Аффекты в их сигнальной функции

Если все протекает нормально, то начиная при­мерно с 30—36 месяцев малыш подходит к полезному

– 415 –

периоду либидного постоянства объекта: он достаточно много интернализирует из тех проявлений материнской заботы, на представления которых он может положиться во время ее непродолжительного отсутствия, чтобы чув­ствовать себя комфортно, уверенно и счастливо. Мы полагаем, что с точки зрения аффективных и поведен­ческих признаков на прогресс в развитии ребенка ука­зывает активное использование им аффектов в качестве сигналов и мер для самоорганизации, зашиты и успоко­ения (Tyson, 1988).

Поэтому оказывается, что мать, облегчая исполь­зование ребенком аффектов в качестве сигналов, может внести решающий вклад в функционирование его Эго. Как нами говорится в связи с объектными отношениями и аффектами, это начинается тогда, когда реакция мате­ри в ответ на эмоциональные запросы ребенка всякий раз носит организующий, регулирующий, гармонизирую­щий и успокаивающий характер. Идентификация с ма­терью тогда включает и идентификацию с типом ее ре­акций на выражение ребенком эмоций.

Если это понимать таким образом, то принятие малышом некоторой степени постоянства либидного объекта предполагает, что он совершил важный шаг в развитии своего Эго, ибо это подразумевает, что мате­ринские функции ответа на его аффективный сигнал являются теперь интернализированными функциями его Эго. Если это так, то ребенок становится способен луч­ше воспринимать и оценивать аффект и, задействуя над­лежащие защиты, ограничивать его до тех пор, пока им нельзя будет управлять. Тем самым улучшается саморегу­ляция и достигается более полный самоконтроль.

В результате становится проще справляться с тре­вогой и другими чувствами, сопровождающими конф­ликт — внутрипсихический или межличностный, и более реальной становится ситуация, когда каждая из конф­ликтующих сторон готова пойти на определенные уступ­ки (Loewald, 1974). Компромисс тогда может сопровож-

– 416 –

даться приятными чувствами овладения, а обычно он получает и энергетическую подпитку от объекта.

Рассмотрим еще один пример из случая Джонни, о котором говорится в восьмой главе. Однажды, рассер­дившись и разругавшись с аналитиком, он нарисовал грустного человека, которого по ошибке посадили в тюрь­му вместо грабителя. Затем полицейский грабителя пой­мал, отправил в тюрьму и отпустил на свободу того, те­перь счастливого человека. Клинический материал по­стоянно открыт для различных интерпретаций: то, что Джонни с трудом контролирует вспышки гнева, может свидетельствовать о структурной недостаточности его Эго. Его фантазии о полицейском и грабителе могут свиде­тельствовать о недостаточной интеграции отцовских или материнских репрезентаций хорошего и плохого; его гру­стное настроение может (в переносе) отражать нарцис­сическую рану — следствие ошибки аналитика, чтобы привлечь к себе достаточную эмпатическую подпитку. Поскольку здесь возможны различные интерпретации, то также кажется, что Джонни описывает конфликт, порож­денный в нем его агрессивными побуждениями и своим опытом.

Причиной того, что Джонни страдает болезненно слабым чувством собственного достоинства и подвергает риску отношения с важными для его жизни людьми, включая аналитика, является, во-первых, его неспособ­ность регулировать инстинктивные желания, которые ему приходится именовать «грабительскими» и, во-вторых, отсутствие должной поддержки со стороны чувств «по­лицейских». В его рисунке также видны попытки выра­ботать эффективные внутренние ограничители, которые бы выполняли функции стража и полицейского в отно­шении его инстинктивных побуждений и помогали под­держивать как внутреннюю, так и межличностную гар­монию. На предлагаемые ему интерпретации Джонни реагирует, делая самолетик из бумаги и целясь им в ана­литика, но в последний момент смеется и говорит: «Мой полицейский удержал меня!»

– 417 –

Интернализация материнских регулирующих, успо­каивающих и организующих реакций на тревожные со­стояния малыша способствует росту силы и устойчивос­ти Эго. Последнее проявляется в возрастании способно­сти урегулировать конфликт, смягчить его аффективные проявления. То, насколько Эго ребенка способно задей­ствовать связанные аффекты в качестве сигналов комп­ромисса и защиты, определяет результат столкновения с Эдиповым комплексом: разрешение, регрессию или уход от конфликта.

Рассмотрим другой пример из случая Сьюзи (кото­рый выше сравнивается со случаем Джонни). Однажды Сьюзи притворяется Золушкой и воображает, что ее вол­шебная крестная мать дарит ей прекрасное платье, по­могает попасть на бал и выйти замуж за принца. Фанта­зия сопровождается блеском в глазах и кокетливыми жестами. Но неожиданно, проецируя свою проистекаю­щую из чувства вины самокритику, Сьюзи представляет себе, что аналитик — это злая мачеха, которая убивает Золушку, чтобы вместо нее обвенчаться с принцем. Склонность Сьюзи переполняться тревогой в ответ на конфликт отсрочивает интернализацию и согласие на внутренние компромиссы, так что всякий раз, когда ее желания фрустрируются, у нее начинается истерика, цепь которой — манипулирование матерью. Но перед лицом Эдиповых желаний единственными альтернативами яв­ляются регрессия и отклонение, находящие выражение в ее версии сказки о Рапунцель. Вообразив себя Рапун­цель, девочка язвительно упрекает ведьму в том, какая она плохая мать: принц угостил ее конфетой, которая понравилась ей много больше, чем ведьмина еда из мяса и костей. Как было и в настоящей сказке, ведьма, про­слышав о сопернике, в бешенстве отрезает Рапунцель волосы, отправляет ее в пустыню и ослепляет принца. Но в версии Сьюзен, в тот момент, когда Рапунцель находит незрячего блуждающего по пустыне принца и, омыв его своими слезами, возвращает ему зрение, Сью­зен-Рапунцель оставляет принца и отправляется на по-

– 418 –

иски своей настоящей матери — потерянной, желанной, кормящей и дающей все необходимое, — матери поры ее младенчества.

Подобные Сьюзен дети, не справившиеся с интер­нализацией сигнальной функции и неспособные к само­регуляции, остаются беззащитными перед возможностью повторных переполнений дезорганизующим аффектом. Являющаяся следствием этого структурная недостаточ­ность обнаруживается в ряде патологий, включая нар­циссические и пограничные синдромы.

Наши комментарии и эти клинические примеры хорошо согласуются с предостережением Хартманна (1952) по поводу тенденции чересчур упрощать материн­скую роль в развитии Эго ребенка. Он ссылается на примеры, когда ребенок неоднократно переполняется аффективными чувствами, будучи неспособным исполь­зовать тревогу в качестве сигнала, и остается зависимым от матери в роли вспомогательного Эго, несмотря на, казалось бы, состоявшуюся близость ее и ребенка. Он предполагает, что любое суждение по поводу адекватнос­ти этой близости должно включать оценку функциони­рования Эго малыша.