Теория развития суперэго у женщин

Фрейд полагал, что голос совести является мужс­ким голосом, возникшим из отождествления с отцом. По его мнению, организация Суперэго у женщин является ниже, чем у мужчин, разница проистекает из различной связи между комплексом кастрации и Эдиповым комп­лексом у мальчиков и девочек. Принимая во внимание, что комплекс кастрации побуждает мальчиков подавлять эдиповы желания и ведет к отождествлению с отцом, у девочек принятие кастрации приводит к эдиповому про-

– 307 –

грессу. Только в редких случаях девочка отождествляется с отцом так же, как мальчики. Эти рассуждения приве­ли Фрейда к предварительному заключению: «для жен­щин уровень того, что этически приемлемо, иной, чем у мужчин. Их Суперэго никогда не бывает настолько не­преклонным, настолько безличным, настолько независи­мым от его эмоциональных истоков, как мы требуем того у мужчин. Они показывают меньшее чувство справедли­вости, чем мужчины, они менее готовы подчиниться ве­ликим требованиям жизни в своих суждениях, они более подвержены влиянию чувства привязанности или враж­дебности — всего этого достаточно, чтобы считать фор­мирование их Суперэго видоизмененным» (1925b, стр. 257-258).

Джонс не согласился с рассуждением Фрейда о неадекватности функционирования Суперэго у женщин; его собственный клинический опыт заставил его думать, что женщины страдают из-за чувства вины не меньше, чем мужчины. Он считал, что взгляд на страх кастрации как на главную мотивацию Суперэго является ограни­ченным; это ведет к риску смешать психологию женщин и мужчин и мешает пониманию фундаментального кон­фликта у женщин, который приводит к формированию Суперэго.

С точки зрения Джонса, женщина больше всего боится отделения и отвержения, и она развивает Супе­рэго в борьбе с этими страхами. Корректируя то, что он считал сверхсосредоточенностью Фрейда на Эдиповом комплексе, он указывал на важность для девочек доэди­повой привязанности к матери. Он считал, что страх быть отвергнутой и отделенной от матери переносятся в Эди­повой фазе на отца. Затем, пытаясь заслужить одобре­ние отца, и избежать отвержения и заброшенности, де­вочка отождествляется с моральными идеалами отца. Далее Джонс говорит, что зависть к пенису может быть отмечена в том, что женщины часто развивают идею, что мужчины (значит, отец) решительно против женствен­ных желаний, не одобряют женственность (1927, стр. 449).

– 308 –

Таким образом, отождествление девочки с отцом при по­пытках избежать разлуки и отвержения часто приводит к включению мужских и умалению женских идеалов.

Несмотря на идеи Джонса, концепция кастрации продолжает существовать и, в некоторой степени, оста­ется ахиллесовой пятой теории формирования Суперэго у женщин. Для укрепления убеждения, что женщины развивают функционирование Суперэго, по крайней мере, до той же степени, что и мужчины, аналитики пытаются найти у женщин мотив, который соответствовал бы стра­ху кастрации у мужчин.

Хорни (1926), например, хотя и возражала против сравнения развития у женщин и мужчин, тем не менее, связывала развитие Суперэго у женщин со страхом по­вреждения гениталий. Она считала, что когда зависть к пенису оказывает влияние как динамический фактор у взрослой женщины, это указывает на регрессивное раз­решение Эдипова комплекса. В процессе анализа, Хор­ни обнаружила у взрослых женщин всепроникающие фантазии о чрезвычайно большом пенисе, осуществля­ющем насильственное проникновение, причиняющим боль, страх и разрушения. Она допускала, что такие фантазии порождаются в раннем детстве; маленькая де­вочка, наблюдая диспропорцию размеров отца и свои­ми собственными, будет бояться вагинального повреж­дения, что она и представляет себе в фантазиях о сово­куплении. По Хорни, эти страхи заставляют девочку отказаться от эдиповых желаний и женской позиции, она перенимает мужскую идентификацию и желание пениса. Женское желание быть мужчиной затем под­держивается подавлением эдиповых страхов и эдиповой вины, и до тех пор, пока кастрация принимается за доказательство вины, отсутствие пениса будет доказы­вать девочке, что она виновата.

Мелани Кляйн также обращала основное внима­ние на повреждение тела как на мотив формирования Суперэго, хотя она отошла от точки зрения Фрейда на формирование Суперэго у женщин (1928; 1929; 1930;

– 309 –

1933). Во-первых, она выдвинула постулат о том, что формирование Суперэго начинается гораздо раньше, чем предполагал Фрейд, и что это архаичное Суперэго харак­теризуется крайними степенями доброты и жестокости из-за очень ранних отождествлений. Во-вторых, то, чего девочка боится — это атакующая мать, а не атакующий отец. Кляйн считала, что девочки в младенчестве дума­ют, что пенис ее отца создал еще и других детей, укры­тых в теле ее матери. Зависть девочки ведет ее к ораль­но-садистическому желанию поглотить груди матери, содержимое тела матери и разрушить мать. Проекция этой фантазии имеет результатом страх самой девочки, что содержимое ее собственного тела уязвимо для захва­та, разрушения и увечья. Эти страхи прорываются во время отлучения от груди и представляют первую опас­ную для маленькой девочки ситуацию. Кляйн думала, что страх одиночества, потери любви и потери объекта любви являются позднейшими модификациями этой ран­ней тревоги.

Мюллер-Брауншвейг (1926) предполагал, что Су­перэго женщины равно Суперэго мужчины. Он считал, что женственная природа девочек проявляется очень рано и включает в себя резко выраженный мазохизм и пассивность, обнаруживающие бессознательное знание в пассивной роли вагины. А поскольку основное жела­ние женщины — подчиниться мужчине, инцестуозные импульсы подвергают девочку опасности насилия со сто­роны отца, потери любви матери, а также потери люб­ви отца в той мере, в какой отец олицетворяет суд. Подчинение также подвергает опасности эго, зависть к пенису возникает как реактивное образование в ответ на первичное, пассивное, мазохистское желание быть изнасилованной. Этот пенис-идеал затем используется как основа Суперэго у женщин, и представляет собой контроль Суперэго над защитой от подавленных жела­ний Ид. Согласно Мюллер-Брауншвейг, «страх депри­вации», связанный с возможностью потерять фантазий­ный пенис, является в конечном итоге таким же силь-

– 310 –

ным для женщин, как страх кастрации для мужчин, если не более того.

Закс также не соглашается с идеей ослабленного Суперэго у женщин и предполагает, что функционирова­ние независимого Суперэго женщин базируется на идеа­ле самоотречения. Это означает, что девочка отказывает­ся от эдиповых устремлений и терпит сопутствующую им фрустрации. Фрустрация начинается рано ввиду того, что принимая кастрацию, девочка открывает клиторную мастурбацию, фрустрирующую и не удовлетворяющую, которая подталкивает ее к инцестуозным эдиповым же­ланиям. Затем она бывает фрустрирована в своем гени­тальном желании отца или ребенка от него. В после­днем усилии держаться за эдипов комплекс — а для нее это фиксация на отце — она переносит на него «со стра­стной силой» оральные желания, исходно Связанные с оральной фрустрацией и матерью, фатальность этих оральных желаний, объектом которых является теперь отец, является важной установкой окончательной формы Суперэго у женщин. Если эти оральные желания не мо­гут быть преодолены, девочка остается фиксированной на отце и в зависимой манере отождествляется с эго— идеалами. Если фрустрация терпима, отец интроецирует­ся, и девочка отделяется и функционирует независимо, «принимая депривацию как жизненный идеал» (1929, стр. 50).

Якобсон наблюдала тенденцию женщин обесцени­вать их женственность и уступать мнению мужчин (1937), и считала, что это соответствует мнению Фрейда о том, что Суперэго женщин слабо и нестабильно. Однако ее смущало, что те же самые женщины могли страдать от безжалостных, жестоких запретов Суперэго. Позже (1964) она не согласилась с Фрейдом, что у женщин недоста­точно побуждений для формирования Суперэго, она по­лагала, что Суперэго у женщин развивается по иному пути, чем у мужчин. Она считала, что открытие девочки о том, что у нее нет пениса переживается как нарцисси­ческая обида, ответственной за которую она считает мать.

– 311 –

Могут быть предприняты некоторые меры для возмеще­ния этого, что обычно открывает путь чувству подавлен­ности, иногда с преобладанием отказа от генитальной активности и с анальной эволюцией и ее собственных и материнских гениталий, с которыми она справляется, стремясь быть опрятной, чистой и послушной. Отказы­ваясь от генитальной активности, она переносит внима­ние с гениталий на все тело. В гневе отворачиваясь от обесцененной теперь матери, девочка осуществляет ам­бивалентное сближение

с отцом. У него изымается нар­циссизм, а затем облачается в ее гениталии; страх поте­ри пениса заменяется страхом потери его любви; и по­теря любви отца символизирует потерю пениса, повто­ряя более ранее нарциссическое оскорбление.

Чтобы охранить себя от потери любви отца, де­вочка начинает содействовать его идеям и ценностям; таким образом, женская боязнь совести становится вто­ричной «социальной болезнью», так же, как мнения и суждения фаллического объекта любви начинают иметь решающее значение. Основой того, что девочка ценит свою женственность, Якобсон считала характер отноше­ний обоих родителей, благоприятный ее женственности: «Окончательная конституция Эго, зрелость эго-идеалов и самостоятельность Суперэго у женщин тем успешнее, чем лучше маленькая девочка учится подчеркивать свою женственность и таким образом может найти путь об­ратно, к отождествлению с материнским Эго и Суперэ­го» (1964, стр. 114-115).

Райх (1953) не подвергала сомнению точку зрения Фрейда на то, что Суперэго у женщин происходит из эдиповых намерений, но она полагала, что эго-идеалы формируются раньше, и что тревога эго-идеалов преры­вает интернализацию Суперэго. Она занималась иссле­дованиями нарциссических патологий у некоторых жен­щин и заметила последовательно осуществляемые нар­циссические выборы объекта и использование этих па­тологических объектных связей для преодоления обиды, нанесенной ее самоуважению и для того, чтобы превоз-

– 312 –

мочь кастрационные чувства. Таким образом, они часто становятся слишком зависимыми от мнения окружаю­щих. Она считала, что эти нарциссические нарушения проистекают из доэдиповой патологической связи мать— дочь. Эта патология прерывает развитие Суперэго, так что не возникает ни эдиповой завершенности, ни полной интернализации Суперэго.

Гринэйкр (1952а) предполагает, что Суперэго де­вочек находится под влиянием взаимодействия с ее фи­зическим телом. Девочка может смириться с тем, что она не обладает пенисом, но она, тем не менее, предпо­лагает, что его отсутствие — это наказание за прошлую мастурбацию с тех пор как часто возникающее мастур­бационное возбуждение привлекло ее внимание к ее «прискорбному состоянию». Этот предполагаемый грех, за который она уже понесла наказание, проявляется в накоплении чувства вины, которое вносит свой вклад в ненормальное усиление позднейших чувств вины в си­туациях конфликта. Гринэйкр предполагал, что это на­копление чувства вины содействует некоторым замет­ным, хотя довольно расплывчатым или бесцельным уг­рызениям совести и тревожным тенденциям, часто на­блюдаемым у девочек.

Шассге-Смиржель (1970) рассматривала проблему чувства вины у женщин под самыми различными угла­ми. Она считала, что дети обоих полов считают мать сильной и всемогущей и чувствуют себя беспомощными и несовершенными по сравнению с ней. Мальчик чув­ствует нарциссическое удовлетворение при мысли, что у него есть что-то, чего нет у его матери, но девочке, чтобы освободиться от матери, приходится обращаться к отцу. Однако эдипова позиция означает, что она должна идентифицироваться с матерью, которую она считает кастрирующей. Она хочет пенис не ради него самого, но как мятеж против человека, который причиняет нарцис­сические раны — всемогущей матери. Женщина перени­мает моральные убеждения ее сексуального партнера, поскольку ее бессознательная вина сильно связана с зап-

– 313 –

ретами всемогущей матери — «ты недолжна иметь соб­ственных правил». Чувство вины у женщин, таким обра­зом, произрастает из желания соединиться с отцовским пенисом, орально или вагинально, и заместить всемогу­щую мать. Защитой от соперничества с матерью, от стра­ха перед идентификацией с кастрирующей матерью и от стража кастрации отца девочка может выбрать зависи­мость от отцовской заботы. В этом случае она не зани­мает место матери около отца и не отождествляется с кастрирующей матерью, она остается зависимым ребен­ком, и не становится женщиной.

Муслин (1972) настаивает, что Суперэго женщин можно сравнивать с Суперэго мужчин и по структуре и по функциям, но содержание запретов и идеалов у жен­щин и мужчин различно. Он видел, что жажда любви и потребность в одобрении отца и других объектов про­должается всю жизнь. В итоге, страх потери любви и ущерба самоуважению так же важны для регуляции пси­хической деятельности, как и страх наказания Суперэго в форме чувства вины.

Шафер утверждает, что традиционные установки Фрейда привели его к недооценке как роли связи девоч­ки с матерью, так и роли догенитального опыта. Шафер настаивает, что том, что Фрейд считал устойчивой мо­ральной стабильностью мужчин, скорее является изоля­цией аффекта и обсессивной психопатологией, а не мо­ральными ценностями. Шафер также обращает внима­ние на необходимость выявления различий между Супе­рэго и моралью. Вместо рассуждения вроде: «Девочки не развивают неуклонно свое Суперэго, как это делают мальчики...», она считала более верным, что мальчики развивают кодекс морали, что является просвещенным, реалистичным, согласующимся с конвенциональными нормами цивилизованного взаимодействия между людь­ми (1974, стр. 466).

Блюм (1976) критиковал точку зрения Фрейда, что мазохизм является моральным, эротогенным и женствен­ным, и, следовательно, важной частью женского Суперэ-

– 314 –

го. Он подчеркивал, что, мазохизм является остатком незавершенного детского конфликта и не является ни сущностно женским, ни важным компонентом женского характера. Сильные мазохистские эго-идеалы обычно связываются с нарушением объектных связей и отража­ют доэдипову и эдипову патологию. Далее Блюм отмеча­ет, что материнская преданность не нужно путать с ма­зохистским порабощением или с предохранением объек­та от агрессии.

Бернштейн (1983) критиковал фрейдовскую концеп­цию развития и функционирования Суперэго на основе тех временных рамок, которые он предлагал, и тех мо­тиваций, которые он предлагал, и за то, что он брал мужские характеристики за универсальный стандарт адек­ватности функционирования Суперэго. Она утверждает, что, как было измерено с помощью управляемого конт­роля, Суперэго у женщин не менее эффективно, чем у мужчин, но содержание директив Суперэго у женщин иное, чем у мужчин, и что ограничения, налагаемые Суперэго женщин, происходят от иных источников, не­жели страх кастрации. Этими источниками являются страх грандиозной нарциссической матери в младенче­стве; распространение анальных запретов на гениталь­ные импульсы из-за спутанности и взаимопроникнове­ния анальной и генитальной областей тела фантазии о бывшей в прошлом кастрации, которые придают боль­шую обоснованность страхам повреждения тела, такие, как сексуальное проникновение или рождение детей.

ОБСУЖДЕНИЕ

Основной идеей, общей для этих различных точек зрения, является то, что Фрейд заблуждался, считая, что развитие и функционирование Суперэго у женщин явля­ется низшим по отношению к таковому у мужчин. Док­лады о психоаналитических опытах, представляемые на протяжении многих лет, ясно обнаруживают у женщин

– 315 –

сильное чувство вины, склонность к самокритике, чув­ство незащищенности, склонность уступать чужому мне­нию и важность доэдиповой связи девочки с матерью. Это может быть истолковано и как следствие неудовлет­ворительно интернализированного Суперэго, и, что бо­лее предпочтительно, как поведение, свидетельствующее о сложных путях развития, тесно сплетенных с развити­ем Суперэго, как и с развитием характера.

Не нужно удивляться, что мы считаем, что любые представления о развитии Суперэго у женщин должны принимать в расчет множество факторов: сексуальность, агрессивность, связи матери с ребенком и отца с ребен­ком, формирование половом идентичности (которое мы обсуждали в седьмой главе), регуляцию нарциссического равновесия, разнообразие идеалов, устойчивость целей и вклад переживаний как доэдиповой, так и эдиповой и послеэдиповой стадий развития.

Среди этих многих факторов особенно важно при обсуждении развития Суперэго у девочки рассмотреть содержания идеалов и интроекций. Муслин (1972) под­черкивал, что, приняв во внимание, что специфические идеалы, запреты и моральные кодексы меняются от куль­туры к культуре, по его опыту, можно выделить общие элементы содержания Суперэго у женщин западной куль­туры. Они включают в себя запрет на агрессивную ак­тивность, цензуру сексуальной активности, ограничение других форм инстинктивных проявлений, идеал «быть милой, ласковой, застенчивой» или «быть неагрессивной, чистой, опрятной», и часто ожидания того, что она ста­нет матерью собственной матери.

Среди других современных комментаторов, Шафер (1974) и Бернштейн (1983) делали акцент на том, что различия в женских и мужских ценностях приводят к очевидным различиям в функционировании Суперэго, даже в случае слабости Суперэго. Концепция «твердость» против «гибкости» иллюстрирует это. Читая работы Фрей­да о Суперэго, мы поняли, что он подразумевал, что прочная структура, не подверженная воздействию эмо-

– 316 –

ций прошлого и настоящего, является наиболее жела­тельной. Напротив, мы сказали бы, что бывают случаи, когда гибкая структура, способная своевременно отвечать на окружающее, каким оно является в данный момент, более моральна. Гиллиган (1982) с позиций психолога демонстрировала значимые различия в мужских и женс­ких откликах на необходимость решить моральную ди­лемму; она заключила, что мужчины часто реагировали, исходя из приверженности абстрактным законам, тогда как женщины часто реагировали, исходя из того, что лучше для отношений.

С нашей точки зрения, ошибочное заключение о том, что Суперэго у женщин слабее, отражает воздей­ствие внутрисистемного конфликта. Такой конфликт мо­жет начаться, когда, следуя за ранними указаниями Су­перэго о послушании авторитету, женщина подчиняется мнению другого, для того чтобы поддержать отношения. Затем директивы Суперэго, исходящие из более поздних источников, могут помочь ей принимать независимые решения. Но более ранние интроекции все еще имеют сильное влияние и противоречат более поздним. При такой дилемме даже самые независимые женщины могут временами страдают от нерешительности, колебаний и чувства вины.

Спорный вопрос о мотивации и временных рамках также важен для обсуждения половых различий в разви­тии Суперэго. Мы интерпретируем данные о развитии Суперэго, чтобы показать, что, в общем, у девочек фор­мирование Суперэго начинается раньше, чем у мальчи­ков. В некоторой степени это облегчается благодаря хо­рошо известному факту, что на первых годах жизни ког­нитивные способности лучше развиты у девочек, чем у мальчиков того же возрастание мы полагаем, что жела­ние любви идеализированного объекта того же пола и страх потери этой любви являются первостепенно важ­ными в развитии Суперэго. Исход половой идентифика­ции, нарциссизм и самоуважение тесно связаны с этим желанием. Следовательно, потребность разрешить конф-

– 317 –

ликтные чувства любви и ненависти, приводящая к иде­ализации объекта любви того же пола, является цент­ральной в формировании Суперэго. У девочек этот кон­фликт должен быть разрешен до того, как произойдет эдипова прогрессия. Для мальчиков этот конфликт явля­ется центральным для разрешения эдипова комплекса. Следовательно, мы утверждаем, что у девочек централь­ной мотивацией для формирования Суперэго является ее желание любви идеализированной матери. Часто это вле­чет за собой желание фантазийного, идеализированного чувства близости или единства, что, как девочка вообра­жает, должно было быть частью ее связи с матерью в младенчестве. С появлением ведущей роли гениталий это часто принимает форму сближения со сказочной Бого­матерью — типическим образом. Конфликт стадии вос­соединения, тем не менее, вместе с борьбой с излишним давлением и попыткой упрочить раздельную идентичность и чувство самостоятельности приводит девочку к страху потерять любовь идеала. Первые шаги девочки в форми­ровании Суперэго затем представляют собой ее попытки разрешить этот конфликт. Часто это подразумевает идеа­лизацию матери и формирование жестких интроектов, которые оборачиваются против личности, когда она про­являет сексуальные или агрессивные побуждения.

Хорошо разработано: конфликт стадии воссоеди­нения и гнев на мать сталкиваются с ощущением, что она любима матерью. Утрата чувства интимной близости ведет к чувству амбивалентного и фрустрации других желаний. Теперь проекции искажают реальную мать, но ранние идентификации с запретами, требованиями этой искаженной материнской репрезентации в попытке раз­решить сильную болезненную амбивалентность, форми­руют основу ее Суперэго.

Рассматривая пример Бет, трех с половиной лет, обратим внимание на ее обращение с другими детьми: из-за импульсивности своего поведения, она сторони­лась других детей, щипалась, таскала за волосы и била их. Всякий раз, когда она была недовольна, она дралась,

– 318 –

а когда ей выговаривали, она упорно забиралась под стол и рыдала, заявляя, что ее никто не любит. Она делал так, опасаясь любого вида интимности в отношениях, и будучи чрезмерно зависимой от других в поддержании своего самоуважения. Ее мать, боящаяся, что контроль над Бет недостаточен, реагировала на это неправильно, обрывая ее, применяя силу, допуская пугающие проявле­ния гнева и отстаивая свой контроль, ругая ее за то, что она никогда не думает о других людях и часто сравни­вая ее (не в ее пользу) с сестрой, которая была на два года младше, пока Бет не была полностью деморализо­вана, и ее сердце не было разбито. Бет пыталась, в со­ответствии с указаниями, думать о других, что она по­нимала как противопоставление «себя и других», ее ког­нитивное развитие еще не позволяло ей понять истин­ную благопристойность, слушалась их, но все равно чув­ствовала только неодобрение, на что реагировала гневом. Отец, пытаясь смягчить влияние матери, считал свою негативную реакцию на поведение Бет адекватной.

В ходе терапии главным желанием переноса была фантазия, что Бет и аналитик — близнецы. Она любила рисовать, но считала, что рисунки аналитика лучше, ее собственные рисунки не казались ей хорошими, если ее рисунки были лучше, она опасалась ревнивого гнева ана­литика, который может опустошить ее чувства. Поэтому она делала вывод, что будет лучше, если она и аналитик будут одинаковыми — или близнецами. Они провели многие часы, рисуя «рисунки близнецов», на которых аналитик делал то же, что делала Бет. Таким способом она воссоздала не только свое регрессивное желание чув­ства единства и преданности, но также свой поиск иде­ализированной матери.

Хотя патология Бет не может быть взята как при­мер нормального развития, она, тем не менее, показывает преувеличенную картину того, что обычно обнаружива­ется в раннем развитии женщин, где разногласия между контролем и конкуренцией, основанные не на эдиповых переживаниях, а на нарциссическом сравнении женской

– 319 –

красоты являются наивысшими. Затем это разрушает желанную близость с матерью. Одним из следствий этой динамики может быть то, что девочка может быстро сдаться в борьбе за независимость в угоду пассивной уступчивости и в поддержку регрессивной фантазии о том, что она — младенец. Поскольку примитивные са­мокритичные элементы интроекций и идеалов имеют постоянное влияние, они менее подвержены переменам, чем более поздние, более реально ориентированные эле­менты, авторитетные фигуры продолжают рассматриваться как враждебные и жесткие, что усиливает пассивное под­чинение. Хотя амбивалентность периода воссоединения у мальчиков также ведет к интернализации конфликта, в этом случае половое отличие отталкивает его от чувства близости к матери и ведет к отдаленности и чувству от­личия от нее, к отождествлению с идеализированным отцом, вместо подчинения требованиям матери. Посколь­ку Фрейд считал, что формирование Суперэго связано только с Эдиповым комплексом и преимущественно при­менимо к мужчинам, неудивительно, что он делал вы­вод, что важнейшим является элементом страх кастра­ции. Однако, мотивация формирования Суперэго не так проста и меняется с течением времени, как мы уже опи­сали в предыдущей главе. Там мы выделяли, что удо­вольствие от отождествления с идеалом и желание заслу­жить одобрение идеализированной матери являются по­тенциальными мотивами для формирования Суперэго, как только материнская любовь дает такую возможность.

Разумеется, одним из наиболее важных аспектов развития женщины является сильная привязанность де­вочки к матери и трудность существования вне ее. Ус­пешная эдипова прогрессия включает в себя не просто смену объекта. В нашем обсуждении половой идентифи­кации в следующей главе мы подробно опишем трудно­сти, которые возникают у девочек при отказе от привя­занности к матери при одновременном отождествлении и соревновании с ней. Часто она достигает эдиповой прогрессии только ценой постоянной сильной ненависти

– 320 –

к матери. Даже если она имеет дело с этими чувствами только через формирование реакций, они могут сформи­ровать жесткое, критичное и наказующее Суперэго. Час­то девочки оказываются не в состоянии до конца оста­вить мать и сохраняют привязанность к ней на всю жизнь. Балинт (1973) описывает женщин, которые пере­носили свою привязанность на других женщин, но оста­вались доэдиповыми в том, как заботились о них и об­ращались с ними.

Хотя такая борьба наблюдается часто, на удивле­ние малую роль в формировании Суперэго женщин иг­рает агрессия. Действительно, враждебные импульсы и связанные с ними конфликты подразумеваются во мно­гих формулировках, но акцент делается на сексуальнос­ти — чувстве вины за мастурбацию, эдиповых желаниях, желании получить отцовский пенис и так далее. Исклю­чая Мелани Кляйн, концепции ранней связи с матерью включают в себя разочарование в ней и гнев на нее за то, что она не снабдила дочь пенисом.

Современные исследования показывают, что враж­дебные импульсы имеют много источников, это не про­сто реакция на разочарование и нарциссическую обиду на отсутствие пениса, не менее важными, чем этот, яв­ляются сексуальные источники. Малер, например, обра­щала внимание на чередование отдаления и освобожде­ния начавшего ходить ребенка с призывающим и сбли­жающим поведением, что она назвала амбитенденцией (Mahler et al., 1975). Этот феномен обычно появляется у девочки, начавшей ходить, одновременно с построением ее собственной индивидуальной идентичности и способ­ности независимо функционировать. В этот период рег­рессивная связь объединения мать—дитя разрушается не­зависимостью и идентичностью девочки. Агрессия слу­жит развитию отделения—индивидуации, но сила нена­висти и гнева на мать может преждевременно разрушить идеал мать. В результате возникает преждевременно и пассивно сформированный характер или задержка в под­чинении матери, прерывание разрешения конфликтов

– 321 –

развития и задержку в формировании способности пере­носить амбивалентность. Потеря идеализирующего взгляда на мать также прерывает интернализацию руководящих, оберегающих и поддерживающих интроектов. Вместо это­го девочка формирует ниспровергающую точку зрения на объект и интернализирует враждебные, бескомпромисс­ные интроекты. Идентификация с негативным объектом подвергает ее риску сформировать негативный образ себя, и в результате получается личность с ненавидящим са­мокритичным Суперэго и уязвимым самоуважением. На­делсон и ее коллеги (1982) подчеркивали, что матери часто критически осуждают враждебные импульсы своих дочерей. Маленькая девочка начинает бояться ответного лишения любви (наказания за гнев); к тому же собствен­ный гнев девочка ощущает, как разрыв связи, препят­ствующий наслаждению от ощущения материнской люб­ви и идеализации матери. Это способствует расширению враждебности интроектов и чрезмерному увеличению са­мокритикующей функции Эго. Насколько сильны фан­тазии о потере любви, настолько же сильна тревога де­вочки; ее чувство утраты раннего взращивающего мате­ринского Эго-идеала, поэтому ее гнев, направленный вовне, приводит к еще большей тревоге и обесценива­нию матери. Благодаря защитным возмещающим усили­ям разрешить чувство амбивалентности, девочка старает­ся быть хорошей, чистой и опрятной, чтобы вернуть материнскую любовь. Делая это, она часто вовлекает подчиненную и мазохистскую позиции во внутренний авторитет (и обуславливает этим будущее Суперэго) для поддержания объектной связи и предотвращения утраты любви. Этот страх возникает оттого, что она проецирует свои враждебные интроекты (Blum, 1976).

Хотя формулировки Кернберга (1976) не создава­лись специально для женщин, они уместны при рассмот­рении препятствий на ранних фазах формирования Су­перэго у женщин. Он описал, как патогенный эффект раннего преобладания агрессии в результате искажает образов родителей. Он прерывает интернализацию более

– 322 –

поздних, более реалистичных образов родителей, так что сохраняются ненавидящие, враждебные (Кернберг пред­почитал говорить — садистичные), разрушительные и легко проецируемые качества Суперэго. Это оборачива­ется столкновением с более высокими уровнями Суперэ­го и с развитием интернализации системы ценностей. Такой недостаток может принять форму патологической интеграции враждебных и идеализированный репрезен­таций себя и объекта; тогда идеал доминирует в агрес­сивных аортах и приобретает характеристики враждеб­ных требований совершенствования, вызывающих чрез­мерное подавление инстинктивных проявлений.

Сходная динамическая картина может возникнуть из-за патологии матери (Lax, 1977). Рождение дочери может вывести мать из душевного равновесия, так как это событие может иметь для нее различные бессозна­тельные значения. Возможно, она бессознательно желает пенис и потому предпочитает мальчика. По этой или какой-либо другой причине мать оказывается не в со­стоянии развить генитальную материнскую озабоченность (Winnicott, 1956), поскольку ребенок не соответствует ее фантазии о ребенке. Возникающий у девочки образ себя затем объединяется с позицией, обесценивающей мать, и девочка затем познает себя как существо, негодное для любви, никчемное и неадекватное. Конфликты аналь­ной и детской генитальной фаз добавляются к ниспро­вергающему чувству неполноценности, мать сама по себе не воспринимается как идеал. Интернализация отвергающей, обесценивающей матери ведет к мазохистской самообесценивающей позиции и примитивному, жестко­му и враждебному Суперэго. Обнаружение девочкой ана­томических различий может привести к компромиссу в конфликте стадии воссоединения, если идеализация ма­тери серьезно подрывается каким-либо из описанных способов. Девочка уже не хочет быть как мать, она чув­ствует нарциссическую обиду, гнев и разочарование, при­шедшие с этим открытием (Jacobson, 1954, 1964). Зависть к пенису может развиваться, но это вторично по

– 323 –

отношению к неспособности девочки разрешить ее ам­бивалентность по отношению к матери (Roiphe & Galenson, 1981; Grossman & Stewart, 1976). В этих обсто­ятельствах, зависть к пенису может часто сопровождать­ся обесцениванием женственности и отождествление с отцом и с его идеалами.

Хотя эти обстоятельства делают эдипову привязан­ность девочки к отцу трудной или задерживают ее эди­пово соединение с ним, эдипова прогрессия может, тем не менее, произойти. В этом случае вся любовь и нар­циссические ожидания направлены на отца, а разруши­тельный, чрезмерный эдипов гнев и враждебность свя­зываются с соперничеством с матерью. Если мать явля­ется предметом этих негативных чувств, тогда интроек­ты, основанные на раннем познании матери, превратят­ся во враждебность, направленную наружу. Из-за этого увеличится потребность в отце и в его любви. Следова­тельно, тревога девочки по поводу ее продолжающегося гнева будет фокусироваться на нарциссической угрозе — неотзывчивости отца и враждебности матери и лишения ее любви. Страх наказания за эдиповы желания затем комбинируется вокруг пугающих образов, которые могут включать в себя некоторые формы повреждения тела, выстроенных на раннем чувстве беспомощности и бес­силия. Девочка может проявлять такие страхи по-разно­му. Одна шестилетняя девочка, после того, как описала, как ей приятно, когда ее щекочет отец, увидела сон, в котором ее щекотал вампир.

Неразрешенные конфликты по поводу агрессии, обращенной на мать, могут сделать девочку уязвимой к переживанию неизбежного в процессе развития эдипова разочарования, как очень болезненного отказа. Она чув­ствует, что она недостаточно красивая, не подходит для любви и недостаточно хорошая, и это предшествует кру­шению иллюзий в отношении матери. Эти же чувства снова возникают в связи с возрождением самообесце­нивания.

– 324 –

Окончательное укрепление Суперэго девочки по­чти не зависит от влечений и враждебных интроекций. Внутренние образы зависят от того, в какой степени отец способен уберечь ее и помочь ей на стадии воссоедине­ния. Отец может помочь девочке снизить агрессию (Herzog, 1982), такая помощь полезна девочке для пони­жения враждебности к матери и также к ней самой в ее враждебных интроектах. Для этого, чтобы выйти из зат­руднительного положения, нужно, чтобы отец был для дочери добавочным голосом авторитета и дополнитель­ным источником благополучия, чтобы он адекватно под­держивал ее эдипово развитие и был эмпатичен к ее эдипову разочарованию. Девочка еще больше поможет, если связь отца с ней такова, что она чувствует одобре­ние своей женственности и материнского эго-идеала, а так же соответствующих аспектов отца, его идеалов и моральных принципов.

РАЗВИТИЕ СУПЕРЭГО У МУЖЧИН

Поскольку именно мать привносит стандарты и требования на ранних стадиях развития Суперэго, про­исхождение мужского авторитетного голоса в Суперэго требует объяснения. С нашей точки зрения ответ лежит не только в способе, которым доэдиповы конфликты преобразуются Эдиповым комплексом, но также в при­роде доэдиповых и эдиповых конфликтов как таковых. Хотя мальчик имеет дело с амбивалентностью в отноше­нии матери в фазе воссоединения, в противоположность девочке, мальчик не сталкивается с потерей иллюзий и гневом от потери идеализированного чувства единства с матерью, поскольку это чувство единства разрушает его ощущение собственной мужественности. Различие, таким образом, дает толчок его борьбе за самостоятельность. Мальчики получают нарциссическое удовлетворение хотя бы от того, что, как они думают, они обладают чем-то, чего нет у матери, что полезно для защиты от чувства

– 325 –

гнева и беспомощности, вызываемых ощущением силы и всемогущества матери (Chasseguet-Smirgel, 1970). К тому же, хотя его ранние интроекты авторитетной фигу­ры и сопутствующей ей системы ценностей основаны на запретах и стандартах, установленных матерью, с возрас­танием чувства мужеств