эффективности процесса адаптации и сведение приспособленности к нормальности, т. е. к соответствию строго определенным нормативам, оборачивается жестким нормоцентризмом, который исходит из ограниченной, редуктивной модели человеческого существования. Вместе с тем заложенные в адаптационной модели глубинные противоречия постоянно побуждают исследователя к переосмыслению и пересмотру устоявшихся представлений о положении человека в мире и о характере отношений индивида с его окружением. Именно в свете адаптационной модели феномен здоровья становится глубоко проблематичным, трудно определимым и ускользающим. Античность не знала подобных проблем, поскольку античное “здоровье” заняло вполне определенное место среди философских идей и ценностей античной культуры. Изначальная проблематичность, заключенная в понятиях “норма” и “адаптация”, непосредственно связана с той неоднозначностью в понимании здоровья и болезни, которая возникает сама собой, лишь только мы покидаем область внутреннего опыта (которую не желали покидать античные философы) и оказываемся в полном противоречий изменчивом мире природных и социальных процессов. Совершенствование тела и философское рассуждение, медитация и аскеза могут обеспечить мне внутреннюю уравновешенность, гармонию и согласие с самим собой. Однако мир, в котором я живу, продолжает предъявлять ко мне суровые и противоречивые требования, а мое окружение остается конфликтным и нездоровым. Я оказываюсь перед дилеммой “пытаться изменить мир — или приспосабливаться к нему”. Сколь многие незаурядные личности отказались от разрешения этой дилеммы и выбрали уход из мира социальных отношений, уединенный и едва ли не отшельнический образ жизни. Оставаться здоровым (“нормальным”) в глазах окружающих и при этом жить в конфликте с самим собой, с собственной природой — незавидная участь. В то же время уединенная жизнь в лесу, которую так ярко живописал Торо, может показаться недостижимым идеалом гармонии человека и мира, однако цена этой идиллии — одиночество и изоляция от общества.

Как бы настойчиво ни отстаивал человек свою личностную сверхзначимость и независимость от социума, он не сможет сохранить душевное здоровье, утратив живую связь с человеческим сообществом. В этом заключалась трагедия Фридриха Ницше, гениальные прозрения которого обернулись тяжелым душевным недугом. Ницше открыто презирал современное ему общество обывателей, а заодно и христианскую любовь к ближнему, предпочитая ей безграничную волю к власти и “любовь к дальнему” — к грядущему Сверхчеловеку. В неистовстве своего творческого порыва он разрушил жизненно важные социальные связи, чем в конце концов обрек себя на безумие и гибель. Показательно, что в моменты просветления он, осознавая свою духовную изоляцию и желая уменьшить страдания, обращался к наиболее близким друзьям (знаменитые письма за подписью “Распятый”), словно стремясь в этом “движении к людям” спасти крупицы душевного здоровья, тогда как в своей устремленности к Сверхчеловеку лишь приближал собственный крах. Высочайший дар оказывается сопряжен с душевной болезнью, если ему сопутствует все возрастающая социальная дезадаптация.

Мы полагаем, что подавление человеческой природы в угоду требованиям общества, так же как и бегство от социальной жизни, препятствуют достижению подлинной целостности; более высокий уровень личностной интеграции достижим лишь при условии синтеза биологических и социальных компонентов адаптации, на котором основано целостное бытие человека в мире. Однако давать универсальные рецепты или предлагать собственные модели правильного устройства общества — значит, на наш взгляд, заниматься непростительными спекуляциями, что не входит в круг наших задач. Каждому человеку предстоит найти свое уникальное решение этой общечеловеческой проблемы, и единственное, что может сделать психолог, это всячески поддержать его в этом начинании.