СТАДИЯ РАЗДЕЛЕНИЯ—ИНДИВИДУАЦИИ

Дифференциации либидного объекта

Иногда с четырехмесячного возраста, и фактичес­ки всегда к пяти или шести месяцам, младенец начина­ет проявлять интерес к миру, лежащему за пределами общения с матерью. Как только он двигательно спосо­бен к этому, младенец делает первые пробные попытки разорвать тесную физическую близость с матерью. Опи­раясь на свою метафору «симбиотической орбиты», Ма­лер полагала, что следует назвать этот новый взгляд на­ружу «вылуплением»⁷.

«Вылупление» у Малер совпадает с третьей стади­ей сенсомоторного ума у Пиаже, когда младенец пони­мает, что его действия оказывают воздействие на вне­шние объекты, и его интерес сдвигается от действия к эффекту воздействия (1952). Намеренность поведения младенца впервые становится явно выраженной и он начинает различать цели и средства.

Хотя младенец проявляет интерес и с любопыт­ством и исследует мир вокруг себя, его удовольствие и чувство безопасности зависят от его способности вызы­вать соответствующий отклик у матери. Малер осознала, что в то время, когда младенец исследует не связанный с матерью мир, он остается рядом ней в и продолжает нуждаться в ней как в «своей опоре». Теперь младенец устанавливает визуальный образец «перепроверки мате-

– 129 –

рью», которая эмоционально «дозаправляет» его, иногда через физический контакт, но часто просто с помощью зрительных или слуховых сигналов. Любопытство и удив­ление младенца возникают в контексте «базисного дове­рия» и уверенности во взаимоотношении, и, как под­тверждают свидетельства, мать становится теперь либид­ным объектом (Spitz, 1959). По-видимому, аффективное отношение к матери поддерживается, вне зависимости от фрустрации и удовлетворения (A. Freud, 1968).

Это базисное доверие особенно явно выражено в реакции младенца на незнакомцев. При столкновении с незнакомым человеком или ситуацией, младенец реаги­рует некоторой степенью тревоги. Однако, если прикреп­ленность к матери не подвергается опасности, младенец в конечном счете проявляет в отношении незнакомца больше любопытства, нежели тревоги (Малер and McDevitt, 1968; Bowlby, 1969; Rheingold, 1969; Brody and Axelrad, 1970; Ainsworth, 1978). Младенец смотрит на мать для получения аффективного ключа относительно безо­пасности или опасности. Это трудноуловимое и мгно­венное взаимодействие. В ответ на ее ободряющую улыб­ку он радостно исследует незнакомца. Если она в трево­ге хмурится, он ударяется в слезы, отходит от незнако­мой ситуации и возвращается к матери. Эмди (1983) документально засвидетельствовал то, как действует эта система «социальной связи» в качестве вспомогательной эго-функции, то есть как она направляет ребенка и по­могает решить, заняться ли исследованием или отойти в сторону и вернуться к безопасности, к матери.

Когда младенец начинает ощущать себя и другого при взаимодействии с матерью, он также формирует чув­ство связи, которое Штерн (1985) называет чувством «ин­терсубъективности», а Эмди (1988а, 1988b) понимает как зачаточное «мы». Теперь младенец пытается разделить переживания относительно событий и вещей. По мере того, как переживания все больше наделяются любовью, ненавистью и разнообразными другими позитивными и негативными аффектами, младенец постепенно понима-

– 130 –

ет, что эти аффекты потенциально можно разделить с кем-то еще.

Концепция Винникотта о переходном объекте впол­не подходит к развитию младенцем объектных отноше­ний (1953, 1959). Любимое одеяло или мягкая игрушка имеет некоторую связь с ранними приятными пережива­ниями, связанными с матерью, и привязанность младен­ца к ним часто становится крайне интенсивной при раз­луке с матерью, например, во время сна или в моменты расстройства. Это наводит на мысль, что данный объект во время разлуки сохраняет некоторую иллюзию присут­ствия матери, или, по крайней мере, ее успокаивающих, защитных функций. При обычном ходе событий пере­ходный объект исчезает примерно ко времени установле­ния либидного постоянства объекта, и это подтвержда­ется наблюдением Спитца о том, что «переходный объект действительно является переходным в том смысле, что он присутствует в обоих мирах: с одной стороны, в ар­хаическом мире условного рефлекса, и, с другой сторо­ны, в эго-регулируемом мире объектных отношений» (1965, стр. 179). С установлением либидного постоянства объекта интернализованный образ матери, который превращается в Эго, принимает на себя успокаивающие, регулирующие функции переходного объекта.

ПОДФАЗА ПРАКТИКИ

Овладение прямохождением продвигает младенца к тому, что Малер охарактеризовала как фаза практики. Проявления эмоциональной приподнятости и избытка чувств типичны для этого времени, когда начинающего ходить ребенка опьяняют его собственные способности, когда он очарован миром и своими ежедневными от­крытиями. Взаимоотношения между матерью и ребенком включают в себя прогрессивно расширяющееся разнооб­разие и взаимный обмен чувств и действий. Ребенок обретает способность уходить от матери и возвращаться

– 131 –

к ней, исследует все более расширяющийся мир и зна­комиться с переживанием физической разлуки и с ее психологическими последствиями.

К концу фазы практики, между пятнадцатым и восемнадцатым месяцем, ребенок обретает способность более надежно сохранять и воспринимать образ матери, отделенной от него самого и его ближайших действий, что предполагает большую способность к выявлению представлений о себе самом и об объектах. Малер и МакДевитт (1968) использовали поведение прямоходяще­го ребенка во время коротких разлук с матерью как ос­нование для этого заключения. В отсутствие матери, ре­бенок проявляет то, что Малер и МакДевитт назвали «ключевым снижением» (1968), уменьшением интереса к окружающей среде, возрастанием чувствительности к не­значительным злоключениям и озабоченностью. Малер вывела из этого поведения, что начинающий ходить ре­бенок может теперь в течение некоторого времени удер­живать, пробуждать и начинать использовать внутрипси­хический образ матери, которого в ее отсутствие доста­точно для поддержания некоторой степени благополучия; он более не требует ее постоянного присутствия (McDevitt, 1975). Бурлингем и Фрейд (1944) отмечали, однако, что разлука с матерью в течение какого-либо продолжитель­ного периода времени может подорвать данное взаимо­отношение вредоносным образом, и это может иметь длительные последствия. По возвращении к матери ре­бенок может смотреть на ее лицо с каменным безразли­чием, как если бы она была для него совершенно незна­комым человеком, намекая не на то, что внутреннее представление о ней исчезло, а на то, что изменилось его внутреннее отношение к ней. Индивидуация быстро протекает во время второго года жизни, и Малер описы­вает, как после фазы практики, ребенок преодолевает финальный процесс «психологического рождения» (Mahler и др., 1975). Возникает новое поведение: начинающий ходить ребенок приносит материальные объекты матери и хочет, чтобы она участвовала в совместном исследова

– 132 –

нии и открытии; интерес к людям, отличающимся от матери, к отцу, к братьям и сестрам и к другим детям становится явно выраженным; также появляются попыт­ки имитировать мать или отца. Такое поведение предпо­лагает, что нарастает консолидированная и относительно стабильная репрезентация себя и другого. Пиаже (1952) пришел к выводу, что ребенок может теперь манипули­ровать реальностью с помощью мысли, а не только с помощью действий, что также говорит в пользу заклю­чения об интегрированном психическом представлении себя и другого.

ПОДФАЗА ВОССОЕДИНЕНИЯ

Иногда, где-то от шестнадцати до восемнадцати месяцев возникает фаза воссоединения, характеризуемая дилеммой, парадоксом и широкими аффективными ко­лебаниями между любовью и ненавистью. По сравнению с восторженным исследованием мира начинающего хо­дить ребенка, который легко уходит от матери, находя­щийся в фазе воссоединения ребенок может быть рас­строен, даже когда мать доступна. Колебания настроения и вспышки капризности сопровождают чередующееся поведение отдаления и прилипания. Малер пришла к заключению, что прогресс в познавательном развитии заставляет ребенка остро осознавать не только нарожда­ющиеся умения, но также свою незначительность и пси­хологическую отделенность, которая порождает чувство одиночества и беспомощности. Продвижения в позна­нии способствуют языковому выражению и символичес­кой игре. Теперь ребенок может думать о вещах и у него появляются фантазии. При этом становится очевидно, что ребенок думает о том, каким он хочет видеть свое окружение, а также более ясно представляет, каковы они в действительности.

Итак, ребенок осознает, что его желания не всегда совпадают с желаниями его матери; он не всегда может

– 133 –

принуждать ее доставлять ему удовлетворение. Он не является тем всемогущим магом, каким он себя вообра­жал! Переход от эйфории подфазы практики к депрес­сивным настроениям, расстройству, вспышкам капризно­сти и постоянная озабоченность по поводу местонахож­дения матери в период воссоединения драматичен.

Возникает характерная жадность, зависть, нереши­тельность, амбивалентность и негативизм анальной фазы, и ребенок сталкивается с дилеммой интенсивных амбива­лентных чувств и несовместимых целей. Он хочет быть независимым, действовать по собственному разумению. Теперь наступает время развивать расширяющиеся возмож­ности и тренировать умения и навыки контроля. В хоро­ших условиях ребенок приобретает растущую уверенность и удовольствие от своей возрастающей компетентности в регулировании состояний напряжения, в питании, одева­нии, защите себя, и в установлении контроля за деятель­ностью желудка и мочевого пузыря, в той мере, в какой мать позволяет ему распоряжаться его собственным те­лом, и сама достаточно компетентна в канализировании напористых импульсов своего ребенка и в «поглощении агрессии» (Furman, 1985). Ибо теперь ребенок хочет, что­бы все делалось так, как он желает, и настойчиво пытает­ся устроить жизнь подходящим для него образом. Однако он также любит мать и хочет ощущать ее любовь и под­держку, и его чувство благополучия зависит от этой люб­ви. Но всякое чувство любви и того, что тебя любят, может временами исчезать, когда вспыхивает ненависть и гнев. Ощущение покинутости и нелюбимости возбуждает громадную тревожность и еще более способствует неста­бильности настроения. Эта возросшая амбивалентность с сопровождающими ее вспышками капризности и регрес­сивным поведением может быть понята как внешнее про­явление возникающего интрапсихического конфликта меж­ду желанием индивидуализации, независимости, самоуве­ренности и контроля и желанием радовать мать и сохра­нить ее любовь. И поэтому, как отмечал Сандер, ребенок колеблется между упорным самоутверждением против же-

– 134 –

ланий своей матери, а в следующий момент наслаждаясь знакомым удовольствием «взаимного приспособления» (1983, стр. 343).

Подфаза воссоединения тем или иным образом ос­тавляет свой отпечаток на типе характера, так как все мы сохраняем некоторую потребность в отстраненности и близости, в самостоятельности и зависимости (Kramer and Akhtar, 1988). Более поздняя способность человека справ­ляться с этими дилеммами, а также та манера, в которой Эго функционирует перед лицом тревожности, отражают тот способ, которым был разрешен конфликт сближения. Когда, как описывает МакДевитт (1975), враждебные чув­ства перевешивают чувства привязанности, зрелая репре­зентация может настолько исказиться посредством проек­ции неистовых и гневных чувств в периоды кризиса, что ребенок становится неспособен к позитивным чувствам как к своей матери, так и к самому себе. Тогда мать неспособна функционировать в качестве дополнительного Эго и содействовать успешному разрешению конфликта.

Если, однако, ребенок, вместо того, чтобы быть охваченным яростью, может принимать и выносить воз­растающую ярость, направленную на фрустрирующую мать, понимая, что она одновременно является тем чело­веком, которого он в другое время любит, тогда он может интегрировать в прочные репрезентации «хороший» и «пло­хой» образ себя и объекта. Воспринимая мать как «в ос­новном хорошую», ребенок желает доставлять ей удоволь­ствие, временами отказываясь от удовлетворения влече­ний ради награды в виде любви матери. Интернализация и идентификация проходят гладко, увеличивая независи­мость эго-функционирования.